Любопытно

[silent-gluk]

Чарская в воспоминаниях.

Топалова Елена Сергеевна
(1905 - 1970)

Дочь крымского дворянина С.М. Топалова и племянница жены Айвазовского - Анны Никитичны (Мкртичевны) Саркисовой-Бурназян.

"Дневник":

"7 августа (25 июля) 1915 года. Суббота. Сегодня дядя Сергей был в Старом Крыму и привез телеграмму. Варшаву взяли немцы которые уже давно собирались ее взять. Еще зимой Вильгельм говорил: «Вот сейчас я поеду возьму Варшаву и напьюсь чаю потом возьму Париж и пообедаю. Теперь вышло правда что он взял Варшаву. Задушевного слова я получила уже 37 номеров. В нем есть очень интересный рассказ Чарской «Мадемуазель Муму» и я с нетерпением жду следующего номера".

На фото - иллюстрация из журнальной публикации "Мадмуазель Муму".

Источник: сайт дневников и воспоминаний "Прожито".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2822

@темы: ссылки, Чарская, Мадмуазель Муму, Воспоминания

---

Любопытно

[silent-gluk]

Пасхальный кант на слова стихотворения Лидии Чарской "Дивные звуки" и восхитительное исполнение.

Музыка Ольги Горюновой (солистки ансамбля Ardente храма прп. Серафима Саровского). Исполняет вокальный ансамбль Ardente храма прп. Серафима Саровского на Донском кладбище, г. Москва.



Отсюда: vk.com/wall-215751580_2816

@темы: Стихотворения, ссылки, Чарская, Видео, Песни

---

Любопытно

[silent-gluk]

УРОКИ РОДНОЙ ИСТОРИИ ОТ ЧАРСКОЙ

Повесть Л.Чарской "Светлый воин".

Впервые была издана В.Губинским в 1908 году. Полностью она называлась «Светлый воин князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский», историческая повесть времен царствования Бориса Годунова, Лжедмитрия и Василия Шуйского. Но главным героем повести является племянник царя Шуйского – молодой князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, настоящий патриот своей Родины, вместе с Мининым, Пожарским и другими смело боровшийся против врагов России в Смутное время начала 17 века…

Чарская снова выбирает именно юного героя и ставит его в центр повествования – дети обязательно обратят на него внимание, ведь князь так близок им по возрасту.
Через сто лет книга была переиздана в Полном собрании сочинений Чарской, издательством "Русская Миссия" с редактурой. Ещё выходил необычный самиздат в издательстве Беловодье, в 2019 году в знаменитой серии «рамка», то есть Библиотека приключений и научной фантастики.

Читать оригинал: viewer.rsl.ru/ru/rsl01003754488?page=1&rotate=0...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2808

По ссылке - обложки изданий и оригинальные иллюстрации

@темы: ссылки, библиография, Чарская, иллюстрации, Светлый воин, История

---

Любопытно

[silent-gluk]

Дети Рудиных
Повесть для детей младшего возраста
ЛИДИИ ЧАРСКОЙ (продолжение)

Часть 1

Глава III
Бабушка и внучка.

По дороге Люба рассказала Тине о том, как ей достался Белячок. Ей принес его их знакомый крестьянин, дядя Митяй, наткнувшийся совершенно случайно на заячью норку. Это случилось прошлой осенью. Белячок тогда был еще совсем маленьким и Любе легко было приручить его.

Рассказала еще Люба своей спутнице о том, что она только с прошлой осени поселилась здесь в лесу с бабушкой, что прежде они жили в большом городе. Бабушка в городе служила у господ в нянях, а папа и мама там и по сейчас служат. Она, Люба, всегда находилась при бабушке, которая считалась здоровой старушкой. Но потом бабушка стала часто прихварывать. Доктор посоветовал ей поехать жить в деревне, если можно, поближе к лесу. Бабушка так и поступила, а, отправившись в деревню, взяла с собою и её, Любу.
И вот, они живут здесь обе, бабушка и Любаша. У них уютная тёплая избушка, своя корова, несколько свиней и огромный Полкан, которого она, Люба, нашла издыхающим от голода в лесном овраге, накормила, отходила и привела домой. Теперь этот Полкан служит им как сторож и охраняет их зимою от нападения лесных хищников.

- А кто это лесные хищники? - испуганно расширив глаза, спросила Тина.
- Волки, конечно. Небось, думаешь, их здесь мало? Как бы не так! Зимою перед ночью такой вой подымут, что ой-ой: только держись. Это они скотинку чуют, Бурёнку да хрюшек ,ну и лезут к нам на двор. Только Полкана и боятся. А днём, когда приходится в деревню идти за припасами или за почтой в волостное управление, Полкан меня всегда провожает и никому близко подойти ко мне не даёт, так и ворчит на чужих…
- И на меня, значит, тоже ворчать будет? - встревожилась Тина.
- Не бойся ничего, экая ты трусишка! Ты ведь со мною будешь, а я свою гостью, будь покойна, в обиду не дам, - торжественным тоном ответила Люба.

Через пять минут смуглое личико оживилось и она весело проговорила:
- Ну, вот мы и пришли. Милости прошу, ради Бога, до нашего порога! - и низко в пояс поклонившись Тине, она с хохотом рванулась вперед, увлекая свою спутницу за собою. (продолжение будет)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2807

@темы: текст, ссылки, Чарская, Дети Рудиных, Задушевное слово

---

Любопытно

[silent-gluk]

Е.Трофимова. Итальянские мотивы в поэзии Лидии Чарской

ИТАЛЬЯНСКИЕ МОТИВЫ В ПОЭЗИИ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ

Творчество писательницы Лидии Чарской большей частью тематически связано с жизнью России, с её историческим прошлым. Тем не менее, «иностранный акцент» время от времени проявляется, выступая в форме литературного фона или - более активно - в образах конкретных персонажей. Конечно, это обусловливалось характером общественной и культурной атмосферы, в которой она жила и где многогранное влияние иных, прежде всего, западных культурных парадигм воспринималось естественно, как некий органичный компонент общерусской среды. Особо это было присуще Петербургу, который недаром назывался самым европеизированным городом страны. Поэтому, не говоря об обрусевших немцах, англичанах, французах, «чистые» иностранцы вроде англичанина Большого Джона Вильканга, его сестёр, их приятеля Джорджа Манкольда, гувернантки из Швейцарии Эльзы в произведениях Чарской воспринимаются без привкуса экзотики и причудливой заграничности. Их отношения с русскими персонажами складываются на сугубо личностном уровне: они воплощают скорее человеческие характеры, нежели репрезентацию различных культур.

В этом отношении интересна итальянская тема в творчестве Чарской. Фактический материал для исследования достаточно скуден: писательница не оставила каких-либо биографических заметок, дневниковых записей, статей, которые могли бы прояснить этот вопрос. Тем не менее, существует несколько стихотворений, которые позволяют немного пролить свет на её восприятие итальянской культуры. Стихотворения, публиковавшиеся на страницах журнала «Задушевное Слово» являют нам эту тематику: первое - «Дож и Адриатика» (1) - появилось в № 47 за октябрь 1901 года, второе - «Джузеппо-музыкант» (2) увидело свет в № 5 в декабре 1902 года, а вскоре, в январе 1903 года в № 13, читателям была представлена «Венецианская песня» (3). Невозможно сказать, были ли стихотворения написаны в той последовательности, как публиковались, поскольку их рукописи пока не обнаружены. Однако топологически представлены две группы: одно стихотворение связано с Россией, конкретнее – с Петербургом, два других переносят читателя на землю Венеции.

Наиболее был понятен современникам Чарской «Джузеппо-музыкант» - поэтический рассказ о бродячем итальянском музыканте, «волей рока» заброшенного в далёкую Россию. Стихотворная бытовая зарисовка вполне соответствовала тогдашним реалиям, ведь немало бедного люда с Аппенинского полуострова находило себе приют и пищу в нашей стране.

Я брожу с моей гармонью

Всё по разным городам,

И меня встречают с лаской

И с приветом здесь и там.

И всё же эта доброжелательность не смягчает острой тоски по оставленной отчизне, которую воспевает маленький итальянец:

Сам я песни сочиняю

В память родины моей,

О природе нашей пышной

И о царстве летних дней,

И о музыке и счастье,

И о розовых кустах,

И о радужных и редких –

Здесь неведомых – цветах.

Писательница хорошо улавливает и передает в бодром ритме стихотворения свойство итальянского характера - внешнюю подвижность, оптимизм, экспансивность, создающие впечатление беззаботности. Однако она и призывает юных читателей вглядеться более пристально в этого весёлого музыканта и увидеть подлинную человеческую трагедию:

С детских лет Джузеппо бродит

Весел, смел, неутомим.

С детских лет,.. а там далёко

Мать-старуха ждёт его,

День и ночь, тоскуя, видит

В грёзах сына своего.

И пред статуей Мадонны,

Чувства жуткого полна,

Вся в слезах, с очами к небу,

Преклоняется она.

Следующее стихотворение - «Венецианская песня» - смотрится поэтической виньеткой, выражающей представление Чарской о художественном образе Королевы Адриатики. Думается, что истоки этой образности имеют скорее литературные, нежели личные впечатления. Поэтому здесь довольно много поэтических штампов: и звучно-певучие струны мандолины, и полувздох лагуны, и лазурное море. Перед нами типичная идиллия, лишённая какого-либо жизненного драматизма. Поэтическая картина, данная Чарской, отсылает нас к идеализированным образам Италии и итальянцев, подобных тем, что мы видим на полотнах и акварелях Карла Брюллова.

Аккорд оборвался… и песня допета,

Но струны хранят ещё звук…

Такие чудесные песни, Нинета,

Откуда ты знаешь, мой друг?

«Мне море, - сказала она, - их шепнуло,

Играя солёной волной,

Их синее небо мне в душу вдохнуло

Лазурной своей глубиной.

Я слышала их в полувздохе лагуны,

В тиши итальянских ночей…

Им вторили звучно-певучие струны

Родной мандолины моей.

Поются они нашим смуглым народом,

Поёт их, картавя, дитя…

Кто только из милой Венеции родом,

Тот так же их знает, как я.

Нельзя и не знать эти песни родные,

А зная – нельзя их не петь,

Диктуют их нам небеса голубые

И моря жемчужная сеть!»

Более сложен стихотворный текст «Дож и Адриатика», который соединяет в себе две близкие, но не тождественные стороны, а именно, тематическую и художественно описательную. Тема взята из истории Венецианской республики XII века: главным персонажем является венецианский дож Себастиано Циани. Кто же он такой? Чем привлекла писательницу эта историческая личность?

Известно, что Циани происходил из знатного и богатого аристократического семейства, был женат на дочери графа Лечче, ставшего королём Сицилии - Танкредом. Во второй половине XII века, во время войн, которые вёл император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса с Ломбардской лигой, возглавляемой папой Александром III, Циани поддерживал римского первосвященника. Помощь венецианцев в конце концов привела к тому, что император вынужден был преклонить колени перед папой у входа в базилику Св.Марка. В ответ тот издал буллу, утверждающую владычество Венеции над Адриатикой, и вручил дожу освящённое кольцо в качестве знака единения республики и моря.

Папа дожа Себастьяна

С дщерью мощной океана

Обручить решил,

Чтоб над бездною морскою,

Как над верною женою,

Человек царил… <…>

Этим было положено начало сугубо венецианского праздника – Феста делла Сенса (4), приходящегося на праздник Вознесения Господня.

Сюжет «Дожа и Адриатики», несомненно, говорит об увлечении Чарской романтикой Средневековья. В течение XIX века проходило несколько волн интереса к культуре Средних веков: готические сюжеты, шпили и арки то там, то здесь возникали в картинах, рисунках, архитектуре. Популярные романы Вальтера Скотта (5), архитектурные штудии Эммануэля Виолле-ле-Дюка (5), искусствоведческие сочинения Джона Рёскина (6) заметно «готизировали» воображение культурной публики. И Россия не избежала этой общеевропейской тенденции. Результаты особенно явственны в зодчестве: например, дворец «Коттедж» А.А. Менеласа (8) в Петергофе (1826-1829) или подлинное пиршество готических форм в комплексе петергофских придворных Конюшен, спроектированных Н.Л.Бенуа (9) (1847-1854). Во второй половине столетия средневековые мотивы стали использоваться не только во дворцах и церквях, но и при возведении особняков, доходных домов. Стиль модерн, утвердившийся в конце XIX века, тоже создаёт свою готическую версию.

Лидия Чарская также находилась под поэтическим обаянием европейского Средневековья. Почти сразу же после Павловского института выйдя замуж за поручика Б.П.Чурилова, она словесно превратила свою квартиру в Царском Селе в старинный замок, называя себя Брандегильдой, мужа – рыцарем Трумвилем, а родившегося сына – маленьким принцем. Вполне вероятно, что «готические сны» Лидии навевались не только литературными источниками, но и окружавшими конкретными, видимыми и осязаемыми архитектурными памятниками Царского. В Александровском парке возвышались, словно сошедшие со старинных миниатюр причудливые постройки: павильон Арсенал (1834) с восьмиугольным рыцарским залом, Белая башня со рвом (1827), Ламский павильон (1822), Пенсионерская конюшня (1826), павильон «Шапель» (1828), созданные по императорским указам уже выше упомянутым зодчим - шотландцем Адамом Менеласом.

Более серьёзным источником знаний о средневековой истории и культуре стал курс истории искусств и эстетики, который преподавался на драматических курсах при Императорских театрах, где Чарская училась с 1897 по 1900 гг. В своих автобиографических повестях она, упоминала преподавателя В.П.Острогорского (1840-1902), который увлечённо, с вдохновением читал свой предмет. Несомненно, и так она узнала о романтической истории возникновения знаменитого венецианского праздника.

Не следует сбрасывать со счетов и ту новую волну увлечения Италией, которая захлестнула русскую, и, в первую очередь, петербургскую интеллигенцию на рубеже XIX-XX веков. Мы хорошо знаем о паломничестве русских художников, писателей, поэтов в эту южную страну в начале-середине XIX. Многие из них – К.П. Брюллов, О.А. Кипренский, А.А. Иванов, Н.В. Гоголь и другие проводили там долгие годы. Италия очаровывала своей античностью, богатейшим наследием Древнего Рима, что во многом обусловливалось классицистическими тенденциями европейской эстетики этого периода.

К концу же XIX века приоритеты начали меняться. Конечно, известные шедевры продолжали привлекать внимание, но достижения истории, археологии раскрыли очарование памятников средневековой Италии – готические, или «тёмные» периоды её истории. И если Сильвестра Ф. Щедрина (1791-1830) влекли Колизей и Замок Ангела, то В.И.Суриков (1848-1916) был очарован прихотливой вязью архитектуры Миланского собора и венецианских построек. Магия Средневековья не обошла и Александра Блока. Посетив в июне 1909 года Сиену, он не смог не отметить своеобразную красоту её средневекового «абриса»: «Острые башни везде, куда ни глянешь, - тонкие, лёгкие, как вся итальянская готика, тонкие до дерзости и такие высокие, будто метят в самое сердце Бога. Сиена всех смелей играет строгой готикой – старый младенец!». (10)

Обильную пищу для художественных впечатлений, касающихся Венеции, давали и многочисленные издания, помещавшие репродукции исторических картин различных отечественных и иностранных художников, как самых знаменитых, так и добросовестных ремесленников. Стоит упомянуть художественное приложение к «Ниве», журналы «Живописное обозрение», «Всемирная иллюстрация», а также и «Задушевное Слово». Вряд ли Чарская могла избежать знакомства с этими изданиями. И возможно, на их страницах видела репродукции некоторых полотен, находившихся в венецианском Дворце Дожей. Исполненные такими художниками, как Якопо Тинторетто, Андреа Микиели, Якопо Пальма Младший, Франческо да Понте (Бассано), Леандро Бассано (11), они посвящались истории примирения императора Фридриха Барбароссы и папы Александра III, а также вручению дожу Себастьяно Циани папского дара. Важным сюжетом, имеющим отношение к стихотворению Чарской, является картина А.Микиели, представляющая сцену вручения понтификом освящённого кольца.

Нас привлекает поэтическая живописность стихотворения Чарской. Перед читателем проплывают и «барка, розами увитая», и «разукрашенные гондолы», а «море голубое» принимает в своё лоно «алмазы дорогие». Всё напоминает об особом колористическом строе венецианской живописи XYI-XYII вв., выделявшейся средь других итальянских школ особым чувством цвета, умением использовать его эмоциональную составляющую.

К сожалению, живописный образец XII или XIII века, представляющий процедуру обручения дожа с Адриатикой мне не известен. Существует миниатюра XYI века в Музее Коррер в Венеции, изображающая дожа Себастьяно Циани сходящего с церемониальной галеры (Бучинторо) у монастыря Карита (Милосердия). Но видела ли Чарская эту миниатюру? Вероятность посещения ею Италии на рубеже веков весьма мала. Сложные семейные и финансовые проблемы не давали такой возможности. Оставались, как говорится, местные ресурсы, и в первую очередь, Эрмитаж.

На сегодняшний день в Эрмитаже нет живописных полотен, напрямую трактующих этот сюжет. Имеется лишь несколько гравюр связанных с этой темой. Но в Москве, ГМИИ им.А.С. Пушкина есть замечательное полотно Антонио Каналетто (1697-1768) «Возвращение Бучинторо к молу у Дворца Дожей», датируемое 1728-1729 гг. и представляющее завершающий этап церемонии обручения с морем, главное действие которого проходило у острова Лидо. Исходя из сегодняшнего, московского, местопребывания картины, сначала показалось маловероятным, что Чарская могла её видеть. Но выяснилось, что это полотно было привезено в Москву лишь в 1930 году, а до того хранилось в Эрмитаже вместе с парной картиной того же мастера «Приём французского посла в Венеции».

На ведуте А.Каналетто изображены события, происходившие на шесть веков позже правления Циани, но видимо, для Чарской важна была живописная составляющая, гармонично сочетающаяся с энергетикой запечатленного художником бурного, неупорядоченного, стремительного движения гондол, мельтешения барок, людей и волн. Колоритна и архитектурная декорация, в которую заключены главные и второстепенные персонажи: пронзает небо островерхая колокольня, готическая аркада декорирует плоскость фасада Дворца Дожей, пластична и выразительна барочная архитектура Библиотеки Св. Марка.

Сколько красок, жизни, света,

Сколько радости, привета,

Блеска красоты!

Слышны сладостные звуки –

Чьи-то трепетные руки

Струны шевелят…

Всюду говор, оживленье…

Лодки в праздничном смятенье

По морю скользят <…>

Обращение к мажорному колористическому строю полотна Каналетто, думается, не случайно. Оно диктовалось определёнными качествами души самой писательницы. Если воспользоваться терминологией Серебряного века, то можно утверждать, что творческая натура Лидии Чарской имела скорее аполлонический, нежели дионисийский характер. Её романтизм тяготел к оптимистической, солнечной стороне бытия. Она не закрывала глаза на тёмные явления жизни, но верила в возможность их просветления. Мраку предпочитала свет, хаосу и неопределённости – ясность, декадентскому увяданию – расцвет. И не случайно «венецианский» колорит картины Каналетто был внутренне близок ей, будоражил художественное чувство, требовал поэтического отклика, отзыва.

Конечно, всё сказанное выше имеет предположительный характер, тем не менее, свои гипотезы мы стремились обосновать конкретными реалиями, которые в какой-то степени могут восполнить недостаток документальных материалов.

Надеюсь, что рассмотрение «итальянской» темы в творчестве Лидии Алексеевны Чарской позволит хоть немного приоткрыть характер её личности, понять её пристрастия и эстетические устремления.

ЛИТЕРАТУРА

Чарская Л.А. Дож и Адриатика//Задушевное Слово (ст.возр.). 1901, октябрь. № 47. С. 741.
Чарская Л.А. Джузеппо-музыкант // Задушевное Слово (ст.возр.). 1902, декабрь. № 5. С.167.
Чарская Л.А. Венецианская песня//Задушевное Слово (ст.возр.) 1903, январь. № 13. С.195.
Феста делла Сенса (Festa della Sensa) – праздник Вознесения Христова, праздновавшийся во второе воскресение мая (Sensa – на венецианском диалекте сокращенное от Ascensione - Воскресение). Первоначально этот праздник отмечался как воспоминание об избавлении дожем Пьетро II Орсеоло в 1000г. народов Далмации от угрозы нашествия славян. С 1177г. основной светской темой празднества стал ритуал обручения дожа с Адриатическим морем.
Скотт Ва́льтер, сэр (1771-1832) – известный британский писатель, поэт; шотландец по происхождению. В молодости собирал народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Его перу принадлежат многочисленные романы на сюжеты европейского средневековья, среди которых «Айвенго» (1819), «Квентин Дорвард» (1823) и др. Они пользовались широкой известностью и в России.
Виолле-ле-Дюк Эммануэль (1814-1879) - французский архитектор, реставратор, искусствовед, историк архитектуры, идеолог неоготики. Известны его работы, такие как: десятитомный «Толковый словарь французской архитектуры XI-XVI века» (1854-1868), шеститомный «Толковый словарь французской утвари от Каролингов до Ренессанса» (1858-1875), двухтомник «Беседы об архитектуре» (1863-1872).
Рёскин Джон (1819-1900) - английский писатель, художник, теоретик искусства, литературный критик и поэт. Был активным участником «готического возрождения», поскольку в средневековом искусстве видел образец, где соединялись творческий порыв, одухотворенность, единство с природой. Наиболее известна его работа «Камни Венеции» в трёх томах.
Менелас Адам Адамович (1749/54?-1831) - русский архитектор, уроженец Великобритании, с 1784 в России. С 1798 - архитектор Практической школы земледелия в Царском Селе. По заказу императора Александра I с 1818 по 1828 осуществлял перепланировку в английский парк части Царскосельского парка, именовавшегося «Зверинец». Выполненные в готическом стиле руины, башни, павильоны должны были придавать романтический вид парковому пейзажу. С 1825 принимал участие в обустройстве усадьбы «Александрия» императрицы Александры Федоровны в Петергофе; им был спланирован парк и построен дворец «Коттедж».
Бенуа Николай Леонтьевич (1813-1898) – русский архитектор. Закончил в 1836 Академию художеств, в 1840-1846 гг. находился за границей в качестве казенного пенсионера. Посетил Германию, Францию, Швейцарию, Австрию, Англию, долго жил в Италии. Увлечённый готикой, два года провёл в итальянском Орвието, изучая и зарисовывая знаменитый собор. Позже, в 1877 эти рисунки были великолепно изданы в Париже. В 1850 становится главным архитектором Петергофа, где возводит несколько построек в готическом и барочном стилях (вокзал, придворные конюшни, Фрейлинский корпус).
Блок А.А. Вечер в Сиене//Молнии искусства <Неоконченная книга итальянских впечатлений>. – М.:ГИХЛ, 1955. Соч. 2 тт. Т.2. С.126.
Среди полотен из Дворца Дожей можно назвать следующие: «Посланник папы Александра III и дож Себастьяно Циани пытаются заключить мир с императором Фридрихом» (Я.Тинторетто.1580-е), «Папа Александр III принимает и благословляет дожа Себастьяно Циани» (Ф.Бассано. 1580-е), «Папа Александр III и дож Себастьяно Циани посылают молодого Оттона к Фридриху» (Я.Пальма Младший. Конец XYI в.), «Дож Себастьяно Циани получает освященное кольцо от папы Александра III» (А.Микиели. Конец XYI в.).

Отсюда: vk.com/@-215751580-etrofimova-italyanskie-motiv...

@темы: Стихотворения, статьи, ссылки, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

ИЛЛЮСТРАТОРЫ ЧАРСКОЙ.

Невыразимо подходящие иллюстрации из публикации Записок институтки в свежем номере Детской Роман-газеты (2024, #4). А автора не знаю, может, кто догадается или видел?

Спасибо за предложеннную новость Игорю.

Источник:
vk.com/wall798628944_2019

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2800

По ссылке - собственно иллюстрации

@темы: ссылки, Чарская, иллюстрации, Записки институтки

---

Любопытно

[silent-gluk]

В новом сборнике пасхальных стихотворений издательства "Никея" есть стихи Лидии Чарской "Земля и солнце..." (оригинальное название по сборнику "Голубая волна" - "Дивные звуки").

Земля и солнце,
Поля и лес —
Всё славит Бога:
Христос воскрес!

В улыбке синих
Живых небес
Всё та же радость:
Христос воскрес!

Вражда исчезла
И мрак исчез.
Нет больше злобы —
Христос воскрес!

Сборник очень красиво оформлен, прекрасная подборка стихотворений наших поэтов, посвященных Пасхе.

nikeabooks.ru/catalog/book/paskhalnye-stikhi-ru...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2795

@темы: текст, Стихотворения, Сборники, ссылки, Чарская, Голубая волна

---

Любопытно

[silent-gluk]

ЛИДИЯ ЧАРСКАЯ И ЕЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. Статья из книги «Газават» Чарской, издания 1994 года.


Имя Лидии Алексеевны Чарской сегодня мало кому известно. А было время, когда оно пользовалось большой популярностью в России. Книги Чарской в красивых красных и синих переплетах, прекрасно иллюстрированные, издавались большими тиражами и тут же расходились, завоевывая новых и новых читателей.
В прошлом была добрая и мудрая традиция семейного, или домашнего, чтения. Тогда еще не было радио и телевидения, жизнь текла медленнее и размереннее, книга чтилась и береглась, являясь источником объединения старших и младших за круглым столом с мягким светом. Эти домашние чтения сейчас, в век космических скоростей и средств массовой информации, вызывают ностальгию по тому лучшему,-что присутствовало в быту наших предков.
Философ и писатель Василий Васильевич Розанов, видевший в здоровой и счастливой семье прообраз сильного государства и общества, живущего по законам справедливости, вспоминал, что повести и романы Чарской входили в круг чтения его семьи — жены, дочерей и младшего сына Васи. И хотя Розанов и Чарская представляли совершенно разные уровни художественного сознания — блистательный эссеист и скромная бытописательница,— творчество обоих в течение десятилетий предавалось забвению, книги их изымались из библиотек и находились под запретом.
Можно смело сказать, что ни в одной из библиотек России нет полной коллекции книг Чарской. Роскошные фолианты ее произведений, выходившие главным образом в знаменитом книжном товариществе Вольфа, были уничтожены. Отдельные экземпляры, хранящиеся ныне в Российской государственной библиотеке (бывшей «Ленинке», а еще раньше Румянцевском музее), в большинстве своем содержатся в отделе редких книг, микрофильмированы и широкому читателю недоступны. Лишь в последние годы изданы некоторые из произведений этой, казалось бы, забытой писательницы — «Записки институтки», «Люда Влассовская», «Княжна Джаваха», «Смелая жизнь». Они отнюдь не насытили книжного рынка, а лишь вызвали новую волну интереса с сопровождающей ее мифологизацией личности и творчества Лидии Алексеевны Чарской, известность которой в свое время вышла за пределы России (существуют переводы ее книг на европейские языки).
Кто же такая Лидия Чарская и что из себя представляют ее книги?
Родилась она в 1875 году в состоятельной семье. Рано лишилась матери, училась в Петербурге, в Павловском институте благородных девиц. Увлекалась театром и после окончания института с 1898 по 1924 год была актрисой Петербургского императорского театра (ныне Академический театр им. А. С. Пушкина). Знаменитой актрисой она не стала, погрузившись в литературную деятельность. Однако пластичность письма, острота ситуаций, игровое начало, известный мелодраматизм в ее произведениях во многом подсказаны сценой.
Умерла Л. Чарская в 1937 году и была похоронена в Ленинграде на Смоленском кладбище. После октября 1917 года не писала и не издавалась.
И тем не менее память о Лидии Чарской никогда не умирала. Уцелевшие в частных библиотеках книги писательницы читались и передавались из рук в руки. А те «счастливцы», кому довелось прочесть хотя бы одну из этих книг, уже не забывали о ней, искали и находили другие ее произведения, рассказывали друг другу. Оттого, как это ни странно, Чарская не была забыта, и появление ее книг в наши дни воспринимается с повышенным вниманием.
В основу произведений, принесших Чарской славу и всероссийское имя, положен личный жизненный опыт девочки-сироты, институтки. Павловский институт, который она окончила, как и другие подобные институты, представлял собой интернат, в котором воспитывались девочки, главным образом из обедневших дворянских семей, семей военных, расквартированных вдали от столиц и учебных центров. Живой интерес к повестям Чарской из институтской жизни заключен в том, что она правдиво и безыскусно рассказала о жизни институтских затворниц, девочек в зеленых форменных платьях с белыми передниками, каждый шаг которых контролировался воспитательницами, классными дамами, самой настоятельницей института, княгиней, кавалерственной «Маман», справедливой и строгой. Притягательность произведений сказалась в том, что писательница знала тайный мир жизни этих девочек, своих сверстниц, показала, какие они разные под институтской униформой, как они дружат, страдают, чему радуются и чем печалятся. В автобиографической книге «За что?» раскрыт внутренний мир маленькой девочки, потерявшей мать и не умеющей наладить отношения с красивой и строгой мачехой.
Институтки Чарской — княжна Джаваха, Люда Влассовская — делались предметом «обожания» и следования их примеру. Известны случаи, когда девочки из состоятельных и счастливых семей под воздействием произведений Чарской требовали от родителей, чтобы те отдали их в Павловский институт. После, когда книги Чарской были изъяты из библиотек, слово «институтка» на многие десятилетия стало в советских школах обидным и даже оскорбительным, заставляло плакать совсем «по-чарски» многих девочек, никогда не читавших этих повестей, но обиженных этим странным прозвищем.
Возвращение «институтских» повестей Чарской показывает, что воспитание в институтах осуществлялось на должной высоте: институтки обучались иностранным языкам и музыке, навыкам медицины. Не случайно многие из них ушли в русско-турецкую и первую мировую войны на фронт сестрами милосердия.
Рядом с «институтской» темой в творчестве Чарской рано обозначилась историческая тема, еще менее знакомая современному читателю. Уже в ореоле своей славы, в 1904 году, она обращается к отечественной истории, создает исторический роман «Евфимия Старицкая». Дальше последовали «Смелая жизнь», «Царский гнев», «Паж цесаревны», «Газават», «Так велела царица», «Генеральская дочь». Особое место в творчестве Чарской занимают повести и рассказы о «Великой войне», мало известной нам войне 1914 года, которую обычно называли первой мировой или просто империалистической. Ею создана документальная галерея героев этой войны — офицеров, солдат и, что весьма интересно,— маленьких героев, детей, волей судьбы втянутых в те далекие трагические события.
Думается, что в осмыслении исторической темы, исторической старины Чарская находится под воздействием замечательного русского поэта и прозаика А. К. Толстого, автора романа «Князь Серебряный».
Страницы ее повести «Царский гнев» воскрешают историческую атмосферу времен Ивана Грозного и опричнины: зло и добро сталкиваются, разметая и уродуя судьбы людей. На стороне добра и света выступают дети, подростки. Приемыш князя Дмитрия Овчины-Оболенского Ванюша волей случая оказывается в союзе со своими сверстниками, юными царевнами и княжнами, против Малюты Скуратова со товарищи. Вероломно убит молодой князь, жертва Федора Басманова, однако оказываются спасенными молодая княгинюшка с верными людьми.
Наиболее интересными с точки зрения выбора исторических персонажей и значительности событий предстают повести «Смелая жизнь» — о героине Отечественной войны 1812 года кавалерист-девице Надежде Дуровой — и «Газават» — о борьбе Чечни и Дагестана за национальную независимость и России — за державное владычество.
События своей жизни Надежда Андреевна Дурова изложила в автобиографической повести «Кавалерист-девица. Происшествие в России». А. С. Пушкин встречался с Дуровой и написал предисловие к первому изданию ее книги, отметив «прелесть этого искреннего и небрежного рассказа, столь далекого от авторских притязаний, и простоту, с которой пылкая героиня описывает самые необыкновенные происшествия».
По-видимому, эта пленившая Пушкина «пылкость» чувств и повествования оказалась созвучной мировосприятию и манере письма Л. Чарской, создавшей прелестную повесть для детей и юношества о молодом улане, ординарце М. И. Кутузова — Надежде Дуровой.
Предлагаемая читателю повесть «Газават» интересна прежде всего стремлением писательницы взглянуть на события с собственно художественной точки зрения, как бы не касаясь политики. Конечно же, Чарская за державность. Книга написана во славу русского оружия. Однако она глубоко сочувствует имаму Шамилю, объявившему русскому царю священную войну— газават. Сегодняшний читатель, живущий в наше непростое время, увидит, ценой каких жертв создавалось державное государство — Россия. После тридцатилетнего кровавого противостояния Шамиль вынужден был сдаться, рассчитывая на великодушие и благородство русского царя.
Сам Шамиль не дорожит жизнью, для него поражение страшнее личной гибели. Он принимает почетный плен только ради многочисленной семьи, жен и детей, молящих его о сохранении жизни. Плененный Шамиль предстает уже не грозным воителем, а частным лицом, кончившим жизнь в кругу семьи, в отведенном ему дворце. Дело его жизни проиграно, освободительное движение иссякло под ударами русских войск. Однако вспомним, сколько мужества и гордости в фигуре властелина, когда он после поражения под Ахульго вынужден отдать русским в заложники любимого сына Джемалэддина.
Предлагаемая нашему читателю историческая повесть «Газават» частично воспроизводит иллюстрации вольфовского издания. Здесь и уникальный фотоматериал, запечатлевший самого имама Шамиля, фотографий которого практически не сохранилось, и членов его семьи, рисунки, сделанные с натуры русскими участниками походов, гравюры и литографии батальных сцен, зарисовки тогдашних аулов и картин природы.
Исторические повести и романы Чарской ждут своих переизданий. Занимательность сюжетов, сложные и рискованные ситуации на грани жизни и смерти, прекрасный русский язык ее произведений создают живую атмосферу пленительного мира отечественной истории.
Светлана Коваленко

Отсюда: vk.com/@-215751580-skovalenko-lidiya-charskaya-...

@темы: Царский гнев, Смелая жизнь, статьи, Паж цесаревны, ссылки, Газават, За что?, Чарская, Люда Влассовская, Евфимия Старицкая, Так велела царица, Генеральская дочь, Княжна Джаваха, Записки институтки

---

Любопытно

[silent-gluk]

Пишет Лев Степаненко:

=СИБИРОЧКА=
Вышла из печати книга Л.А.Чарской "СИБИРОЧКА" с моими иллюстрациями. Издательство "Детская и юношеская книга".
Книга здесь: book-team.ru/sibirotchka-powest_s440.html
Обложка, правда, не моя))

Отсюда: vk.com/wall485732834_1488 через vk.com/wall-215751580_2785

@темы: ссылки, библиография, Чарская, Сибирочка, иллюстрации

---

Любопытно

[silent-gluk]

УРОКИ РОДНОЙ ИСТОРИИ ОТ ЧАРСКОЙ

Размах времени событий - от 988 года - Крещения Руси до Первой мировой войны. Самые яркие события - война 1812 года, дворцовые перевороты времен Анны Иоанновны, Смутное время, Кавказская война середины 19 века, походы Ермака, опричнина царя Ивана Грозного - проходят перед нами на страницах повестей Лидии Алексеевны...

В течение месяца мы будем говорить о следующих исторических произведениях Л.Чарской:

15 лучших произведений Л.Чарской о событиях в российской истории:

Грозная дружина
Газават
Желанный царь
Царский гнев
Паж цесаревны
Смелая жизнь
Евфимия Старицкая
Так велела царица
Один за всех
Дикарь
Игорь и Милица
Светлый воин
Долой Перуна! Крещение Руси
Под звон вечевого колокола. Марфа Посадница
Сююнбека, царица Казанская. Покорение Казани

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2781

Не знаю, я бы книги о Первой мировой к историческим не относила - в то время это была вполне себе современность.

---

Любопытно

[silent-gluk]

Роман Лидии Чарской "К солнцу" нигде не публиковался и долгое время был утерян даже в центральных библиотеках страны. Прочитаем несколько его глав... Вторая глава тут: vk.com/allcharskaya?w=wall-215751580_2725

Далее я дам ссылку на сканы книги полностью.

Роман всё больше и больше начинает отличаться от детской версии "Особенная". Чарская сама в дальнейшем немилосердно отредактировала свой роман "К солнцу", создавая "повесть для молодых девушек" (фраза из романа служит тому иллюстрацией: "Но тут тетя Зина как-то разом спохватилась, вспомнив, что еще далеко не все можно говорить племяннице"). Все суровые рассуждения тёти Зины, например, о России вычеркнуты в "Особенной". Именно в этой главе объясняется название романа.

Лидия Алексеевна Чарская
К солнцу. Роман. Продолжение

III

Мария Александровна, или блестящая Мими Зарюнина, как ее называли в свете, где она вращалась, вышла очень замуж за пожилого видного по занимаемому им посту генерала Горного. Это был рьяный, суровый и исполнительный служака доброго старого времени. Почему выбор его остановился на блестящей, нарядной и несколько легкомысленной Мими, этого не знал никто. Предполагали, однако, что дело произошло исключительно из-за редкой красоты очаровательной девушки, сумевшей тронуть этого сурового представителя воинства. Не долго, однако, пользовался своим счастьем влюбленный генерал. Через семь лет он неожиданно умер, оставив вдовою совсем молодую женщину с тремя детьми, из которых старшей Ирине было всего шесть лет, сыну Анатолию четыре года, а младшая Лидия, или Лика, была еще двухмесячным младенцем.
Мария Александровна уехала с детьми в имение мужа, оставленное ей с крупною суммою капитала.

Событие подкралось так неожиданно, что молодая женщина не успела даже отдать себе отчет, как она перенесет потерю. Мария Александровна, не испытывая никогда страстного влечения к своему пожилому мужу, не могла, однако, не уважать его и не ставить высоко его традиций. Поэтому она, искренне оплакав его, решила посвятить себя целиком воспитанию своих двух девочек и сына Толи, на которого возлагала самые горячие надежды.

Но Мария Александровна была еще слишком молода, чтобы отказаться от привычной жизни. Прожив три года в "Нескучном", она не выдержала в конце концов и, забрав подросшую детвору, снова вернулась в Петербург, где ее ждали выезды, балы и рауты, опера и круг друзей, который с удовольствием принял в свой центр молодую, богатую и крайне интересную вдовушку.
К девочкам была приставлена сухая и чопорная англичанка мисс Пинч, к семилетнему Толе - веселый и жизнерадостный швейцарец г.Колье.

Дети мало заботили Марию Александровну. Они пользовались завидным уходом со стороны воспитателей. Только трёхлетняя Лика постоянно тревожила мать. Девочка росла худеньким, болезненным и слабым ребенком, подверженным постоянным простудам севера. Никакие летние поездки к морю в дачные местности в роде Ораниенбаума или Сестрорецка не помогали девочке. Год от году бледненькая худенькая Лика становилась все бледнее и прозрачнее; Мария Александровна пробовала возить ее на лето в "Нескучное", жертвуя собою, отнимая от себя прелесть дачных удовольствий. Но ничего не помогло. Здоровье Лики не улучшалось.

И вот, как снег на голову, на семью Горных упала внезапно приехавшая в Россию belle soeur (золовка) Марии Александровны, Зинаида Владимировна Горная, родная сестра покойного генерала.
Зинаида Владимировна безвыездно проживала за границей, бредила прогрессом и культурными эволюциями Европы и искренне негодовала на отсталость и неблагоустройство родины. Это было до крайности странное существо. Она боготворила Россию и, благодаря этой чуть ли не сверхъестественной, фанатичной любви к ней, бежала от неё, чтобы не видеть всех «недоимок, недоглядок и упущений», как поясняла она всем и каждому, заинтересованному причиной её добровольного изгнания. Зинаида Петровна была воплощением добра. Она сыпала щедрой рукой помощь нуждающимся, отказывая себе во всем. Резкая, но чрезвычайно добрая, честная и прямая, она представляла собой редкое необычайное явление.

Она неожиданно перелетела из цветущих долин и от прозрачно голубых озер Италии прямо в суровые сугробы России, в семью золовки и прямо приступила к цели.
— Сестра, отдайте мне Лику, — сказала она. — Я сделаю из нее здоровую, сильную женщину.

Мария Александровна сначала заохала:
— Расстаться с Ликой! С этим белым хрупким ангелом! Нет! Нет! Это ужасно! Это ужасно!
— Тогда нечего было писать, что Лика умирает, когда вы не хотите спасти ее! — резко выкрикнула энергичная тетка Горная и этим решила все: Лику отпустили с нею, Лику ей отдали.

Но, к довершению всего, увозя Лику от матери, ее новая воспитательница поставила в условие последней: не навещать дочери за границей, не растравлять сильными впечатлениями хрупкого организма ребенка и дать девочке возможность подняться при нормальных условиях жизни.
Мария Александровна повздыхала, поплакала, но, ради интересов дочери, согласилась.

Десятилетняя Лика без особенного горя рассталась с семьей. Мать она привыкла видеть ежедневно лишь очень непродолжительное время по утрам. Пока та совершала свой сложный туалет - единственный час, который Мария Александровна, занятая светом и выездами, могла посвящать детям. С сухой, требовательной, и как бы застывшей в своей английской невозмутимости мисс Пинч у Лики не было ничего общего, со сестрою Ириной, точным сколком той же мисс Пинч, еще меньше, с Толей... Но Мария Александровна была против дружбы ее с Толей, находя, что мальчик может дурно влиять на склад характера "барышни", и таким образом Лика была вполне одинокой среди своей большой семьи.

Восемь лет за границей промчались, как во сне. Тетя Зина горячо привязалась к бледной хрупкой Лике. Зиму они жили в Париже, где к Лике ходили учителя, лето — в Италии, где-нибудь около Пармы или Негри, у тихо плещущих, вечно голубых и вечно юных волн Адриатики.

Ежемесячно из России приходили письма от матери. Лика с затаенным смятением пробегала их. Лишенная присутствия матери, девочка унесла с собою за пределы России прелестный образ Марии Александровны. Если она чуждалась дома, в Петербурге, этой обаятельной, всегда блестящей и шумящей шелками красавицы, то на далеком расстоянии, оторванная от нее, беленькая Лика в своих детских грезах идеализировала этот образ матери. Не мало способствовала этому и тетя Зина.

Время шло. Лика подростала. Вместе с любовью к матери, какою-то заоблачною любовью к далекому, недосягаемому существу, тетя Зина постаралась внушить Лике и любовь к родине, фанатическую, бесконечную любовь. Как мать любит больное искалеченное дитя, так и Зинаида Владимировна Горная любила Россию, так научила она любить ее и Лику обиженной, болезненно уязвлённой любовью. «Тягучее ползанье за хвостом прогресса», «недоносок цивилизации», «недальновидность национального разума» — вот слова и эпитеты, которыми награждала тетя Зина свою холодную, неприветную для взора, но чудно-прекрасную страну.
— Гляди, — гуляя, как-нибудь под сводом собора Петра в Риме, неожиданно восклицала тетка, хватая Лику за плечи, — гляди! Наши не додумались бы до этого. А, ведь, можно было бы! О, Господи, как можно! При нашем всесильном российском золоте, при усовершенствовании европейской цивилизации… Так нет же! Нет! Нет! - и она почти с ненавистью смотрела на мраморные колонны этого одного из семи мировых чудес, завидуя и злясь, что в ее далекой родине нет ему подобного.
Тогда Лика робко заикалась о храме Христа Спасителя в Москве и Исаакия в Петербурге и получала в ответ целую прокурорскую, обличительную речь со стороны тетки, разражавшейся обличительными филиппиками против застоя русского прогресса.


А маленькая Лика, внимательно вслушиваясь в слова тетки, всем сердцем обнимала милую родную страну, в которой, по словам тети Зины, было не так, о, далеко не так хорошо, как в первых культурных странах шагающей быстрыми шагами вперед Европы.
И в большом сердечке маленькой девочки, умевшем горячо воспринимать в себя всякие добрые побуждения, зародилась впервые мысль, как улучшиться, как достичь совершенства, как дойти до общего уровня их стране.
Этот вопрос сорвался у Лики впервые, когда они, странствуя по Швейцарии, остановились как-то в одной жалкой, бедной деревушке.

Вместо ответа тётя Зина поманила крошечного мальчугана и спросила его, умеет ли он читать. Мальчик гордо взглянул на любопытную иностранку и отвечал утвердительно.
— Видишь! Видишь! – торжествуя, говорила Горная Лике, — все! все! все! А у нас какой процент безграмотных? А? Посещение школ должно быть обязательно; это рассеет громадную долю мрака… А потом...
Но тут тетя Зина как-то разом спохватилась, вспомнив, что еще далеко не все можно говорить племяннице.

В пятнадцать лет у Лики появился голос. Боясь за хрупкое здоровье девочки, Зинаида Владимировна стала, однако, исподволь учить Лику пению. Был приглашен «маэстро», по имени синьор Виталио, и стал знакомить девочку со своим любимым искусством. Это был дивный человек, положивший всего себя на дела милосердия, проконцертировавший всю свою молодость с благотворительными целями и теперь отдававший себя целиком на славу родного искусства.
— Если у меня окажется голос, я буду также эксплоатировать его в делах милосердия! — во время одного из уроков сорвалось с губ шестнадцатилетней Лики.
— Дитя мое! Дорогое дитя! — мог только выговорить итальянец, потрясенный до глубины души этим чистым детским порывом. — Помните, что вы сказали, Лика! Это — великие слова.
— Да! Да! - вскричала восторженная девочка, — и не только тогда… но и всегда это будет. О, синьор Виталио, и ты, тетя! Слышите ли? Я всегда... всеми силами... буду стараться сеять все доброе вокруг себя... Господи, если б вы знали, как хорошо мне! Как я счастлива! Как все любят меня! Тётечка! Вчера еще синьор Виталио сказал, что у меня хороший голос. Господи! Как мама обрадуется! Какое счастье будет!.. За что мне все это?

— Да Лика, это - громадное счастье иметь хороший голос! Господь дает его немногим избранным, дитя мое. Надо заслужить это благо, — почти молитвенно произнес старый учитель.
— Я заслужу! - пылко вскричала девочка, — клянусь вам, я заслужу его! Вот тетя говорит всегда, что в России нет солнца, что там мгла беспросветная и что солнце так далеко в тучах, что мы все, как слепые, не видим его... Так надо же, чтобы оно светило, улыбалось. Синьор Виталио! Тётя! Пусть и я, и другие такие же, как я, молодые и сильные, стремятся к нему. Ведь, если делать много добра, много хорошего и светлого, оно появится? оно засияет? И будет хорошо, как и здесь, как и всюду? Скажи мне, тетя! Синьор Виталио! Скажите!
— Дорогое дитя! — могла только выговорить Горная.

Ещё через год Лика выступала с благотворительной целью в пользу недостаточных русских слушателей цюрихского университета. Небольшая колония русских и все итальянское население города откликнулись на призыв молодой девушки. Вслед затем благодарною Ликой и ее учителем был дан концерт в Милане в пользу неаполитанских рыбаков, пострадавших от наводнения.
Синьор Виталио мог гордиться своей ученицей. Она обладала прекрасным голосом и школою.

Юная певица привела в восторг слушателей. Успех Лики превзошел все ожидания. Один из директоров итальянской оперы предложил ей ангажемент, неслыханно-выгодный для такой молоденькой девушки. Но тетя Зина поблагодарила за высокую честь маэстро и увезла Лику в Негри, где у нее была крошечная вилла.
В ту же осень тетка и племянница получили письмо, извещавшее о вторичном замужестве Марии Александровны и исполненное самых ярких дифирамбов по адресу её мужа, занимавшего очень видное место при одном из министерств. А еще через два года новое письмо матери к Лике перевернуло весь прежний строй жизни молодой девушки.
Лику отзывали назад в Россию.

(орфография романа сохранена)


Отсюда: vk.com/wall-215751580_2780

@темы: текст, ссылки, Особенная, Чарская, К солнцу

---

Любопытно

[silent-gluk]

Май - месяц исторических побед. Посвятим же его книгам Лидии Чарской о событиях истории нашей Родины. Так, например, 12 мая в 1613 году в Московский Кремль торжественно въехал новоизбранный царь Михаил Федорович, первый Романов. Об этом рассказывает повесть Чарской "Желанный царь".
В течение всего месяца будем говорить об исторических романах и повестях Лидии Алексеевны, достаточно многочисленных. Первый роман её, "Евфимия Старицкая", вышел ровно 120 лет назад и был обращён ко взрослой аудитории. Но огромный успех у подростков повести о Наде Дуровой (девушке, ушедшей на Отечественную войну 1812 года), впервые напечатанной в журнале "Задушевное слово" в 1905 году, предопределил дальнейшего адресата исторических произведений - ими стали дети.
Чарская умело создавала образ героя - ребёнка или подростка и вплетала его жизнь в события того или иного периода российской истории. Благодаря этому невероятно увлекательно следить за их приключениями, сочувствовать от всего сердца Андрюше Долинскому, Наде Дуровой, Мише Зарубину, Алёше Серебряному-Оболенскому, Настеньке Романовой, Варфуше - будущему святому Сергию Радонежскому и многим другим...


Отсюда: vk.com/wall-215751580_2753

@темы: ссылки, Чарская, Евфимия Старицкая, Желанный царь, Задушевное слово, История

---

Любопытно

[silent-gluk]

СИРОТЫ В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ. Мы заканчиваем читать знакомые и незнакомые строки произведений Л.А.Чарской о детях, потерявших родителей.

"Маленькая девочка среди казенного дортуара для институтских прислуг! Это, действительно, было что-то из ряда вон выходящее.
А сама виновница переполоха забавно таращила свои черные глазенки и без тени смущения и страха, засунув палец в рот, разглядывала тесно обступивших ее людей.
Несколько секунд длилось молчание. Все были несказанно поражены сюрпризом.
"Марфа Посадница" тяжело отдувалась, посапывая носом. Ехидная Капитоша тонко улыбалась, заранее радуясь поводу к новому доносу и неминуемому за ним скандалу. Глупенькая Акуля смотрела на малютку широко раскрытыми глазами, улыбаясь во весь рот. Хорошенькая Дунечка брезгливо сжимала губы.

Горько плакала Стеша шесть месяцев тому назад над письмом, пришедшим из деревни. То было печальное письмо. Оно извещало девушку о смерти ее старшей сестры-вдовы, оставившей единственную малютку-дочку. И тогда же Стеша написала просьбу в деревню добрым людям приютить, пока что, ее маленькую племянницу. Письмо не дошло, или не представилась возможность исполнить ее просьбу, но малютка Глаша появилась вдруг в институте.

Стеша, растерянная, ошеломленная неожиданностью, раздавленная никак непредвиденным обстоятельством, с белым, как ее ночная кофта, лицом и с трясущимися губами вдруг неожиданно опустилась на пол перед Глашей, обхватила девочку руками и завыла на всю девичью.
— Батюшки мои!.. Светы мои!.. Отец Никола Чудотворец!.. Ангелы-Архангелы!.. Серафимы-Херувимы!.. Матушка Владычица, Царица Небесная!.. Зарезали меня, без ножа зарезали!.. Куды я денусь теперь с девчонкой, куды я голову с ней приклоню?.. Убили вы меня, убивцы вы безжалостные... Просила я девчонку у себя подержать, — нет, таки прислали горемычную сиротинку сюды... Ну что мне делать с нею сейчас?..
Тут к причитаниям и истеричному вою Стеши неожиданно присоединился плач маленькой Глашки.
— А... — взвизгнула девочка. — Ма-ам-ка, боюсь... Те-те-нька, — заревела она благим матом и забилась в руках Стеши.
Все присутствующие бросились к плачущим. Кто успокаивал испуганного ребенка, кто уговаривал убитую горем Стешу".

Л.Чарская. Т-а и-та.


Отсюда: vk.com/wall-215751580_2771

По ссылке - оригинальная иллюстрация к повести.

@темы: текст, ссылки, Чарская, Т-а и-та, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

ПЕРНАТЫЙ УЗНИК

Стихотворение Л.Чарской

Отчего притихла птичка
И уж больше не поёт?
Может быть, слуга ленивец
Мало корму ей даёт?

Или, может, разлюбила
Птичка домик золотой?
Но ведь он такой нарядный
И так блещет красотой.

Нет, не то! Певец свободный
Чует в воздухе апрель,
Лес и луг, цветы и братьев
Призывающую трель!

Отпусти жe, добрый мальчик,
С миром птичку на простор:
Пусть живёт, поёт на воле,
Kaк и пела до сих пор.

Из сборника "Голубая волна".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2770

@темы: текст, Стихотворения, Сборники, ссылки, Чарская, Голубая волна

---

Любопытно

[silent-gluk]

СИРОТЫ В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ. Мы продолжаем читать знакомые и незнакомые строки произведений Л.А.Чарской о детях, потерявших родителей.

"Три дня проходят в мучительном напряжении для маленькой семьи Таировых. Крошечной квартирки нельзя узнать. Вынесли стол из первой комнаты и на его место поставили гроб. Иван Яковлевич, изменившийся до неузнаваемости, лежит со скрещенными на груди руками и со спокойным, как бы умиротворенным лицом, глубоко тая в себе неизведанную никем еще из живых тайну смерти. По утрам и вечерам у гроба служат панихиды. Приходят сослуживцы покойного, появляются чужие незнакомые люди, приносят венки, говорят, советуют тете Таше, детям, что-то о пособии, о пенсии... А ночи напролет читают монашки. Это уже желание тети Таши. Пусть это дорого, не по их средствам, но необходимо, чтобы все было так, как это у людей бывает в таких случаях.
В первую же ночь монотонного чтения монашенки проснулась Надя. Прислушалась и, ничего не поняв спросонья, с ужасным криком, напугавшим всех, кинулась к тете Таше.
— Боюсь, боюсь! Не могу больше одна оставаться в кухне! — истерически выкрикивала она, дрожа всем телом. И напрасно уверяла тетя Таша и проснувшаяся под эти крики Клавденька, что бояться дорогого покойника грешно и стыдно, Надя протряслась всю ночь.
Она искренне переживала всю горечь потери. Глядя на мертвое, измененное до неузнаваемости лицо отца, она плакала неудержимыми слезами. О, как она жалела теперь, что недостаточно внимательна была к отцу за время его болезни, что ни разу не приласкалась к нему, ни разу не поговорила с ним просто, по-дочерински, искренно и откровенно. Да, она мало любила его, мало слушалась его приказаний, а если и слушалась, то только под страхом наказаний, под угрозою. Как тяжело, как тяжело ей было сознавать все это теперь, когда ничего нельзя ни вернуть, ни поправить!"

Л.Чарская. Волшебная сказка

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2766

По ссылке - оригинальная иллюстрация к повести

@темы: текст, Чарская, Волшебная сказка, биография, иллюстрации, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

Чарская в воспоминаниях.

Теляковский
Владимир Аркадьевич
(26 января (7 февраля) 1860 - 28 октября 1924) https://ru.wikipedia.org/wiki/Теляковский,_Владимир_Аркадьевич


Театральный деятель, администратор, мемуарист. Последний директор Императорских театров (1901—1917).

"Дневник":

"14 (1) января 1910 года. Присутствовал в Александринском театре на представлении «На всякого мудреца довольно простоты». Редко я видел, чтобы спектакль прошел с таким ансамблем, как этот раз. Все почти роли были исполнены отлично. Савина, Варламов, Давыдов, Васильева, Юрьев, Корвин-Круковский, Чижевская, Чарская, Осокин — все отлично играли, и после спектакля я ходил на сцену, чтобы выразить всем им мое удовольствие по случаю отлично разыгранной пьесы. Несмотря на то, что пьеса эта идет в 18-й раз, театр полон".

Источник: сайт дневников и воспоминаний "Прожито".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2755

@темы: ссылки, Театр, Чарская, биография

---

Любопытно

[silent-gluk]

СИРОТЫ В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ. Мы продолжаем читать знакомые и незнакомые строки произведений Л.А.Чарской о детях, потерявших родителей.

"Я способна, послушна, толкова... я первая ученица... я представительница класса и его надежда... Счастье улыбается мне...

И вдруг снова ночь, мрак, пустыня и ужас! Все, что было бесконечно дорого, для кого я старалась учиться, для кого отличалась в прилежании и поведении — того не стало. Мама умерла так неожиданно и скоро, что тяжелое событие пронеслось ужасным кошмаром в моей жизни... Брат Вася заболел крупом, и моя мать заразилась от него... Это было в год моего перехода в четвертый класс. Я узнала о печальном событии только через неделю после него. Письма с Украины идут долго. Три дня проболели мама с братом, и оба скончались один после другого, в тот же день... Это было мучительное, стихийное горе... Главное, ужасно было то, что я не видала их в последние минуты... Их схоронили без бедной Люды...

Я помню день, когда Maman прислала в класс за мною. К Maman призывали только в исключительных случаях: или когда надо было выслушать выговор за провинность, или когда с институтками случалось какое-нибудь семейное горе...
"Выговоров я не заслужила, значит, надо было ожидать другого"... — решила я по дороге в квартиру княгини-начальницы, и смертельная тоска сжала мне сердце.
— Дитя мое, — сказала Maman, когда я вошла в ее роскошную темно-красную гостиную, — твоя мама и брат серьезно занемогли!
Что-то точно ударило мне в сердце... Я бросилась с воплем к ногам начальницы и сквозь рыдания пролепетала:
— Умоляю... не мучьте... правду... одну только правду скажите... Они умерли, да?

Мучительно протянулась секунда в ожидании ответа. Мне она показалась по крайней мере часом. Я слышала, как маятник часов выстукивал свое монотонное "тик-так", или то кровь била в мои виски, я не знаю. Все мое существо, вся жизнь моя перешла в глаза, так и впившиеся в лицо начальницы, на котором страшная жалость боролась с нерешительностью.
— Да говорите же, говорите, ради Бога! — вскричала я исступленно. — Не бойтесь, я вынесу, все вынесу, какова бы ни была эта ужасающая правда!

И Maman сжалилась надо мною и сказала свое потрясающее "да", сжав меня в объятиях.
Это было ужасное горе. Когда умерла Нина Джаваха, я могла плакать у ее гроба и слезы хотя отчасти облегчали меня. Тут же не было места ни слезам, ни стонам. Я застыла, закаменела в моем горе... Ни учиться, ни говорить я не могла... Я жила, не живя в то же время... Это был какой-то тяжелый обморок при сохранении чувства, что-то до того мучительное, страшное и болезненное, чего нельзя выразить словами.

И в такую минуту милая рыжая девочка пришла мне на помощь.
Маруся Запольская взяла меня на свое попечение, как нянька берет больного, измученного ребенка... Она бережно, не касаясь моей раны, переживала со мною всю мою потрясающую драму и облегчала мое печальное существование, насколько могла".

Л.Чарская. Люда Влассовская.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2749

По ссылке - оригинальная иллюстрация к повести.

@темы: текст, ссылки, Чарская, Люда Влассовская, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

Голоса самых юных читателей

"Скажите тете Чарской, что я ее люблю за ее повести, хотя местами она заставляет нас плакать".

Нина, 1907 год

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2747

@темы: ссылки, мнение о книге, Чарская, Задушевное слово

---

Любопытно

[silent-gluk]

СИРОТЫ В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ. Мы продолжаем читать знакомые и незнакомые строки произведений Л.А.Чарской о детях, потерявших родителей.

"Священник приблизился к иконе, чтобы совершить последний обряд над умирающей. Отысповедовал глухою исповедью больную и, раскрыв над головою ее требник, засветил тоненькую восковую свечу и начал читать отходную.

Не успел докончить молитвы отец Паисий, как что-то бурно заклокотало в груди больной и на губах ее выступила кровавая пена. Все тело умирающей дрогнуло, и Федосьевны не стало. Душа ее отошла в лучший мир. Отец Паисий медленно осенил крестом умершую, дочитал над нею молитву и стал снова завертывать крест и требник в епитрахиль. Вокруг с громкими причитаниями суетились женщины. Кто-то всхлипывал, кто-то плаксивым, нарочито жалобным голосом причитывал, жалея какого-то сироту. Неожиданно широко распахнулась дверь из сеней и в горницу стремительно вбежал мальчик лет двенадцати. Часто, через несколько месяцев спустя, отец Паисий, рассказывая об этом случае, добавлял, что никогда не забыть ему того отчаянного, безнадежного крика: "Мама!", - каким огласил комнату ребенок, не забыть и того ужаса, который отразился на его худеньком, бледном лице.

Это был Вася, единственный сын покойницы. С тем же раздирающим душу воплем Вася бросился к матери, обхватил ее начинавшее уже холодеть тело, прижался лицом к ее груди и так и застыл без слов, без движений. Женщины замолкли сразу, подавленные видом этого безысходного чужого страдания.

Отец Паисий, направлявшийся было в сени, приостановился и тоже не отрывал глаз с обезумевшего от горя мальчика.
- Один, как есть один, сиротинкою круглым остался на свете, - произнесла сочувствующим голосом слободская знахарка. - А как Федосьевна-то его жалела, болезная! Ведь единственной утехой он рос у нее...
- Куда же теперь денется мальчик? Есть у него близкие, родственники? - осведомился священник.
- Какое, батюшка! Ведь приезжие они, и сказывают люди, никого-то у них: ни только что близких, но и дальних на свете нет. Совсем на улице очутился бедный. Жаль до слез парнишку. Да ничего не поделаешь. Противу господа не пойдешь. Он, батюшка милостивый, ведает лучше нас, грешных, что нам определено. А все же кабы не были мы сами в нужде да в лишениях, каждая бы из нас с охотой мальца-сиротинушку к себе в дом приняла. Уж больно тихий да добрый парнишка и услужливый, да вежливый такой... - говорила женщина, утирая кончиком шейного платка мокрые от слез глаза. Она казалась вполне искренней в своем участии. Отец Паисий перевел с нее глаза на Васю.

Теперь он уже не лежал ничком на груди матери. Его бледное, перекошенное судорогой страдания личико было все орошено слезами, - безутешными слезами высшего человеческого отчаяния, с которым, казалось, не сравнится никакое другое горе. Большие серые глаза мальчика, полные слез, с мучительным недоумением впивались в восковое лицо умершей.
- Зачем? Зачем ты ушла от меня, мама? - казалось, спрашивал этот взгляд, и худенькие рученьки все крепче и крепче сжимались у груди мальчика".

Л.Чарская. Лишний рот.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2746

По ссылке - оригинальная иллюстрация к повести

@темы: текст, ссылки, Чарская, Лишний рот, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

Топос Царского Села в автобиографической прозе Лидии Чарской. Е.Трофимова
Е.И.Трофимова (Москва)

Топос Царского Села в автобиографической прозе Лидии Чарской.

(с конференции 29-11-2010-01-12-2010 Программа XVI Царскосельской научной конференции «Царское Село. На перекрестке времен и судеб») www.tzar.ru/science/conferences/1541245659

«Моё дорогое Царское! Моя родина! Мой любимый желанный город! Возможно ли, что я снова поселюсь под тенью твоих роскошных парков, среди чудесных озёр, каналов, водопадов, красивых затей, беседок и мостиков, от которых веет глубокой исторической стариной!». Это слова Лидии Чермиловой – героини произведений и литературного двойника выдающейся русской детской писательницы Лидии Алексеевны Чарской.

В её биографии довольно много лакун, противоречий, недосказанностей. Во многом это «вина» самой писательницы, которая не оставила ни развернутых сведений о своей жизни, ни авторских воспоминаний. Исследователям приходится самим восстанавливать неизвестные и неясные страницы её личной и публичной жизни. А документальных свидетельств осталось не так уж и много, хотя, будем надеяться, дальнейшие архивные разыскания позволят многое разъяснить.

Лидия Алексеевна Чарская (1875-1937) несомненно достойна этих трудов. Только сейчас, когда преодолены многие предубеждения относительно её творчества, когда исследователи приступили к серьёзному изучению наследия писательницы, становится очевидным огромный вклад Чарской в становление и развитие русской детской литературы, в развитие нравственной и патриотической линий отечественной культуры. Да, исторические катаклизмы прервали их непрерывное нарастание, но не смогли уничтожить совсем. Доказательством тому – высказывания людей уже новой, советской формации, которые признавали положительное и благотворное нравственное воздействие книг Чарской. Назову имена. Пантелеев и Цветаева, Пастернак и Евгения Гинзбург, Панова и Друнина; имена исследователей и литературоведов, начавших свою работу в конце 80-начале 90-х гг.: Е.О.Путилова, Р.А.Зернова, В.А.Приходько, С.А.Коваленко, Ст.Никоненко, И.И.Казакова и другие.

В данном сообщении я не претендую на окончательное раскрытие всех упомянутых выше «тайн», мне хотелось бы лишь выделить из общего перечня те, которые напрямую связаны с Царским Селом. Поэтому данная работа будет иметь несколько фрагментарный, черновой характер, поскольку потребуется много кропотливой исследовательской и архивной работы, чтобы прояснить неясности биографии Часркой, в том числе и царскосельского периода.

Царское Село было важным топосом для писательницы, повлиявшим на сложение её личности, формирование мироощущения, сознательной и бессознательной сторон ментальности. В этой географической точке она пережила первые мгновения счастья и духовного взлёта, но здесь же посетило её глубокое горе, здесь ей были нанесены незаживавшие душевные травмы.

Одна из них связана с именем родной матери. Хорошо известно имя её отца – военного инженера Алексея Александровича Воронова. О матери же Чарской, умершей при родах, энциклопедические статьи умалчивают. Тем не менее, опираясь на автобиографическую прозу писательницы, мы можем утверждать, что звали её Ниной. Прямое упоминание этому мы находим на страницах таких произведений, как «За что?», «На всю жизнь», «Цель достигнута» и пр. Косвенным подтверждением является то, что для Чарской имя Нина было излюбленным женским именем. Его носила одна из самых знаменитых героинь – Нина Джаваха, а также героини других повестей и рассказов («Вторая Нина», «Люда Влассовская», «Записки маленькой гимназистки» и некоторые другие). К этому можно добавить, что среди литературных псевдонимов, которыми пользовалась писательница, был и такой – «Н. Иванова». По высказыванию Т.Д.Исмагуловой (1), это не совсем псевдоним. Иванова – по фамилии третьего мужа, а «Н. скорее всего «Нина» - имя её любимой героини». Кто знает, может быть, частично этот псевдоним и представляет собой своеобразный мемориал имени её матери – Нина? Конечно, это только интуитивное предположение.

А где же началось детство Лиды Вороновой?

Из повести «За что?» мы узнаём о нелюбимой няньке со злым-презлым, цыганским лицом, которая одевает девочку «как куколку» и выводит гулять в Большой Царскосельский парк. В этом променаде имеется значительная доля тщеславия – хорошо одетая Лида для няньки представляет своеобразный объект хвастовства перед другими нянями и гувернантками. Отсюда можно сделать некоторые выводы. Во-первых, семья Вороновых жила недалеко от парка. И, во-вторых, территория этого императорского парка была открыта для публичного посещения, где, как пишет Чарская, было «чудесное, прозрачное озеро с белыми лебедями». Как видим, в этом фрагменте уже присутствует внутренний конфликт – внешняя красота, почти идиллия, соседствует с психологическим побуждениями совсем иного рода – нелюбовью, недобротой, тщеславием, хвастовством.

Для более глубокого проникновения в творческий мир писательницы необходимо подробнее узнать о жизни её отца – вышеупомянутого Алексея Александровича Воронова. Лидия Алексеевна, как сейчас бы сказали, была «папиной дочкой». Любила она его самозабвенно, видя в нём совершенного взрослого, некий этический и эстетический идеал, воплощавший в глазах девочки самые лучшие человеческие качества. Поэтому его вторая женитьба стала для Лидюши не только потрясением, но почти катастрофой, повлекшей за собой весьма неприятные последствия. Впрочем, здесь следует оговориться, может быть, эта эмоциональная встряска и помогла раскрыться тому удивительному творческому началу, которое было заложено в Лидии Вороновой. Однако, что же всё-таки конкретно известно о её отце. По образованию Воронов был военным инженером. И на момент рождения дочери, и в первые годы её жизни он служил в одном из лейб-гвардейский стрелковых полков в Царском Селе. Точно назвать этот полк или батальон я пока не могу – здесь требуются архивные разыскания. Известно, что Алексей Александрович затем был переведен в Шлиссельбург, но позже вновь вернулся с семьёй в Царское Село. Известно также, что он со своим полком принимал участие в военных действиях. Об этом говорится в повести «За что?». И здесь существует хронологическая загадка. Чарская пишет, что отец ушел на русско-турецкую войну. Последней открытой войной России с Турцией была война 1877-1878 гг. Алексей Александрович, конечно, мог принимать в ней участие, но его дочери тогда было от силы три-четыре года. А в повести Лидия хотя и маленький ребёнок, но, по крайней мере, лет пяти-семи. Отсюда следуют такие предположения: или имеет место художественный вымысел с хронологической аберрацией, или речь идёт о какой-то другой войне. Единственным событием 1880-х годов, которые, с одной стороны, соответствуют предполагаемому возрасту Лидии, а, с другой, подразумевают столкновение интересов Русской Империи с Османской, было восстание 1883 года, приведшее к образованию Королевства Сербии. Пролить свет на это может лишь исследование архивных документов.

Свою жизнь Алексей Воронов – мы можем это утверждать с достаточной долей уверенности – закончил в Царском Селе. Во всяком случае, на сайте жителей Царского Села находится следующая запись: «Воронов Алексей Александрович – 1902, военный инженер, полковник, начальник инженерной дистанции в Ц.С.» (2).

Конечно, хотелось бы определиться и с местом жительства семейства Вороновых, узнать улицу и номер дома, в котором провела детство будущая писательница. В повести «За что?» мы находим описание некоторых частей этого дома. Дом, видимо, был индивидуальным, то есть не являлся полковой квартирой в большом здании. Но и не представлял собой особняк в полном смысле этого слова, потому что Чарская упоминает о некоем общем дворе, где она играла с детьми из других семейств. Перед домом имелся небольшой сад, где росли кусты смородины и рябина. Где-то рядом находилась «любимая сиреневая беседка», о которой упоминает в письме в Шлиссельбург её детский друг Коля Черский. В тексте Чарской мы встречаем поэтическую картинку этого уголка: «Поздние розы цветут и благоухают... Небо нежно голубеет над сиреневой беседкой, где мы сидим обе - я и Катишь... Катишь чуть ли не в сотый раз объясняет мне сколько видов причастий в русском языке, а я смотрю осовевшими глазами на красивую зелёную муху, попав­шуюся в сети паука» (3).

Интересную информацию по топосу дома Вороновых даёт внимательное изучение карты Царского Села конца XIX века. На ней обозначены не только улицы и площади, но и места дислокаций воинских частей. В частности, в районе София на Павловском шоссе обозначены казармы 1-го лейб-гвардии Стрелкового полка. На пересечении улицы Волконской и Кадетской мы обнаруживаем казармы 4-го Стрелкового полка. Левее по карте между той же Волконской и Фуражной расположился 3-й Стрелковый полк. Хотя на карте и нет отметки, но известно, что недалеко в зданиях провиантских магазинов на Гатчинском (Красносельском) шоссе находились казармы 2-го Стрелкового батальона. Таким образом, именно район Софии представляется тем жизненным пространством, где проходила жизнь семьи Вороновых, где формировался круг детских впечатлений будущей писательницы.

Внимательное изучение текстов писательницы позволяет, к счастью, более точно указать место расположения её дома. В повести «На всю жизнь» в начале второй части мы находим это важное указание. После пребывания в Шлиссельбурге повзрослевшая Лидия возвращается в Царское Село. Воспоминания настолько сильно её взволновали, что ей немедленно хочется увидеть дом, где прошло детство. «Скорее! Скорее к Белому Дому! <…> Извозчик, на дачу Малиновского!» (4). Обратившись к карте Царского Села конца XIX века, мы видим на Павловском шоссе обозначение т.н. Дачи Малиновского, где и находился дом семьи военного инженера Воронова.

Царское Село для Чарской стало и местом некоторых важных духовных откровений. Одно из такого рода событий – пасхальная служба в Царском Селе. Лидия в это время – воспитанница Павловского института в Санкт-Петербурге, с его достаточно жесткой дисциплиной, отгороженностью от окружающего мира. «Заточение» девочки усугубляется и сложностью её отношений с мачехой, что препятствует частому посещению родного дома, общению с обожаемым отцом –«солнышком», как она его называла. Поэтому, известие, что ей позволено прибыть в Царское Село на пасхальные каникулы вызывает восторженную реакцию: «Неделю дома, в Царском! Целую неделю! Господи! Моё сердце то бьётся сильно-сильно, то замирает до боли сладко, до боли радостно. Мне кажется, что я не вынесу, задохнусь от прилива странного и непонятного мне самой восторга. Что-то до того огромное, до того светлое вливается волной в меня, под этот звон колоколов, в эту пасхальную полночь! А впереди ещё лучшее, ещё более радостное ждёт меня. Сегодня я иду с тётей и Катишь в первый раз к заутрене. Я столько лет ждала этого дня» (5).

Эта буря эмоций, эта экзальтация пробуждают в душе девочки какие-то новые, дотоле дремавшие творческие силы. «И вдруг неожиданно я поднимаю голову и прислушиваюсь... Кто это говорит подле? Что за странные звуки носятся и поют вокруг меня?.. Что за удивительные слова слышу я в пространстве вместе с каким-то властным голосом, приказывающим мне произнести их громко?.. Я невольно подчиняюсь этому голосу и прямо из моего сердца, или откуда-то ещё глубже, плавно, чуть слышно, льются, как струйки ручейка, как песня жаворонка, звучные, стройные строфы:

“Звёзды, вы, дети небес,

Пойте свой гимн светозарный,

Пойте: “Спаситель Воскрес!”

Ангел сказал лучезарный.

Слышишь ты дивный привет,

Ты, одинокий, родимый...

Здесь тебя около нет...

В сердце моём ты, любимый...

Ты далеко... ты в пути...

Все же я вижу родного...

Солнышко! В детской груди

Много восторга святого.

Солнышко! сердце поёт,

Папу-Алёшу зовёт...

О, приезжай, ненаглядный!”

Я стою, вся точно заколдованная... Теперь мне по­нятно только, что слова эти никем не сказаны, никем не произнесены, а выросли просто из меня, из моей груди. Я сочинила их... Я сама! Шум и звон наполняют мой слух, мою мысль, мою голову. Все поёт, ликует в моей душе. Я сочинила стихи, <…> Я — поэтесса!» (6).

Здесь также возникает весьма интересная проблема места: в какой церкви молилась Чарская, и где располагался этот храм. Имеются некоторые предположения. Первым можно назвать Софийский собор, что был расположен в самой гуще полковых комплексов. Однако есть аргументы в пользу другого храма. Описывая пасхальное богослужение, Чарская указывает, что оно происходило в Стрелковой церкви. Вот её слова: «Колокола гудят протяжно, звонко и непрерывно по всему городу. Всюду расставлены плошки, зажжена иллюминация. Стрелковая церковь освещена тысячью огней». (7). Просмотр доступных документов приводит к выводу, что речь может идти о храме лейб-гвардии 2-го Царскосельского стрелкового полка. Эта батальонная церковь во имя Святого Преподобного Сергия Радонежского была освящена в 1857 году в старых казармах. В 1879 году она была переведена в район новых казарм стрелкового батальона и в 1889 году была освящена уже в новом здании. В 1921 году церковь была закрыта, её здание сохранилось в перестроенном в 1903-04гг. виде (архитектор А. Г. Успенский). Адрес этого храма: Царское Село, Фуражный пер., д. 4. (8). Эта справка, кстати, даёт некоторые основания предполагать, что Алексей Александрович мог нести службу именно в этом стрелковом полку.

Есть ещё один важный момент в жизни Л.А.Чарской, который связан с Царским Селом. Речь идёт о её первом замужестве. Избранником Лидии становится офицер Борис Чурилов (в повести – Борис Чермилов), служивший в одном из местных полков. Внешность и личность Чурилова вполне соответствовала стилю конца XIX века, отмеченного чертами позднего романтизма и декадентства. «Из-под чёрных, слегка нависших бровей глядят большие чёрные же глаза, блестящие, угрюмые и печальные в одно и то же время. Вертикальная морщина пересекает лоб. Губы наполовину скрыты густыми чёрными усами. И на всём лице, угрюмом и печальном, лежит как будто печать неудовольствия и затаённого раздражения» (9). Романтическими оказались и обстоятельства их неожиданного знакомства. Случайно поранив руку на царскосельском катке Лидия, дабы успокоить боль, удалилась в глубь парка. Вдруг из кустарника вышел медведь, который, конечно, весьма напугал девушку. К счастью сразу появился и хозяин зверя – это был Борис Чурилов. Вскоре молодые люди поженились. Где же жила молодая семья? Текст повести «На всю жизнь» даёт нам некоторую подсказку этого топоса. В начале её третьей части говорится о двухэтажном длинном здании, неподалёку от которого громоздятся «нескладные громадные здания. Это казармы. За казармами бесконечно широкое поле, в конце его – кладбище, угрюмое и жуткое» (10). Далее говорится о большом жёлтом здании, где находятся квартиры офицеров-стрелков, и где располагается двухэтажная квартира Чуриловых. Обратившись к карте конца XIX века, мы обнаруживаем в нижней её части в конце Гусарской улицы Казанское кладбище. От него к центральной части Царского Села, действительно тянется огромное поле, вернее два. На первом располагались Пороховые погреба, а вторым было Учёбное поле с тирами стрелковых, гусарских и кирасирских полков. Если исходить из описания Чарской, то дом молодожёнов должен был стоять где-то в районе пересечения Гатчинского шоссе и Фуражной улицы. В пользу этого предположения говорит и то, что там, на карте, обозначены казармы 3-го Стрелкового полка.

Завершая своё сообщение, еще раз хочу сказать, что факты и предположения, изложенные здесь очень «сырые» и требуют дальнейших кропотливых изысканий. Однако нет сомнений, что детальное изучение конкретных обстоятельств и фактов жизни Лидии Алексеевны Чарской, в том числе и её царскосельской составляющей, очень важны для понимания и оценки её творческого наследия.

ЛИТЕРАТУРА

ИСМАГУЛОВА Т.Д. Реальная и мифологическая биография Лидии Чарской//Детский сборник. – М.:О.Г.И., 2003. С.218.
См.: pushkin-history.info/bukva-v-voa.html.
ЧАРСКАЯ Л.А. За что? – М.: Паломник, 2007. С. 111.
ЧАРСКАЯ Л.А. На всю жизнь. – М.: Паломник, 2008. С.156.
ЧАРСКАЯ Л.А. За что? – М.: Паломник, 2007. СС. 177-178.
ЧАРСКАЯ Л.А. Т а м ж е. СС. 179-180.
ЧАРСКАЯ Л.А. Т а м ж е. С. 180.
См.: al-spbphoto.narod.ru/Hram/nohram3.html.
ЧАРСКАЯ Л.А. На всю жизнь. – М.: Паломник, 2008. С. 183.
10. ЧАРСКАЯ Л.А. Т а м ж е. С. 238.

Отсюда: vk.com/@-215751580-topos-carskogo-sela-v-avtobi...

@темы: ссылки, Цель достигнута, За что?, Чарская, биография, Записки маленькой гимназистки, Люда Влассовская, На всю жизнь, В торая Нина