Чарская, Цветаева и княжна Джаваха: встреча в литературном пространстве

[change-ange]

Спасибо feray за статью.

Чарская, Цветаева и княжна Джаваха: встреча в литературном пространстве
• Е.И. Трофимова, г. Москва
•
В ноябре 1902 года, в первой книжке журнала «Задушевное Слово» нового подписного (1902-1903 года) начала печататься повесть Лидии Чарской «Княжна Джаваха». Там существовал раздел «Почтовый ящик», куда писали читатели – дети и подростки, высказывая свои мысли и чувства по разным вопросам и прочитанным произведениям, и, чаще всего, их письма были обращены к писательнице Чарской, которая, начиная с 1901 года, на несколько десятилетий стала «властительницей сердец и дум» русского подрастающего поколения. Вот несколько эпистолярных примеров по поводу печатавшейся повести.
«Мне очень хотелось бы знать, есть ли среди читателей «Задушевного Слова» кто живёт или бывал в Гори и действительно ли этот город так чудно расположен <…>» (Настя Алышевская, СПб., 1903); «Я грузинка, и многие черты моего характера похожи на черты княжны Нины <…>» (Фата Джорзадзе, Тифлис, 1903); «Я живу в деревне, у меня нет подруг; мои подруги – это те девочки, про которых говорится в рассказах… Я часто, например, воображаю, что я знаю княжну Джаваху и Люду Влассовскую, что они у меня бывают, со мной играют <…>» (Катя Цветкова, село Вилково, Орловской губ., 1903); «Милые товарищи и подруги по журналу! [Прошу написать, как вы думаете] повести Чарской, правда или сказка? Мне думается: правда <…>» (Гриша Степановский, М., 1912); «Недавно мне случалось проезжать через Гори и Мцхету, и, Боже мой, с каким благоговением смотрела я на эту Куру и горы, на которые когда-то смотрела, я уверена, моя любимая княжна Джаваха <…>» (Лина, 1907).
О героинях Чарской и к самой Чарской писали дети, назвав имена которых, я перекину мостик к нам, живущим здесь и теперь. Они словно говорят нам: помните, не забывайте тех, кого любили и читали мы, на чьих книгах вырастали, становились взрослыми, жили, любили своё отечество и умирали за него: Наташа Поленова (имение на Оке), Лёля и Наташа Бахрушины (Москва), Коля Семанов (с. Анненский мост, Олонецкой губернии), Елена Гоголева (М.), Юля Пуни (Куоккала), Шура Монигетти (Москва), Маруся Серно-Соловьёвич (М.), Оля Нарбут (Семипалатинск), Маруся Ковальджи (Кишинёв), Андрюша Боярский (СПб.), Вера и Вилли Асмус (СПб.), дети Пиотровские (СПб.), Митя Набоков (Любча, Минской губ.), Зоя Оболенская (имение Горки), Александр Пороховщиков, Гриша Кузьмин-Караваев, Соня Кнабе (Коканд), Павел Герман (Киев), Маруся Шкляревская (Полтава), Сёма Галлай, Коля Баскаков, Катя Небольсина, Глеб Чагин, Валентин и Надя Авраменко, Митя Бартошевич, Шура Бостром и мн., мн.другие.
Маленькие читатели просто писали о своей любви к Чарской («Скажите тёте Чарской, что я её люблю за её повести, хотя местами она заставляет нас плакать <…>» – Нина Русиева, Телави, 1907), называли в честь её героинь своих кукол («Я получила на ёлку куклу в кавказском костюме и назвала её княжна Джаваха», – написала 8-летняя Надя Чаплыгина из СПб). Подростки же уже серьёзно и даже обстоятельно обсуждали в книгах Лидии Чарской темы, героев, их поступки. «Сколько хороших мгновений я провела за чтением повестей Л.Чарской! <…> Крепко полюбила я её повести за те 9 лет, [что выписывала журнал]. Я благодарна Чарской за её повести, с которыми провела столько чудных минут <…>» (Наташа Зубова, 16 лет, М., 1912); «Я прочла сочинения многих писателей <…>, но ни одно не производит на меня такого сильного впечатления, как произведения Лидии Алексеевны. [В них] какая-то непонятная, чарующая, целиком захватывающая читателя сила. Какая чудная, благородная княжна Джаваха, Андро, Керим, <…> Люда Влассовская! Как хотелось бы знать, существовали ли эти симпатичные лица, и над этим я часто, да, очень часто задумываюсь <…>. [Бывает], выйду к лесному озеру, так тихо, тихо; ничто не шелохнётся, точно вся природа замерла. <…> Луна озаряет окрестность, и деревья бросают от себя длинные тёмные тени <…> Как хорошо, как чудно хорошо! И вся природа как бы навевает моему воображению далёкие, милые картины беззаветно любимого мною Кавказа <…>» (Зинаидка); «Люда славная, добрая, но обыкновенная девочка. Нина же – дитя гор, смелая, решительная, умеющая страстно любить и так же ненавидеть. Но на свете нет человека вполне счастливого, у всякого есть своё горе, добралось оно и до жизнерадостной княжны. И кто же нанёс это горе? Отец, которого она любила больше всего на свете <…>» (Михаил Одинский, 1903). Вот ещё одно послание, меня растрогавшее: «<…> Я благодарен Лидии Алексеевне Чарской за её чудную повесть. Чтоб её отблагодарить, я сочинил, как умел, вальс «Воронёнок» [Ноты приложены. – Е.Т.] Мне бы хотелось лучше что-нибудь сочинить для неё, но, к сожалению, я музыке не учусь, так как вот уже целый год страдаю сильными головными болями день и ночь, а между тем мне слышится музыка во всём: в стуке колёс, в скрипе полозьев, в журчанье ручья, в вое ветра <…> С удовольствием буду читать «Княжну Джаваху» (Александр Берхман, СПб, 1903).
Читатели настолько верили в существование героинь Чарской и в реально существовавшую Нину Джаваху, что искали на Новодевичьем кладбище её могилу. «Нам очень понравился тип княжны Джавахи, и мы давно собирались в Новодевичий монастырь, чтобы отыскать её могилку <…>. Придя туда, мы справились в конторе, и нам сказали: «Такой княжны здесь нет. Может, она и похоронена, но под другим именем, а в книгах это имя, вероятно, вымышлено. Многие приходят и справляются о ней. <…> Но, что Нина существовала, мы убеждены. Мы слышали даже, что род Джаваха есть и теперь» (Лида Охлобыстина и Маруся Чеглокова, СПб)1.
Итак, Лидия Чарская – знаковое имя в литературе России начала ХХ века. Как видим, дети и юношество зачитывались её произведениями. Лидия Алексеевна Чурилова, в девичестве Воронова (1875-1937), в 1893 году окончила Павловский женский институт в СПб, который располагался на Знаменской улице (кстати, там до сих пор находится гимназия, а ранее – школа). Несколько позже, в 1900 году, по окончании Императорских театрально-драматических курсов, её, единственную из выпуска, приняли на вакансию в труппу Императорского театра – известнейшую «Александринку», на сцене которой она прослужила по 1924 год. Здесь, «на театре», и родился её псевдоним.
Нагрузка сильнейшая – днём и вечером спектакли, а ночью – сочинительство, что неудержимо влекло её. Первые стихотворные строчки были написаны ещё в детстве. Лидия, расставшись с мужем, жила одна с маленьким сыном. Денег катастрофически не хватало. По легенде, она однажды предложила известнейшему в ту пору издательству «Товарищество Вольф и сыновья» свою рукопись в виде дневников, которые вела в институте. Через неделю получила от хозяина Е.М. Вольфа записку: «Печатаю. Дам вам сто рублей гонорара. Книга будет называться «Записки институтки»2. Таков был пролог литературной жизни замечательной русской писательницы Л.А. Чарской. На страницах «Задушевного Слова» с ноября 1901 года стала печататься эта повесть, а через год – её продолжение «Княжна Джаваха». Столь триумфальное литературное шествие продолжалось, как теперь видим, весьма недолго – до марта 1918 года. За эти годы Чарской было создано более 80-90 произведений (стихи, пьесы, сказки, повести для читателей разных возрастных групп), хотя мною насчитано уже более 180. Но читатель читает, а критик ругает; действительно, критика более чем недоброжелательно относилась к произведениям Чарской. Особенно отличился К. Чуковский своей статьёй «Лидия Чарская», вышедшей в сентябре 1912 года в газете «Речь», назвав её произведения пошлостью. Не скрывая, Чуковский злился, что «вся молодая Россия поголовно преклоняется перед ней», негодовал, что «какая-то Маня Тихонравова» обратилась за советом не к родителям, а к «дорогой писательнице», не без зависти перечислял города её адресантов – Москва, Тифлис, Минск, Вознесенск, Томск и простодушно-хамски добавлял «какие-то Гвоздки». И этим своим презрительным «какая-то, какие-то» подчёркивал своё истинное отношение (да нет, пожалуй, что и не к Чарской, а к русским уездным городкам и живущим там, но столь не нравящимся ему детям). Всего лишь одна цитата: «Она стихами и прозой любит воспевать институт, это гнездилище мерзости, застенок для калечения детской души, <…> только Чарская может с умилением рассказывать, как в каких-то отвратительных клетках взращивают ненужных для жизни, запуганных, суеверных, как дуры, жадных, сладострастно-мечтательных, сюсюкающих, лживых истеричек»3.
Но, но, но «… успех автора «Княжны Джавахи» среди читателей представляет собой явление небывалое… Её не только читают, её любят. Хоть за последнее время и раздаются голоса против Чарской, но безуспешно: дети и юношество за неё», – так написал хорошо известный до революции литературный обозреватель и критик Мариан Гловский в «Вестнике литературы» (февраль 1910 г.)4. И это было чистой правдой, хотя некоторые критики и считали, что успех Чарской проистекает лишь из-за отсутствия «настоящей» детской литературы в России и любимы её произведения в основном детьми чиновников и мещан, а в интеллигентных семьях не читаемы. Но вот несколько высказываний, подтверждающих, что книги Чарской входили в круг детского и юношеского чтения весьма многих русских деятелей культуры, притом из разных социальных слоёв и разного культурного уровня. Выше приводились примеры высказываний «массового» читателя, хотя персональные впечатления не менее интересны и важны в нашем исследовании.
«Я был околдован Андерсеном и его сказками. А год-два спустя ворвалась в мою жизнь Лидия Чарская. Сладкое упоение, с каким я читал и перечитывал её книги, отголосок этого упоения до сих пор живёт во мне – где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманящие запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны <…> благодарен за всё, что она дала мне как человеку и, следовательно, как писателю тоже» (Леонид Пантелеев)5.
«Чарская имела головокружительный успех, и теперь, поняв, как это трудно – добиться успеха, я вовсе не нахожу, что её – был незаслуженным. Воздадим должное писательнице, покорившей в свой час столько сердец» (Вера Панова)6.
Восторг перед историей родной страны и первые уроки любви «я получил из «Грозной дружины», «Княжны Джавахи» и других повестей Лидии Чарской» (Борис Васильев)7.
«Критика совершенно не поняла её, увидев в ней только восторженность и не угадав смысла, легкомысленно осудила одно из лучших явлений русской литературы. Популярность вполне была заслужена Чарскою, энергичен и твёрд её стиль <…>» (Фёдор Сологуб)8.
«Уже взрослой я прочитала о ней [о Чарской] остроумную и ядовитую статью К. Чуковского. Вроде и возразить что-либо Корнею Ивановичу трудно… упрёки справедливы. И всё-таки дважды два не всегда четыре. Есть, по-видимому, в Чарской, в её восторженных юных героинях нечто такое – светлое, благородное, чистое, – что <…> воспитывает самые высокие понятия о дружбе, верности и чести… В 41-м в военкомат меня привёл не только Павел Корчагин, но и княжна Джаваха» (Юлия Друнина)9.
Этих высказываний немного, точнее, они нам почти неизвестны, а вот статья Чуковского публикуется и поныне, считаясь основным «источником знания». И многие недобросовестные критики (Гримберг, Щеглова, др.), солидаризуясь с этим мнением, повторяют вздорные, бездоказательные оценки. Приведу одно высказывание из статьи Е. Щегловой (СПб): «Ныне Чарскую любят за трогательную верность старым моральным устоям, за <…> проповедь нравственности и порядочности (sic! – Е.Т.), за слезливость, которой стандартная детская книга боялась, как огня. <…> Ей вполне удалось доказать незыблемость мещанского вкуса»10. Чарской в героях своих произведений – детях, подростках, в молодёжи сосредоточены высокие моральные качества: верность в дружбе, обострённое чувство справедливости, незлобивость, уважение, кротость и честность. Её герои никогда не ожесточаются, памятливы и сердечно благодарны, отзывчивы на милосердие и добрые дела. В конечном итоге, эти «маленькие герои» и побеждают, потому что побеждает их душевная красота, доверчивость, бескорыстие, вера в добро и Бога! Ведь всё это замечательные качества человеческой души, хотя, будучи доверчивы, мы рискуем получать удары, но, без сомнения, лишь на этом пути мы имеем возможность обрести полноценное счастье. Писательница будила в душах читателей и читательниц сострадание, сопереживание, раскаяние от плохого поступка, призывала добротой, приветливостью, дружественностью размягчать холодные сердца, помогала находить и видеть хорошие черты и в отверженных. Надежда Тэффи, согласная с такой жизненной позицией, писала в своих «Воспоминаниях»: «В каждой душе, даже самой озлобленной и тёмной, где-то глубоко, на самом дне, чувствуется присушенная, пригашенная искорка. И хочется подышать на неё, раздуть в уголёк и показать людям – не всё здесь тлен и пепел»11.
Лидия Алексеевна считала и, главное, писала, что надо стремиться облегчать участь другого поддержкой ли в трудный период, протянутой рукой в момент, когда он всеми оставлен или же приходом на помощь в тяжёлую минуту. Ибо, как позже скажет Марина Цветаева, мол, увидев другого в трудном, нелепом или просто смешном положении, прыгай к нему туда, в это положение, ведь вдвоём легче выбираться.
Марина Ивановна Цветаева (1892-1941) без сомнения была читательницей психологических повестей Чарской и любила её произведения и её героинь. Вряд ли мы посмеем обвинить поэтессу в литературной пошлости или дурном вкусе. В первый же свой сборник «Вечерний альбом» (1910) она, тонко почувствовав поэзию художественных образов Чарской, включила стихотворение, написанное в канун Рождества 1909 года и названное «Памяти Нины Джаваха»12:
Всему внимая чутким ухом,
– Так недоступна! Так нежна! –
Она была лицом и духом
Во всём джигитка и княжна.
Ей все казались странно-грубы:
Скрывая взор в тени углов,
Она без слов кривила губы
И ночью плакала без слов.
Бледнея, гасли в небе зори,
Темнел огромный дортуар;
Ей снилось розовое Гори
В тени развесистых чинар…
Ах, не растёт маслины ветка
Вдали от склона, где цвела!
И вот весной раскрылась клетка,
Метнулись в небо два крыла.
Как восковые – ручки, лобик,
На бледном личике – вопрос.
Тонул нарядно-белый гробик
В волнах душистых тубероз.
Умолкло сердце, что боролось…
Вокруг лампады – образа…
А был красив гортанный голос!
А были пламенны глаза!
Смерть – окончанье лишь рассказа,
За гробом радость глубока.
Да будет девочке с Кавказа
Земля холодная легка!
Порвалась тоненькая нитка,
Испепелив, угас пожар…
Спи с миром, пленница-джигитка,
Спи с миром, крошка-сазандар.
Как наши радости убоги
Душе, что мукой зажжена!
О да, тебя любили боги,
Светло-надменная княжна!
Во многих письмах по поводу княжны Джавахи, говорилось, что этот человеческий тип замечательный; Нина – девочка смелая, решительная, отважная и пр, и пр. Всё это так, но лишь поэтический дар Цветаевой смог в нескольких стихотворных строчках показать всю притягательность натуры княжны Джавахи: силу её духа, утончённость натуры, правдивость.
Цветаевой, вероятно, импонировал созданный Чарской тип личности Джавахи, в котором сочетались тонкость восприятия и трепетность, приверженность правде и дружбе, открытость и широта души, смелость и умение противостоять целому классу, окружению, если правда, даже и неочевидная, была за ней; подобному типу было присуще отторжение и низких качеств: грубости чувствования, лживости, криводушия, предательства.
Следует отметить, что эти черты давались на фоне романтической приподнятости, иногда – даже некоторой экзальтации героини, что придавало им особенно возвышенный оттенок. Конечно, этот романтический образ покорял, прежде всего, те сердца, которые сами были настроены на подобную романтическую ноту. Эта мелодия увлекла и Марину Ивановну, и если мы рассмотрим её последующую жизнь с такой точки зрения, то увидим поступки человека, обладающего, как и героиня Чарской, открытым, отзывчивым сердцем, готовым к самопожертвованию и стремившимся к высоким идеалам правды. Можно с полным основанием считать, что литературные судьбы героинь Чарской преломились в реальной судьбе Марины Цветаевой: возвышенные порывы постоянно разбивались о пошлую прозу жизни, поиски идеального приводили к очередным разочарованиям и потерям. Трагедия и княжны Джавахи, и поэтессы Марины Цветаевой заключалась в том, что за поиски истины пришлось заплатить очень высокую цену.
______________________
1. Письма читателей журнала «Задушевное Слово» (для старшего возраста) – 1903, 1907, 1912 гг. – СПб: «Товарищество М.О.Вольф и сыновья».
2. Полонская Е. Из литературных воспоминаний // Час пик. – 1994. – 21 сентября.
3. Чуковский К.И. Лидия Чарская // Сочинения в 2 тт. – М., 1990. – Т.1. – С. 438-439.
4. Гловский М. Вестник литературы. 1910. цит. по [Глоцер В.И. Письмо Чарской Чуковскому] // Русская литература. – 1988. – №2. – С. 187.
5. Пантелеев Л. Как я стал детским писателем // Собрание сочинений в 4 тт. – Л., 1984. – Т.3. – С. 316.
5. Новый женский интернет журнал
6. Панова В. Заметки литератора. – Л., 1972. – С. 150.
7. Васильев Б. Летят мои кони // Повести и рассказы. – М.,1988. – Т.2. – С. 40.
8. Сологуб Ф. Статья О Чарской // Архив Ф.К.Сологуба. Ф.289. Оп.1. Ед.хр.571.
9. Друнина Ю. «С тех вершин» (страницы автобиографии). Избранное. В 2 тт. – М., 1989. – Т.2. – С. 279.
10. Щеглова Е. Возвращение Лидии Чарской // Нева. – 1993. – №8. – С. 269, 271.
11. Тэффи Н. А.И.Куприн // Моя летопись. – М., 2004. – С. 180.
12. Цветаева М. Памяти Нины Джаваха // Книга стихов. – М., 2004. – С. 18-19.

@темы: Чарская, Трофимова, творчество, княжна Джаваха, журнал "Задушевное слово", Цветаева

---

Двое читателей "Задушевного слова"

[feray]

Не о Чарской, но начну цитатой из статьи о ней: 

О героинях Чарской и к самой Чарской писали дети, назвав имена которых, я перекину мостик к нам, живущим здесь и теперь. Они словно говорят нам: помните, не забывайте тех, кого любили и читали мы, на чьих книгах вырастали, становились взрослыми, жили, любили своё отечество и умирали за него: Наташа Поленова (имение на Оке), Лёля и Наташа Бахрушины (Москва), Коля Семанов (с. Анненский мост, Олонецкой губернии), Елена Гоголева (М.), Юля Пуни (Куоккала), Шура Монигетти (Москва), Маруся Серно-Соловьёвич (М.), Оля Нарбут (Семипалатинск), Маруся Ковальджи (Кишинёв), Андрюша Боярский (СПб.), Вера и Вилли Асмус (СПб.), дети Пиотровские (СПб.), Митя Набоков (Любча, Минской губ.), Зоя Оболенская (имение Горки), Александр Пороховщиков, Гриша Кузьмин-Караваев, Соня Кнабе (Коканд), Павел Герман (Киев), Маруся Шкляревская (Полтава), Сёма Галлай, Коля Баскаков, Катя Небольсина, Глеб Чагин, Валентин и Надя Авраменко, Митя Бартошевич, Шура Бостром и мн., мн.другие. 

Маленькие читатели просто писали о своей любви к Чарской («Скажите тёте Чарской, что я её люблю за её повести, хотя местами она заставляет нас плакать <…>» – Нина Русиева, Телави, 1907), называли в честь её героинь своих кукол («Я получила на ёлку куклу в кавказском костюме и назвала её княжна Джаваха», – написала 8-летняя Надя Чаплыгина из СПб). Подростки же уже серьёзно и даже обстоятельно обсуждали в книгах Лидии Чарской темы, героев, их поступки... 

Полный текст (под названием "Чарская, Цветаева и княжна Джаваха:встреча в литературном пространстве", автор Е.И.Трофимова) можно прочитать здесь

А теперь перейду к маленькому наблюдению, которым хотелось бы поделиться. 

В журнале "Задушевное слово" была рубрика "Почтовый ящик", где печатались письма читателей. Дети могли обсудить любимые книги, рассказать о себе и даже пообщаться друг с другом. Лично для меня при просмотре подборки номеров ЗС это были, наверное, самые интересные материалы. Во-первых, поражал слог, которым написаны эти письма, а во-вторых, конечно, не покидала грустная мысль о том, что ждёт в будущем каждого из этих мальчиков и девочек. Возможно, эти несколько строчек с указанием имени и возраста - единственная память о них, которая осталась на свете. 

Но есть и исключения из этого правила. Вот "Почтовый ящик" одного из номеров 1912 года: 


Данила Амфитеатров из Специя Феццено - совершенно точно сын очень популярного до революции писателя Александра Амфитеатрова, отбывшего ссылку в Сибири за опубликованную им сатиру на дом Романовых, а затем эмигрировавшего с семьей в Италию. С произведениями можно ознакомиться вот тут (здесь есть и сказки-легенды, и очерки современной жизни, и критика, и пьесы).

Что касается Данилы, он посвятил свою жизнь музыке: играл на пианино и органе в Италии, работал на радио, дирижировал концертами, через какое-то время получил приглашение в США, сотрудничал с симфоническими оркестрами Миннеаполиса и Бостона, а вскоре начал писать музыку для голливудских фильмов и был дважды номинирован на "Оскар". (Кстати, талантливым музыкантом был и его брат - виолончелист Максим Амфитеатров, в честь которого назван музыкальный фестиваль в Италии). 



А Нина Берберова, которая на той же странице предлагает переписываться девочке по имени Маня Прусс, - это, судя по всему, будущая писательница, поэтесса и мемуаристка, автор книг "Последние и первые" (о русских эмигрантах в Париже), "Повелительница", "Аккомпаниаторша", "Мыс бурь", "Курсив мой". К слову, ее первым мужем был поэт Владислав Ходасевич. Это только предположение, но совпадает город, где Нина родилась и жила до эмиграции - Санкт-Петербург, возраст девочки - 10 лет (выпуск ЗС 1912 года, дата рождения писательницы - 8 августа 1901), да и фамилия Берберова не сказать чтобы очень распространённая. 



Пост без особого смысла, просто забавно, как 10-летние будущие знаменитости случайно встретились на одной странице детского журнала

---

Последняя лекция Е.О.Путиловой о феномене Лидии Чарской

[change-ange]

Она потрясающий исследователь-человек была. Последняя лекция в 2018 году.

Ссылка: vk.com/video?z=video9194330_456239173%2Fpl_cat_...

@темы: творчество, лекция, Чарская, биография, Путилова Евгения Оскаровна

---

Родословная Чарской. Подробности

[change-ange]

Ещё недавно так подробно я не встречала материала о родных Лидии Чарской. Появилось в 2019-2020 годах. Там же есть и фрагмент родословного древа.

С сайта rgfond.ru/person/214678

Лидия Алексеевна Воронова
19.01.1875 – 18.03.1937
поэт, писатель; псевд.: Чарская

Лидия Алексеевна Воронова родилась в Санкт-Петербурге 19 января 1875 года у прикомандированного к Николаевской Инженерной академии Поручика Лейб-Гвардии Егерского полка Алексея Александровича Воронова и его законной жены Антонины Дмитриевны. В восприемниках были дед младенца – Генерал-Майор Александр Алексеевич Воронов и тетка младенца – Ольга Дмитриевна Крахоткина.
За год до этого, 18 января 1874 года, состоялось венчание Алексея Александровича Воронова, из столбовых дворян Костромской губернии, с Антониной Дмитриевной Крахоткиной, дочерью умершего Санкт-Петербургского купца Дмитрия Сергеевича Крахоткина. Антонина Дмитриевна родилась 20 февраля 1851, а Алексей Александрович – 24 февраля 1850.
В феврале 1885 года А.А. Воронов пишет прошение о приеме дочери Лидии в Павловский Институт благородных девиц. 10 ноября 1885 года венчается со своей двоюродной сестрой – дочерью Генерала от Артиллерии Павла Алексеевича Воронова – Анной Павловной Вороновой; от этого брака родилось четверо детей.
Лидия Алексеевна оканчивает курс обучения в Павловском Институте в 1893 году, а 3 ноября 1894 венчается с ротмистром Лейб-Гвардии 2-го Стрелкового батальона Борисом Павловичем Чуриловым.
В августе 1897 года Л.А. Чурилова подает прошение о приеме в Императорское Санкт-Петербургское Театральное училище, на экзаменационных спектаклях просит именоваться «Чарской». В сентябре 1900 утверждена неклассным художником на действительной службе в Императорских театрах.
Согласно определения Курского Епархиального Начальства от 28 Августа 1901 г., утвержденного 7 Сентября Св. Синодом, брак Лидии Алексеевой Чуриловой по прелюбодеянию Чуриловой — расторгнут, с осуждением Лидии Чуриловой на всегдашнее безбрачие и преданию ее семилетней церковной епитимии, под наблюдением приходского ее священника, и с дозволением Б.П. Чурилову вступить во второй брак.
27 апреля 1914 года Лидия Алексеевна Чурилова венчается со Стабровским Василием Ивановичем, сыном потомственного дворянина санитарного врача Стабровского Ивана Семеновича. Невесте – 39 лет, а жениху – 23 года.
15 мая 1920 года Лидия Алексеевна выходит замуж за красноармейца Иванова Алексея Никифоровича. Жениху – 31 год. Оба принимают фамилию – Ивановы-Чарские.
Скончалась Лидия Алексеевна 19 февраля 1937 года в Ленинграде.

Материал: ——— Ирина Альбертовна Маркова ———

---

Выставка "Книги старого дома"

[feray]

Добрый день! Хочу поделиться ссылкой на интересную виртуальную выставку старинных книг, созданную на основе реальной экспозиции РГБ.

www.rsl.ru/ru/about/projects/ksd-online

Вот что пишут о проекте сотрудники библиотеки:

Всё пространство Ивановского зала превратилось в Старый дом рубежа XIX—XX веков, в котором на протяжении многих десятилетий жили представители разных поколений одной большой семьи. Комнаты и залы Дома наполнены теми книгами и предметами, которые формировали детское мировосприятие и способны рассказать об увлечениях, обучении, развлечениях и семейных традициях.

...Подборку мы разделили, следуя логике выставки, по комнатам Старого дома. В первой части собраны все книги из Гостиной, комнат дедушки и бабушки, мамы и папы, девочек и мальчиков. Во второй — все издания, касающиеся игрового досуга на Веранде, в третьей — издания, по которым учились и учили в то время, а в четвёртой — книги дома Романовых, которые на выставке были отнесены к Тайной комнате, и рассказ о картинах, дополняющих атмосферу комнат.

Лидия Чарская представлена в первой части ("Кто в доме живет?") повестью "Записки сиротки" в комнате девочек. Но кроме неё здесь масса книг от детских стихов и сказок до учебников и даже книги для гадания

---

О.Я. Гусакова. НРАВСТВЕННАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Л.А. ЧАРСКОЙ

[change-ange]

Эта статья хоть немного, но объясняет негативную критику книг Чарской в дореволюционный период. Кстати, ссылки на некоторые статьи - это ссылки на сообщество Что радует.

О.Я. Гусакова
НРАВСТВЕННАЯ ПРОБЛЕМАТИКА
В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Л.А. ЧАРСКОЙ:
К ВОПРОСУ О ПОЛЕМИКЕ В РУССКОЙ КРИТИКЕ 1910-Х ГГ.

Аннотация. В статье отрицательные оценки эстетического и духовного
содержания произведений Л.А. Чарской, данные в русской критике 1910-х гг.,
рассматриваются в свете современной актуальности творчества писателя, а также с позиции переосмысления роли самой критики в процессе развития русской детской литературы в начале XX века.
Ключевые слова: Л. Чарская, нравственно-эстетическая концепция, гуманистические ценности, детская литература, литературная критика.

В 1990–2000-е годы книги Л.А. Чарской после долгих лет забвения вновь возвращаются к читателям. Закономерность подобного литературного факта сегодня все чаще справедливо принято объяснять своеобразием нравственноэстетической концепции писательницы, имеющей, по мнению многих, современную социальную, эстетическую и духовную актуальность.
В 1989 году известный литературный критик Е.О. Путилова, одна из первых заговорившая о необходимости пересмотра отношения к наследию Л. Чарской, писала о том, что книги писателя приохотили к чтению и к серьезным
размышлениям о наиболее значительных жизненных вопросах», они рождали в подростках, «задавленных неправильным воспитанием в семье и школе, рутиной школьного и житейского», «высокие гражданские чувства», «светлую веру
в наилучшие качества человека» [1].
С тех пор нравственная проблематика в произведениях Чарской не раз становилась предметом научного изучения. Однако в последнее время она все чаще рассматривается в свете утверждения христианских ценностей. Так, в кандидатской диссертации «Проза А. Вербицкой и Л. Чарской как явление массовой литературы» (Иваново, 2005) Н.С. Агафонова, включившая «девичьи» повести Чарской в состав массовой гендерно ориентированной прозы, показывает,
что именно благодаря православной позиции писателя канонические модели и образы женской прозы в начале века получают своеобразную трактовку [2].
Особую функциональность православного мотива в творчестве Чарской признают и другие исследователи ее творчества – И. Ерёмина («Она естественно, как дышит, думает и говорит на усвоенном с детства языке христианской морали, просто не знает другого языка» [3]), Е. Полонская, считающая евангельскую притчу «прародителем» повестей Чарской [4], Е.И. Трофимова («Христианство
у Чарской перенесено в бытовую, частную сферу» [5]).
Наиболее полная оценка нравственно-эстетической концепции Чарской, дана в диссертационном исследовании ««Нравственно-эстетическое своеобразие и актуальность творчества Лидии Алексеевны Чарской» Е.О. Шацкого (М.,
2010). Рассматривая нравственную проблематику произведений писателя на основе представления о единстве христианских и гуманистических ценностей в его эстетическом сознании, автор работы отмечает такие особенности, как духовно-эстетическая атмосфера поиска; открытость миру и его принятие, самодеятельное взаимодействие с миром в позиции граждански активной созидательной деятельности.
Выделенная таким образом доминанта идейного мира Чарской – приверженность вечно значимым ценностям – и является для исследователя обоснованием, во-первых, необычайной популярности писателя в начале века («В противовес жестокости гражданских междоусобиц, она поддерживала <…> ценности патриотизма, гуманизма. На конфликт между поколениями она ответила – защитой семейных ценностей»), а во-вторых, современной актуальности его творчества: «В условиях отсутствия единства в российском обществе, политического, социального, ментального разлада между поколениями повести Л.А. Чарской идеальны для семейного чтения. Обращение к ним в наше время важно для
наведения мостов между поколениями, человеком и природой, человеком и обществом, человеком и миром в самом широком смысле понятий» [6].
Как видим, историческая справедливость восторжествовала, современные
критики и литературоведы вполне единодушно положительно оценивают воспитательный потенциал (конечно же, вкупе с художественными достижениями)
творчества Чарской. Однако констатация этого факта требуют пересмотра оценок (а точнее их критериев) современной писателю критики, которая как известно не была столь единодушна в оценке эстетической и духовной значимости произведений писателя.
В начале прошлого века книги писателя рассматривалась как позитивно,
так и резко критически. Одни рассматривали творчество Чарской с позиций потенциального вреда, приносимого «юношеству» (В. Фриденберг, З. Масловская,
К.И. Чуковский), другие, наоборот, отмечали огромное воспитательное значение ее произведений (М. Гловский, Николай Т., В. Русаков). Обратимся к первым.
Беспощадной и высокорезультативной1 статье К.И. Чуковского «Лидия
Чарская» (1912), в которой произведения писательницы предстали как «эталон
пошлости и безвкусицы, как со стороны содержания, так и со стороны формы»
[7], и о которой уже написано немало (как положительного, так и отрицательного), предшествовали статьи «За что дети любят и обожают Чарскую?» (1912)
В. Фриденберга и «Наши дети и наши педагоги в произведениях Чарской»
(1911) З. Масловской.
Выступая от лица критиков пристрастных к реалистической художественной парадигме, Масловская отмечает, что Чарская в своих произведениях «захватывает» большую область детской жизни, касается разных сторон детской
психики, много и правдиво рассказывает о вкусах, об умственном развитии и
нравственных запросах детей, на которые педагоги до сих пор не обращали достаточного внимания, но которые, по ее словам, «бесспорно существуют». Однако, листая страницу за страницей книги писателя, критик все рельефнее показывает, что реалистичность изображения действительности в произведениях
Чарской имеет, по ее мнению, не положительный, а отрицательный эффект –
оказывает губительное воздействие на душу ребенка.
Причина столь резкой реакции заключается в трактовке Масловской ценностных критериев искусства. Признавая за ним, прежде всего, функцию воспитательно-формирующую, она, естественно, выступает за моральную тенденцию,
за пропагандирование в книге определенных и вполне традиционных воспитательных ценностей – «веры в Высшее», «стремление к Высшему», стремление
жить с коллективом и т. п. Чарская же, по ее мнению, вместо того, чтобы вести
детей в мир «высоких идеалов», внедряет в их головы «пошлые ценности».
Не сумев оценить эстетический идеал не только исторических, но и «девичьих повестей» писателя, неповторимость выражения в них нравственных и
патриотических идей, Масловская, естественно, увлекается демонстрацией
примеров проявления ущербности его мироощущения. Она видит их не только в
образах изображенных Чарской героев, лишенных активного духовноцентрированного социокультурного чувства, мысли и действия, но и в характере главного в ее «однообразных по содержанию и по стилю» произведениях,
романтического, по сути, конфликта – конфликта наделенных талантами, красотой и умом детей со всем миром.
Выделяя разные аспекты этого конфликта, Масловская пишет: «Певец институтской жизни, Чарская, показывает, <…> по какому трафарету складываются отношения к родителям, педагогам, друг к другу, как проявляются дружба,

1 В.И. Глоцер: «...своей беспощадной бранью Чуковский не оставлял камня на камне от
литературной репутации “обожаемой” Лидии Алексеевны» [8]. Путилова Е.О.: «Постепенно
представление о Чарской канонизировалось в духе той беспощадной оценки, которая была
дана ее книгам в пору наибольшей ее славы в 1912 году <…> К. И. Чуковским» [1].

любовь, негодование, раскаяние; она ясно показывает нам, как мало-помалу
убивается в детях всякая индивидуальность, всякая искренность, для того, чтобы дать место механической, искусственной сентиментальности, ходульному и
пошлому фразерству» [9].
Подходя к произведениям Чарской с этой, заведомо предвзятой, позиции,
Масловская не признает даже очевидного, а именно: наличия у детей какоголибо (сформированного или интуитивного) представления о нравственности.
Так, к примеру, она совершенно не понимает, почему героиня повести «За что?»
просит прощения у мачехи, и в чем она раскаивается. Причина этого непонимания заключается в твердом убеждении критика в том, что ребенок, в отличие
от взрослого, не может понимать, что своим проступком нарушил гармонию,
которая существует и должна существовать в мире. На этом основании тяжелые
переживания взрослеющих героев Чарской, являющиеся, прежде всего, следствием острого ощущения ими своего разлада с миром взрослых, названы Масловской не «проблесками чувства», а пошлой сентиментальностью.
Сводя всю проблематику «девичьих повестей» к одиночеству «бедных» (в
оценочном, а не социальном плане – О. Г.) детей, обусловленному их неумением выстроить свои отношения с коллективом, с воспитателями, родителями и
сверстниками, Масловская обвиняет Чарскую в легкости отношения к печальным явлениям детской жизни, в непонимании их глубокого трагизма («… её
книги являются не обличением, а воспеванием. <Они> «представляют то волшебное зеркало Андерсена, в котором дурное отражается хорошим» [9]). Естественно, что такая оценка нравственной позиции писателя могла привести только к выводу об опасности необычайной популярности его произведений у детей.
Заметим, что помимо гуманистического, Масловская превратно истолковывает и православное содержание, а также гендерное и возрастное своеобразие
произведений Чарской. Однако эти вопросы подробно рассмотрены в перечисленных выше исследованиях.
Исходя из представления о прямой связи между читательским опытом и
поведенческим профилем ребенка, широко распространенного в педагогической
среде начала века, Масловская в своем критическом пафосе зашла так далеко,
что записала Чарскую в число таких авторов, которые своими произведениями
лишают молодежь высоких идеалов, без которых они жить не могут, толкая их
тем самым (ни много ни мало! – О. Г.) на самоубийство.
Несмотря на то, что образы избалованных, излишне самолюбивых и самоуверенных, строящих свои взаимоотношения на банальных любезностях и
стремящихся к ложно понятому героизму детей2, созданные в школьных повестях Чарской, оказались необычайно притягательны для юных читателей, Масловская убеждена, что на самом деле, в жизни, молодежь, в отличие от героев

2 В трактовке З. Масловской.

писательницы, «не так-то легко» примиряется с пошлостью: «Кто близок к детям, кто живет среди них и читает в их душе, тот знает, что <…>, не все у нас
одно серое ничтожество. Есть у детей и молодежи и глубина души, есть нередко
и особое, мистическое настроение, свидетельствующее о большом душевном
богатстве. Жить среди детей – значит не потерять веры в Высшее, так как при
близком общении с ними безусловно видишь, что «Их есть Царство Небесное»
[9].
Таким образом, в статье З. Масловской Л.А. Чарская предстала как знамение времени, отмеченного падением «высоких идеалов». Подобно Гамельнскому крысолову она, по словам критика, «своими пошлыми мелодиями жизни»,
уводит детей далеко от родительского дома, «дает мишуру, побрякушки ложно
понятых чувств, заставляет детей любить их – и заводит в то болото пошлости,
из которого нет возврата». «Когда же появится настоящий писатель для детей,
понимающий всю прелесть и поэзию детской души, когда он сумеет отразить в
своих книгах всю красоту её, то я ручаюсь, что ни один ребенок не откроет
больше «За что?» или «Княжну Джаваху» [9].
В том же духе – как величайшее общественное зло, как следствие «падения высоких идеалов» на рубеже веков, но с еще большим, по сути, публицистическим накалом и обличительным пафосом популярность Чарской объясняется в статье В. Фриденберга «За что дети любят и обожают Чарскую?» [10].
Однако разница между статьями двух критиков есть, и она существенна,
т. к. заключается в самих основаниях их критики. И с этой точки зрения позиция Масловской заслуживает большего уважения, чем «нелитературные» выпады В. Фриденберга. Она рассматривает произведения писателя с позиций признания права ребенка на собственный выбор, на развлекательную книгу и в контексте актуальных для первых десятилетий XX в. проблем детского чтения, а
именно:
– всеобщего осмысления (педагогами и родителями, детскими писателями
и деятелями просвещения) громадного воспитательного значения книги; идей о
социализирующем воздействии искусства на личность, о ее самоценности, получивших в эстетике и педагогике начал века новый импульс развития под влиянием фундаментального исследования Л.Н. Толстого «Что такое искусство?»
(1897);
– выработки критериев хорошей и «дурной» детской книги («… под книгой мы подразумеваем только ту, которая приносит пользу (нравственную – О.
Г.), развивает мысль, будит эстетическое чувство, написана, действительно, талантливым писателем» [9]3
).
– решения задачи приобщения ребенка к чтению («… научить его искус-

3 Кстати сказать, Масловская считала Чарскую талантливым писателем («пишет легко и живо» [9]).

ству читать хорошие книги, а также тому, что Шопенгауэр называет «искусством не читать»: «Daher ist in Hinsicht auf unsere Lectüre die Kunst nicht zu lesen
höchstwichtig» («Ueber Lesen und Bücher»). <…> «Um das Gute zu lesen ist nur
eine Bedingung, dass man das Schlechte nicht lese: denn das Leben ist kurz, Zeit und
Kräfte beschränkt» [Для того, чтобы читать хорошие книги, необходимо лишь не
читать плохих, ибо жизнь наша коротка, а время и силы ограничены]» [9]).
Кроме того, в условиях резкого обострения в начале века конфликтов
между взрослыми и детьми, когда отсутствие взаимопонимания между поколениями отмечалось многими детскими писателями и педагогами, Масловская акцентировала внимание своих читателей на детской книге, позволяющей лучше
узнать ребенка, как на одном из оснований для восстановления гармонии между
миром взрослых и миром детей.
Другое дело, что со всех перечисленных выше позиций творчество Чарской, было признано критиком неудовлетворительным исключительно с педагогических позиций и в свете формирующегося (опять же под сильнейшим педагогическим давлением!) в начале века в детской литературе «новых» нравственно-эстетических идеалов.

Список использованной литературы и источников
1. Путилова Е. О забытых именах, или О феномене Л. Чарской // О литературе для детей. Вып. 32. Л., 1989. С. 73–89. URL: (дата обращения: 10.11.2017).
2. Агафонова Н.С. Проза А. Вербицкой и Л. Чарской как явление массовой литературы. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. Иваново, 2005. URL: cheloveknauka.com/prozaa-verbitskoy-i-l-charsk... ffJQD13 (дата обращения:
05.09.2017).
3. Ерёмина И. [Б. н.]. Послесловие // Три слезинки королевны. Сказки Лидии Чарской.
М., 1993. С. 65–66.
4. Полонская Е. Та самая Чарская // Нева. 1996. № 12. С. 231–235.
5. Трофимова Е. И булавки чужой не взять // Литературная газета. 2008. № 46. URL:
www.lgz.ru/publication/ (дата обращения: 05.09.2017).
6. Шацкий Е.О. Нравственно-эстетическое своеобразие и актуальность творчества Лидии Алексеевны Чарской. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. М., 2010. URL:
www.dissercat.com (дата обращения: 05.10.2017).
7. Чуковский К.И. Лидия Чарская // Чуковский К. И. Собр. соч.: в 6 т. М., 1969. URL:
azbyka.ru. (дата обращения: 05.10.2017).
8. Глоцер В.И. Письмо Чарской Чуковскому: комментарии // Чуковский К.И. Собр.
соч.: в 6 т. Т. 6. М., 1969. URL: azbyka.ru. (дата обращения: 05.10.2017).
9. Масловская З. Наши дети и наши педагоги в произведениях Чарской // Русская школа. 1911. № 9. Отдел I. С.102–124. URL: www.diary.ru/~charskaya/p164649432.htm?oam (дата
обращения: 05.10.2017).
10. Фриденберг В. За что дети любят и обожают Чарскую? // «Новости детской литературы». 1912. № 6. С. 1-6. URL: www.diary.ru/~charskaya/p164

---

БЛАГОРОДНЫЕ ДЕВИЦЫ, «БЕСПРЕДЕЛ» И НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СССР

[change-ange]

С. Б. БОРИСОВ
БЛАГОРОДНЫЕ ДЕВИЦЫ, «БЕСПРЕДЕЛ»
И НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СССР

ИСТОЧНИК: Социологические исследования, 1990, № 6.

БОРИСОВ Сергей Борисович—ассистент кафедры философии и научного
коммунизма Шадринского государственного педагогического института. В
«Социологических исследованиях» публикуется впервые.

Переход к открытому рассмотрению явлений, считавшихся несуществующими в условиях социализма, получил свое воплощение, в частности, в появлении серии статей о системе «неуставных отношений» в Вооруженных Силах СССР, в местах лишения свободы, а также разного рода современных «неформальных» объединениях. На наш взгляд, эта тема требует своего дальнейшего развития, в том числе, в области исследования исторических и логических корней, предпосылок и архетипов «неофициальных» моделей группового поведения. Мы хотим предложить читателям
очерк «неуставных отношений» самой, казалось бы, неагрессивной социальной группы - воспитанниц женских учебных заведений дореволюционной России -на основе социологического анализа ряда произведений Лидии Чарской.
Несколько слов об их социологической достоверности. Трудно отыскать в детской и подростковой литературе феномен, аналогичный феномену Чарской. Пожалуй, можно вспомнить только Ж. Верна.
Даже отчаянный враг Чарской, Корней Иванович Чуковский, не может не признать, что «вся молодая Россия поголовно преклоняется перед нею» [1].
Следует учесть, что Л. Чарская оставалась популярна в течение десятилетий, и лишь с зачислением ее в стан буржуазных, «монархических» авторов, с прекращением публикации ее новых произведений и переиздания старых, она насильственно к началу 30-х годов была отлучена от детских сердец. Удивительно упорство, с каким талантливая русская писательница замалчивается свыше 70 лет. Удивительно тем более, что при дефиците хорошей детской литературы выпускаются отнюдь не лучшие книги, а 70 только крупных произведений Чарской, дающих прекрасный выбор издателям, остаются для детей недоступными.
Читая в ее произведениях о традициях девической среды, нельзя не заметить прямых параллелей с симптоматичными традициями «воровской» и «армейской» субкультур. Прототипом «прописки» в зоне, издевательств старослужащих над молодыми солдатами, являлась травля новеньких в женских школах. Читаем в повести «Некрасивая»: «Около трех десятков девочек окружали меня, забрасывая вопросами, на которые я едва успевала отвечать ... А маленькие мучительницы, как бы не замечая моего волнения, подступали ко мне все ближе и ближе, закидывая меня все новыми и
новыми вопросами, которым не предвиделось конца» [2, с. 157].
Вот отрывок из «Записок маленькой гимназистки»: «...И веселая, живая как ртуть. Соболева изо всей силы дернула меня за косичку. - Ай! - невольно вырвалось у меня.
«- Ага! Знаешь, где птичка "ай" живет! - захохотала во весь голос шалунья, в то время как другие девочки плотным кругом обступили меня со всех сторон. У всех у них были недобрые лица» [3. с. 55-56].
Травля новеньких - средство ломки индивидуальной модели поведения, где слово большинства - закон для всех. «Прописка» распространялась не только на учениц, но и на преподавателей. Коллективные действия гимназисток по отношению к последним назывались «бенефисом». Обратимся на этот раз к повести К. Филипповой «В гимназии»:
«На второй урок класс готовил "бенефис" новому преподавателю русского языка. Девочки еще не видели своего нового преподавателя, но сразу же... решили устроить ему бенефис.
— Чтобы не задавался!» [4, с. 29-30].
Обратим внимание - модель поведения «включается» независимо от личности,
на которую это поведение направлено. В последней безличной, безавторской реплике,
являющейся как бы групповым гласом, выражена суть действия: «чтобы почувствовал
силу группы, чтобы знал, что его может ожидать в дальнейшем». Любопытен
следующий эпизод: новенькая Ирина Лотоцкая впервые слышит о «бенефисе», и тем не
менее сила группового сознания уже подчинила ее себе:
«— ...Ну ты как. Ирина, будешь участвовать в бенефисе?
Я — как все!- решительно ответила Ирина.
Тогда тебе сейчас же надо сделать репетицию.
...Ирина оказалась способной ученицей и к началу "бенефиса" была готова» [Там же, с.
31].
Далее, как только в класс входит преподаватель, следует театрализованное действо,
напоминающее «театр абсурда»:
«Сначала опустилась на парту одна девочка, потом другая, третья, четвертая, пока не
сели все. Это проделывалось серьезно, без единого слова, без улыбок, с де-ревянными лицами и
нарочито вытаращенными глазами. Ника негромко кашлянула. Враз поднялись правые руки,
пальцы ударили по губам:
- Брусси — брусси — бруссисем!
Пальцы били по надутым щекам:
- Пути...
Опять по губам:
- Бриня...
По щеке и по губам:
— Пути - бром!
Затем все начиналось сначала» [Там же, с. 32-33].
Как мы сейчас увидим, за любую обиду — мнимую или действительную — гимназистки мстят зло, используя идеологему «товарищества» и «подчинения меньшинства большинству». Вот какова реакция «старослужащих» на то, что учитель
похвалил новенькую:
«-...Всем нам в пример ставил. Всем старым ученицам - новенькую. Срам!
Позор! Осрамил нас Яшка! - кричала... девочка по фамилии Ивина...
- Срам! Позор! Правда, Ивина! Правда! — подхватили в один голос все
девочки.
- Травить Яшку! Извести его за это хорошенько! В следующий же урок за
топить ему баню — кричали в одном углу. - Истопить баню! Непременно
баню- кричали в другом» [3, с. 56].
Замечательно описан Л. Чарской психологический механизм превращения вырвавшегося в запальчивости против новенькой крика в искреннее мнение подавляющего большинства. Параллельно можно привести аналогичную цитату и весь эпизод
«бенефиса» из повести «Записки институтки», где гимназистки поочередно отказывались отвечать, якобы изнемогая от запаха лекарства, которым учитель смазывал больные ноги [5]. Эпизод из уже цитировавшейся повести «Некрасивая»:
«Спичке бенефис завтра. На все вопросы ни слова. Молчок. Начнет спрашиватьотречься... Отречься! Отречься! И друг за друга стоять горою» [2. с. 218-221].
Итак, большинство приняло решение. При помощи угроз и демагогии оно сколачивает в классе единую группу (далее курсив мой.- С. Б.):
«- Новенькая, смотри, если ты не будешь для Яшки баню топить, мы тебя
изживем живо!
— Только смотри, не выдавать, не по-товарищески это!
Слышишь!.. А то берегись!
— Берегись! Берегись! Если выдашь, мы тебя сами травить 6удем!
Смотри!
Девочки со всех сторон надвинулись на меня, крича и угрожая. Лица их
разгорелись. Глаза сверкали.
— Не смей выдавать! Слышишь! Не смей, а то мы тебе покажем, гадкая
девчонка! - кричали они» [3, с. 56, 57].
Но существует и меньшинство, которому есть что терять и которое отнюдь не в
восторге от предстоящего сражения с учителем. Посмотрим, как большинство достраивает себя до единого целого.
«Так помните: травить Яшку сегодня же!
- Травить! Травить! - эхом отозвалось сразу несколько голосов.
- Что вы, mesdam' очки! Разве это можно? - робко прозвучали голоса
трех-четырех учениц, считавшихся самыми прилежными и благонравными из
всего класса.
- Ну уж вы "тихони", молчите! —напустилась на них рыженькая Рош.— Не
смейте идти против класса! Это гадость! Слышите ли, все должны дружно действовать и
травить Яшку, все до одной. А кто не станет делать этого, пускай убирается от нас. Да!»
[3, с. 83-84].
Потенциальной фракции пригрозили оргмерами и та поспешила «разоружиться
перед классом»:
«Тихони как-то разом смолкли и присмирели. Одна из них, Тиночка Прижинцова, высокая, бледная девочка, первая ученица младшего класса, неторопливо
(Именно! Надо соблюсти „солидность".- С. Б.) поднялась со своего места и сказала,
обращаясь к Рош:
- Ты напрасно горячишься, „толстушка", раз всем классом решено травить
Яшку,— мы не можем отстать от класса» [3, с. 84].
А вот как героиня отрекается от того, что ей кажется справедливым:
«— Кто смел сказать это? — послышались звонкие металлические звуки и
стройная красивая девочка в тот же миг очутилась на кафедре.- Или ты, Грибова, не
знаешь меня? Не знаешь, что Надежда Колынцева никогда не предавала своего
класса"? И даже все ваши нелепые „девонские" выходки покрывала всегда и всюду. И
всегда, и теперь, и завтра будет то же самое. Несмотря на то, что мне глубоко противна
ваша лень, слабость... Я пойду заодно с классом и отрекусь (!—С. Б.) от урока, хотя я и
первая ученица у вас и знаю его наизусть.- Фея сошла с кафедры под оглушительные
„браво" и аплодисменты подруг» [2, с. 221].
Мы как-то незаметно перешли от механизма «беспредела» зоны и армейской
«дедовщины» к прекрасно известному уже нам механизму, использованному Сталиным
для захвата власти. Опосредствованная традициями дореволюционных институток (а
мы проанализировали именно женские, «благородные» группы, чтобы показать полную
независимость механизмов ломки личности от «мужской» жестокости, агрессивности
— анализ мужских учебных заведений продемонстрировал бы это куда ярче) связь
между механизмами «зоновского беспредела» и сталинской модели власти уже
подмечена Л. Баткиным, показавшим сходство Сталина с воровским «паханом» [6].
Вернемся к нашим благородным девицам. Не будем осуждать даже лучшую из
них за то. что она «предпочла позорную отметку нарушению правил товарищества» [2,
с. 228]. В тонкостях этих правил, воплощенных в сталинском понимании демократического централизма, не смогли разобраться куда более знающие и опытные
люди. Не смогли и пали, кто морально - под оглушительные «браво» и «аплодисменты
подруг», а кто - физически в целях «социальной защиты».
Перечитаем Чарскую — вот как реагируют подруги на «нарушение правил товарищества»:
«- Шпионка! Доносчица! Mesolames! Смотрите, душки, шпионка пришла!..
— Госпожа шпионка! — услышала я над своим ухом...
Остальные поддерживали их замечаниями о том. что в их чистый товарищеский
(партайгеноссе! - С. Б.) кружок, где до сих пор не было предателей, затесалась
шпионка и доносчица, достойная всякого презрения и справедливого гнева...
- Отвращение вы такое, шпионка, доносчица...
- А вы, оказывается, не только шпионка, сплетница и кисляйка, но и
изменница класса!» [2, с. 177—184].
«- Предательница! Изменница! Отступница!..
- В нашем классе предательница, отступница! Срам, срам, срам!
- Господа! Подвергнем ее остракизму, изгнанию из нашей среды!.. Выгнать ее
от нас нельзя, но и оставаясь с нами, она будет чужая, ненавистная нам с этого
дня» [3, с. 231].
Бедный товарищ Сталин! Все придумали до тебя - даже переименование в шпионов
людей, всего лишь «нарушивших правила товарищества».
Да, благородные девицы, склонные к сантиментам и экзальтации, выглядят совсем не
«ах», когда механизмы «товарищеской солидарности» превращают их в толпу. А многие
думают, что «Чучело» — это выдумка Железнякова — Быкова или, в крайнем случае, нечто
исключительное для детской среды.
А вот и расправа:
«— Вон ее! Не хотим шпионку! Прочь из класса! Вон, сию же минуту, вон!
Вокруг меня были грозящие, искаженные до неузнаваемости лица ("Банду
шпионов и убийц — к ответу" — С. Б.); детские глазки горели злыми огоньками, голоса
звучали хрипло, резко, крикливо...» [3, с. 90].
Мы могли бы такой же объем текста посвятить сравнительному анализу «любовных» проявлений в замкнутых группах. А именно: институтско-гимназическому «обожанию» учителей и старших воспитанниц, с одной стороны; извращенным формам реализации любовно-сексуального чувства в замкнутых армейских и лагерных группах,
с другой; восторженной любви к вождю, переходящей в культ, с третьей.
Удивительнейшие совпадения здесь налицо: выцарапывание булавкой вензеля
«обожаемой» на руке выше кисти, крики в спину прогуливающейся: «Обожаемая!
Прелестная! Божественная! Милая!»; обязательные «ритуальные» подарки обожаемой;
вопли восторга на демонстрациях перед Сталиным на трибуне и аплодисменты в
кинотеатрах при появлении изображений вождя; музей подарков Сталину в Москве.
Вот еще один ряд; «альбомчики» со стихами, пожеланиями, рисунками и т. д. у
гимназисток и «дембельские» альбомы у старослужащих, аналогичные «блокноты» с
изощреннейшей отделкой у заключенных.
Пусть эти явления из сферы «любви» и «самодеятельного художественного
творчества» послужат просто подтверждением неслучайности обнаруженного нами
сходства.

Сделаем два резюме теоретического и практического свойства. Первое: любая
группа людей, объединившихся добровольно (партия) «добровольно-принудительно»
(уличная, дворовая компания; класс или учебная группа, армия) или недобровольно
(места лишения свободы), не имеющая осознанной стратегической целью своего бытия
свободное, творческое развитие каждого как условие свободного развития всех, с
неизбежностью приходит к превращению инструментально, прагматически годных в
определенных условиях моделей групповой самоорганизации и самозащиты (устав,
«кодекс чести», «товарищество», «один за всех», «круговая порука» и т. д.) в высшие
нравственные (безнравственные?) ценности группы.
Это ведет с неизбежностью к нравственному перерождению и вырождению группы, к отчуждению составляющих ее личностей от норм и ценностей, которым они вынуждены (часто вопреки своему желанию) следовать, к происходящему в результате
этого переходу власти к «гениальной посредственности», умело использующей в своих
целях господство надличностных норм и ценностей над любым членом группы.
Второе резюме более локально: широкая публикация с современными комментариями и включение книг Л. Чарской в школьную программу по литературе (их читали взахлеб и 5—7 и 15—17-летние, и не только девочки — книги были рекомендованы для кадетских училищ) способны выработать у подрастающего поколения
сильнейший иммунитет против слепого поклонения так называемым «нормам товарищества», против бездумной веры в принцип «безусловной правоты большинства».'
Тем самым общество получит людей, умеющих осмысленно отстаивать свое мнение
вопреки мнению большинства. Возникнет мощная ментальная структура, препятствующая развитию таких уродливых явлений, как «дедовщина», «беспредел", «вождизм».
ЛИТЕРАТУРА
1. Чуковский К. Чарская// Речь. 1912. № 1679.
2. Чарская Л. Белые пелеринки. Две повести. СПб., 1906.
3. Чарская Л. Записки маленькой гимназистки. СПб., 1900.
4. Филиппова К. В гимназии. Свердловск, Свердгиз, 1938.
5. Чарская Л. Записки институтки. СПб., 1906.
6. Баткин Л. Сон разума // Знание-сила. 1989. N° 3. С. 84.

---

О Чарской - на ЯндексДзен: Неубитая. О Лидии Чарской замолвлю я слово...

[change-ange]

Мне вот эта статья понравилась, много интересных, редко публикуемых или вообще не опубликованных сведений. Единственная моя поправка - фото пожилой дамы - это НЕ фото Чарской.

Неубитая. О Лидии Чарской замолвлю я слово...
12 мая 2020


Споры о Чарской, начавшиеся более века назад, не умолкают до сих пор: печатать или не надо? Устарела или нет? Ужасная пошлость или отличные детские книги? И минувший век ясности не прибавил.


В советские времена, я, как большинство наших граждан, слышала звон, что жила, мол, при царе писательница, которая поточным методом выдавала на гора наивные и слезливые детские книжонки, над которыми уливались слезами все барышни - гимназистки, курсистки, купеческие дочки и юные мещаночки. Более того, и Корней Чуковский, и Самуил Маршак, и сама Надежда Константиновна Крупская сказали своё веское "Фе!" и это "низкопробную пошлятину" выкинули из школьной программы.

Но в конце 80-х, когда еще существовал книжный голод, мне в руки попалась невзрачная книжка. Малого формата, размером, наверно, в половину листа А4. Книга Лидии Чарской "Сибирочка.


Я открыла ее, и таки да, вначале оттолкнули было и примитивный слог, и наивный сюжет, но не заметила, как втянулась и дочитала до конца. Мало того, отдала книжку старшей дочери, в ту пору ей было 8 лет. И она не только махом прочитала книгу, но тут же принялась читать ее снова. А утром я услышала полный горечи рев. Книга куда-то пропала.

Полностью:

zen.yandex.ru/media/id/5e00282a2beb4900b2c09395...

---

Статья на mel.fm: Первая после Пушкина

[change-ange]

Первая после Пушкина: почему в СССР запрещали любимую писательницу гимназисток
Как советская власть старалась стереть память о Лидии Чарской
Андрей Гореликов

Писательница Лидия Чарская обрела популярность после первой же своей книги, которая вышла в 1901 году. Её обожали гимназистки со всей России, но вместе с рухнувшей империей закончилась и слава Чарской. В СССР её повести тут же запретили и вплоть до перестройки не печатали. Рассказываем историю детской писательницы, которая оказалась забытой.

Лидия Чарская, автор «Записок институтки» и «Княжны Джавахи», вплоть до самой смерти оставалась любимицей множества повзрослевших детей, которые помнили старый мир и дореволюционную литературу. В СССР совершенно не идеологические произведения писательницы подверглись полному запрету, а она сама — травле, причём в той степени, которой не удостаивались даже многие враждебные режиму «взрослые» писатели.

Лидия Чарская написала десятки повестей для детско-юношеского возраста, причём в то время, когда жанр не был достаточно освоен в России. Как правило, героини её книг, как и предполагаемая аудитория, — девочки-гимназистки и воспитанницы пансионов для благородных девиц. Эти сюжеты связаны с личным опытом самой Чарской, чья жизнь и до потрясений Гражданской войны была сложной. Хотя биографию литературной звезды предреволюционного времени мы знаем только в общих чертах. Культурный разрыв между эпохами превратил события столетней давности в далёкое прошлое.

В 90-е годы, когда почти все запрещённые советской властью литераторы были реабилитированы для читателей хотя бы посмертно, самая популярная писательница последних лет Российской империи оказалась напрочь забыта, несмотря на перестроечные переиздания.

Полностью: mel.fm/istorii/7293416-lydia_charskaya

---

Скаскевич А.Е. ПРОБЛЕМА ФОРМИРОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ ДЕВОЧКИ-ПОДРОСТКА В ТВОРЧЕСТВЕ ЧАРСКОЙ

[change-ange]

Скаскевич Анна Евгеньевна

ПРОБЛЕМА ФОРМИРОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ ДЕВОЧКИ-ПОДРОСТКА
В ТВОРЧЕСТВЕ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ

2Введение
Лидия Чарская – одна из наиболее популярных русских писательниц
начала ХХ века, чье имя, бывшее в тени в годы советской власти, вновь
привлекает внимание как читателей, так и литературоведов. Ее творчество –
яркий пример массовой детской литературы начала прошлого столетия –
оказало заметное влияние на дальнейшее развитие литературы для девочек и
поэтому представляет интерес для филологического исследования. Тем не
менее, оно до сих пор остается малоизученным.
Тема формирования личности девочки-подростка – одна из
центральных в творчестве писательницы, адресованном юношеству, и
именно этим обусловлено направление настоящего исследования. Кроме
того, эта тема тесно связана со структурой повестей Чарской, так как каждая
из ее героинь проходит на протяжении текста определенные испытания/
стадии взросления, и сюжеты испытаний сходны для разных повестей
писательницы. «В основе сюжетной, шире – структурной, организации
текстов Чарской угадывается универсальный посвятительный миф, а
вместе с ним – сохранивший необходимые этапы ритуал инициации,
воплотивший семантику обрядов перехода», – пишет М.П.Абашева.1 Кроме
того, тема взросления девочки-подростка интересна именно как нашедшая
отражение в детской литературе.
Проблемы женского воспитания освещались и в литературе
девятнадцатого и начала двадцатого веков – в повестях Е. Н. Водовозовой , 2
Абашева М.П. Семиотика девичьей инициации: от институтской повести к советской детской прозе // 1
«Убить Чарскую…»: парадоксы советской литературы для детей. – СПб, 2013. – С. 78.
Водовозова Е.Н. На заре жизни. – СПб, 1911. – 608 с. 2
3Н. А. Лухмановой , К. В. Лукашевич , В. П. Желиховской , А. А. Вербицкой , 3 4 5 6
но про эти произведения можно сказать, что они устроены принципиально
по-другому. Часть из них адресована кругу взрослых читателей, тогда как
Чарская обращается непосредственно к детской аудитории (читательницы
журнала «Задушевное слово» – девочки 10-15 лет); но главное отличие
заключается в том, что героини Чарской – девочки-подростки, ровесницы ее
читательниц, они изображены в момент между детством и юностью. Чарская
«не дает» своим героиням вырасти. Опираясь на романтические
представления, она создает свойственный мироощущению переходного
возраста мир неповторимого «я», которое определяет и сюжет, и стилистику
ее повестей.
Произведения Чарской отвечают требованиям ее аудитории –
авантюрный сюжет, смертельно опасные ситуации, стремительные
кульминации, сентиментальные развязки, сильный накал страстей, однако не
меньшую роль играют убедительная детская психология, героини, в которых
читательницы узнают себя, у которых видят проблемы, схожие со своими.
Непонимание родителей, жестокость сверстниц, ссоры с близкими. Книги
Чарской открывают мир ребенку – с позиций ребенка, давая объяснения
поступкам взрослых, и этим сближая два мира.
На данный момент есть лишь несколько работ, посвященных
творчеству Чарской. Исследователи обращаются к стилистическому анализу
ее сказок7, анализу гендерных моделей в ее произведениях8 и к осмыслению
Лухманова Н.А. Девочки. Воспоминания из институт. жизни. – СПб, 1899. – 208 с. 3
Лукашевич К.В., Сиротская доля. – М., 1909. – 127 с. 4
Желиховская В. П., Подруги. – СПб, 190-?. – 266 с. 5
Вербицкая А.А., Ключи счастья : Роман в 5 ч. – М., 1916. 6
Матвеева А.С. Стиль сказочной прозы Лидии Чарской : Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. 7
наук. – М., 2004. – 16 с.
См., например: Агафонова Н. С. Проза А. Вербицкой и Л. Чарской как явление массовой литературы : 8
Автореф. дис.на соиск. учен. степ. д-ра филол. наук. – Иваново, 2005. – 20 с. Абашева М.П. Семиотика
девичьей инициации: от институтской повести к советской детской прозе // «Убить Чарскую…»: парадоксы
советской литературы для детей. – СПб, 2013. – С. 77-87
4нравственно-эстетического своеобразия ее произведений9. Особое внимание
исследователи уделяют Чарской в связи с феноменом так называемых
институтских пове стей – на эту тему суще ствуют не только
литературоведческие , но и социологические работы . 10 11
Один из наиболее освященных аспектов творчества Чарской – это
особенности ее стиля. Исторически он оказался в центре критической
полемики вокруг ее книг: и осуждая писательницу, и восхищаясь ею, в
первую очередь говорили о ее стиле, который одни характеризуют как
экзальтированный и истеричный,12 а другие – как чувствительный и
проникновенный . 13
Наиболее полное научное осмысление стилистического своеобразия
произведений Чарской, на наш взгляд, является работа А. С. Матвеевой.
Исследовательница описывает стиль сказок Чарской как явление,
генетически родственное культуре Серебряного века, «чертами которого
являются и художественный синтез, и стилизация, и романтическое
двоемирие, и жизнестроительность, и присутствие лирико-философского
плана в произведении».14 Однако данные характерные особенности можно
стиля характеризуют не только сказки, но и другие произведения
писательницы, однако анализ стилистики автора не входит в задачи нашего
исследования.
9 Шацкий Е. О. Нравственно-эстетическое своеобразие и актуальность творчества Лидии Алексеевны
Чарской : Автореф. дис.на соиск. учен. степ. д-ра филол. наук. – М., 2010. – 20 с.
См., например: Белоусов А. Ф. Институтка // Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов 10
благородных девиц. – М., 2001. – С. 5-32. Белоусов А. Ф. Записки институтки // «Точка,
распространяющаяся на все…» К 90-летию проф. Ю.Н. Чумакова : Сборник научных трудов. –
Новосибирск, 2012. – С. 425-431.
Михалевская Г.Н. Уроки общения по Л.Чарской. – СПб, 2006. – 93 с. 11
См., например: Чуковский К.И. Лидия Чарская // Чуковский К.И. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. – М., 1969. – С. 12
150-162. Данько Е. Я. О читателях Чарской // Звезда. – 1934. – №3. – С. 124-140.
См., например: Либрович С.Ф. За что дети любят Чарскую? – М.; СПб, 1913. – 40 с. Коваленко С. 13
Феномен Лидии Чарской // Чарская Л.А. Записки институтки. – М., 1993. – С. 372-379.
Матвеева А.С. Стиль сказочной прозы Лидии Чарской : Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. 14
наук. – М., 2004. – С. 5.
5Особенности персонажного и сюжетного планов прозы Чарской
освещались в работах А. С. Матвеевой, Н. С. Агафоновой и Е. О. Шацкого.
Исследование Матевеевой ограничивается анализом сказок писательницы,
тогда как наша работа затрагивает только несказочную прозу автора.
Н.С. Агафонова доказывает, что структура повестей Лидии Чарской
подчиняется законам массовой литературы, а сами повести являются
инвариантом женского романа. При анализе сюжета приключенческих
повестей писательницы Агафонова обращается к схеме волшебной сказки,
проводя аналогию между моделью Проппа и структурой повестей «Княжна
Джаваха», «Люда Влассовская» и других. Однако данный подход
представляется не вполне убедительным, или, вернее, не исчерпывающим
проблему.
С положением Агафоновой о четкой схеме повестей Чарской трудно не
согласиться, так же как и с тем, что она обусловлена таким явлением, как
каноны массовой литературы. Но при этом следует отметить, что диссертант
оставляет без внимания несколько характерных для творчества Чарской
сюжетов и мотивов, таких как примирение с противником, внезапное
преображение злых людей, поиск родственной души, стремление вырваться
из обыденного мира. Эти мотивы принадлежат не только массовой
литературе, но литературе в целом. Проведя анализ произведений
писательницы, мы хотим доказать, что Чарская использует эти мотивы в как
отражение мировоззрения главных героинь ее произведений и выбранного ею
адресата – девочки-подростка; их можно назвать определяющими. Сюжетная
структура повестей Чарской объясняется сказочной моделью только
частично; помимо этого в сюжете присутствует сложный комплекс
романтических, христианских и сказочных мотивов, которые в конечном
итоге и создают характерную для Чарской атмосферу. Аналогично можно
оспорить утверждение о принадлежности прозы Чарской к жанру женского
романа. На наш взгляд, возраст героинь не является второстепенной деталью
в ее произведениях, а потому невозможно рассматривать повести Чарской как
6извод модели любовного романа, в котором личность возлюбленного
замещена фигурой отца.
Диссертация Е. О. Шацкого ставит целью выявить нравственноэтическое своеобразие книг Чарской. Шацкий рассматривает все уровни
произведений Чарской через призму их нравственного влияния на читателей,
исходя из первостепенности воспитательного аспекта. Он полагает, что
важнее «не то, какие идеи-образы использует автор, а то, ради чего он их
использует»15, и, как следствие, приходит к выводу, что «гендерное и
возрастное своеобразие произведений Л. А. Чарской определяется
художественно-эстетической концепцией творчества писательницы». Это
положение представляется нам дискуссионным. Несказочные повести
Чарской, безусловно, не лишены воспитательного посыла, однако, на наш
взгляд, он не является определяющим. В нашей работе мы попытаемся
доказать, что проблематика повестей Чарской, равно как и их художественное
своеобразие, определяются в первую очередь предметом изображения –
личностями героинь-подростков и их жизнью.
Ни один из исследователей не затрагивает психологический аспект
книг Чарской, а именно проблему точки зрения – то, что писательница
изображает мир с позиций подростка, тогда как это является ключевым для ее
поэтики, так же как становление и поиск себя и своего места в окружающем
мире является главной темой ее повестей. Полного исследования,
посвященного тематическому своеобразию ее несказочных произведений, не
существует. Этот пробел необходимо восполнить. Этим и определяется
актуальность нашего исследования.
Предметом настоящего исследования является образная реализация
процесса формирования личности девочки-подростка в произведениях
Л.Чарской; объектом – повести Чарской для девочек, в которых
писательница обращается к проблеме становления личности молодой
15 Шацкий Е. О. Нравственно-эстетическое своеобразие и актуальность творчества Лидии Алексеевны
Чарской : Автореф. дис.на соиск. учен. степ. д-ра филол. наук. – М., 2010. – С. 17
7девушки. В качестве материала исследования в работе будут использованы
след ующ ие п ове ст и: «Зап иск и и нст итутк и» (1901), «К няж на
Джаваха» (1903), «Люда Влассовская» (1904), «Вторая Нина» (1907),
«Записки маленькой гимназистки» (1907), «Лесовичка» (1909),
«Сибирочка» (1910). Среди выбранных произведений представлены и так
называемые «институтские» повести, и повести, в которых Чарская
изображает другие женские образовательные учреждения (гимназия,
монастырский пансион).
Большинство выбранных произведений имеет схожую (как правило,
двухчастную) структуру, противопоставляющую жизнь героинь в семье и в
у че б н ом заведе н и и. Так им о б ра з ом, мы имеем в о зм ож н о с ть
проанализировать то, как Чарская художественно осмысляет проблему
взросления и каким образом реализует в своих повестях для девочек сюжет
инициации.
Цель исследования – рассмотреть, как Лидия Чарская изображает в
своих повестях процесс формирования личности девочки-подростка на
примере героинь ее повестей для юношества и выявить значение, которое
имеет данная проблема в контексте ее творчества.
Для достижения поставленной цели были поставлены следующие
задачи:
1. изучить, как в повестях показан внутренний мир девочек, и
рассмотреть значение возрастного и гендерного аспектов в повестях Чарской
на фоне существующей традиции детской литературы, проведя параллели с
другими произведениями для девочек того времени и соотнеся проблематику
повестей Чарской для юношества с педагогическими тенденциями начала
века;
2. проанализировать, как изображаются контакты героинь с
окружающим миром – в семье и в институте, с отдельными личностями и с
коллективом, со взрослыми и с ровесниками, определить роль героявзрослого в повестях Чарской, а также рассмотреть, как писательница
8изображает модели воспитания в произведениях, адресованных кругу юных
читателей;
3. выявить творческое своеобразие и новаторство Чарской в
изображении становления личности девочки-подростка и установить связь
между приемами, которые использует писательница, и канонами
романтической литературы.
В связи с обозначенными задачами представляется возможным
разделить работу на три главы:
В первой главе мы рассмотрим творчество Чарской в контексте
литературы для девочек XIX-XX веков и проанализируем специфику
повестей писательницы на фоне существующей традиции, чтобы на этом
фоне выявить своеобразие освещения проблемы формирования личности
девочки-подростка в ее несказочных произведениях.
Вторая глава будет посвящена системе, в рамках которой существуют
героини Чарской, отношениям в оппозициях семья-институт, взрослыеровесники, отдельные личности – коллектив, а также вопросу о роли героявзрослого в повестях Чарской для девочек.
В третьей главе мы исследуем проблему вопрос о форме, которую
использует Чарская для передачи сюжета инициации в своих повестях, и
попытаемся доказать, что испытания, которые проходят героини в ходе
повествования, характеры личностные качества героинь, помогающие им в
нахождении себя, а также мир, их окружающий, построены согласно канонам
романтизма.
В работе будут неоднократно упоминаться такие понятия, как
«ребенок», «подросток», «девочка», «девушка», поэтому представляется
необходимым прояснить, в каком именно значении они будут использованы.
Понятия «ребенок» и «дети» берутся исходя из оппозиций дети-взрослые /
ребенок-взрослый, т.е. «ребенок» – невзрослый человек. «Подросток» –
9«мальчик или девочка в отроческом возрасте»16. «Девочка» – «ребенок
женского пола, находящийся в детском или отроческом возрасте» , 17
«девушка» – «лицо женского пола в возрасте, переходном от отрочества к
юности» . 18
В ходе работы будут использованы культурно-исторический и
сравнительно-типологический методы. Методологической базой
диссертации являются работы по истории детской литературы
И. Н. Арзамасцевой, А.П. Бабушкиной, С. А. Николаевой, С. Б. Борисова,
Е. Е. Зубаревой, Е. О. Путиловой; истории педагогики и психологии –
А. И. Пискунова, М. А. Мазаловой, А. Н. Позднякова, М. Ф. Шабаевой,
И. А. Соколова, а также общетеоретические работы Ю. М. Лотмана,
Ю. В. Манна, В. А. Осанкиной, В. Д. Черняк.

ПО ССЫЛКЕ - диссертация полностью, можно скачать: nauchkor.ru/pubs/problema-formirovaniya-lichnos...

---

Варвара Андреевская - Записки куклы и рассказы

[.Харука.]

Я хочу поделиться мнением о нескольких книгах Варвары Андреевской - "Записки куклы" и нескольких сборников рассказов.
Записки куклы интересная книга, написанная от имени куклы Милочки. Кукла очень переживает за своих маленьких хозяек, но она кукла и сама не может помочь не им ни себе. Сначала она попала в дом к девочке Нате, и жилось Милочке там очень хорошо, и наверное дожила бы там Милочка до своей кукольной старости, но Ната устроила лотерею, чтобы собрать денег на помощь бедной семье. Ната, девочка с большим сердцем, поставила Милочку главным призом, чтобы дети точно участвовали в лотерее и денег получилось бы достаточно.
Так кукла попала к другой девочке, и повидала немало разных девочек - равнодушных и ленивых и добрых и трудолюбивых.
Радует что конец у книги хороший, кукла живёт у девочки которая её любит и бережёт её.
Книга очень милая, читается легко, кукле Милочке в самом деле сопереживаешь и радуешься понимая что всё с неё будет хорошо.
Я читала книгу на дореволюционном русском, издания Энаса у меня не было, но есть найденные в интернете отдельные странички, и судя по ним, в Энасе текст не только осовременили, но и сократили.

сравнения

Для примера вот отрывок со с разговором няни и Наты в оригинале:
-- Кукла, конечно, не живой человѣкъ, отъ нея больше требовать нечего,-- отозвалась няня, укладывая Нату въ кроватку и совѣтуя повернуться къ стѣнѣ, чтобы скорѣе заснуть.
-- А для живого человѣка, няня, развѣ не нужно ни красоты, ни нарядовъ?
Няня отрицательно покачала сѣдой головой.
-- Что же для него надо?-- продолжала дѣвочка.
-- Доброе сердце, умъ, послушаніе, кротость, желаніе учиться... Ну, да обо всемъ этомъ мы завтра потолкуемъ, теперь, дорогая крошка, пора спать...

А это Энас:
- Ну, кукла - не человек, что с неё взять? - отвечала няня, укладывая Нату. - А ты милая Наточка повернись, милая, к стенке, да и засыпай.
- А разве человеку, няня, не нужно красивых платьиц?
Няня покачала седой головой.
- А что же ему надо? - удивилась девочка.
- Нужно быть добрым, умным да послушным, учиться хорошенько... Ну, об этом мы завтра потолкуем, а теперь, деточка, пора спать...

В оригинале в книге 225 страниц, у Энаса 112. И хотя там шрифт меньше, но и картинок больше.

Иллюстрации из книги Записки куклы 1898 года

У Варвары Андреевской есть много рассказов, часть из них я читала и немного расскажу о них. Это сборники рассказов "Вместо игрушки", "Зорька" и "Детский мирок". Об остальных книгах я расскажу попозже, когда прочитаю их.
Рассказы в этих сборниках коротенькие, максимум пять страниц, а в основном 1-2 страницы. Рассказы поучительные, но без нужной жестокости. Скажем, в рассказе про мальчика который игрался со спичками он долго болел и лечил ожоги, но не сгорел как часто бывают в поучительных рассказах или стихах.
Многие рассказы учат чему-то - не лениться, быть добрым с животными, выполнять свои обещания, не бояться. Но вместе с тем это милые зарисовки детской жизни, и поучительность хоть и заметна, не лезет прямо в глаза и не мешает читать.

обложки и несколько иллюстраций к рассказам

Я залила на яндекс диск книги, чтобы вы их могли почитать сами. Все книги на дореволюционном русском:
yadi.sk/d/v3CQ9PC06MjSTQ - Записки куклы.fb2
yadi.sk/i/YJiaq1fTn3NpqA - Записки куклы.pdf
yadi.sk/d/47gsgBDWZvneiw - Зорька.fb2
yadi.sk/d/e9ycpyudd3ZCsg - Детский мирок
yadi.sk/d/NpyvrxYm1gquSg - Вместо игрушки
Если что-то не работает - пишите я могу в умыл скинуть. Также позже будут и в pdf все книги.

А вообще все книги можно почитать и скачать тут - sigla.rsl.ru/table.jsp?f=1016&t=3&v0=%D0%92%D0%...

И тут - az.lib.ru/a/andreewskaja_w_p/

@темы: текст, мнение о книге, иллюстрации, Варвара Андреевская

---

Дети Солнцевых - журнальная версия

[Юкико.]

Выкладываю PDF файл с первой частью книги "Дети Солнцевых" из журнала "Русский_вестник 1887 Т 87 [№_1]_Январь - yadi.sk/i/PPLVXjmpqHQ7RA

Это не весь журнал, а только фрагмент с книгой. Если вдруг что-то не работает - пишите, я впервые загружаю что-то на яндекс диск, могла и напутать.



За ссылку на журнал огромное спасибо  kate1512

@темы: текст, Дети Солнцевых

---

Лидия Чарская. «Рыжик и Чернушка. Приключения маленьких коташек», 1907. Окончание

[silent-gluk]

Отсюда: art-cats.livejournal.com/1871979.html

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации

---

Лидия Чарская. «Рыжик и Чернушка. Приключения маленьких коташек», 1907

[silent-gluk]

https://dlib.rsl.ru/viewer/01003745429#?page=1

Рыжик и Чернушка. Приключения маленьких коташек. Рассказ для малюток Л. А. Чарской / С хромолит. рис. А. Гейера. - Санкт-Петербург ; Москва : т-во М.О. Вольф, [1907]. - [28] с., 1 л. фронт. (цв. ил.), 11 л. цв. ил.; 35.






( Свернуть )

(Окончание следует)

Отсюда: art-cats.livejournal.com/1871712.html

@темы: текст, Чарская, иллюстрации

---

Сьюзан Кулидж – Что Кейти делала. Что Кейти делала в школе. Что Кейти делала потом

[.Харука.]

Я долго откладывала эти книги на потом, считая что это что-то похожее на истории от Элизабет Мид-Смит – нравоучительные истории о девочке которая себя плохо вела но потом исправилась, суховато, поучительно, с назойливой моралью, и осуждением любой шалости… Как же я ошибалась!
Нет, мораль тут есть, но у автора такой стиль, что мораль не лезет настойчиво из каждой строчки. Сьюзан Кулидж относится к своей героине по-доброму, понимая что она ещё ребенок по сути (на момент первой книги), и шалости её не со зла.
Кейти не возможно не полюбить, сначала это добрая, честная и открытая девочка, порывистая и вспыльчивая, лидер среди своих братьев и сестёр. Её мечтательность напоминает Энн Ширли, а проделки Тома Сойера или Пенрода, потому что Кейти легко может и на дерево залезть, и на сеновал по столбу с гвоздями, и через забор перепрыгнуть, за шляпкой.
Сьюзан Кулидж автор с редким даром среди писателей в таком жанре – чувство меры. Она не обрушивает на героев страдания на всю книгу, мораль не машет куцым хвостиком тут и там, герои не умирают в угоду штампам и чтобы читателя разжалобить. Я, читая, переживала, что кузина Элен умрёт, или малышка Эмми от лихорадки погибнет, но нет, все живы, всех автор пожалела.
Читая, видишь, как Кейти из порывистой и вспыльчивой девочки становится уравновешенной и спокойной девушкой. Как она несмотря на то что оказалась прикована к кровати, стала душой дома, сумела наладить и хозяйство, и лучше понять своих сестёр и братьев.
Автор находит снисхождение к проказам девочки, чувствуется понимание, что ребёнок это не маленький взрослый с идеальными манерами, не кукла. Когда Кейт стала руководить всем домом, устами персонажей автор высказала мысль что это не лучшая роль для молодой девушки, не успевшей пожить, и сначала отправляет Кейти в школу, где она приобретает новых друзей, а затем в путешествие по Европе, где Кейт встречает свою любовь.
Эта мысль при всей своей простоте редко высказывается в таких книгах. Та же Люда Влассовская ни любви не встретила, ни по сути не чувствовала свою молодость. И, несмотря на то, сколько хорошего она сделала, она рано повзрослела, а это не всегда хорошо.
Если вы читали книги о Кейти, мне было бы очень интересно узнать мнение других, а если не читали – я очень рекомендую прочесть. Я проглотила три книги за три дня, и обязательно буду перечитывать их много раз!

Дочитав книгу я нашла фильм 1999 года, по первой книге, и решила сразу по горячим следам посмотреть его.
Приятным сюрпризом было что кузину Элен играет Меган Фоллоуз, которая играла Энн Ширли.
Для фильма книгу сильно сократили, а местами наоборот, додумали. Например в фильме нет сестры Кейти Кловер и младшего братишки Фила. Кузина Элен в книге больна и не может ходить, может только лежать на диване. В фильме она может ездить в кресле-каталке, но более больна, и в конце фильма умирает.
Кейти похоже болела не 4 года, а примерно полгода не больше. Ну и фильм оканчивается тем, что Кейти здорова и может кататься на коньках. Нет того как она управляла домом, но и тётя Иззи осталась жива. Отец Филипп Карр совсем другой по характеру, если в книге это уверенный в себе человек, любящий отец и наставник, в фильме он винит себя в смерти жены, и даже не решается лечить Кейти, боясь что на нём злой рок, и он губит всех кого любит.
В целом фильм неплохой, но не идёт ни в какое сравнение с книгой, а тем кто книг не читал фильм может быть совсем не интересен.

@темы: мнение о книге, мнение о фильме

---

Прочитала я книгу Шарлотты Мэри Янг "Графиня Кейт"...

[.Харука.]

... и она мне понравилась, захотелось поделиться мнением.
Книга о том как на приёмную дочь священника свалилась новость о том что она теперь графиня, и как тяжело ей было жить у тётушек в строгости и сухости.
Автору удалось не превратить героиню ни в испорченную шалунью, ни в жертву строгого воспитания. Кейт тут живая девочка, которая хочет как привыкла играть с другими детьми, и на дерево залезть, и в ручье ноги мочить, и играть не беспокоясь о том насколько она шумит.
За некоторые черты вроде вспыльчивости или тщеславия автор порицает Кейт, но чаще сочувствует правдивой и живой девочке, которая не удерживается в тесных рамках воспитания, и тоскует без игр, общения со сверстниками и любви родных.
Сама Кейт очень милая девочка, добрая, честная. Даже маленькая вежливая ложь тёти в письме с отказом отпустить Кейт на день рождения подруги, возмутила её.
Интересно показано столкновение двух миров, простое воспитание в доме священника, и изысканное в доме тётушек. То что для Кейт было естественно, тётушек приводило в ужас, и казалось ужасным. Не знаю как это воспринимали читатели тех времён, но мне кажется что автор стоит на том, что простое воспитание лучше для ребёнка, общение с другими детьми, возможность побегать и поиграть свободно, без одёргиваний и попрёков за каждый шаг.
Для Кейт всё кончилось хорошо, её к себе взяли дядя и тётя, и там она росла в любви, и с приёмным отцом ей не запретят видеться, и сестру возьмут на обучение с Кейт.
После книги остаётся радость что с девочкой в итоге всё хорошо)) Нет навязших на зубах нравоучений как в книгах Александры Анненской или Элизабет Мид-Смит, всё естественно, всего в меру, и это главное. Этого не хватило автору "Марикки Волховской" там проказы такой же живой девочки показаны как ужасно дурные поступки, и к героине нет снисхождения автора, понимания натуры ребёнка.
Книгу про Кейт я точно буду перечитывать!

@темы: мнение о книге

---

Скончалась литературовед и исследователь детской литературы Евгения Путилова.

[~Сообщество, посвященное творчеству Л.Чарской~]

В Санкт-Петербурге на 96-м году жизни скончалась литературовед, критик, историк русской детской литературы Евгения Оскаровна Путилова.


www.spb.kp.ru/daily/26812.4/3847829/

www.spbdnevnik.ru/news/2018-03-28/v-peterburge-...

---

Рассказы из старинной жизни

[ess]

</a>
В сообществе обсуждалась пколное собрание сочинений Чарской, издаваемохй издательством русская миссия а мне бы хотелось пообсуждать другую серию этого издательства

---

Подарок воспитанницы Ксенинского института

[ess]

Удалось выцепить очень красивое издание на французском языке с вот такой надписью на первой странице

---

И снова о контингенте

[ess]

В последние годы сообщество явно приходит в упадок в связи с этим возникает вопрос какие люди могли бы принести сообществу наибольшую пользу, кого здесь не хватает. Мне кажется что в первую очередь это наверное ученые филологи и литературоведы специалисты по литературе это видь литературное сообщество. Так же хотелось бы увидеть хотя бы одного двух религиозных православных людей хотя бы относительно религиозных. Уже был пост об обеспеченных людях

@темы: вопрос