Любопытно

[silent-gluk]

" - Да, я читаю новых авторов. Многие из них талантливы. Но лучше Пушкина, Гоголя, Тургенева и Толстого, Лермонтова и Некрасова я не знаю никого! - без запинки отвечала она".

Так отвечает пожилому учителю словесности героиня повести "Ради семьи", молоденькая классная дама Ия Басланова на его вопрос, увлекается ли она современной (для читателя начала 20 века) литературой. И это, пожалуй, голос самой Лидии Алексеевны Чарской. Она очень много читала, любила и почитала классиков нашей литературы и часто "дарила" свои чувства к ним своим героям и героиням.
Попробуем найти упоминания о писателях на страницах наших любимых книг, например, "кавказского цикла", который насквозь пронизан лермонтовскими мотивами... Чарская щедро рассыпала их по своим произведениям, таким образом молчаливо и уважительно кланяясь перед великими.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3404

@темы: ссылки, Чарская, Ради семьи

---

Любопытно

[silent-gluk]

Продолжаем публиковать новую маленькую повесть Лидии Чарской, напечатанную в журнале "Задушевное слово" для младшего возраста в 1910 году.

ЧТО БЫЛО В СЕРОМ ДОМЕ.
Рассказ Л. А. Чарской. (продолжение)

Хотя в передней было совершенно темно, но в маленькой сгорбленной фигуре, укутанной в большой теплый платок, никак нельзя было признать ни тётю Соню, ни няню.

- Которая из вас Катенька? - спросила странная посетительница, оглядывая нас обеих и ничего не видя в темноте прихожей.

Я вышла вперед.
- Что вам угодно? - спросила я не совсем твердым голосом.
- Ах, милая барышня! - произнесла незнакомка плаксивым голосом, - сестричке вашей, Анночке, очень плохо стало. Меня тётенька сюда за вами послала; я больничная сиделка, видишь ты, голубушка моя; тётенька ваша, значит, и велела мне за вами ехать. А нянюшка ваша сейчас сюда будет за другой сестричкой… Так-то, так-то, милые вы мои! - и старушка пригорюнилась и тяжело завздыхала.

- Ане дурно? Она умирает? Она уже умерла, может быть? Говорите же! Ради Бога, говорите скорее! Не мучьте же меня! - кричала я не своим голосом, в то время, как Лиза тихо плакала, опершись о косяк двери.
- Зачем умерла? - изумленно произнесла сиделка, - и ничуть не умерла, жива ваша Анночка! - добавила она успокаивающим тоном, - только торопиться надо, потому всяко может случиться. Коли хотите сестричку видеть, поторапливайтесь, Катенька!

- Сейчас! Сейчас! – на-ходу крикнула я, бросаясь из прихожей в детскую и быстро напяливая на себя теплую шубку, капор и сапожки.
- Катя! Катя! Не езди! Дождёмся няню. Не оставляй меня! - молящим голоском просила Лиза, - сейчас няня приедет… Ты слышала? Дождёмся няню и вместе поедем. Мне страшно одной оставаться…

- Катя, Катя! Ах ты какая странная! - сердито вскричала я. - Ты слышала: - Ане хуже… Она, может быть, умирает… Нет, нет! Я еду с сиделкой сейчас… Тётя хочет этого, а ты приедешь потом с няней…

И чтобы еще более успокоить мою сестренку, я крепко поцеловала её, пообещала ей как можно скорее прислать няню и быстро выбежала в прихожую, где у дверей меня ждала старушка-сиделка.
- Ну, я готова! Едем, пожалуйста, поскорее! - проговорила я.
- Едем! Едем, деточка, едем, барышня моя дорогая! - произнесла с особенной живостью старушка.
- До свиданья, Лиза, скоро увидимся! Сейчас пришлю за тобой няню! - крикнула я моей младшей сестренке и выскочила на лестницу.

Лишь только мы вышли из подъезда, вьюга, метель и ветер подхватили и закружили нас. Снежные хлопья слепили нам глаза. Но моя спутница бодро шагала, не обращая внимания на вьюгу, и увлекала меня за собою, крепко держа за руку.

- Разве мы не возьмем извозчика? - спросила я, когда ноги мои порядочно таки устали, уходя чуть не по колена в сугробы снега.
- Не стоит! Больница-то ин здесь близёхонько, - проговорила моя спутница и зашагала быстрее.
- Но я устала! Я не могу идти больше, - взмолилась я через несколько минут усиленной ходьбы.
- Сейчас, сейчас, дитятко! Скоро уже теперь, скоро! - успокаивала меня старушка. - Вот сейчас повернём за угол, и будет тебе больница.

И она крепче схватила меня за руку и повлекла быстрее по тёмным закоулкам, где слабо мерцали редкие фонари, да попадались еще более редкие прохожие.

Потом мы еще раз свернули направо. Здесь уже улиц не было… Какие-то заборы и сараи потянулись во всю длину не то тёмного переулка, не то проходного двора. За заборами высились какие-то грязные, полуразвалившиеся лачуги. Мы прошли мимо них и почти уперлись в большой серой каменный дом, стоявший на самом конце тёмного переулка.

- Это и есть больница? - спросила я сиделку.
- Ну, больница - не больница, а знай себе шагай вперед, благо пришли домой! - грубо вскричала моя спутница сразу изменившимся, точно не своим, голосом.

Что-то знакомое послышалось мне в звуках этого голоса. Я вся вздрогнула, боясь догадаться… понять… узнать истину…
- Что? Чай, признала? - снова услышала я над моим ухом слишком хорошо уже теперь знакомый мне голос старухи-нищей. (Как только она сумела изменить его так до неузнаваемости!) - Признала меня, касаточка? Говорила, что свидимся, вот и свиделись! Чай, не долго ждать-то пришлось!

И старуха разразилась громким хриплым смехом.
Большой платок скатился с её головы и, при мерцающем свете фонаря, я узнала в ней старуху-нищую, моего злейшего врага.

Первым моим движением было бежать.
- Помогите! Помогите! Тётя Соня! Няня! Сюда, ко мне! - вскричала я диким голосом. Но чьи-то сильные руки зажали мне рот, другие подхватили меня на воздух, и я очутилась в полной темноте. (Продолжение будет)

Рисунки к повести - художника Э.Соколовского, иллюстрировавшего повести Чарской "Записки сиротки", "Первые товарищи" и другие.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3397 , иллюстрация по ссылке

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации, Что было в сером доме, Задушевное слово

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот любопытно, что у Чарской с классными дамами и преподавателями - что в институте, что в гимназии - как повезет (в т.ч. и в восприятии учениц), инспектрисы чаще всего несимпатичны (напомните мне симпатичную, вообще-то говоря...), а начальницы как на подбор добры (хоть и могут быть строгими) и воспринимаются именно что хорошо. Интересно, почему? Потому ли, что с начальницей мало сталкивались? Или потому, что высшее начальство, поставленное (обожаемым) императором (или императрицей), осуждать нехорошо? Или потому, что они maman, заменители матери - и хорошо исполняют свою роль?..

@темы: Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Г.Михалевская.
Уроки общения по Л.Чарской. (СПб, 2006 год). Продолжение.

ГЛАВА 1.
УПРАВЛЕНЧЕСКАЯ СИСТЕМА ПАВЛОВСКОГО ИНСТИТУТА БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ.

Во главе институтов благородных девиц стояли начальницы. «Княгиня-начальница стояла передо мной величественная, красивая, точно картина, в своем синем шелковом платье с массою орденов на груди и бриллиантовым шифром. Она трепала меня по щеке и ласково улыбалась». (Чарская Л. Записки институтки. — М., 1993. - С. 71.)
Такой представилась начальница новой ученице Людмиле Влассовской. Княжне Джавахе «высокая седая женщина» показалась «настоящей королевой». (Чарская Л. Княжна Джаваха. — СПб., 1993. — С. 179.)
Старая княгиня была представительной, гордой и красивой. На празднике «Maman шла впереди, сияя улыбкой, в обществе инспектора — маленького, толстенького человека в ленте и звезде», (Чарская Л. Записки институтки. — М., 1993. — С. 74.)
держалась важно и торжественно. Вторую Нину представили начальнице института баронессе Нольден, которая, «когда была фрейлиной одной из августейших покровительниц института, приезжала туда каждую неделю». (Чарская Л. Вторая Нина. — СПб., 1994. — С. 178.)


Обычно девочки-воспитанницы называли начальницу «Maman». Она должна была знать обо всем, что совершается во вверенном ей учебном заведении. Вот как она реагирует на проступки: «лицо княгини стало темнее тучи», «княгиня вышла из себя» (девочки без разрешения, тайком, послали сторожа за лакомствами), «требует назвать виновного или виновную». В случаях нарушения дисциплины на уроках учителя классные дамы немедленно апеллируют к начальнице или инспектрисам.

Н.П.Черепнин пишет, что императрица следила за деятельностью начальниц и ждала от них докладов каждую неделю. Начальнице предписывалось, что она должна «всегда иметь в виду те условия, в какие воспитанницы попадут при выходе из института, и заботиться, чтобы они не привыкали к мечтательности, не строили иллюзий о будущем, а смотрели на жизнь здраво и прямо, вступали в нее с твердыми нравственными правилами, верой в Бога и имели бы силы не поддаваться соблазнам и порокам. (Черепнин Н.П. Императорское воспитательное общество благородных девиц. Исторический очерк (1764 — 1914). Т.1, СПб., 1914. — С. 483.)

Чтобы достичь этих целей, начальница должна была хорошо знать каждую воспитанницу, ее характер и наклонности как через инспектрис и классных дам, так и путем личных наблюдений. Так оно и было на самом деле. «Навстречу нам поднялась высокая, стройная дама, полная и красивая, с белыми как снег волосами. Она обняла и поцеловала Анну Фоминишну (бывшая ученица) с материнской нежностью.
— Добро пожаловать, — прозвучал ее ласковый голос, и она потрепала меня по щечке.
— Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю кампанию Влассовского? — спросила начальница Анну Фоминишну. — Я рада, что она поступает в наш институт... Нам очень желанны дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.
Последнюю фразу она произнесла по-французски и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:
— Ее надо остричь, это не по форме, Аннет, — обратилась она к Анне Фоминишне, — не проводите ли вы ее вместе со мною в класс? Теперь большая перемена, и она успеет ознакомиться с подругами.
— С удовольствием, княгиня! — поспешила ответить Анна Фоминишна, и мы все трое вышли из гостиной начальницы (она жила в институте), прошли целый ряд коридоров и поднялись по большой широкой лестнице во второй этаж.

В длинном коридоре, по обе стороны которого шли классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились в конце коридора, как тотчас воцарилась мертвая тишина.
— Maman, Maman идет, и с ней новенькая, новенькая, — сдержанно пронеслось по коридорам.
Тут я впервые узнала, что институтки называют начальницу «Maman». Девочки, гулявшие попарно и группами, останавливались и низко приседали княгине». (Чарская Л. Записки институтки. — М., 1993.— С. 11.)

Действительно, девочки были надолго оторваны от дома, институт и был их домом, семьей, а во главе дома и семьи стоит начальница (княгиня, баронесса), которую принято считать матерью, главной в семье.
Императрица во всем приходила на помощь начальницам; она желала, чтобы они сообщали ей обо всем, ничего не скрывая, и свободно выражали свое мнение. Судьба начальниц, инспектрис и классных дам была предметом особой заботы императрицы.

Инспектрисами назначались обычно наиболее опытные из классных дам. В каждом возрасте была своя инспектриса, которой были подчинены все классные дамы данного возраста. Каждая инспектриса отвечала за вверенный ей возраст. На страницах произведений Л.Чарской наиболее рельефно представлена m-lle Еленина, «худая злющая старуха с выцветшими глазами». Ее «резкий, визгливый голос», «недобрая усмешка», «сердитые маленькие глазки», грозный тон, непомерная строгость отталкивали детей, особенно самого маленького возраста, «седьмушек».

«Худая, длинная как жердь инспектриса производила впечатление старушки, но двигалась она быстро и живо, поспевая повсюду». (Чарская Л. Записки институтки. —М., 1993. —С. 55.) «Худая фигурка в синем шелковом платье с массой медалей у левого плеча грозно предстала поднявшемуся со своих скамеек классу». (Там же. С. 55.) Тон «злющей» Елениной «был раздражительный, сухой, придирчивый. Мы ненавидели ее за ее брезгливое пиление»". (Там же. С. 55.) Инспектриса пристально следила за всем и реагировала грозно и строго: «Но будьте уверены, я все узнаю, и виновная будет строго наказана». — «Скверно, достойно уличного мальчишки, а не благовоспитанной барышни! Ты будешь наказана. Сними свой передник и отправляйся стоять в столовой во время завтрака», — уже совсем строго закончила инспектриса. Я замерла. Стоять в столовой без передника считалось в институте самым сильным наказанием». (Там же. С. 57.)

Был и такой случай. Перед праздником (Тезоименитство Государыни Императрицы) «старшие явились в столовую тоненькие, стянутые в рюмочку, с взбитыми спереди волосами и пышными прическами Ирочка Трахтенберг воздвигла на голове какую-то необычайную шишку, пронзенную красивою золотою пикой, только что входившую в моду. Но, к несчастью, Ирочка попалась на глаза Елениной, и великолепная шишка с пикой в минуту заменилась скромной прической в виде свернутого жгута. «Мesdames, у кого я увижу подобные прически — пошлю перечесываться», - сердилась инспектриса. (Чарская Л. Записки институтки. —М., 1993. —С. 70.)

Дети не любили инспектрису, которая «не умела ни прощать, ни миловать. Это была как бы старшая сестра нашего Пугача (прозвище французской классной дамы), но еще более строптивая и желчная». (Чарская Л. Княжна Джаваха. — СПб., 1993. — С. 260.)

(продолжение следует)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3391

@темы: ссылки, Реалии, Чарская, История, Княжна Джаваха, Записки институтки

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вам какая тематика произведений Чарской больше нравится? Мне, пожалуй, институтская...

@темы: Чарская

---

[silent-gluk]

Продолжаем публиковать новую маленькую повесть Лидии Чарской, напечатанную в журнале "Задушевное слово" для младшего возраста в 1910 году.

ЧТО БЫЛО В СЕРОМ ДОМЕ.
Рассказ Л. А. Чарской. (продолжение)

В этот вечер, ложась в постель, я снова вспомнила утреннее происшествие… Как живая, предстала передо мною старуха-нищая, и я услышала снова её глухой, хриплый голос, говоривший злобно:
- Встретимся мы с тобой еще разик, касаточка, уж тогда ты другую запоешь песенку!..

И я невольно вздрагивала от одной мысли встретиться со старухой. Я поняла, что она мой злейший враг с той минуты, как я заступилась за Глашу, и что она может сделать мне много неприятного.

Я плохо спала эту ночь, поминутно просыпалась, вся обливаясь потом, или громко вскрикивала во сне, сильно пугая бедную няню, которая то и дело вскакивала, поила меня святой водицей и крестила шепча:
- Христос с тобой, дитятко! Спи спокойно. Ангел хранитель над тобой!

Но «дитятко» уснуло не скоро.

Я забылась только под утро, да и то каким-то тяжелым сном. И во сне меня все время неотступно преследовала нищая старуха, её злые красноватые слезящиеся глаза и хриплый надорванный голос. Она грозила мне костлявым пальцем и твердила:
- Свидимся, касаточка! Скоро свидимся!

Ах, что это был за сон! Что за страшная ночь!

IV

Наступили декабрьские морозы, такие трескучие, такие страшные, что мы и носа не могли высунуть на улицу. Поэтому я не могла встретиться со страшной старухой и мало-по-малу стала забывать о ней.

А тут снова начались наши уроки с тётей. Тётя учила нас с Лизой, готовя во второй класс гимназии, так как мне уже было одиннадцать, а Лизе десять лет.

О напугавшей меня старухе некогда было и думать.
И вдруг все сразу круто переменилось.

Семью нашу постигло большое несчастие. Возвращаясь как-то домой из гимназии, Аня попала под лошадь и, сильно раненая, была отвезена в больницу. Ах, что мы перенесли тогда все трое - тётя Соня, Лиза и я! Скромные средства тёти Сони (она была учительницей музыки в гимназии и институте) не позволяли лечить больную дома. В больнице же всё было значительно дешевле, и тётя оставила Аню в той больнице, в которую её привезли сразу после несчастия.

Теперь наша жизнь пошла совсем вверх дном: тётя Соня целые дни проводила у Ани, куда вечером отправлялась и няня, накормив нас обедом и вымыв посуду. Я и Лиза в долгие зимние вечера оставались одни. Мы усаживались с ногами на большой турецкий диван и рассказывали друг другу сказки собственного сочинения, до того глупые и нелепые, что сами хохотали-покатывались над ними. Я особенно умела рассказывать и выдумывать такие невероятные повести, что Лиза от хохота падала под диван, и мы обе долго не могли успокоиться.

Об Ане мы не беспокоились. Каждый вечер тётя привозила нам приятные известия, что девочке с каждым днем лучше, что рана на ноге заживает (Ане колесом переехало ногу) и что скоро она вернется домой. Стало быть, особенно грустить не было причины, и мы не грустили.

Стоял суровый декабрьский вечер. Вьюга пела за окном, точно жаловалась на что-то. Я и Лиза пересказали друг другу столько глупейших сказок, что уж больше ничего в запасе не оставалось.

- Что это тётя Соня так долго не едет? – произнесла, позёвывая, сестра.
- Да и няня тоже. Уже десятый час! - в тон ей отвечала я.
- Уж не хуже ли Ане? - робко заикнулась Лиза.
- Не думаю. Утром ведь тётя Соня писала, что Ане позволят завтра встать с постели.

- Бедная Аня! Как она должно быть соскучилась там в больн… - начала было Лиза и вдруг разом оборвала речь на полуслове.

В передней дрогнул звонок.
- Слава Богу! Тётя Соня! - вскрикнула она, вскакивая с дивана.
- И няня тоже! - добавила я.
Мы побежали в переднюю.

Я опередила Лизу, бросилась к двери и с радостным криком: - «Тётечка, наконец-то!» - сбросила тяжелый крюк.

И вдруг мы обе отступили… (Продолжение будет)

Рисунки к повести - художника Э.Соколовского, иллюстрировавшего повести Чарской "Записки сиротки", "Первые товарищи" и другие.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3390

Иллюстрация по ссылке.

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации, Что было в сером доме, Задушевное слово

---

Любопытно

[silent-gluk]

Вообще удивительно, насколько у Чарской мало отрицательных персонажей. Куда больше тех, кто только _кажутся_ отрицательными (и то другим персонажам, а вот как с читателями?). Интересно, это требования жанра или мировоззрение?..

@темы: Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Повальное увлечение детективами в начале 20 века, Нат Пинкертон - кумир гимназистов и многое другое в рассказе Л.Чарской «Мама ничего не понимает»
Повальное увлечение детективами в начале 20 века, Нат Пинкертон - кумир гимназистов и многое другое в рассказе Л.Чарской «Мама ничего не понимает», изображение №1
«…весь мир – это Нат Пинкертон, раздробленный на мельчайшие части, что вы, я и все люди, и все вещи, и все дела суть некая эманация единого и всемогущего божества – сыщика Ната Пинкертона».

К.Чуковский www.chukfamily.ru/kornei/prosa/kritika/nat-pink...

Корней Иванович едко иронизировал в своей статье, конечно, но, действительно, для маленьких и не очень маленьких читателей Пинкертон в начале 20 века стал неким волшебным миром. Не зря его вспоминают в своих книгах-мемуарах видные писатели, например Валентин Катаев:

«…строжайше запрещалось чтение Пинкертона. Нат Пинкертон был знаменитый американский сыщик, приключения которого сводили нас с ума. Это были небольшие по объему, размером в школьную тетрадку, так называемые «выпуски», каждый раз с новой картинкой на цветной обложке и портретом знаменитого сыщика в красном кружочке. На этом грубо литографированном портрете голова Ната Пинкертона была изображена в профиль. Его бритое, обрюзгшее лицо с выдвинутым вперед подбородком и несколько мясистым носом, с резкой чертой между ноздрей и краем плотно сжатых губ, его проницательные глаза (или, вернее, один только глаз), даже косой пробор его немного седоватых каштановых волос и цветной американский галстук — все говорило, что это величайший криминалист XX века, человек опытный и бесстрашный, с железной волей, гроза американского уголовного мира, раскрывший сотни и сотни кровавых преступлений и посадивший не одного негодяя на электрический стул в нью-йоркской тюрьме Синг-Синг».

Глава «Ограбление газетного киоска» из книги В.Катаева «Разбитая жизнь или волшебный рог Оберона». libking.ru/books/nonf-/nonf-biography/113523-38...

А Аркадий Аверченко строит на увлечении гимназистов ловким сыщиком целый рассказ «Синее одеяло» – сам не хуже каких-нибудь детективных историй с похищением учеников и таинственными подробностями…

Разумеется, эти книги повсеместно осуждались педагогами, критиками и вообще многими, следящими за кругом детского и подросткового чтения (как осуждалась порой и Чарская даже ещё в дореволюционный период). Критико-библиографические журналы по детской литературе часто публиковали статьи о распространении лубочной и сыщицкой литературы среди школьников, о борьбе с ней, о проникновении ее с Запада…

Писал ежемесячник «Новости детской литературы» в 1912 году: «Из общего количества 300 выпусков, заготовленных «Развлечением» на долю Ната приходится 130 (почти половина) с тиражом около четырёх миллионов. Надо думать, что ни одной хорошей книге, по крайней мере у нас, не удавалось так широко распространиться. Издательство нисколько не преувеличивало, когда печатало на обложке каждого выпуска, что его товар имеется у всех газетчиков, на всех станциях, в киосках и даже в книжных магазинах.

В 1907-8 г.г. новый выпуск появлялся раз в неделю, а с сентября 1909 г. пришлось выпускать два раза - в среду и субботу, - так как спрос, очевидно, удвоился.

«Развлечение» заразило других предпринимателей, за Пинкертоном поползли из разных щелей «Листеры», «Шерлоки», «Морганы»… (В.Зеленко «Знамение времени»).

Катаев подтверждает частоту выпусков в своей книге - «Выпуски Ника Картера появлялись в продаже каждую пятницу сразу же по две штуки. Цена — четырнадцать копеек. Их привозил курьерский поезд Санкт-Петербург — Одесса, развивавший, как говорили, скорость до ста десяти верст в час».

Некий немецкий учитель Зоммер в начале 20 века провел исследование о распространенности лубочных изданий среди школьников; он опросил 300 учеников средней школы и 230 учеников народной школы. У 300 учеников средней школы оказалась 2974 экземпляра лубочных изданий, а у 230 учеников народной школы – 3135. «Большинство владеют всего лишь единичными экземплярами, но богатство некоторых доходит до пятисот и более книг. Характерно, что ревностными читателями лубочной литературы являются наиболее способные ученики». («Новости детской литературы», №8, апрель 1913 года).

Осуждался и другой не менее знаменитый детектив – господин Холмс:

Из воспоминаний В.Розанова «Опавшие листья» - он писал: «Дети, вам вредно читать Шерлока Холмса. И, отобрав пачку, потихоньку зачитываюсь сам. В каждой — 48 страничек. Теперь «Сиверская — Петербург» пролетают как во сне. Но я грешу и «на сон грядущий», иногда до 4-го часу утра».

О популярности Шерлока Холмса в дореволюционной России: arzamas.academy/materials/541

Чарская в своих произведениях тоже упоминает это «знамение времени», становясь на сторону педагогов-критиков. Но при этом неплохо понимая детскую душу и детские увлечения:

«Мама ничего не понимает», рассказ из сборника «На рассвете».

«Сам Котик, успевший облечься в домашнюю блузу, храбро берётся за пеструю, ярко разрисованную книжку приключений знаменитого Ната.

- Нет, нет! говорит мама, - раньше выучи уроки, - я не позволю тебе пичкать голову до них всякой требухой…

… - Нат Пинкертон - не требуха! У нас Ната Пинкертона даже первый ученик, круглый «пятерочник» читает. И ты ничего не понимаешь, если говоришь так!»

А потом мальчику становится совестно, что он поссорился с мамой из-за этих книжек: «Ты ничего не понимаешь!» Ведь могла же выскочить из его рта такая ужасная фраза по отношению к матери. О, - о, противный Пинкертон, все из за него!

Теперь Котик почти с ненавистью смотрит на пёстро и ярко раскрашенную обложку жидкой, порядочно таки потрепанной книжонки. Бульварная литература! вспоминался ему отзыв Кириллова, их первого ученика, которого он так неудачно привел в пример маме как почитателя Ната Пинкертона».

В итоге сын и мать мирятся, вместе читая «бессмертные творения Гоголя».

viewer.rsl.ru/ru/rsl01004201309?page=119&rotate... (сборник «На рассвете»)

Вот и в повести «Тяжёлым путём» отрицательная героиня невольно подчёркивает в очередной раз свой нравственный облик, читая «книжку, в заголовке которой крупными буквами значилось: "Нат Пинкертон"…»

«В мастерской Андрея Аркадьевича сидела Нетти. Без дальних вступлений Ия просто обратилась к молодому художнику.

-- Послушай, Андрюша, дети мечтают о елке, не найдешь ли ты возможным устроить ее им?

-- Разумеется, разумеется, как это я мог забыть о них! Извини, пожалуйста, Иечка. Вот возьми деньги... Они лежат вон там, на столе, -- засуетился молодой художник, отбрасывая кисть и палитру.

Внезапно присутствующая здесь Нетти отложила в сторону тоненькую с безвкусно раскрашенной обложкой книжку, в заголовке которой крупными буквами значилось: "Нат Пинкертон", и взволнованно заговорила:

-- A по-моему, все эти елки одна только глупая трата денег, a удовольствия от них не получается никакого. Сама я в детстве их терпеть не могла. К тому же, теперь нам пригодится каждый лишний рубль. Еще не все счета уплачены. Да и наш костюмированный вечер обойдется не дешево. Сегодня тоже трат предстоит не мало. A тут еще извольте бросать деньги на какие-то глупости. Увольте, Ия, мы не Ротшильды, и так André день и ночь работает на семью. Избавьте его хоть от таких лишних расходов, как никому ненужная елка, -- уже заметно раздраженным тоном заключила Нетти». («Тяжёлым путём»)

Приснопамятная Наденька Таирова из «Волшебной сказки» после того, как её романы о графах и баронессах сжигает отец, раздобывает себе приключения Холмса.

Так, мы по-прежнему видим, что Чарская своевременно откликалась на модные веяния и упоминала их в своих книгах, будь то танцы босоножек, увлечение пинкертоновщиной или сочинениями Максима Горького…

Пинкертоновщина — российское название детективно-приключенческой беллетристики (иногда с элементами мистики и научной фантастики), популярной в три первых десятилетия 20 века. Получила своё название в честь американской серии о приключениях сыщика Ната Пинкертона (какое отношение он имеет к Алану Пинкертону, основателю известного детективного агентства, в книгах не сообщается), однако в даже большей степени на неё повлиял сэр Артур Конан Дойл со своей холмсианой. Собственно, большинство авторов «пинкертоновщины» в континентальной Европе (включая и Россию) начинало либо с нелицензированных переводов приключений Холмса, либо с фанфиков про него.

После Октябрьской революции большевики поначалу пытались запретить этот жанр, однако в эпоху НЭПа никакие запреты не помогали, и они стали действовать по принципу «Не можешь победить — возглавь». Сверху были спущены указания придумать своего собственного «Красного Пинкертона», который бы разоблачал контрреволюционеров и козни мировой буржуазии (в написании «красной пинкертоновщины» поучаствовали такие известные авторы как Илья Эренбург и Мариэтта Шагинян). Белые не отставали и создавали в эмиграции «Белых Пинкертонов», которые боролись уже против агентов ЧК, ОГПУ и красных комиссаров. Концептуально «коммунистический Пинкертон», впрочем, не удался (как ни пытались прикрутить захватывающие приключения к Мировой Пролетарской Революции, но получалось, что приключения сами по себе, а революция — сама по себе и чисто для галочки), и в тридцатые в процессе общего «закручивания гаек» сабж всё же запретили, а на смену ему пришёл соцреализм. На Западе же он постепенно эволюционировал в жанр weird fiction, где акцент делался уже не на детективную составляющую, а на паранормальную и/или научно-фантастическую.

В лихие девяностые после падения «железного занавеса» мода на жанр вернулась (наряду с модой на декаданс и Серебряный век), и многие даже малоизвестные на Западе авторы публиковались значительными тиражами, зачастую под вырвиглазными обложками в стиле американских триллеров категории «Б». Источник: posmotreli.su/index.php/%D0%9F%D0%B8%D0%BD%D0%B...

Отсюда: vk.com/@-215751580-povalnoe-uvlechenie-detektiv...

@темы: Сборники, ссылки, Реалии, На рассвете, Чарская, Волшебная сказка, Рассказы, История, Тяжелым путем, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот кто из главных героев Чарской вам _наименее_ симпатичен?..

@темы: вопрос, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Г.Михалевская.
Уроки общения по Л.Чарской. (СПб, 2006 год). Продолжение.

Все закрытые учебные заведения для девочек делились на четыре разряда, которые отличались друг от друга содержанием обучения. В учебных заведениях первого и второго разрядов в основу образования были положены иностранные языки. В институтах второго разряда было расширено преподавание искусств и рукоделия за счет наук. Павловский институт благородных девиц относился ко второму разряду. В учебных заведениях третьего разряда (для мещанок) главное внимание обращалось на рукоделие и женские ремесла; по русскому языку и арифметике давались самые элементарные сведения. К четвертому разряду относились сиротские дома и повивальные институты.

Таким образом, институты благородных девиц были общеобразовательными учебными заведениями. В них готовили главным образом к семейной жизни, а также к педагогической деятельности, для работы гувернантками и — домашними учительницами. Лучшие воспитанницы, особенно Смольного института, определялись в придворную службу. Профессиональная подготовка осуществлялась на пепиньерских и педагогических курсах, в музыкальных, чертежных и рисовальных классах. А также на курсах преподавания новых языков.

Институтская жизнь была трудной, по-спартански суровой, особенности ее будут раскрыты ниже на примерах из произведений Л.Чарской, окончившей Павловский институт в 1893 году.

Основная направленность педагогического процесса связана с воспитанием верноподданнических чувств, сознания привилегированности своего сословия. Дети были сознательно оторваны от «прозы жизни», от жизненных проблем, что приводило в конечном счете к беспомощности их в житейских ситуациях. Жестокий эксперимент с воспитанием девочек в закрытых учебных заведениях считаем одной из драматических страниц в истории русской педагогики. Данные педагогические системы прекратили свое существование в 1917 году.

Лидия Алексеевна Чурилова (1875-1937), урожденная Воронова, родилась в состоятельной дворянской семье. Она рано лишилась матери, и ее определили в Павловский институт. По окончании института она была принята в Александринский театр, где и прослужила до 1924 года. Но прославилась она и получила всероссийскую и европейскую известность как писательница (псевдоним Л.Чарская). Она написала множество очерков, небольших рассказов, стихотворные сборники и около 70 больших произведений, отвечавших самым разнообразным интересам детей и подростков.

Л.Чарской не повезло с критикой, но юным читательницам ее книги очень нравились. Журнал «Русская школа» (1911, № 9) сообщал: «В восьми женских гимназиях в сочинении, заданном учительницей на тему «Любимая книга», девочки почти единогласно указали произведения Л.Чарской».


Феномен Л.Чарской обычно объясняется с позиции тематики ее произведений или с позиции ее сиротского детства. Нам представляется, что успех ее книг объясняется особым даром раскрытия «школьного состояния души» (Л.Н.Толстой) и особенностей общения детей со взрослыми и между собой; умелым и образным раскрытием трудностей и напряженности, проявляющихся во взаимоотношениях в различных ситуациях. Особая притягательность произведений Л.Чарской заключается в поэтизации дружбы как самого высокого и романтического состояния, как средства защищенности от настоящих и грядущих невзгод, как залога благополучия и возможности выжить ярким и свободолюбивым натурам в условиях закрытого учебного заведения.

Популярность Л.Чарской была огромной. «Девочки «обожали» и до сих пор обожают» Чарскую. Она является властительницей дум и сердец современного поколения девочек всех возрастов. Все, кому приходится следить за детским чтением, и педагоги, и заведующие библиотеками, и родители, и анкеты, проведенные среди учащихся, единогласно утверждают, что книги Чарской берутся читателями нарасхват и всегда вызывают у детей восторженные отзывы и особое чувство умиления и благодарности». Так написано в статье «За что дети обожают Чарскую», опубликованной в журнале «Новости детской литературы» (1911, февраль, №6). В наше время, в 90-е годы 20 века и в начале 21 века некоторые произведения Л.Чарской переизданы, и они охотно раскупались читателями. Книги Л.Чарской есть почти в каждой семье.


Продолжали зачитываться Чарской и после того, как ее произведения — уже в двадцатые годы — были объявлены «слащавыми» и вредными для читателя, а затем запрещены и изъяты из библиотек. Наиболее любимые повести писательницы, однако, долго ещё переписывались читателями, передавались из рук в руки. Перу этой одаренной писательницы принадлежат десятки произведений для детей, подростков и взрослых читателей. Наиболее известны среди них: «Записки институтки», «Княжна Джаваха», «Люда Влассовская» «Вторая Нина», «Записки маленькой гимназистки», «Газават. Тридцать лет борьбы горцев за свободу», «Паж цесаревны» «Ради семьи»…
Один только перечень написанного Лидией Чарской — а в него вошли бы и сборники стихов для детей, и исторические повести, и пьесы — мог бы занять целую страницу. Количество написанного Л.Чарской может быть сравнимо разве что с масштабами ее небывалой популярности.
Анализ произведений Л.Чарской с позиции особенностей общения будет произведен по следующему плану: строй институтской жизни, характеристика взрослых (Maman, классные дамы, учителя, обслуживающий персонал, другие взрослые) и детей с описанием круга и траекторий их общения; разбор и анализ наиболее ярких школьных ситуаций, а также детские страхи, способы поощрения и наказания девочек. В заключении представлены уроки общения, получаемые воспитанницами и их наставниками в стенах закрытого учебного заведения.

(продолжение следует)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3380

@темы: Паж цесаревны, ссылки, Реалии, Газават, Чарская, Записки маленькой гимназистки, Ради семьи, Люда Влассовская, Вторая Нина, История, Княжна Джаваха, Записки институтки

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вам нравится семья, описанная у Лукашевич (в первой части, "Моек милое детство", во второй-то там уже совсем трагедия...)?..

@темы: вопрос, Лукашевич

---

Любопытно

[silent-gluk]

Продолжаем публиковать новую маленькую повесть Лидии Чарской, напечатанную в журнале "Задушевное слово" для младшего возраста в 1910 году. Начало - vk.com/allcharskaya?w=wall-215751580_3194.

ЧТО БЫЛО В СЕРОМ ДОМЕ.
Рассказ Л. А. Чарской. (продолжение)

Я не слышала, что ответила Глаша, потому что в эту минуту, не помня себя, я протискалась в круг зрителей и, остановившись перед старухой, проговорила, задыхаясь от волнения:
- Вы не смеете бить Глашу! Не смеете! Не смеете! Я дала этот рубль ей, а не вам. Значит, не она украла его у вас, а вы у неё. Значит, не она воровка, а вы, вы, вы!
- Что? Как? Старуха украла? В полицию старуху! - зашумела толпа. - Бедная девочка! Ах, скажите на милость, что еще выдумала! Мало того, что обобрала бедняжку, еще и прибила её!

Старуха попробовала было возразить что-то, но толпа зашумела еще громче. Кто-то без церемоний вынул у нее из руки монету и передал её девочке.

Откуда-то сразу вынырнула фигура городового.
- Кто здесь украл что? - послышался грозный окрик.

При первых же звуках этого окрика старуха быстро отскочила назад и, прорвав первые ряды толпы, бросилась бегом вдоль по тротуару что было силы. За нею бросился и её сынишка. Но тут из-за угла неожиданно вышла другая фигура в полицейской форме и бесцеремонно остановила бегущих.

- Старуху и мальчишку надо сейчас же в полицию, - строго приказал полицейский двум подручным, находившимся в толпе.
- Да заодно и девчонку не мешало бы! - нерешительно заявил первый городовой. - Кто у кого украл, ещё неизвестно…

- А вот маленькая барышня ещё раз скажет нам, кто настоящая воровка, - ласково улыбаясь мне, произнес господин в высокой шляпе.
- Барышня, милая, - зашептала старуха, каким-то образом сразу очутившись около меня, - скажи, что Глаша украла, и тебе хорошо будет. Ввек не забуду тебе этого. Службу, какую хочешь, сослужу.

И её красноватые, слезящиеся глаза поднялись на меня с такою мольбою, что мне даже неприятно было смотреть на неё.
- Я никогда не лгу! - произнесла я громко, - вы взяли у Глаши её рубль, значит вы украли, а не она…

- Не только воровка, но и ребёнка незаслуженно избила! - вставил свое слово господин в высокой шляпе, - и вообще за этой старухой я давно слежу. Кое в чем она уже попадалась. Ведите её в полицию и мальчишку тоже! - коротко приказал он городовым.

Те взяли под-руки отчаянно кричавшую старуху, один из них прихватил за руку и мальчика.

Тогда, видя что ничего не поможет, старуха обернулась в мою сторону и, глядя на меня в упор своим ярко разгоревшимися от злобы глазами, прошептала каким-то особенно значительным и злым шепотом:

- Ну, барышня золотая, не хотела выручить старую Степановну - пеняй на себя. Встретимся мы с тобой еще раз, касаточка, уж тогда ты другую запоешь песенку. А покуда - до свиданья. Счастливо оставаться!

И она с резким, хриплым хохотом повернулась ко мне спиной из зашагала по улице между двумя полицейскими.

- Ишь, ещё что выдумала! Грозится! Не больно то испугала барышню! - послышались насмешливые голоса в толпе.
- Пойдем, Катенька, нечего оставаться здесь больше, - торопила меня няня.

- Сейчас! Сейчас! - поспешила ответить я, - дай только, я прощусь с Глашей, нянечка.

Но проститься с Глашей мне не пришлось. Глаша исчезла. Точно в воду канула; вероятно, она убежала в ту же минуту, как увели старуху.
- Пойдем, нянечка, - произнесла я и покорно зашагала рядом с моей дорогой старушкой по направлению к дому.

III

Когда мы пришли домой, тётя Соня, сестра Аня и Лиза с интересом выслушали мой рассказ об утреннем происшествии.

- Ах, какая смешная эта старуха! - вскричала Лиза, которую больше всего заинтересовал конец рассказа, - чем вздумала грозить Кате! Глупая… И что она может сделать!

- Конечно, ничего не может сделать! - не допускающим возражений тоном подтвердила Аня, которая была значительно старше нас обеих и очень важничала своим званием гимназистки-четвероклассницы.

Тётя Соня ничего не ответила на это. Она только просила меня не отходить во время последующих прогулок от няни, опасаясь, что злая старуха может встретиться и наговорить дерзостей.
- А еще лучше, если вы будете ходить в другую церковь! - добавила тетя, задумавшись на минуту.

Мне, признаться, это пришлось не особенно по вкусу. Не ходить в нашу церковь - значило не встречать, не видеть Глаши, которая очень интересовала меня. Но я привыкла во всем слушаться тетю, заменившую мне мать, и, конечно, исполнила её желание. (Продолжение будет)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3377

@темы: текст, ссылки, Чарская, Что было в сером доме, Задушевное слово

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вам цикл про малютку Марго нравится?.. Мне не очень - слишком уж много чудесных совпадений и всего прочего...

@темы: Умница-головка, Чарская, Мадмуазель Муму, Малютка Марго

---

Любопытно

[silent-gluk]

Наши любимые образы

"– Тук-тук-тук-тук!.. – стучит-постукивает колесами поезд. – Тук-тук-тук-тук!..

Маленькая черноглазая девочка с длинными черными локонами, спускающимися по плечам, не отрываясь, смотрит из окна вагона на убегающие вдаль поля, нивы, деревни и зеленые леса."

"Малютка Марго"

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3376

@темы: ссылки, Чарская, Малютка Марго, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

Вообще-то у Чарской во многих произведениях хватает этнических стереотипов (в случае с более-менее главными героями - разбавленных, но все же). Но почему-то простить их легче, чем следование пропаганде времен Первой мировой...

@темы: Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Г.Михалевская.
Уроки общения по Л.Чарской. (СПб, 2006 год). Продолжение.

Институты благородных девиц — закрытые привилегированные учебно-воспитательные заведения в дореволюционной России, предназначенные для дочерей дворян.

Идея создания данной педагогической системы принадлежит Екатерине II. Увлеченная педагогическими идеями Запада, Екатерина II решила изменить основное назначение общеобразовательной школы: она должна не только учить, но, главное, воспитывать. Отметим, что до этого проблемы воспитания в России решались главным образом в семье. Такие идеи западно-европейской педагогики, как решающая роль воспитания в жизни человека, необходимость уберечь детей от пороков взрослых, создание путем правильного воспитания «улучшенного человечества», были известны в России и были заимствованы императрицей для создания «новой породы людей», которые, избавившись от недостатков прежних поколений, усовершенствовались бы и наслаждались счастьем.

Считая, что семья плохо воспитывает ребенка, Екатерина предпринимает попытку — создания специальных а воспитательных учреждений как для мальчиков, так и для девочек. Их организация была поручена И.И.Бецкому. Основная задача вновь создаваемой педагогической системы (на Западе такие ты были, например, Сен-Сир (1686) для французских дворянок): сделать из воспитанниц хороших людей, чтобы они впоследствии стали полезными себе и обществу.
Екатерина II и И.И.Бецкой полагали, что, отторгая на время детей от родной семьи и возвращая их ей, а также всему обществу лучшими, чем они были, именно через этих усовершенствованных его членов, плоды полученного ими воспитания распространятся на все общество и значительно улучшат его. По Бецкому, оторвав детей от семьи, «можно произвести ...способом воспитания...новую породу... матерей, которые детям своим те же прямые и основательные воспитания правила в сердце влить могли».

Практическим воплощением данной идеи стало открытие при Воскресенско-Смольном женском монастыре женского закрытого общеобразовательного учебно-воспитательного заведения сначала для благородных девиц (1764), потом — для юных мещанок (1765). В них находились дети с 6 до 18 лет. В Смольном институте на дворянской половине учились девочки только «из природных дворян», то есть потомственных и родовитых дворянских семей.

Со временем количество институтов благородных девиц увеличивалось. В Петербурге (1797) и Москве (1812) открываются два Екатерининских института. В них принимали девочек из небогатых и незнатных дворянских семей. В 1813 году в Петербурге открывается Патриотический институт для дочерей штаб- и обер-офицеров, принимавших участие в военных действиях. В 1829 году по образцу этого института был открыт Павловский институт для детей младших обер-офицеров, непотомственных дворянских семей. Он помещался за строгой чугунной оградой по Улице Знаменской, дом 8 (сейчас улица Восстания, гимназия № 209). В Павловском институте девочки учились, воспитывались и жили в течение семи лет, их готовили к будущей роли хранительниц домашнего очага.

Все институты благородных девиц были на государственном обеспечении. После смерти Екатерины II все данные институты отошли под начало императрицы Марии Федоровны. Ее взгляды на цели институтского образования были иными. Речь уже не шла о создании «новой породы людей»; основной задачей деятельности закрытых учебных заведений стала организация религиозно- нравственного и светского воспитания. Смена целей и задач функционирования данной педагогической системы отразилась на содержании обучения и воспитания девочек. Объем преподавания был значительно сокращен, зато процессу воспитания уделялось много внимания, поскольку задачами образования и воспитания было не столько приобретение знаний, сколько поверхностное «светское» образование, сводившееся к знанию французского языка, хорошим манерам, пению и музыке, закону Божьему при очень умеренной дозе наук.


Принцип строгой изолированности воспитанниц также изменился: при Екатерине II родные подписывали обязательство не забирать дочерей до окончания курса и не иметь свиданий, после 1864 года узаконено проведение дома летних каникул и праздников, позднее и воскресных дней. Свидания с родственниками проходили по расписанию.

Возраст для зачисления в младший (7 класс) — 10-13 лет для бесплатных вакансий и 10-16 лет для своекоштных.

При поступлении в институт благородных девиц требовалось знание молитв, умение читать и писать по-русски (иногда по-французски), считать в пределах четырех действий арифметики.

Бесплатно обучались сироты, малообеспеченные, а также дочери многодетных родителей и лиц, состоящих на государственной службе, статской или военной.

(продолжение следует)


Отсюда: vk.com/wall-215751580_3375

@темы: статьи, ссылки, Реалии, История

---

Любопытно

[silent-gluk]

Любопытно, как у Чарской сочетаются "актуальность" (произведения про Первую мировую войну) и, как мне кажется, стремление спрятаться (или спрятать читателей?) от реальности (когда она пишет "Волшебную сказку", к примеру, "Лишний рот", "Дели-Акыз" и т.д., где нет ни намека на происходящие сейчас события).

@темы: Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

ИЗНАНКА. Не только Чарская.

Литературные суды в школах как новое явление в послереволюционные годы.

Из статьи Сергея Борисова, доктора культурологии, о судах над литературными героями, писателями и другими личностями, реальными или выдуманными, происходившими в 1920-е годы:

"Театрализованный суд могли осуществлять не только над литературными героями, но и над авторами. По утверждению литературоведа Е.О. Путиловой, после революции «в классах устраивались церемонии «суда» над автором популярных дореволюционных детских повестей Лидией Чарской» (Путилова Е.О. Александра Анненская, Мария Пожарова, Леонид Пантелеев, Лидия Чарская // Детские чтения. 2018. Т. 13. № 1. С. 43.). Прибавим к этому утверждению полученный в 1980‑е гг. автором статьи ответ от одного из известных писателей на вопрос, доводилось ли ему в детстве читать книги Чарской: не только читал, — писал он, — но даже выступал ее обвинителем в школьном суде".

Вся статья на фото и в прикреплённом журнале.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3369

По ссылке - сканы статьи. Весь журнал - здесь: vk.com/doc146990166_681221720?hash=9XEWmNXrrYYV... (статья на стр. 122-125)

@темы: ссылки, мнение о книге, Чарская, История

---

Любопытно

[silent-gluk]

Любопытно, а мне кажется, что в "Что было в сером доме" Чарская впервые поднимает проблему благотворительности, что, мол, просто дать денег кому-нибудь недостаточно?..

@темы: вопрос, Чарская, Что было в сером доме

---

Любопытно

[silent-gluk]

Продолжаем публиковать новую маленькую повесть Лидии Чарской, напечатанную в журнале "Задушевное слово" для младшего возраста в 1910 году.
ЧТО БЫЛО В СЕРОМ ДОМЕ.
Рассказ Л. А. Чарской. (продолжение)

II

Я люблю нашу скромную, небольшую церковь на одной из окраин Петербурга. Я привыкла к «нашему» уголку в ней, где висит образ Николая Чудотворца с красивой хрустальной лампадой перед ним. Лампада тихо мерцает, бросая лёгкие тени на лицо Угодника, и мне кажется, что лицо это то хмурится, то улыбается мне... Няня молится в уголке, прилежно отвешивая земные поклоны. Милая моя старушка, как она хорошо умеет молиться! Я хочу последовать её примеру и не могу. Как нарочно не могу молиться сегодня! Держа руку в кармане, я нащупываю серебряный рубль и думаю о том, как сейчас окончится служба, как я выйду на паперть, как увижу Глашу, как бедняжка обрадуется моему подарку...

И я рассеянно крещусь и оглядываюсь по сторонам, переминаясь с ноги на ногу.

Но вот, наконец, служба окончена. Мы подходим с няней к кресту и медленно удаляемся из церкви вместе с толпою прочих молящихся. На пороге паперти я уже начинаю — усиленно вертеть головою вправо и влево, отыскивая глазами Глашу. Вот она, слава Богу! Передо мной мелькает худенькое, бледное личико, испуганные, как у затравленного зайчонка, заплаканные глазки, ветхое пальтишко и дырявые башмаки.

— Христа ради, золотая барышня! — слышу я хорошо знакомый, унылый голосок.
— Здравствуй, Глаша! — говорю я весело, подбегая к девочке, далеко оставив позади себя няню,—а я тебе радость принесла. Маленький подарочек припасла я тебе, Глаша. Вот!

И прежде чем ошеломленная девочка могла сказать что-либо, я быстро засунула руку в карман, вытащила оттуда серебряную монету и положила ее в закоченевшую от холода ручонку Глаши.
В ту же минуту за спиной моей послышался хриплый детский голос.
—- И мне милостынку, Христа ради, барышня! Не обидьте, голубушка. Ишь, вы как Глашутке то отвалили!

Я быстро обернулась. Передо мною стоял мальчуган, чумазый, трепаный, с плутовским взглядом неприятно бегающих маленьких глаз. Что-то недоброе и лукавое было в лице мальчика, и он скорее требовал, а не просил милостыню. Я вспомнила, что кроме этого рубля у меня ничего нет в кармане, и сказала об этом мальчугану.

— Как нет, коли Глашке целый рупь отвалили!— дерзко отвечал он, поблескивая сердито глазами.

Чтобы отвязаться от попрошайки, я кликнула няню, и мы, прибавив шагу, направились домой.

Но едва только успели мы перейти улицу, как за нами раздался громкий крик Глаши.

Я быстро обернулась. Подле Глаши стояла маленькая сгорбленная старушонка и била девочку.

— Вот тебе, вот тебе, гадкая лгунья! — кричала визгливым голосом старуха.

Глаша плакала горькими слезами, а маленький попрошайка стоял тут же и приговаривал:

— Так ее, маменька! Так хорошенько её хорошенько, лгунью этакую!

— Нянечка! Милая! Вернемся! - чуть не плача в свою очередь, кинулась я к няне.— Ты слышишь, там бьют Глашу... девочку эту... Вернемся, нянечка!

- Охота тебе ввязываться, Катенька! Велика важность, что бьют. Побьют и перестанут. Этих попрошаек поучить тоже не мешает, - невозмутимо произнесла няня, продолжая путь.

Но тут я уже не выдержала и со всех ног кинулась назад на церковную паперть.

Вокруг Глаши и старухи в это время собралась толпа.
Старуха кричала все неистовее и громче:
— Лгунья! Дрянная девчонка! Посудите сами, господа хорошие: говорит, я у неё рупь украла. А Ванюшка видел, что она у меня его из кармана вытащила. Мне его маленькая барышня намедни подала. А она, девчонка то эта, цап-царап, да и хотела удрать с моими деньгами. Ин я её поймала, видит она дело плохо, так и кричать - украла я у нее рупь, да и только… Ах, ты, лгунья, дрянная ты этакая! - и снова удары посыпались на бедняжку Глашу.

Какой-то господин в высокой шляпе протискался через толпу и резко крикнул старухе:
- Если эта девочка украла ваши деньги, надо дать знать полиции, а бить ребенка я вам не позволю.

- Зачем полицию, не надо полиции! - зашамкала старуха, и мне показалось, что глаза её испуганно забегали по сторонам. - У нас, господин, и без полиции дело обойдется… Ну, признавайся, лгунья ты этакая, - снова накинулась она на девочку, - украла ты мой рубль или нет?

(Продолжение будет)

Рисунки к повести - художника Э.Соколовского, иллюстрировавшего повести Чарской "Записки сиротки", "Первые товарищи" и другие.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3368

По ссылке - оригинальная иллюстрация

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации, Что было в сером доме, Задушевное слово