Любопытно

[silent-gluk]

"Еще одно последнее усилие – и она достигает города и идет уже по улицам, пустым, словно вымершим в эту Рождественскую ночь. Высоко над головою Лизы на темном небе горит крупная Вифлеемская звезда.
«Это та звезда, - с трудом припоминает девочка, - которая появилась на небе в ночь Рождения Спасителя! Она привела к яслям родившегося Младенца вифлеемских пастухов. Может быть, и меня она приведет домой к доброму Павлу Ивановичу и к моим маленьким друзьям!»

Л.Чарская. Лизочкино счастье

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2163

@темы: текст, ссылки, Чарская, Лизочкино счастье, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ ПРОЗА В КРУГЕ ЧТЕНИЯ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ
«Новый мир» №10, 2020
Telegram
Фикс Ольга Владимировна родилась в 1965 году в Москве. Окончила сельхозтехникум по специальности «ветеринария», Московскую ветеринарную академию, Литературный институт им. А. М. Горького и медицинское училище по специальности «акушерка». Работала ветврачом в Московской области, публиковалась в журналах «Мы», «Крестьянка», «Лехаим». С 2006 года живет в Израиле, работает медсестрой в родильном отделении Иерусалимской больницы «Шаарей Цедек» и ветврачом в частной ветеринарной клинике. Публиковалась в израильских журналах «Иерусалимский журнал», «22», «Артикль». Романы «Улыбка химеры» (2018), «Темное дитя» (2019), «Сказка о городе Горечанске» (2020) вышли в московском издательстве «Время».

Эссе выполнено в рамках учебной программы магистратуры МГПУ по специальности «Проектирование и сопровождение программ в сфере чтения детей и молодежи».







Сделала некоторую уборку и нашла давно потерянную книжку Евгении Тур (псевдоним Елизаветы Салиас-де-Турнемир, урожденной Сухово-Кобылиной) «Княжна Дубровина». Стерла с нее пыль и бережно поставила на полку.

В детстве и отрочестве мне дико не хватало так называемых «девчачьих книг». Настолько, что я часами сидела в иностранном отделе Центральной юношеской библиотеки на Преображенке на полу между стеллажами и глотала их на языке оригинала одну за другой, не жуя. К счастью, я училась в английской школе и английский к тринадцати годам у меня был свободный.

Нет, я там, конечно, и другие книги брала. Руссо, Вольтера, Дидро. Диккенса, Гюго, Альфонса Доде. «Воспоминания» Анастасии Цветаевой, «Прозу» ее сестры Марины — все, чего в простых районных библиотеках было не достать. Я была серьезная девица, в очках.

Но тем не менее «Леди Джэн с голубою цаплей», «Гайди», «Аня из зеленых мезонинов», «Ребекка с фермы Саннибрук», «Домик в прерии», «Маленькая принцесса» — все они были мной прочитаны и многократно оплаканы.

Сентиментальная проза для детей и подростков считается литературой второго сорта. Ее презрительно называют «девачковой». Хотя она вовсе не всегда о девочках и вовсе не только девочки ее читают. «Маленький лорд Фаунтлерой» Фрэнсис Беннет, «Без семьи» Гектора Мало, «Сердце» Де Амичиса и «Волчонок» Александры Анненской рассчитаны, скажем так, на более широкую аудиторию. Чарская тем не менее лидирует.

Вот, например, цитата из статьи Л. Пантелеева «Как я стал детским писателем»:

«Среди многих умолчаний, которые лежат на моей совести, должен назвать Лидию Чарскую, мое горячее детское увлечение этой писательницей. В [моей] повести Лёнька читает Диккенса, Твена, Тургенева, Достоевского, Писемского, Леонида Андреева… Всех этих авторов читал в этом возрасте и я. Но несколько раньше познакомился я с Андерсеном и был околдован его сказками. А год-два спустя ворвалась в мою жизнь Чарская. Сладкое упоение, с каким я читал и перечитывал ее книги, отголосок этого упоения до сих пор живет во мне — где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманящие запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны»[1].

Мало того, оказалось, на этих книгах выросло поколение авторов-фронтовиков. Борис Васильев, автор фронтовых повестей, в том числе знаменитой «А зори здесь тихие», вспоминал, что «писатель сумел превратить этих (исторических) мертвецов в живых, понятных и близких мне моих соотечественников. Имя этого писателя некогда знали дети всей читающей России, а ныне оно прочно забыто, и если когда и поминается, то непременно с оттенком насмешливого пренебрежения. Я говорю о Лидии Алексеевне Чарской, чьи исторические повести — при всей их наивности! — не только излагали популярно русскую историю, но и учили восторгаться ею. А восторг перед историей родной страны есть эмоциональное выражение любви к ней. И первые уроки этой любви я получил из „Грозной дружины”, „Дикаря”, „Княжны Джавахи” и других повестей детской писательницы Лидии Чарской»[2].

Ему вторит фронтовая поэтесса Юлия Друнина: «...есть, по-видимому, в Чарской, в ее восторженных юных героинях нечто такое — светлое, благородное, чистое, — что... воспитывает самые высокие понятия о дружбе, верности и чести... В 41-м в военкомат меня привел не только Павел Корчагин, но и княжна Джаваха»[3].

Помню, как счастлива я была, обнаружив у кого-то Чарскую с ятями!

Да что там яти! Язык! До сих пор мне неясно, баг этот ее язык или фича. Даже ее современницы на таком не писали. Ни Анненская, ни Новицкая, ни Кондрашова, ни Лукашевич. Многих из них сегодня переиздали. Все они, с разными вариациями, писали истории о бедных Золушках и Гаврошах. Писали языком простым, без изысков, так что и современная девочка с удовольствием прочтет, если ей захочется (а многим хочется, мои дети и дети моих друзей с удовольствием читают). Но язык Чарской — это, конечно, нечто! Впрочем, он мало чем отличается от языка, которым написаны опубликованные не так давно воспоминания институток. Конечно, если мы станем читать воспоминания об Институте А. Бруштейн, Веры Фигнер, Е. Водовозовой, там язык будет принципиально другой. Но там и сантиментов не много.

Но мне было тогда все равно, каким языком она писала. Мне тогда казалась, что вот я умирала от голода — и мне дали кусок хлеба!

Всем известно, как не любил Чарскую К. И. Чуковский. Как он разгромил ее в своей статье 1912 года. И пошлая она, и истеричная, и машина штамповальная! Но даже его разгромная статья о Чарской практически начиналась со слов: «Вся молодая Россия поголовно преклоняется перед нею, все Лилечки, Лялечки и Лёлечки. <…> Детским кумиром доныне считался у нас Жюль Верн. Но куда же Жюлю Верну до Чарской! По отчету одной библиотеки дети требовали в минувшем году сочинения: Чарской — 790 раз»[4].

Очень трудно жить юной, но уже запойной читательнице, когда вокруг не хватает книг о самом важном: о чувствах, переживаниях, физическом взрослении. Я не буду говорить о классиках — классиков как таковых всегда мало. И они обычно говорят о высоком. А хотелось книг об обыденном и простом. Фантастика, приключения, поэтика труда, юмор, даже сатира (порой — только в детской литературе и сохранявшаяся в советское время), да, это было. И это тоже было нужно, важно и интересно. Очень согревала и поддерживала литературная сказка (я помню, как мне во втором классе дали на одну ночь «Семь подземных королей» Волкова; я ночь не спала и к утру дочитала!).

Но катастрофически не хватало чувств. Дети в книгах казались бесполыми, похожими на стойких оловянных солдатиков.

С тоски мы рано брались за романы — Мопассана, Стендаля, Жорж Санд, Флобера, Золя. Но все это было тоже не то — о взрослых, не о таких, как мы.

Или переписывали от руки по двадцать пять страниц подряд сентиментальные рассказики и повести о несчастной любви в пионерском лагере из «песенника» в «песенник». И не лень же нам было!

Чем привлекают детей и подростков эти книги? Почему даже самые идейные дети рабочих и крестьян в тридцатые годы добывали их правдами и неправдами, зачитывались ими под партой? «Он родился и растет в другом мире, среди других отношений, — сетовала в 1934 году Елена Данько, — он дышит воздухом нашей эпохи. Школьница пишет заметки в стенгазету, организует соревнование в школе и пионеротряде, и она же простодушно вписывает в графу „самых интересных книг” своей анкеты — жизнь В. И. Ленина и... повести Чарской (дев. 12 лет, происхожд. из рабоч.)»[5].

«Аня из Зеленых мезонинов» Люси Монтгомери, допустим, по моему скромному мнению, шедевр. Недаром Астрид Линдгрен вспоминает о ней как об одной из любимых, прочитанных в детстве и оказавших влияние на ее творчество. Но и в книгах попроще: «Поллианне», «Леди Джен», «Что Кейти делала», «Маленькой принцессе», «Балетных туфельках», «Маленьких женщинах» и «Маленьком домике в прерии» есть свое обаяние. На этих книгах выросло во всем мире не одно поколение. И, что немаловажно, девочки в них, хоть и вполне инициативные, бойкие и живые, при этом вполне себе остаются девочками: шьют, вяжут, учатся убирать и готовить, мечтают выйти замуж и завести детей.

Но советская девочка должна быть другой! Она должна вырасти в нового человека! Она как минимум должна ничем не отличаться от мальчика. Никаких таких мечт о замужестве и детях — одна учеба в голове и стремление овладеть будущей профессией.

Хотя, конечно, шить, мыть, убирать и готовить девочка тоже должна уметь. Выучиться этому как-нибудь незаметно, между делом. Само собой, говорить о таких пустяках и тем более писать о них в книгах даже как-то неприлично. Так же, как, например, о месячных.

Я помню ровно две советские книги, где упоминается о приходе первых месячных. Обе, разумеется, не детские и написаны мужчинами. Одна из них «Детство Люверс» Бориса Пастернака, другая — сборник рассказов Юрия Нагибина.

В советское время сентиментальных книжек для детей и подростков на русском языке не было совсем. Никаких — ни плохих, ни хороших. Дореволюционные не переиздавались, а новых к производству не принимали. Боролись с «традициями Чарской». Книг про девочек вообще было мало. «Динка» Осеевой, «Дорога уходит вдаль» Бруштейн, «Девочка в бурном море» Воскресенской, «Повесть о рыжей девочке» Будогодской, «Светлана» Артюховой — пальцев на одной руке хватит пересчитать[6]. Да и сколько в этих книгах уделено личному, а сколько общественному?

Произошло это не случайно. Советская власть, как мы помним, считала, что сперва все надо «разрушить до основания» и только потом уже «а затем...» Гонениям подвергались не только сентиментальные детские повести, но и сказки, и вообще любые литературные произведения сомнительного содержания. Мы долгие годы жили без множества прекрасных стихов, практически без всего Серебряного века. И ничего, выжили. Другой вопрос, пошло ли это нам на пользу.

Когда в 1921 году Наркомпрос РСФСР счел произведения Лукашевич не соответствующими духу времени, когда на Первом съезде писателей в 1934 году Чуковский и Маршак обрушились на Чарскую, которую, по словам Маршака «не так-то легко убить» и «она продолжает жить в детской среде, хоть и на подпольном положении»[7], когда Шкловский написал, что «Маленький лорд Фаунтлерой» — это вредная книга о том, что лорды могут быть и хорошими, и что достаточно быть хорошим лордом, чтобы делать добро, и потому «…носить первого мая на палке чучело Керзона или Чемберлена и дома читать маленького лорда — это значит самому иметь два сердца и две шкуры»[8] — вот тогда всему этому пласту не только русской, но и всей мировой детско-юношеской сентиментальной прозы был подписан приговор. Отныне все, что хоть отчасти могло подпасть под эту ошельмованную категорию, не издавалось, не переводилось, изымалось из библиотек.

И мы остались без Ани с ее Зелеными мезонинами, с ее искрометным юмором. Кстати, автор «Ани…», Л. М. Монтгомери, сама постоянно подтрунивает над преувеличенными чувствами героини: «Я не могу есть, потому что я в бездне отчаяния. Если вы никогда не были в бездне отчаяния, то вы не знаете, почему при этом так трудно есть. Понимаете, в горле образуется ком и мешает что-либо проглотить»[9]. Остались без трудолюбивых и мужественных обитателей «Маленького домика в прериях», которые все сеют и сеют, хотя «Одно зерно суслику, второе зерно суслику, и третье тоже суслику»[10], без доброго и чудаковатого «противника лордов» маленького лорда Фаунтлероя и многих-многих других.

В последние годы большинство этих книг переиздали. И, пожалуй, не меньше уже вышло новых, современных книг, о сегодняшних девочках и мальчиках — например, их часто издает «Аквилегия». И новое поколение детей, которых так часто трудно бывает усадить за книгу, с удовольствием их читает.

Конечно, немаловажную роль здесь играет то, что сентиментальную прозу читать легко. Елена Данько писала, что «заставить читателя думать, но в то же время не переутомить его, не ослабить его интереса — задача, требующая большого мастерства. У нас есть такие книги („Солнечная” К. Чуковского, „Часы” Пантелеева, „Швамбрания” Л. Кассиля и др.), но все же таких книг немного, а „трудных” много»[11].

Если вы думаете, что с 1934 года что-нибудь изменилось, то не надейтесь. Хороших и легких книг по-прежнему не хватает.

«Придерживаясь того взгляда, что дети — прежде всего люди, а не только объекты воспитательного на них воздействия, и что в вопросах, касающихся детей, необходимо, до известной, по крайней мере, степени, считаться так же и с мнениями и взглядами их самих…»[12] — писал сто с лишним лет назад критик Виктор Русаков.

Чего хочет ребенок? Увлекательного чтения? Замирания сердца, сладкой жути, как на американских горках, томления и тревоги, сочувствия и сопереживания? И одновременно — тайной уверенности в том, что добро обязательно восторжествует. Да-да, именно книжек из «Розовой библиотеки». Даже повторяемость, избитость основных сюжетных ходов бывает особенно мила детскому сердцу, особенно на фоне бесконечных маленьких вариаций и неожиданных поворотов. Все знают, как любят дети, когда им без конца пересказывают одну и ту же сказку, но каждый раз чтобы на новый лад. Это успокаивает, дает чувство уверенности. Да, мир вокруг ежедневно стремительно меняется, но принцесса в итоге все равно выходит за принца, а кот в сапогах делает хозяина маркизом — что-то наверняка остается навсегда незыблемым.

И все это сентиментальная проза готова предоставить с избытком. Ты даже не замечаешь, как перелистываешь страницы, хотя вчера еще думал, что читать скучно, трудно и неприятно. Уже за одно это следует благодарить подобные книжки — их читают даже те, кто вовсе даже читать не любит и не хочет.

Начнут с них, а после мало-помалу… Навык-то уже есть.

Хотя критики детской литературы по-прежнему смотрят свысока. Дескать, зачем нужны книжки о девочках? Зачем все эти бантики, ленточки, нежности, поцелуи, ожиданья звонка, стука в дверь?

Но невозможно ведь убедить человека, что он не испытывает потребности в чем-то, если он на самом деле эту потребность испытывает!

Мне никогда не забыть, как я тосковала по этим книжкам в детстве. До сих пор не могу спокойно пройти мимо прилавка с розовыми и золотыми обрезами. Так что я очень рада, что в жизни сегодняшних детей эти книги есть. А уж читать их или нет, пусть сами решают.

На самом деле под понятие «сентиментальная проза» подходит любое прозаическое произведение. Главное, чтоб в нем уделялось достаточно внимания чувствам, переживаниям и эмоциям главных героев, позволяя читателю переживать всю гамму чувств вместе с ними. А так-то ведь книга может быть о чем угодно! В эпопее Монтгомери много внимания уделяется вопросам канадского школьного образования. В «Маленьком домике в прерии» рассказывается об освоении Дикого Запада. В «Сестре Марине» Чарской показана работа медицинских сестер в годы Первой мировой войны.

А что до книги Евгении Тур «Княжна Дубровина», то я ее люблю в первую очередь за третью часть.

Первые две части сравнительно традиционны, все те же вариации сказки о Золушке (не плюйтесь, мы все в детстве в глубине души Золушки, даже самые красивые, богатые и заносчивые с виду). Девочка осиротела, ее передают из рук в руки, от одних родственников к другим, по-своему мила, но отличается строптивым нравом. В последней приемной семье родители небогатые, но добрые, девочка привязывается к ним всей душой, но тут — бац! — умирает богатый знатный прапрадедушка и девочка внезапно становится владелицей громадного состояния. Начинается вторая часть. Девочку перевозят в Москву, помещают под присмотр старых дев теток, чтобы те вышколили ее и подготовили к жизни в большом свете. Девочка, понятное дело, бунтует, рвется в прежнюю приемную семью, ее смиряют, она приучается к послушанию, начинает если не любить, то все же как-то понимать воспитательниц — тоже все очень традиционно.

Но вот в Москву приезжает старший сын ее бывшего приемного отца, студент-юрист. С его помощью ГГ в восемнадцать лет избавляется от постылой опеки старых дев и вступает во владение своими имениями.

И тогда начинается третья часть — совершенно своеобычная. Внезапно девочка обнаруживает, что от нее зависят жизни кучи людей: крестьян, дворни, прислуги, их детей, стариков-родителей. Пока она росла, имения стояли заброшенные, управляющие и старосты воровали, бедняки нищали, здания ветшали и рушились. Срочно надо исправлять! И девочка начинает учиться всерьез управлять имением, становясь вдруг похожей на Короля Матиуша и чем-то даже на Маленького принца с его розой и баобабами.

Ну и, наконец, о языке. Вовсе не всегда сентиментальная проза пишется плохим языком. Основное требование здесь, по сути, то же, что и к вообще языку детской литературы, — понятно, лаконично и просто. Книги с обилием подтекста и языковых изысков очень нравятся нам, взрослым, дети же этого подтекста в лучшем случае не заметят, в худшем — могут просто отложить книгу. Пастернак, собираясь писать «Доктора Живаго» говорил, что хочет «писать совсем просто, как Чарская»[13].

Но Чарская же писала невозможным языком! Бедные дети, как же они?

А очень просто. Прочтут и забудут. Как роса скатиться с листа. Потому, что не язык для них сейчас в книгах главное.

Л. Пантелеев с изумлением писал когда-то: «Прошло не так уж много лет, меньше десяти, пожалуй, и вдруг я узнаю, что Чарская — это очень плохо, что это нечто непристойное, эталон пошлости, безвкусицы, дурного тона. Поверить всему этому было нелегко, но вокруг так настойчиво и беспощадно бранили автора „Княжны Джавахи”, так часто слышались грозные слова о борьбе с традициями Чарской — и произносил эти слова не кто-нибудь, а мои уважаемые учителя и наставники Маршак и Чуковский, что в один несчастный день я, будучи уже автором двух или трех книг для детей, раздобыл через знакомых школьниц роман Л. Чарской и сел его перечитывать.

Можно ли назвать разочарованием то, что со мной случилось? Нет, это слово здесь неуместно. Я просто не узнал Чарскую, не поверил, что это она, — так разительно несхоже было то, что я теперь читал, с теми шорохами и сладкими снами, которые сохранила моя память, с тем особым миром, который называется Чарская, который и сегодня еще трепетно живет во мне.

Это не просто громкие слова, это истинная правда. Та Чарская очень много для меня значит. Достаточно сказать, что Кавказ, например, его романтику, его небо и горы, его гортанные голоса, всю прелесть его я узнал и полюбил именно по Чарской, задолго до того, как он открылся мне в стихах Пушкина и Лермонтова.

И вот я читаю эти ужасные, неуклюжие и тяжелые слова, эти оскорбительно не по-русски сколоченные фразы и недоумеваю: неужели таким же языком написаны и „Княжна Джаваха”, и „Мой первый товарищ”, и „Газават”, и „Щелчок” и „Вторая Нина”?..

Убеждаться в этом я не захотел, перечитывать другие романы Л. Чарской не стал. Так и живут со мной и во мне две Чарские: одна та, которую я читал и любил до 1917 года, и другая — о которую вдруг так неприятно споткнулся где-то в начале тридцатых. Может быть, мне стоило сделать попытку понять: в чем же дело? Но, откровенно говоря, не хочется проделывать эту операцию на собственном сердце. Пусть уж кто-нибудь другой попробует разобраться в этом феномене. А я свидетельствую: любил, люблю, благодарен за все, что она мне дала как человеку и, следовательно, как писателю тоже»[14].

А вот как объясняет это Елена Данько:

«Лубочная картинка „Красная Шапочка” в детстве казалась мне прекрасной. Потом выяснилось: Красная Шапочка — пучеглазый урод, головастик. Румянец сполз на нос героине и замарал часть пейзажа. У зеленого волка из пасти висят два языка — красный и черный. В детстве я видела другую девочку и другого волка на той же картинке. Их создало мое воображение. Трамплином для воображения послужила спектральная яркость лубочных красок.

Бессознательно поглощаемая пошлость не проходит даром для читателя. Но материал, который дети приспособляют на свою потребу, вовсе не обязан быть пошлым.

Мальчик взобрался на сосенку и раскачивается вместе с ее верхушкой. Ветер, скрипят сучья, пахнет смолой. Мальчик чувствует себя сильным и смелым. Он — капитан корабля, кругом бушует море. Мальчик раскачивается сильнее и декламирует:



Белеет парус одинокий...



В стихотворении нет „бури”, но последние строчки: „а он мятежный ищет бури, как будто в буре есть покой”, позволили мальчику все стихотворение приспособить к собственной „буре”. Словами и ритмом лермонтовского стихотворения мальчик выражает свои собственные эмоции. Объективизация литературного произведения наступит позже.

Тут-то и обнаружит читатель подлинную ценность того материала, который он когда-то наполнял своим содержанием. Из „Лизочкиного счастья” читатель вырастет как из старого пальтишка, из „Тома Сойера” вырасти труднее, из „Сказок” Пушкина вырасти нельзя. Но до определенного возраста читатель использует любой материал, лишь бы этот материал какой-то своей стороной годился на потребу формирующейся психики читателя, служил трамплином для воображения и указывал выходы собственной, возрастной героике читателя»[15].

К каким же выводам это должно нас привести? Ну, прежде всего очевидно, что сентиментальная проза самостоятельно читающему ребенку и подростку нужна. Она явно отвечает каким-то потребностям его души, несет в себе нечто необходимое для его развития, насыщает эмоциональный голод. Она также неистребима из круга детского чтения, как и сказка.

Но мы вовсе не обязаны писать ее плохим или сниженным языком просто потому, что ребенок и так схавает, и притом без особого вреда для себя. Как и любая другая литература, сентиментальная проза для детей должна быть качественной.

И она есть, эта простая, понятная детям современная качественная сентиментальная проза. Прежде всего это проза Екатерины Каретниковой, Майи Лазаренской, Юлии Линде и даже, не побоюсь сказать, многозначная и глубокая проза Евгении Басовой порой тяготеет к этому жанру. Потому что кто сказал, что сентиментальная проза не имеет право быть глубокой и многозначной? Главное ведь, чтоб говорилось о чувствах, причем ясно, просто и лаконично.

Но, пожалуй, самым сентиментальным из всей современной детской литературы я назвала бы комикс-поэму Алексея Олейникова «Соня из 7 „Буээ”».

Потому что она о чувствах и написана пусть необычным, но простым, легким и понятным современным детям языком рэпа и комикса.


[1] Пантелеев Л. Как я стал детским писателем. — «Детская литература», 1979, № 11.



[2] Васильев Б. Летят мои кони. — Васильев Б. Повести и рассказы. Избранное. В 2 тт. М., «Художественная литература», 1988. Т. 2, стр. 39 — 40.



[3] Цит. по статье: Лукьянова И. Неубитая .



[4] Корней Чуковский. Чарская. — «Речь», 1912, 9 (22) сент.



[5] Данько Е. О читателях Чарской. [В основу очерка положен материал анкетного обследования читателей-пионеров, предпринятого ДКВД Смольнинского района, и материал моих заметок, сделанных во время работы с читателем.] — «Звезда», 1934, № 3.



[6] Тут можно добавить разве что роман В. Киселева «Девочка и птицелет» и рассказ Р. Погодина «Дубравка» (прим. ред.).



[7] Содоклад С. Я. Маршака о детской литературе на 1-м Всесоюзном съезде советских писателей (Заседание второе. 19 августа 1934 г., утреннее) .



[8] Шкловский В. О пище богов и о Чарской. — «Литературная газета», от 5 апреля 1932 (№ 16).



[9] Montgomery L. M. Ann of Green Gables. N.-Y., «Penguin», 1981, стр. 28 (перевод Фикс О.).



[10] Уайлдер Л. И. Долгая зима. Городок в прерии. Книга пятая. Перевод с английского М. Беккер. Стихи в переводе Н. Голля. — Калининград, «Янтарный сказ», 2002.



[11] Данько Е. О читателях Чарской. — «Звезда», 1934, № 3.



[12] Русаков В. О чем и как пишут дети. История почтового ящика «Задушевного слова». СПб.; М., Т-во М. О. Вольф, 1913.



[13] Лукьянова И. Неубитая .



[14] Пантелеев Л. Как я стал детским писателем. — «Детская литература», 1979, № 11.



[15] Данько Е. О читателях Чарской. — «Звезда», 1934, № 3.

Отсюда: nm1925.ru/articles/2020/zhurnal-10-2020/sentime... через vk.com/wall-215751580_2162

@темы: статьи, ссылки, мнение о книге, Газават, Чарская, Вторая Нина, Грозная дружина, Щелчок, Мой первый товарищ, Дикарь, Княжна Джаваха, Сестра Марина

---

Любопытно

[silent-gluk]

"Дни тянулись бесконечной, пестрой вереницей, выводя лентой события одно за другим, одно за другим. Подступали святки.
В общине готовились отпраздновать Рождество. Было решено устроить елку для бедных детей, по примеру прошлых лет, по раз установленному обычаю, вкоренившемуся с первых же дней основания общежития сестер.
С этою целью сестры устроили складчину. Покупали ситец, бумазею, полотно, детскую обувь, шапки, чулочки, теплые куртки. Наскоро шили платьица, рубашки, белье для мальчиков и девочек, детей обездоленной петербургской голытьбы."

Л.Чарская. Сестра Марина

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2160

@темы: текст, ссылки, Чарская, Цитаты, Сестра Марина

---

Любопытно

[silent-gluk]

Из книги Матвея Гейзера "Самуил Маршак":

ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН И РЕШЕНИЙ ВСТРЕЧА С АЛЕКСАНДРОМ БЛОКОМ
В Петербург Маршак вернулся из Ялты летом 1906 года. Время это было непростое. После подавления революции 1905 года в умах царило смятение, что конечно же не могло не отразиться и на литературе. Впоследствии Маршак не раз будет возвращаться к этому времени в беседах с молодыми литераторами, на семинарах молодых писателей. А позже объединит их в цикл «Не память рабская на сердце». Есть в этих заметках такие мысли: «Что же такое „вдохновение“?
В пору упадка поэзии вдохновением называют некое полубредовое, экстатическое состояние сознания. То состояние, когда разум заглушен, когда сознательное уступает место подсознательному или, вернее, бессознательному, когда человек как бы „выходит из себя“. Недаром многие поэты этой поры в поисках пьяного вдохновения прибегают к наркотикам. Кокаин, опиум, гашиш — неизменные спутники декаданса».

Излишне говорить, что такие времена для литературы не очень благодатны. Безвкусные произведения не лучшим образом влияют на читателей. Однажды, получив письмо от своей двоюродной сестры С. М. Гиттельсон, преисполненное восторга от творчества Лидии Чарской (впрочем, не одна она зачитывалась ею), Маршак ответил ей стихами:

«Милая Соня,
Тебя я люблю,
Но Чарскую Лиду —
Совсем не терплю.

У Лиды, у Чарской
Такой есть роман:
В семье одной барской
Родился болван.

И няньки, и бонны
Ходили за ним.
Был мальчик он томный
Лицом — херувим…

Подняв свою полу,
Не чистил он нос,
И отдан был в школу,
Едва лишь подрос...

Врешь, милая Лида,
Неслыханно врешь!
Он только для вида
Всегда был хорош.

Сказали мне детки,
Что твой фаворит
Дурные отметки
От папы таит.

Что он надоеда,
Пройдоха, пострел.
Не раз без обеда
Он в классе сидел.

…Заносчив он слишком,
Гордится родней,
И прочим мальчишкам —
Пример он дурной…»

Сразу видно, что Маршак читал "Счастливчика" и намеренно исказил его содержание)

Полный текст стихотворения отсюда: s-marshak.ru/articles/marshak/marshak05.htm


Отсюда: vk.com/wall-215751580_2157

@темы: ссылки, мнение о книге, Чарская, Счастливчик

---

"Фортепиано за стеной"

[silent-gluk]

Из журнала "Задушевное слово для старшего возраста", 1909 год.

ФОРТЕПИАНО ЗА СТЕНОЙ.
Рождественский рассказ Л.А. ЧАРСКОЙ. Продолжение.

II.
Что это? Опять эти ужасные звуки?
Боже мой! Да когда же им будет конец?

Если бы хоть сегодня, ради кануна светлого праздника, бренчать перестала! Бог знает что такое! Ни отдыха, ни покоя…

Зиночка со злостью вскакивает со стула и мечется по своей клетушке, не зная что предпринять... Ведь это наконец ужасно, эта игра за стеною! Хотя бы дала покойно встретить праздник ей, Зиночке, наедине с её печальными мыслями... Не пойти ли к ней, попросить ее не бренчать?... Зиночка задумывается снова. Что если так и сделать: пойти в комнату к богатой соседке и убедить ее дать хотя бы на минуту покой ей, усталой, измученной, переутомленной Зиночке…

Маленькое колебание... минутная борьба... И вот она за дверью... Войти в широкий, в этот вечерний час всегда пустынный, коридор и остановиться у дверей соседки для Зиночки— секундное дело…

Три удара в дверь. Слабое «войдите»—и Зиночка останавливается пораженная.
Сон или нет?

Действительно, роскошно обставленная комната... Ковры, нарядная мебель, картины, безделушки… Фарфор, бронза, статуэтки на столиках и этажерках… Тяжелые портьеры, драпри, рояль… А у рояля…

Зиночка едва сдерживает крик ужаса, жалости, почти испуга... У рояля, в широком самокате-кресле, вся обложенная подушками, сдать девушка лет 20, с прозрачно-бледным личиком, с огромными, глубоко запавшими в орбитах глазами. Мучительное страдание, следствие физического недуга, ясно выражено на её покорном, кротком лице… Это не лицо живого человека… Нет… Эти глаза уже видят ужасы загробного мира… Их дни сочтены.

Подле рояля стоит ёлка, зажжённые свечи, красивые бомбоньерки, фонарики, безделушки… А больная девушка тихо наигрывает на рояле знакомый Зиночке рождественский гимн…
Зиночка замирает на пороге... Её глаза широко раскрыты. Сердце сжимается от жалости к несчастной больной.

Трогателен образ девушки за роялем... Но вот она повернула голову в сторону Зиночки... Улыбка озарила её печальное, покорное судьбе, измученное личико. Она кивнула Зиночке, как знакомой, и заговорила глухим слабым голосом, протягивая ей руки:

- Ах, как я рада, что вы пришли, милая, добрая девушка!.. Вы захотели навестить бедную, одинокую больную? Благодарю, благодарю вас от души... Я отпустила мою сестру милосердия встречать праздник с её родными... Ведь каждый хочет провести этот вечер в родной семье... Только у меня нет такого желания. Я совсем одинока... Совсем, совсем одна в большом-большом мире. Я больная… Серьезно больная... Я давно приговорена к смерти… Я это знаю... Но мне не жаль жизни... Я так одинока! Я скоро умру... И это к лучшему... Свое богатство завещаю бедным детям... тем самым, которым я помогаю при жизни. Пусть оно облегчит их нужду... А вы, милая девушка, вы счастливы, вы не одиноки?

Большие глаза больной остановились на лице Зиночки в ожидании ответа. Это румяное, свежее, здоровое, круглое личико лучше всего отвечало за свою обладательницу.
Разве, имея силы, способность к труду, здоровье, родных и близких можно считать себя несчастной?

И Зиночка поняла это… Жгучий стыд за своё малодушие, за ни на чём не основанную тоску и за обманчивое суждение о богатой соседке наполнил её душу… Острая жалость наводнила сердце.
Бедная вы! Бедная! Милая, дорогая! - могла только выговорить Зиночка и, крепко обняв незнакомую девушку, горячо поцеловала её.

Кроткая, радостная улыбка снова осенила лицо больной.

— Ну, вот! Ну, вот! Сейчас я так счастлива, право! — заговорила она своим слабым голоском. — Сегодня, благодаря вашему приходу, у меня такой славный, такой чудесный сочельник! Дай вам Бог всего лучшего за это на земле!
И слабые, исхудалые ручонки сжали сильные, здоровые руки Зиночки.
(окончание следует)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2153

@темы: текст, ссылки, Чарская, Рассказы, Фортепиано за стеной, Задушевное слово

---

"Фортепиано за стеной"

[silent-gluk]

С СОЧЕЛЬНИКОМ РОЖДЕСТВА ВСЕХ! В ПОДАРОК - НОВЫЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РАССКАЗ!

Из журнала "Задушевное слово для старшего возраста", 1909 год.

ФОРТЕПИАНО ЗА СТЕНОЙ.
Рождественский рассказ Л.А. ЧАРСКОЙ

В ветхой, подбитой «рыбьим мехом», по выражению квартирной хозяйки, шубёнке, Зиночка Арнольдова прошла к себе.
Бедная, бедная маленькая комнатка. Четыре шага в длину, три в ширину… Узенькая чистая постель, небольшой колченогий столик, стул с рваным сиденьем, умывальник, под старенькой простыней повешенный на двух гвоздях гардероб — вот и всё, всё Зиночкино царство.
Ёжась от холода, потирая закоченевшие руки (перчаток купить не на что), Зиночка, как была в шубёнке и потёртой шапочке из старого линючего меха, опустилась на одинокий стул у окна и стала смотреть на улицу. Сегодня — сочельник, канун Рождества... Когда-то сочельник был самым знаменательным днём в жизни Зиночки. Когда-то, давно!.. Ах, как кажется давно, а между тем это было так еще недавно. Жили широко, богато... Был жив отец. Приезжали из пансиона на рождественские каникулы она, брат Стива, сестра Марочка.... Ах, как весело было!

В большом доме в усадьбе — тепло, уютно, светло... В столовой вкусный, деревенский ужин, сласти, печенья, пузатый самовар... В гостиной елка… Роскошная красавица в пёстром уборе с очаровательным запахом свежей хвои… Елка, украшенная как будто для младшей сестрёнки Танечки, а в сущности для них всех, для неё, «большой» Зиночки, для студента Стивы, для хорошенькой гимназистки Мары. Всех радует ёлка... Всех… Мать садится за рояль, играет, всегда один и тот же рождественский гимн, всем известный гимн в честь рождённого в Вифлееме младенца.

А дети поют… Ах, что за чудные, светлые воспоминания... Все это
кануло в вечность, все пропало, исчезло без следа. Отец умер... Они разорились... Имение пошло с молотка... Мать приняла место кастелянши земской больницы, бедное место с грошовым жалованием. Брат, оканчивая академию, борется с нуждой. Сестра Мара — сельская учительница. Эта хорошенькая, как майская бабочка, нарядная и веселая Мара, принуждена похоронить свою молодость в глуши... Она, Зиночка, приехала сюда в город на заработок... Бегает с утра до ночи по урокам, чтобы прокормить себя, чтобы не висеть на шее у матери, помочь младшей сестренке Тане…

О, какая жизнь!
Зиночка вздрагивает своими круглыми плечиками и нервно ежится. Сегодня сочельник. От Мары утром получено письмо. Бедняжка Мара изнывает там, в деревне, жалуется на тягость жизни. Пишет, что ей этот труд не под силу. И мать, и Мара, и Стива так бьются в борьбе с жизнью! И она, Зиночка, не меньше их... Сегодня все люди радуются, веселятся. У соседки за стеною с утра возня, украшают ёлку. Счастливая эта соседка, живёт припеваючи, никуда не выходит, читает книжки, пишет письма и бренчит на фортепиано! Ах, это ужасное фортепиано за стеною! Оно одно из злейших бед Зиночкиного существования. Сколько раз приходится возвращаться Зиночке нравственно усталой и физически разбитой с её уроков… (Еще бы! ученики и ученицы попадаются такие тупые, ленивые‚ бестолковые)... Где-бы отдохнуть в тишине и покое, а тут этот рояль! Соседка за стеною бренчит на нём с утра до ночи. Да как ей не бренчать? Она богатая! Счастливица! Ей не надо бегать по урокам с утра до ночи и уставать как ломовой лошади... Лучшую комнату, с шёлковой мебелью, с портьерами и коврами снимает она у хозяйки... Коридорная горничная рассказывает целые легенды о щедрости «богатой» жилицы. Зиночка завидует ей. Богатство, роскошь, уютный уголок с портьерами, дорогой мебелью, коврами! И рояль... Зиночка поникает русой головкой на руку и глубоко, глубоко задумывается...

(продолжение следует)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2152

@темы: текст, ссылки, Чарская, Рассказы, Фортепиано за стеной, Задушевное слово

---

Любопытно

[silent-gluk]

"Рождественские каникулы, это – время относительной свободы для институток. Встают на праздниках воспитанницы без звонков, а кому когда заблагорассудится. Ходят, одетые не по форме, со спущенными за спиной косами, в собственных «ботинках» и чулках. Классные дамы как-то добрее и снисходительнее в это время, мало взыскивают с провинившихся, еще меньше следят за своим маленьким народом. Жизнь, словом, выходит из своего русла и менее всего чувствуется пресловутая казенщина в праздничное время.
Елка для маленьких вышла на диво красивой в этом году. Сами выпускные украшали ее цветными картонажами, разноцветным цепями, пестрыми фонариками и золотым дождем."

Лидия Чарская. "Т-а и-та".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2151

@темы: текст, ссылки, Чарская, Т-а и-та, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

О Чарской в советской литературе.

Конечно же, в большинстве упоминаний, в книгах послереволюционного периода о Чарской, о её книгах говорилось с негативным оттенком, пренебрежительно. Но упоминания были.

Радий Погодин "Боль":

"Совой прозывалась бывшая гадалка старуха Полонская-Решке, звали ее Савия Карловна.

Васька как-то встретил Сову на Смоленском кладбище у простенькой могилы Лидии Чарской, по которой девчонки с ума сходили. На могиле всегда лежали цветы. От девчонок всех возрастов. Со всего города. Говорили, что из других городов, даже из-за границы, приходили денежные переводы на кладбищенский храм с просьбой положить цветы на могилу писательницы.

Мальчишки все, как один, считали Чарскую "белой".

Сова перебирала цветы, истлевшие бросала в ведро.

– Мы с ней учились, – сказала Сова. – В институте благородных девиц на Знаменской улице. Лида считала – все дело в обряде. Если бы удалось придумать для всего человечества обряд, который бы всем пришелся, наступил бы порядок – Золотой век. Я считаю – все дело в том, чтобы было кого страшиться и кому сострадать.

– А я считаю, что завивать девчонкам мозги вы не имеете права, – сказал Васька.

Но она как-то ласково махнула на него белой лавандовой рукой и хохотнула.

– Имею, имею…"

Повесть: libking.ru/books/prose-/prose-contemporary/1450...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2148

@темы: ссылки, Чарская, Упоминания

---

Любопытно

[silent-gluk]

Сообщество ВКонтакте напоминает, что в наступающее Рождество Христово всех нас ждёт новый рождественский рассказ "Фортепиано за стеной"! Скоро! Всех с праздниками!

"...Ёжась от холода, потирая закоченевшие руки (перчаток купить не на что), Зиночка, как была в шубёнке и потёртой шапочке из старого линючего меха, опустилась на одинокий стул у окна и стала смотреть на улицу. Сегодня — сочельник, канун Рождества... Когда-то сочельник был самым знаменательным днём в жизни Зиночки. Когда-то, давно!.. Ах, как кажется давно, а между тем это было так еще недавно. Жили широко, богато... Был жив отец..."

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2146

@темы: текст, ссылки, Чарская, Рассказы, Фортепиано за стеной, Цитаты

---

Героини Чарской

[silent-gluk]

Героини Чарской: Нина Джаваха ("Княжна Джаваха")

"Когда я вышла из вагона, мое сердце забилось сильно, сильно… Серое небо плакало… Дождик моросил по крышам больших домов. Люди, в резиновых плащах, под зонтиками, показались мне скучными, некрасивыми – мне, привыкшей к ярким и живописным нарядам нашей страны…"

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2144

@темы: текст, ссылки, Чарская, Княжна Джаваха, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

"Приближалось Рождество. Многие из младших, живших за городом, уже разъехались. Им, по институтским правилам, разрешалось уезжать на каникулы раньше городских жительниц.
Мы ходили счастливые, радостные. Те, кто уезжал, были счастливы побыть дома, на свободе, среди семьи. Те, кому не было возможности ехать, радовались предстоящим развлечениям, которыми начальство баловало девочек, оставшихся на святки в институте. Им делалась елка, устраивался бал"

Лидия Чарская. "Люда Влассовская"

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2123

@темы: текст, ссылки, Чарская, Люда Влассовская, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

ВСТРЕЧА. Стихотворение Лидии Чарской

Два года встретились. Один — старик,
Измученный, с седою бородою,
Своим челом морщинистым поник,
Поник больной, усталой головою.
И юноша с чарующим лицом
Навстречу шёл своей походкой гибкой,
С кудрями над восторженным челом
И с ясною и светлою улыбкой.
— «Иди себе! — он старому вещал,—
Ты обманул людские ожиданья:
Ты, старый год, им счастье обещал,
А дал взамен лишь муки да страданья.
А я им дам довольство, урожай,
Здоровье, мир, веселье и свободу...
Я царствую, а ты, старик, ступай
И место дай мне, молодому году!»

— «Дитя, дитя, — ответил старый год, —
Тебя прельщает праздник шумной встречи,
Тебя дурманят слава и почёт
И в честь твою торжественные речи!
Как юный царь уверен ты в себе,
Но минет год — с тебя сорвут порфиру,
И ты, подвластный мачехе-судьбе,
Уйдёшь, как я, ненужный больше миpy!»

Из сборника "Голубая волна".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2137

@темы: текст, Стихотворения, Сборники, ссылки, Чарская, Голубая волна

---

Любопытно

[silent-gluk]

ВКонтакте обещают:

"В наступающее Рождество Христово всех нас ждёт новый рождественский рассказ "Фортепиано за стеной"! Скоро! Всех с наступающими праздниками!"

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2132

@темы: текст, ссылки, Чарская, Рассказы, Фортепиано за стеной

---

Любопытно

[silent-gluk]

"Звуки рождественского тропаря огласили залу, наполненную блестящей толпою приглашенных. Все встали и повернулись к образу, гости, начальство и воспитанницы. "Рождество твое Христе боже наш", - зазвучало соединенным хором молодых и детских голосов. За рождественским тропарем следовал национальный гимн..."

Лидия Чарская, "Приютки"

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2129

@темы: текст, ссылки, Чарская, Приютки, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

О Чарской в советской детской литературе.

Конечно же, в большинстве упоминаний, в детских книгах послереволюционного периода о Чарской, о её книгах говорилось с негативным оттенком, пренебрежительно. Но упоминания были.

Татьяна Луговская. "Я помню":

"Бабушка, Мария Ивановна Луговская, была небольшая, рыхлая, седая старушка, на голове носила наколку из черных кружев.
Была добрая, смешливая и слезливая. С собой из Юрьева она привезла диковинный медный кофейник, похожий на самовар, с двумя ручками, краником и с трубой, в которую Лиза подкладывала уголь из печки...
Бабушка вставала поздно. В широкой распашонке, с маленьким узелком седых волос на макушке (еще без наколки) она садилась одна перед своим кофейником в столовой и выпивала его весь целиком. Она доводила этот кофейник до такого состояния, что из него переставал литься кофий. Даже не капал. Откушавши кофию, бабушка начинала морщить нос, давая понять, что она непрочь чихнуть. Тогда я, конечно находящаяся рядом, должна была быстро вынуть из бабушкиного ридикюля носовой платок и подать ей его со словами, которым она меня научила:
— Салфет вашей милости.
— Красота вашей чести, — важно отвечала бабушка.
— Любовью вас дарю, — говорила я выученную назубок фразу.
— Покорно вас благодарю.— И бабушка с наслаждением чихала.
Я тихонько повизгивала от восторга. В кофеепитии и чихании было что-то цирковое, а бабушка со своей лысоватой седой головой и двойным подбородком выступала в роли фокусника.
Няня тоже относилась заинтересованно к бабушкиному кофейнику. Вечером, раздевая меня, она восхищенно говорила:
— Сегодня утром, однова дыхнуть, старая барыня опять целый самовар кохию усидела.
С юрьевской бабушкой мы сошлись быстро. Первый раз в моей жизни в нашем доме у меня появилась подруга. Мы ссорились с ней и мирились. Мы плакали с ней и смеялись. У нас иногда бывали даже небольшие драки. Бабушка научила меня играть в карты, в «пьяницу» и в «мельника», открыла во мне темперамент азартного игрока, и мы целыми днями резались с ней в эти две игры. Когда выигрывала я, она обижалась, горько вздыхала и приговаривала: «Да что за беда за этакая», принималась поспешно тасовать колоду, надеясь на реванш. Наигравшись в карты, она садилась к окну читать Нинины книги. Главным образом Чарскую. В нашем доме Чарскую не держали, но сестре Нине давали эти книжки ее гимназические подруги. Когда нужно было возвращать какую-нибудь очередную «Княжну Джаваху» или «Лизочкино счастье» и сестра отбирала книгу у бабушки, та горько плакала и жаловалась маме, что ее обижают. Это было смешно даже мне..."

В книге рассказывается о детстве девочки, о семье московского учителя гимназии в предреволюционные годы и первые годы Советской власти, о высоких нравственных идеалах лучшей части русской интеллигенции.
Повесть написана на автобиографическом материале.

Слушать полностью: knigavuhe.org/book/kak-znaju-kak-pomnju-kak-ume...

Читать воспоминания Луговской: libking.ru/books/nonf-/nonf-biography/473483-ta...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2127

@темы: ссылки, мнение о книге, Чарская, Княжна Джаваха, Лизочкино счастье

---

Школьные годы в старой России

[silent-gluk]

"Страницы ушедшего быта".

На страницах рассказов, повестей и романов Чарской - просто рай для интересующихся историей быта конца 19 - начала 20 века. Столько всего интересного из жизни обычных обывателей - много непонятного, но стоит почитать статьи на тему, и всё становится ещё любопытнее... Что-то похоже на наши реалии, а что-то совсем уже ушло в прошлое. Так что полистаем "Страницы ушедшего быта"...

Рассказ "На медаль" (сборник рассказов "Огоньки").

Ася Звегинцева, гимназистка выпускного класса, готовится к последнему экзамену, самому важному... Если она отличится, то золотая медаль ей обеспечена. Точно такие же результаты у бедной ученицы, дочери экономки, Оли Сомовой. А вдруг медаль достанется Оле? И недавние ещё подруги могут поссориться...


История гимназических медалей и многое другое в рассказе Л.Чарской «На медаль»

«Да, да, непременно медаль… А то позор и стыд ей, Асе, если медаль получит не она, а Оля, дочь простой экономки… А она, Ася Звегинцева, папина гордость, «промажет» на экзамене, и медаль пройдёт мимо её носа!..»

Л.Чарская «На медаль»

Школьные медали в России впервые были официально введены в 1828 году «Уставом гимназий и училищ уездных и приходских». До этого вручение различного вида школьных медалей происходило бессистемно и полуофициально.

Сначала медали вручались только в мужских гимназиях. Потому как и не было ещё женских гимназий. Поэтому наша героиня тогда не могла бы получить её. Даже если бы училась лучше всех.

Начиная с 1828 года, золотые медали стали присуждаться выпускникам, показавшим отличные оценки по всем предметам гимназического курса. Их присуждал совет гимназии, чье решение в период до 1835 года подлежало утверждению университетом, а после 1835 года — учебным округом. В 1835 году императором Николаем I была утверждена единая медаль для мужских гимназий «За успехи в науках». Лицевая сторона медали была украшена государственным гербом (двуглавым орлом). На обороте изображалась покровительница наук Минерва, стоящая с поднятым в левой руке светильником. В ее правой руке был лавровый венок, у ног – сова и атрибуты наук (свитки и глобус), и надпись – «ПРЕУСПЕВАЮЩЕМУ».

«Мужские» гимназические медали чеканились двух видов – большая из серебра, и малая из золота. Они просуществовали без серьёзных изменений до 1917 года.
Золотая медаль мужских гимназий делалась из чистого золота 990-й пробы. Серебряная медаль изготавливалась из серебра и имела диаметр 43 мм.Чтобы получить золотую медаль, нужно было иметь примерное поведение, оценки «отлично» по латинскому, древнегреческому языкам и математике и средний балл не менее 4,5 по всем остальным дисциплинам.

Первая женская гимназия была открыта в Петербурге, в 1858 году. В 1870 году, после утверждения положения о женских гимназиях, право быть награжденными золотыми и серебряными медалями наравне с юношами получили и девушки. «Женские медали» были двух видов, так как частью гимназий ведало Министерство народного просвещения, а над остальными шефствовала императрица Мария Александровна. На медалях, которыми ведала императрица, оборотная сторона украшалась венком из лозы и гроздей винограда и надписью «ДОСТОЙНЕЙШИМ ИЗ ОКОНЧИВШИХ КУРС В ЖЕНСКИХ ГИМНАЗИЯХ».

Медали гимназий Министерства просвещения были украшены изображением покровительницы наук Минервы, стоящей со светильником и атрибутами наук у ног, но «в лёгкой тунике» и с надписью «ЗА БЛАГОНРАВИЕ И УСПЕХИ В НАУКАХ». На лицевой стороне обоих видов «женских» медалей единообразно выбивались профильное изображение императрицы и надпись «ГОСУДАРЫНЯ ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА». Какую-то из них должна была получить Ася Звегинцева.

Медали в царской России выдавались всем достойным, независимо от положения в обществе, сословия и социального статуса ученика или его родителей. Известны случаи, причем не единичные, когда медали получали даже дети государственных преступников.

«В той гимназии, где воспитывались девочки, давали в награду одну только золотую медаль лучшей ученице. Остальным первым пяти по достоинству учения девочкам присуждались книги».

Л.Чарская «На медаль»

Однако, следует отметить, что даже при большом желании не все гимназии имели возможность отмечать успехи своих учеников золотыми и серебряными медалями. Все зависело от того, насколько богат был попечительский совет той или иной гимназии, ведь за медали, изготавливаемые из драгоценных металлов, нужно было платить. Например, вот что написано в рассказе. Серебряных медалей в этой гимназии даже и не было.

Таким образом, в Российской империи считать школьные медали действительно общегосударственной наградой можно было лишь с большой натяжкой.

Источник: oppps.ru/istoriya-shkolnyx-zolotyx-medalej.html

На аукционах старины, типа Мешок, вы можете приобрети копии таких медалей.

В некоторых трудных случаях присуждение золотой медали было делом политическим: когда директор гимназии Ф.Керенский (отец будущего главы российского Временного правительства) отдал распоряжение выдать золотую медаль выпускнику В.Ульянову (брату известного террориста), это событие вызвало пересуды. nagradoved.livejournal.com/14061.html

Из газет:

«Выпускные экзамены въ женской гимназіи Покровской».

7-го іюня закончились выпускные экзамены въ женской гимназіи Покровской и Ильяшевой (учрежд. Ильяшевой—Менчицъ). Окончили семь классовъ: Аврашова Вриккеръ, Габель, Давидовичъ, Коганъ, Магидъ, Мульманъ, Полторацкая, Садовская, Сергѣева, Сѣрикова, Фейнбергъ. Изъ нихъ удостоены золотой медали — Габель, Магидъ и Фейнбергъ; серебряной — Каганъ. Изъ окончившихъ восьмой классъ удостоены званія домашней наставницы ученицы Вьюнченко и Кравцова; домашней учительницы — ученицы Ведерникова, Емельянова, Ильинская, Коршунова и Шидловская.

Источник: Выпускные экзамены въ женской гимназіи Покровской. // Утро : газета. — Харьков, 9 июня 1911. — № 1366. — С. 5.

Вот, например, официальный материал о жизни женской гимназии.
ПЯТИДЕСЯТИЛѢТІЕ С.-ПЕТЕРБУРГСКОЙ ГИМНАЗІИ.
ХРОНИКА ГИМНАЗИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ И ДѢЯТЕЛЬНОСТИ. 1860-1910
С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографіи Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и Ко), Фонтанка, 117. 1910.
personalhistory.ru/papers/%D0%9F%D1%8F%D1%82%D0...

А здесь вы можете почитать учебник, по которому скорее всего готовилась героиня рассказа: rusneb.ru/catalog/000199_000009_003600348/, руководство ко всеобщей истории Иловайского. Один из дореволюционных учебников по истории есть и у нас дома.

А это история об учебниках и их авторе: rg.ru/2022/07/01/dmitrij-ilovajskij-neudobstva-...

Главная проблема рассказа в том, что если медаль получит бедная девочка, это не вопрос просто эгоизма и самолюбования. Не момент, когда ученицу поздравят и устроят праздник в честь неё, а реальная дорога в жизнь, возможность служить в гимназии либо дома, учительницей или классной дамой.

«Ты знаешь, - медалисток оставляют при гимназии. И медалистки сразу обеспечены… Если я получу медаль – у меня будет место классной дамы, и я могу помогать моей маме…»

Л.Чарская «На медаль»

Награждённые по окончании общего курса медалями, золотыми или серебряными, а сверх того и прослушавшие специальный курс дополнительного класса, получали звание домашних наставниц. (В.Пономарёва, Л.Хорошилова «Мир русской женщины: Воспитание. Образование. Судьба. 18- начало 20 века).

Отсюда: vk.com/@-215751580-istoriya-gimnazicheskih-meda... , vk.com/wall-215751580_509 , vk.com/wall-215751580_2126

Здесь можно прочесть рассказ - viewer.rsl.ru/ru/rsl01003774955?page=1&rotate=0...

По ссылке много иллюстраций.

@темы: статьи, ссылки, Реалии, Чарская, Рассказы, На медаль, Огоньки

---

Любопытно

[silent-gluk]

КНЯЖНА В ЭМИГРАЦИИ

Когда в России случилась большевистская революция 1917 года, некоторым издательствам пришлось эмигрировать и издавать свои популярные книги уже в Европе и США. Так произошло и с "Княжной Джавахой". Мы знаем издание повести в серии "Золотая библиотека" предположительно в 1921 году в издательстве "Москва" (Берлин-Париж) и в Нью-Йорке в 1959 году.

Были и другие эмигрантские переиздания известных книг Чарской (Ради семьи, Лизочкино счастье, Люда Влассовская и другие).

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2120

По ссылке - фотографии обложек эмигрантских изданий.

@темы: ссылки, библиография, Чарская, Ради семьи, Люда Влассовская, Княжна Джаваха, Лизочкино счастье

---

Любопытно

[silent-gluk]

В это время из залы донеслись звуки рояля, двери бесшумно распахнулись, и мы ахнули… Посреди залы, вся сияя бесчисленными огнями свечей и дорогими, блестящими украшениями, стояла большая, доходящая до потолка елка. Золоченые цветы и звезды на самой вершине ее горели и переливались не хуже свечей. На темном бархатном фоне зелени красиво выделялись повешенные бонбоньерки, мандарины, яблоки и цветы, сработанные старшими. Под елкой лежали груды ваты, изображающей снежный сугроб.

Лидия Чарская. Записки институтки

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2119

@темы: ссылки, Чарская, Записки институтки, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

На Рождество 1909 года Марина Цветаева написала стихотворение "ПАМЯТИ НИНЫ ДЖАВАХА".

Всему внимая чутким ухом,
— Так недоступна! Так нежна! —
Она была лицом и духом
Во всём джигитка и княжна.

Ей все казались странно-грубы:
Скрывая взор в тени углов,
Она без слов кривила губы
И ночью плакала без слов.

Бледнея гасли в небе зори,
Темнел огромный дортуар;
Ей снилось розовое Гори
В тени развесистых чинар…

Ax, не растёт маслины ветка
Вдали от склона, где цвела!
И вот весной раскрылась клетка,
Метнулись в небо два крыла.

Как восковые — ручки, лобик,
На бледном личике — вопрос.
Тонул нарядно-белый гробик
В волнах душистых тубероз.

Умолкло сердце, что боролось…
Вокруг лампады, образа…
А был красив гортанный голос!
А были пламенны глаза!

Смерть окончанье — лишь рассказа,
За гробом радость глубока.
Да будет девочке с Кавказа
Земля холодная легка!

Порвалась тоненькая нитка,
Испепелив, угас пожар…
Спи с миром, пленница-джигитка,
Спи с миром, крошка-сазандар.

Как наши радости убоги
Душе, что мукой зажжена!
О да, тебя любили боги,
Светло-надменная княжна!


Москва, Рождество 1909

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2118

@темы: ссылки, Чарская, Княжна Джаваха

---

Школьные годы в старой России

[silent-gluk]

"Школьные годы в старой России".
«Счастливчик» – маленькая энциклопедия о гимназиях.

НАЧИНАЕМ ЭКСКУРСИЮ В МИР СТАРОЙ МУЖСКОЙ ГИМНАЗИИ! СЕГОДНЯ - О ВСТУПИТЕЛЬНЫХ ЭКЗАМЕНАХ И НОВЕНЬКОЙ ФОРМЕ ГИМНАЗИСТА...


Тогда это была гимназическая повесть, одна из многих, сейчас это ещё и дверь в тайны старой школы. Много необычного, отличного от современной школы мы можем тут встретить.

До «Счастливчика» гимназисты уже появлялись на страницах книг Л.Чарской, например в повести «Гимназисты» в издании В. Губинского. Она вышла в 1907 году, и там рассказывалось о жизни старшеклассников классической гимназии. Но именно когда сын Чарской, Юрик, пошёл в гимназию (1907 год), через пару лет, на его, вероятно, впечатлениях и выросла такая тёплая, искренняя исповедь о чувствах и переживаниях совсем маленького гимназистика-первоклассника Киры, до сих пор любимая многими читателями. Впервые повесть была напечатана в журнале «Задушевное слово» в 1909/10 году. Позже, книгой она вышла в 1912 году.

Георгий Чурилов, как известно из его биографии, учился в Санкт-Петербургской Шестой гимназии с 1907 по 1916 год. Которую закончил и будущий адмирал Колчак намного раньше.
О Шестой гимназии: ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D0%B5%D1%81%D1%82%...

И у Киры Раева его придуманная гимназия на Невском проспекте, и у Юрика Чурилова – его 6-я (пл.Чернышева, нынешняя площадь Ломоносова) – находились в центре Петербурга. Возможно, Лидия Алексеевна отдала сына туда из-за близкого расположения школы с важными для неё учреждениями – местом работы – Александринским театром, а в соседнем доме с гимназией – дирекцией Императорских театров. По набережной р.Фонтанки было совсем недалеко и до квартиры писательницы в особняке Юсуповых (дом №85, жила там в 1904-1907 гг.).

Наш «Счастливчик» едет в новую школу в собственном экипаже в сопровождении гувернёра. Отправимся же за ним и мы…

«Раевы живут далеко от гимназии, которая находится в самом центре города. У бабушки собственный дом, большой, белый, двухэтажный, окруженный тенистым садом, точно маленькое имение, с качелями, площадкой лаун-тенниса и крокета. Когда Счастливчик выдержит экзамен и поступит в гимназию, monsieur Диро будет отвозить его туда ежедневно. Бабушка уже решила это. В более близкую гимназию она ни за что не отдаст своего любимца потому, что там воспитываются дети дворников, сапожников, мелких торговцев. В той же, куда они едут сейчас, учатся почти исключительно дети из более изысканного общества. Бабушка уже давно, прежде чем поступить туда Кире, тщательно навела об этом справки, опасаясь, как бы Счастливчик не заразился дурными манерами среди плохо воспитанных детей. Бабушка думает и сейчас об этом. А гнедой Разгуляй то и дело набавляет ходу под опытной рукой кучера Андрона. И Андрон, и Разгуляй, очевидно, понимают всю торжественность минуты: маленький барин едет держать экзамен. А вы думаете, это легкая штука, экзамен?»

Перед поступлением в гимназию нужно было проходить экзамены. На какое-то время они отменялись в годы первой русской революции, потом опять вернулись. От абитуриента требовалось сдать Закон Божий, арифметику и русский язык. Были письменные и устные испытания.

«Начались устные экзамены. Мальчиков вызывали к столу, спрашивали их по русской грамматике, арифметике и Закону Божьему. Заставляли читать по какой-то толстой книге и рассказывать прочитанное своими словами».

Принимали в гимназию с 9 лет (минимальный порог). Вот поэтому так и удивлены окружающие Киру люди – он кажется всем очень маленьким для поступления:
« — Боже ты мой, какой маленький! Сколько же ему лет?
Человек в синем вицмундире, с блестящими пуговицами и бархатным воротником, смотрит сквозь золотое пенсне сначала на бабушку, потом на крошечную фигурку Счастливчика, всю утонувшую в бархате, кружевах и кудрях.
Бабушка смущена. В самом деле, Счастливчик такой маленький, худенький и хрупкий, что кажется семилетним.
— Ему уже девять лет! — говорит бабушка инспектору, так как человек в синем вицмундире с блестящими пуговицами — инспектор той гимназии, куда поступает Кира».


Кира принят с успехом в первый класс. В отличие от советской школы, где занятия начинались 1 сентября повсюду, в разных старинных гимназиях уроки возобновлялись после летних каникул в разных числах августа. В повести это точные числа – 21 и 22 августа.

«— 21-го молебен, а 22-го классы начинаются,— подойдя к бабушке, проговорил инспектор, вышедший из зала.— Ваш внук принят, сударыня, в первый класс. Можете заказывать ему форму. Экзамены он сдал прекрасно!
И строгие черты инспектора приняли доброе выражение, а худая рука его ласково потрепала щечку Киры».


«Вот он стоит посреди гостиной, тоненький, стройный, миниатюрный. Новенький гимназический костюм его сделан из тончайшего сукна и на заказ у лучшего портного. Сапоги — черные, изящные — блестят, как зеркало. Ременный пояс, белый воротничок и фуражка в руке. Няня держит пальто наготове, Симочка — новенькие, резиновые калоши, хотя на дворе теплый, сухой, почти жаркий сентябрьский день и в калошах нет никакой надобности».

« — Гимназист — синяя говядина! Синяя говядина!
Симочка узнала откуда-то, что так гимназистов дразнят из-за синих мундиров».

«Счастливчик едет в гимназию. На нем теплое, на беличьем меху, форменное пальто с огромным барашковым воротником. Воротник поднят, фуражка с выстеганным ватою дном нахлобучена на самые брови. Сверх фуражки и поднятого воротника еще башлык».

В течение 19 века гимназическая форма менялась несколько раз, а к 1905 году из-за революционных волнений вообще была отменена. Но на момент обучения Киры Раева (и Георгия Чурилова) уже был восстановлен порядок ношения униформы в учебных заведениях, как раз летом 1907 года.

Поэтому в повести мы видим перед собой определённый тип формы для младших гимназистов: серую или синюю гимнастёрку (блузу) с ремнём. Куртки, тоже с ремнём, носили более старшие ученики. На пряжке (как и на фуражке) указывалось, в какой гимназии учится школьник – сокращённо, первыми буквами с точками. Затем чёрные брюки. Сапоги или ботинки. Фуражка. В холодное время года – шинель (или серое двубортное пальто, для младших – с меховым воротником), более тёплая фуражка на вате и сверху капюшон-башлык (www.dvaveka.ru/blog/bashlyk-ne-blyudo-a-uniform...). Для парадных дней использовался также синий мундир с украшениями.

Если форма для институток была почти неизменной во всех учебных заведениях такого типа, то в гимназиях (и для девочек, и для мальчиков) в форме было много отличий (в цвете и фасоне) – отличались они и по географическому расположению школ, и в зависимости от исторического периода, и от возраста учащихся…

У Счастливчика дорогая форма сшита на заказ. А вот у его небогатого товарища Вани – старая, скорее всего купленная на рынке или взятая у кого-то в гимназии (практиковалась передача ненужной формы бедным семьям). И теплых вещей почти нет.

«— Раев, здравствуй! Здорово, Лилипутик!
Это кричит во все горло Ваня Курнышов, пулей влетевший в швейцарскую. Он в осеннем стареньком пальто, без башлыка и в плохенькой, помятой фуражке».

«— Оставьте его, братцы! Я его живо от хвастовства отучу,— повысил голос Подгурин.— Эй, ты, левретка, овца, кукла нечесаная,— резко обратился он к Кире,— небось тебе бабушка на заказ костюм шила?
— Да, на заказ,— отвечал изумленный таким неожиданным вопросом Счастливчик.
— Ишь ты как! Фу ты, ну ты, ножки гнуты. А сапоги, поди, из кожи шевро?
— Право, не знаю.
— А белье? Тонкое, поди, дорогое, батистовое?
— Да, тонкое,— спокойно отвечал Счастливчик,— а что?»


Ещё о форме гимназистов:

kamienec.livejournal.com/93248.html
vneshnii-oblik.ru/kostum-gimnasista.html
www.stavmuseum.ru/news/?ELEMENT_ID=43250

(ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ - В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ: РАСПОРЯДОК ДНЯ В ГИМНАЗИИ; КТО РАБОТАЛ В ГИМНАЗИИ: КТО ТАКОЙ ИНСПЕКТОР, ЧЕМ ОТЛИЧАЕТСЯ ДЕЖУРНЫЙ ВОСПИТАТЕЛЬ ОТ КЛАССНОГО НАСТАВНИКА И МНОГОЕ ДРУГОЕ...)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2113

По ссылке - фото обложки "Счастливчика", фотографии гимназистов

@темы: ссылки, Реалии, Гимназисты, Чарская, Счастливчик, История