Любовь в произведениях Л.Чарской

[silent-gluk]

"Нина долго смотрит им вслед. Задумчивая улыбка бродит по ее смуглому лицу. Глаза сосредоточены и серьезны.
Князь Андрей тоже серьезен. Его взор покоится на энергичном, умном лице девушки. Как ему знакомо и дорого оно, это молодое, красивое лицо. Все детство и юность этого светлого, мужественного существа прошли на глазах его, князя Андро. Много раз приходилось ему попадаться на пути Нины, раз даже удалось ему выручить ее из неприятного, тяжкого положения. Каждый шаг ее известен ему, Андро, каждый штрих этой красивой, необыкновенной души. И немудрено, что давно он, Андро уже любит ее всеми силами своего существа. Любит преданно сильно, преклоняясь в душе перед ее энергией, умом и нравственной красотой. Давно-давно мечтает он назвать ее, Нину, своей женою. Но каждый раз при встречах с нею они оба так полны делами, заботами о питомнике, что личная жизнь и ее интересы уходят на второй план.

Сегодня его одиночество, его жизнь без Нины кажется ему особенно невыносимой. И сегодня, едучи из лагеря, князь Андро решил уже в мыслях просить руки любимой девушки, просить ее быть ему подругой и женою.
Сейчас они остались наедине. Дети ушли. Люда тоже. Минута самая подходящая. Одно только слово, одно!
- Кузина Нина, - с волнением звучит голос есаула. - Я должен поговорить с вами...
Она тихо поднимает голову, ласково взглядывает на него.
- Что-нибудь о детях, Андро?.. О Вале? По правде сказать, мальчик этот начинает беспокоить меня. Слишком сильно накидывается он на всевозможные отрасли науки и так же быстро меняет их. Селима легче воспитывать. Еще меня волнует Даня. Девочка эта щедро одарена от природы талантом и тщеславием. Чем больше - ответить затрудняюсь...
- Милая Нина, вы вся для других, вся для вашего питомника. Неужели нет у вас мысли о личном счастье?
Голос Андро дрожит. Глаза ищут взгляда Нины. И вдруг падает и обрывается последнее препятствие. Благоухающая своими ночными цветами красавица-ночь широко раскрывает его душу. Огромное, всеобъемлющее чувство, как яркое божественное солнце сияет в ней.

- Нина, моя светлая отрада, моя сильная, гордая, смелая девушка, я люблю вас, - говорит он смело, сильно, вдохновенно. - Я не молод и не мало перенес горя, но моя душа - это светильник, зажженный вами. Мы знаем хорошо и много лет друг друга. Нина, радость жизни моей, хотите ли вы стать женою Андро Кашидзе?
Слова полетели, унеслись в темноту, к самым звездам, казалось, к голубому карталинскому небу.
И в самую глубину сердца Нины Бек-Израил упали эти слова. Ее лицо меняется, бледнеет. Ее глаза яркими звездами глядят в другие темные, ясные, знакомые, дорогие.

- Князь Андро Кашидзе, друг мой и брат мой, - говорит она сильно, твёрдо. - Я люблю вас, после памяти моих близких, больше всего на земле. Но моя жизнь - сплошная трудная задача дать бедным осиротевшим детям воспитательницу, мать... Если я соединю мою жизнь неразрывно с вашей, Андро, брат мой, единственный и любимый, я должна буду вам и моим собственным будущим детям отдать себя всю. Всю посвятить собственной родной семье. И эти бедные жалкие ребятки отойдут поневоле на второй план, стушуются, поблекнут в моем представлении. Изменится тогда и моя жизненная задача. Нет, Андро, любя меня, не просите меня об этом. Отдадим наши силы на общее светлое дело и останемся братом и сестрою, как прежде, как всегда. Я люблю вас и верю вам, Андро, и горжусь тем, кого люблю.
Последние слова срываются с дрожью. Бледнеет личико Нины. Что-то светлое, как росинки, переливается в глубине её обычно суровых, теперь ласковых глаз.
Князь Андро встает и целует ей руку.
Ни горя, ни упрека нет в его душе.
Разве все это не прекрасно? Разве жертва благородной, великодушной девушки не есть лучшее доказательство ее новой духовной красоты?
Он низко склоняется перед нею.

- До свидания. Благодарю. Я счастлив дружбой такой сестры, как вы, Нина, - говорит он тихо, глядя на нее, потом медленно выходит из кунацкой, спускается вниз с галереи в чинаровую аллею.
У ворот Аршак под уздцы держит его коня.
- Какая чудная ночь, батоно! - говорит он, блестя своими восточными глазами.
- В такую ночь, Аршак, Господь особенно добр к людям, - отвечает князь, вскакивая на седло.
Княжна Нина остается в кунацкой. Её губы улыбаются. а глаза... из глаз катятся алмазные росинки. Едва ли они не первые слёзы.
Она еще так молода. И, кажется, достойна любви. Так грустно расставаться с туманной хотя бы мечтой о счастье. Она любит Андро всеми силами души. Но ее "гнезду", ее милому питомнику должны принадлежать все ее силы. Что значит ее собственное счастье перед великой задачей, возложенной на неё судьбою!
- Будь мужественна, Нина! Будь мужественна! Не забывай: ты названная дочь князя Георгия Джаваха, ты внучка Хаджи-Магомета, прекраснейших из людей! - шепчут ее побледневшие губы.
А слезы все накипают, - непрошеные, тихие слезы, накипают, тают и падают ей на грудь".

Лидия Чарская. Джаваховское гнездо

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1829

@темы: текст, ссылки, Чарская, Джаваховское гнездо, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

Светлана Коваленко. Феномен Лидии Чарской
Источник: Чарская Л.А. Записки институтки / Сост. и послесл. С.А.Коваленко. М.: Республика, 1993

Весной 1893 года состоялся очередной выпуск Павловского института благородных девиц в Санкт-Петербурге. Все шло по определенному и не подлежащему переменам, как и сама жизнь в стенах института, регламенту. На другой день после экзаменов лучших везли во дворец для получения медалей из рук государыни Марии Федоровны, под попечительством которой находились Смольный, Екатерининский, Николаевский, Патриотический и Павловский институты. Среди воспитанниц Павловского института была и Лидия Алексеевна Чурилова (1875 -- 1937), вскоре получившая всероссийскую и европейскую известность как Лидия Чарская.

Уже в самом псевдониме, выбранном вчерашней институткой, как бы таился секрет ее будущей популярности. У читающей публики было "на слуху" бальмонтовское -- "чуждый чарам черный челн...". Чарская сразу же стала "чаровницей" юных сердец. И сам эпитет "чарующий" делается непременным в ее повествовании: "чарующий взгляд", "чарующий аромат", "чарующий вечер" и т.п.

По-видимому, и ее талант был необходим в напряженной, взрывоопасной атмосфере предреволюционной эпохи. Ошеломляющий, массовый успех Чарской среди юношества можно сравнить лишь с успехом у публики Александра Вертинского, первого русского шансонье XX века, обращавшего свои песенки к "маленькому человеку" -- страдающему, умеющему любить, исполненному чувства достоинства.

Лидии Чарской удивительно не повезло с критикой, не захотевшей (или не сумевшей) ее понять. Резко критические оценки нарастали как бы пропорционально ее успеху у юных читателей. Феномен Чарской вызывал недоумение.

Журнал "Русская школа" в девятом номере за 1911 год сообщал: "В восьми женских гимназиях (I, II и IV классы) в сочинении, заданном учительницей на тему "Любимая книга", девочки почти единогласно указали произведения Чарской. При анкете, сделанной в одной детской библиотеке, на вопрос, чем не нравится библиотека, было получено в ответ: "Нет книг Чарской".

Один из критиков в статье "За что дети обожают Чарскую", опубликованной в журнале "Новости детской литературы" (1911, февраль, Э 6), писал: "Как мальчики в свое время увлекались до самозабвения Пинкертоном, так девочки "обожали" и до сих пор "обожают" Чарскую. Она является властительницей дум и сердец современного поколения девочек всех возрастов. Все, кому приходится следить за детским чтением, и педагоги, и заведующие библиотеками, и родители, и анкеты, проведенные среди учащихся, единогласно утверждают, что книги Чарской берутся читателями нарасхват и всегда вызывают у детей восторженные отзывы и особое чувство умиления и благодарности..."

Некоторые критики были недовольны тем, что "дети обожают Чарскую". Но ее продолжали "обожать", вопреки всем критическим утверждениям, что это лишь следствие отсутствия "настоящей" детской литературы и что Чарскую читали в основном дети чиновников и мещан, а дети из интеллигентных семей и не читали, и не любили.

В 1912 году К.И.Чуковский опубликовал серию литературных портретов, не только развенчивавших, но и уничтожавших литературных кумиров того времени -- Вербицкую, Арцыбашева, Чарскую. (Критики либерального направления не хотели принимать этих писателей, видели в их произведениях, снискавших большой успех у читателя, проявление дурного вкуса, охранительные тенденции, не способствующие революционному развитию событий в России.) Однако статья Чуковского о Чарской лишь увеличила, как свидетельствуют современники, ее популярность.

Не обошел вниманием Чарскую и Вацлав Воровский, опубликовавший критический этюд "Цыпочка" в августовском номере журнала "Зритель" за 1905 год. Тонкий вкус Воровского позволил ему сквозь ироническое отношение к молодой писательнице увидеть чистоту и обаяние письма бывшей институтки, смело отправившейся в свое литературное плавание. "Когда после окончания института раскрасневшаяся от мороза "Цыпочка" в простенькой, но модной изящной кофточке, в хорошенькой шапочке явилась в редакцию одного иллюстрированного журнала и подала секретарю, уже обрюзгшему пожилому мужчине, свою рукопись, тот сказал ей: "Приходите за ответом через две недели, Цы..." -- он хотел было сказать "Цыпочка", так и пришлось это слово, глядя на нее, маленькую, хорошенькую, свеженькую, но поправился и серьезно добавил: "...сударыня...". С тех пор "Цыпочка" стала настоящей писательницей", -- иронизирует критик. И далее, вольно или невольно, как талантливый прорицатель, вдруг замечает: "...все, о чем так часто говорилось в институте тайно от классных дам и "маман", о чем грезилось в душных дортуарах белыми майскими ночами, когда сон упрямо бежал от молодых глаз, о чем одиноко мечтала семнадцатилетняя девушка, оторванная от остального, незнакомого мира, от шумной, живой и пестрой жизни и заключенная в унылую педагогическую клетку, где все так однообразно и мертво, -- это стало темой ее рассказов".

В.Боровский, можно сказать, первым попытался объяснить, в чем заключена притягательность произведений Чарской для юных читателей. Здесь парадокс. Желая иронией снять значительность темы и проблематики произведений молодой писательницы, он дает часть справедливого ответа на вопрос о причине ее популярности. И действительно, интерес к Чарской во многом объяснялся тем, что она вторгалась в заповедный край чувств, переживаний, мыслей, идеалов институтских затворниц, рассказала не только об их внешней жизни, но и потаенной, недоступной чужому взгляду, от лица одной из девочек в нарочито строгих зеленых камлотовых платьях с белыми передниками -- Люды Влассовской, дочери русского героя, погибшего под Плевной.

Любимый прием Чарской -- прием контраста: богатство и бедность, возвышенно прекрасное и уродливое, жизнь и смерть. По этому же контрасту строилась жизнь институтов, как правило, расположенных в бывших монастырях, хотя воспитанницы жили отнюдь не в кельях, а в просторных дортуарах. Каждый класс, в сорок человек, занимал один общий дортуар с примыкающей к нему умывальней. Для занятий существовали специальные комнаты. Что же касается келий, в каждой из них, именуемой у девочек "селюлькой", стоял рояль, и для занятий музыкой каждая могла выбрать себе комнату. Однако сам факт "кельи" становился для институток неиссякаемым источником преданий о привидениях и страшных случаях из прошлой жизни института, о чем часто вечерами, когда свет в газовых рожках, освещающих дортуары, гасился, девочки рассказывали друг другу. А случалось и проверяли личное мужество, как и честь, высоко ценимые в стенах института. И тогда одна из девочек отправлялась ночью на встречу с "привидением", что обычно служило поводом для различного рода происшествий и недоразумений.

Что же касается контрастов, или, по замечанию критики, "трафаретов", то пространство между ними заполнено событиями и страстями, протекающими в институтских стенах и в сердцах девочек, действительно оторванных от дома (лишь у немногих есть в Петербурге родные), хорошо понимающих, что институт и есть их дом, а подруги -- сверстницы и старшеклассницы, которых принято "обожать", -- и есть их семья на долгие годы. А в доме как в доме -- свои радости и огорчения, взаимопонимание и ссоры, обращение к начальнице-княгине, кавалерственной даме со словом "маман".

В светлые праздники Рождества Христова и Пасхи из покоев "маман" в институтский зал сносились ковры, зеркала, из царских оранжерей привозились экзотические растения, накрывались столы, подавались жареные поросята, дичь, сладости, фрукты, различные морсы. Шло веселье с танцами, для которых специально приглашали кадетов, институтки музицировали, читали стихи, участвовали в драматических действах, а между праздниками тянулись будни со строгим распорядком дня, нарочито грубой пищей, постами и говением. При таком распорядке жизни особенно запоминается бурное горе девочек по поводу смерти подруги или восторг в связи с посещением института августейшей четой.

В институте нет расслоения на более и менее родовитых, богатых и бедных, каждая воспитанница получает строго по личным заслугам. Однако высоко почитается семейная честь, родовая доблесть. Сама "маман", подчеркнуто ровная со всеми, в равной мере строгая и доброжелательная, представляя Люду Влассовскую, непременно упоминает, что она дочь героя, погибшего под Плевной.

Чувство гордости за Россию живет в сердце Люды. И потому так важен для нее разговор с императором, посетившим скарлатинный карантин в институтском лазарете, так сказать, "инкогнито", под видом свитского генерала, чтобы не смущать выздоравливающих девочек.

"-- Твое имя, девочка? -- спросил он...

-- Влассовская! -- отвечала я тихо.

-- Славное имя славного героя! -- ответил он раздумчиво. -- Твой отец был убит под Плевной?

-- Да, генерал.

-- Заслуга его России незаменима... Государь хорошо помнит твоего отца, дитя; я знал его тоже и рад познакомиться с его дочерью..."

Посещение в один из праздников государем и государыней института, приглашение воспитанниц петербургских институтов на утренник во дворец, прием во дворце по поводу вручения выпускницам медалей описаны Чарской "с натуры", живо и точно, с деталями, передающими атмосферу времени, волнение девочек.

Подруга Люды юная княжна Нина Джаваха, которую любимец институток батюшка Филимон называет "чужестраночкой", возражая ему, говорит: "Я, батюшка, русская". Нина горда тем, что ее отец, князь Георгий Джаваха, -- русский генерал.

Род князей Джаваха -- один из древнейших в Грузии, знатен и богат князь Георгий Джаваха, и его дочь Нина никому не уступает первенства. "Я княжна Джаваха, я должна хорошо учиться", -- говорит девочка с высоко развитым чувством национального и сословного достоинства и с той же гордостью рассказывает, что ее покойная мама была простой лезгинкой, что "папа взял ее прямо из аула". Естественно, из самой жизни вырастала историческая общность народов Российского государства, закрепляясь в сознании институток как повседневная данность.

Маленькая Нина, лишь год проучившаяся в институте, объединяет многих персонажей Чарской как светлое и идеальное начало, хотя это вполне земная девочка, не по годам серьезная и по-детски озорная.

Семье Джаваха посвящено несколько повестей Чарской: "Княжна Джаваха" (1903), "Вторая Нина" (1909), "Джаваховское гнездо" (1912). Кроме того, память о рано умершей грузинской княжне снова и снова возникает в других произведениях Чарской.

Традиционная для русской литературы тема Кавказа привлекает Чарскую и экзотикой, и красотой величественной природы, и свободолюбивыми романтическими характерами. В поле ее внимания Грузия, давно связавшая свою судьбу с Россией, и Дагестан, еще дымящийся после тридцатилетней войны и поражения Шамиля. События показаны через повседневную жизнь людей разных национальностей, на скрещении судеб и дорог русских, армян, лезгин, аварцев. Законы кавказской чести, гостеприимства, куначество отнюдь не снимают сложности межнациональных отношений, не всегда идиллически разрешаются конфликты, но все-таки добро побеждает зло.

Едва не гибнет от кинжала лезгинки Люда Влассовская, заброшенная в пору своего гувернерства в дальний аул с миссией милосердия. "Я хочу, чтобы русская девушка помогла Израилу, и я верю, волею Аллаха она поможет ему, потому что вижу печать Аллаха на ее челе, -- обращается к Люде с просьбой выходить тяжело больного горца старый бек Хаджи-Магомет. -- Аллах один у магометан и русских, и велика сила Его во всякое время".

Чарская не скрывает, что далеко не всех выпускниц института ждет легкая жизнь. В большинстве это девочки-сироты из обедневших дворянских семей, им предстоит служить в чужих семьях, растить чужих детей, а для этого нужны и сила воли, и душевная щедрость. Умница и красавица Люда Влассовская, круглая сирота, обретает смысл жизни в воспитании детей-сирот джаваховского гнезда. И ее главная воспитанница, "вторая Нина", нареченная княжна Джаваха, обладающая огромным богатством, добровольно выбирает себе судьбу Людмилы Влассовской -- служение людям, посвящает себя врачеванию телесных и душевных ран, собирает под кров джаваховского дома детей, оставшихся без родителей. В ее "питомнике" находят приют русские, грузины, дагестанцы, окруженные любовью и заботой.

Дети в произведениях Чарской такие же разные, как и в жизни, -- шалуны и смирные, живые как ртуть и увальни, злые, а точнее, обозленные и добрые, но неизменно отзывчивые на сердечность и ласку. Даже испорченные воспитанием, жизненными обстоятельствами, они безошибочно, как и наши "братья меньшие", чувствуют доброго человека, их нельзя обмануть внешней приветливостью. Ребенок интуитивно догадывается, добро или зло скрывается за поступком и словом взрослого.

Одновременно с "институтской" темой в творчестве Чарской развивается историческая тема. Она известна как автор исторических повестей "Паж цесаревны", "Грозная дружина", "Царский гнев", "Евфимия Старицкая", "Так велела царица", "Газават". Увлеченность отечественной историей позволила Чарской запечатлеть некоторые из ее страниц в ярких картинах, живых и непосредственных образах. Думается, что в осмыслении исторической темы ей ближе других А.К.Толстой, автор "Князя Серебряного".

Занимательность сюжета, сложные и рискованные ситуации на грани жизни и смерти, хорошая русская речь и повышенная эмоциональность создают атмосферу очарованного мира исторических повестей Лидии Чарской. Случается, ею в угоду занимательности сюжета нарушается правда факта, что, однако, в целом не нарушает правды истории.

Особенно интересны с точки зрения выбора исторических персонажей и значительности событий повести "Смелая жизнь" (о героине Отечественной войны 1812 года кавалерист-девице Н.А.Дуровой) и "Газават" (о борьбе Чечни и Дагестана за национальную независимость под водительством Шамиля).

Интерес к личности первой женщины -- офицера русской армии сопровождал Надежду Андреевну Дурову при жизни и не ослабевает в наши дни. Ей посвящено несколько литературных произведений -- роман "Двенадцатый год" (1885) Д.Л.Мордовцева, повесть Я.С.Рыкачева "Надежда Дурова" (1942), пьеса А.К.Гладкова "Давным-давно" (1942), по ее мотивам был позже поставлен популярный художественный фильм "Гусарская баллада". В ряду этих произведений и повесть Чарской "Смелая жизнь", написанная для юношества, прославляющая романтику подвига и славу русского воинства.

После 1917 года Чарскую не печатали. Книги ее были изъяты "из библиотек, читален и книжного рынка". Сегодня ни в одной из библиотек России нет полной коллекции книг Чарской.

Чарская была предана гражданской анафеме, читать ее не только не рекомендовалось, но и запрещалось. Наиболее обидными для девочки в нашей школе надолго стали слова: "Ты похожа на институтку из книг Чарской". Однако мало кому доводилось прочесть хотя бы одну из этих "вредных" книг, узнать, чем же так плохи институтки. Те же, кому все-таки попадали в руки красивые книги в синевато-голубых или красных переплетах, с множеством иллюстраций, чаще всего изображавших этих самых институток -- девочек с косами, в длинных форменных платьях с пелеринами и белых фартуках, переносились в таинственный мир, совершенно не похожий на тот, в котором они сами живут. А дальше уже неудержимо хотелось найти и прочесть еще хотя бы одну из этих книг. Случилось, что находили, тайно читали и учились добру, чувству товарищества, сопереживанию чужого горя.

Что же касается шалостей и проказ, порой вовсе не безобидных, хотя виновницам грозили позорные для института наказания -- стоять за трапезой без шнурка для волос и фартука, и даже исключение, то ведь во всех школах и во все времена существовали как проказы, так и наказания. Персонажи Чарской, наделенные острым чувством справедливости, обычно раскаивались в содеянном, за что и обвинялись критикой в сентиментальности. Едва ли можно всерьез говорить и о "непедагогичности" повестей, в которых девочки, как правило, "обожают" одних преподавателей и "ненавидят" других. Однако нельзя не признать, что "обожаются" добрые и сердечные учителя и классные дамы, а презираются злые и придирчивые.

Из среды этих девочек-институток, отторгнутых от дома и сбившихся в свою институтскую стайку, сентиментальных и отчаянных, вышла не только детская писательница Лидия Чарская, но и исторический романист Ольга Форш, выпускница Московского сиротского института.

Само определение, название или термин "институтка", получивший уничижительный смысл, сегодня нуждается в пересмотре, в возвращении ему изначального содержания, соответствующего реальности. Выпускница института благородных девиц знала немецкий, французский или английский, музицировала, обладала известной суммой познаний в медицине, могла в любом обществе служить эталоном хорошего тона и воспитания. Многие из них ушли в первую мировую войну на фронт сестрами милосердия.

Лидия Чарская была труженицей, она много сил отдала литературному ремеслу: писала увлекательные повести из жизни институток, исторические повести, стихи и стихотворные драмы, рассказы для самых маленьких ("Сказки голубой феи"). И все же институт -- самая любимая тема Чарской, которая, по-видимому, до конца так и осталась институткой со всем своеобразием этого типа российской жизни конца прошлого -- начала нынешнего века.

"Дама она как дама и, может быть, пречудесная женщина -- добрая, щедрая, хорошо воспитанная. Кстати, Вольф нещадно эксплуатировал ее, платил гроши..." -- вспоминал о Чарской уже в советские годы один из петербургских библиофилов -- Л.Борисов, возвращаясь к "секрету" ее небывалой популярности у юного читателя. А ведь вольфовский читатель имел или, во всяком случае, мог иметь хороший вкус. Достаточно напомнить, что из книжного товарищества Вольфа впервые пришли к российским детям переводы Жюля Верна, Фенимора Купера, Бичер-Стоу, Свифта, сказки Гауфа, Шарля Перро, гетевские сказки "Рейнике-лиса" и другие произведения для детей, составившие целую "Золотую библиотеку". Притягательность Чарской была не менее сильной, нежели притягательность этих великих имен. Она как-то вписывалась в их круг если не сама по себе, то в соответствии с запросами и вкусами читателя.

Светлана Коваленко

Отсюда: vk.com/@allcharskaya-svetlana-kovalenko-fenomen...

@темы: Царский гнев, Смелая жизнь, статьи, Паж цесаревны, ссылки, мнение о книге, Газават, Чарская, Вторая Нина, Джаваховское гнездо, Грозная дружина, Евфимия Старицкая, Так велела царица, Княжна Джаваха, Сказки голубой феи

---

Любовь в произведениях Л.Чарской

[silent-gluk]

Месяца два спустя, совсем уже выздоровевшая Лика венчалась с князем Всеволодом Гариным.
Богатырь Сила Романович и Толя были шаферами у невесты.
Лика убедила мать не делать роскошной свадьбы. Она упросила князя, ассигнованные на свадебные торжества деньги пожертвовать на питомник.

Приглашенных было немного: семья Карских, тетя Зина, Рен с мужем, баронесса Циммерванд, Сила с сестрой и больше никого. Таково было желание жениха и невесты. Тотчас после венчания решено было поехать в Нескучное, которое князь купил у Марии Александровны, и где они с Ликой решили устроить богадельню и больницу для бедняков. Тетя Зина и Хана должны были сопутствовать им туда.

"Да, да, в Нескучное... И не на лето, только а навсегда, как в детстве и мечтала я жить среди бедняков, — мысленно говорила себе Лика. — Вот где смысл жизни ее, где ее заветные идеалы! Вот оно ее счастье, неизменное счастье! Благо тетю Зину удалось уговорить Лике остаться теперь вместе с ними навсегда в России. — Добрая, милая тетя, она только и мечтает видеть довольной, и счастливой свою Лику. И как чудесно сделал князь, купив Нескучное. Сколько им всем предстоит теперь там дела и труда! Любимого труда!"

Когда кончился свадебный обряд и новобрачные прошли на амвон слушать напутственный молебен. Лика взглянула на мужа... Да именно он, а никто иной не мог бы так подойти душой к ее Ликиной душе. И как она благодарна за это! Пока она болела, пока лежала при смерти, он целыми днями и ночами простаивал у ее дверей, полный ужаса и скорби за нее. И каким счастьем сияло его лицо когда она стала поправляться! Он так неисчерпаемо добр и предупредителен к ней, Лике, к ее малейшим желаниям!
— Да, да, такого именно спутника жизни надо было ей, душевного, отзывчивого к нуждам других, чуткого и доброго, доброго без конца. Как они будут работать все вместе!

Лидия Чарская. Особенная. Повесть для молодых девушек


Отсюда: vk.com/wall-215751580_1822

@темы: текст, ссылки, Особенная, Чарская, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вообще, существует ли где-нибудь удобная таблица, чтобы быстро и безболезненно отличать "вариант ПСС" от "нормального"?.. А то Чарскую сейчас публикуют, но кто ж знает, какие варианты издатели берут...

А если нет - может, давайте коллективно составим?..

@темы: вопрос, сравнение, Чарская

---

Любовь в произведениях Л.Чарской

[silent-gluk]

Кодынцев ужасно обрадовался "свободе" Валентины. Теперь он мог без помехи проводить целые вечера с любимою девушкой.

Правда Валентина теперь больше, чем когда-либо отдастся театру, будет штудировать роли, но он не послужит ей помехой в этом деле, постарается даже помочь, чем может, хотя бы проверять ее по репликам, послушать ее читку, подать совет! О! Он так чуток ко всему, что касается Вали, его Вали! И эта чуткость поможет ему быть ей необходимым.

Что же касается самой Валентины, то она была особенно оживлена сегодня. К вечернему чаю пришли два медика, товарищи Павлука, и Сонечка Гриневич, подруга Лели, маленькая быстроглазая блондиночка, с миловидным личиком и удивительно тонким, но симпатичным голоском.
Играли в фанты, в веревочку, в свои соседи. Потом Леля села за разбитое пианино, купленное еще при бабушке, и по слуху сыграла модное "pas d'Espagne", в то время, как Сонечка, при помощи Грани, учила этому танцу трех медиков, чрезвычайно похожих по ловкости на медвежат. И все хохотали до упаду.

А Валентина с Кодынцевым тихо разговаривали между собою.
- Валя! Валя! - говорил Владимир Владимирович. - Скажи мне еще раз, что ты любишь меня! Я так дорожу этим!
- Да, я люблю тебя, - отвечала Валентина. - Я люблю тебя, Володя, так хорошо, тепло и радостно люблю. Я знаю, я странная, я "не будничная", говорил про меня покойный папа, - уже в детстве я была не будничною, Володя. Меня пленяют блеск, шум, слава или богатство, огромное богатство... Мне хочется видеть все, узнать все! Постичь всю роскошь! Меня это манит, как огонь - мотылька. И какое счастье, что этого нет, что нет у меня этой роскоши. Я не была бы тогда такою, как теперь. Я гордая была бы, пожалуй, как Вакулин. Ведь, я очень, очень тщеславная и люблю, когда мною любуются, меня хвалят...

Лидия Чарская. Семья Лоранских (Не в деньгах счастье)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1817

@темы: текст, ссылки, Не в деньгах счастье, Чарская, Семья Лоранских, Цитаты

---

"Помеха"

[silent-gluk]

Лидия Чарская. Помеха.
Рассказ из сборника "Как любят женщины". 1903 год. ПРОДОЛЖЕНИЕ.

IV.

Но Гуля не плакала...
Её не охватило даже чувство обиды за слова дяди Вовы.
Нет...
Он был прав, тысячу раз прав, считая её помехой своему счастью. Это было вполне верно и справедливо по собственной её, Гули, детской философии.

Умри она тогда, и некого было бы делить между собою её отцу и матери...

Умри она — и не страдали бы те, которые ей были так дороги и милы.

На дядю Вову она не обиделась ни на секунду, потому что любила его больше всего в мире, наравне с мамой. Да и обижаться было не на что. Он прав.

Да, он прав потому, что она, Гуля, — помеха, которую нельзя устранить...

Но почему нельзя?

Разве она не слабенькая, худенькая девочка «на ладан дышащая», по убеждению няни? Разве много ей нужно, чтобы заболеть? Вот насиделась она здесь на подоконнике целый вечер, вот и готово. Заболеет, умрёт, закопают её в могилку, и не будет никакой помехи к счастью её любимых. А если приоткрыть форточку и чуточку подышать морозным январским воздухом, то уже наверное она схватит возвратную скарлатину, которой так строго наказывал остерегаться доктор.
А как сладко умирать за тех, кого любишь! Гуля только еще в первом классе гимназии, но она жадно и много читала за свою коротенькую жизнь.
Да и дядя Вова рассказывал ей много-много в свободное время о великих самопожертвованиях героев всемирной истории.
И эти герои— и Деций Муц, и Муций Сцевола - сделались кумирами Гули.
О, с каким восторгом дала бы сжечь экзальтированная девочка свои обе руки— ни правую, и левую, — чтобы только вернуть покой и счастье её близким!

Ведь, умирали же за веру древние мученицы христианства!.. Почему же она не может пожертвовать жизнью за маму и дядю Вову?

Разве святая мученица Любовь была не одного возраста с нею, Гулей? а как смело и твердо пошла она под секиру палача!
И разве уж так страшно умирать?
Смерть — удар, мгновенье, за которым следует чудесное переселение в светлый мир ангелов и Бога.
Гуля твердо верит, что все добрые дети попадают на небо к Боженьке. И она — добрая, значит, попадёт и она. Ею не нахвалятся и дома, и в гимназии. Она никогда не сердится, никогда не капризничает... И потом — если она умрёт за маму - все её невольные грехи простятся ей... За маму, которую она обожает, для которой хотела бы сделать что-нибудь особенное, великое, геройское, чем бы доказала свою беспредельную любовь к ней!
После каждой утренней и вечерней молитвы Гуля еще долго молится «от себя», т. е., попросту, своими словами просит у Господа здоровья и благополучия тем кого любит.
И тогда её худенькие пальчики обеих рук сцепляются так крепко, что слышится хруст нежных суставов, а глаза наполняются чистыми детскими слезами, навеянными экстазом молитвы...
Теперь ей больше чем когда-либо хочется молиться и просить доброго Боженьку взять её к Себе на небо, для блага мамы и дяди Вовы.
И она поднялась на окоченевшие коленки и вскинула головку к небу, с которого теперь смотрели на нее большие ласковые звёзды, похожие на глаза ангелов.
Тонкая, холодная струйка морозного воздуха, потянувшаяся от форточки отрезвила девочку.
И вдруг всё до ясности легко и просто показалось Гуле.. И Муций Сцевола, сжигающий на костре свою правую руку, и Деций Муц Старший, вонзающий в свою мужественную грудь неприятельские копья, — оба они не казались ей уже такими героями, достойными славы... Они сделали так потому что не могли сделать иначе... потому что так было нужно... Таков был их долг! И юная мученица Любовь умирала во имя христианского долга за веру и своего Спасителя.

А умереть за маму и дядю Вову, надышавшись январского студёного воздуха, не есть ли долг её, Гули?

И, не отдавая себе отчета, девочка поднялась на цыпочки и протянула руку.

Минута — и первая половина форточки поддалась её слабым пальчикам. Тогда она просунула захолодевшую ручонку в промежуток двух рам и надавила задвижку наружной дверцы. Но форточка, примерзшая к раме, подалась только после нескольких усилий ребенка и волна морозного воздуха охватила Гулю.
С минуту она не чувствовала холода и, широко раскрыв ротик, вдохнула в себя несколько глотков морозного эфира, пропитанного мелкой едва уловимой снеговой пылью.
Но вдруг она вздрогнула, вспомнив, что дверь в комнату мамы могла быть не плотно закрытой и таким образом она подвергает простуде и маму, и дядю Вову.
Быстро скользнула Гуля с подоконника и, перебирая закоченевшими ножонками, подкралась к двери. Слава Богу, дверь оказалась плотно закрытой. За нею слышалось подавленное рыдание. Осторожно опустила Гуля тяжелую портьеру и почти бегом вернулась к форточке.
Теперь она уже вдохнула несколько раз подряд, правильно и глубоко, как учил её дышать доктор, выслушивавший во время скарлатины её больную грудку.
Сильный озноб сразу до костей прохватил Гулю. Точно колючие иглы забегали по её закоченевшему тельцу. Батистовая рубашонка парусила и сделалась твердой, как ледяная кора.
Гуля дышала все глубже и глубже, не отрывая глаз от ярких, ласковых звёзд, ободряющих её, как казалось девочке, из их темной дали.
Когда она уже перестала ощущать свои закоченевшие члены и колющие иглы, пробегающие по телу, Гуля решила, что довольно, захлопнула фортку и с трудом спустилась с подоконника.

Едва держась на закоченевших ножонках, беспрестанно хватаясь за попадающуюся ей на пути мебель, побрела она в свою комнатку и, добравшись до постельки, упала на нее почти без признаков жизни.

(окончание следует)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1814

@темы: текст, ссылки, Чарская, Помеха

---

Любовь в произведениях Л.Чарской

[silent-gluk]

Хорошо пела Неточка, и все присутствующие невольно замерли, поддаваясь обаянию этих сочных, мелодичных звуков. Точно поднялась мягкая лазоревая волна и покатила в безбрежное море... Точно засвистал соловушка в дубовой чаще, и песнь его нежной свирелью зазвенела под мохнатыми кущами деревьев... И, как бы звонкий лесной ручеек откликнулся ему в чаще. Сапфировой водной, серебристой соловьиной трелью и звоном лесного ручья разливалась несложная песенка Неты. И под звуки песни красивое одухотворенное лицо Дмитрия Львовича приблизилось к Нике.
— Я придумал... Я нашел способ устроить вашу Тайну и выручить всех вас из беды, — услышала его голос Ника.
— Как? Что? Но как же? Как же?
— Да очень просто, — улыбаясь, произнес доктор, — пока не вернется из-за границы ваш барон, я продержу девочку у себя. Правда, квартирка у меня малюсенькая при госпитале, но, авось, места хватит. А денщик мой, Иван, славный парень и будет не худшей нянькой для вашей Тайночки, нежели ваш, как его... Бисмарк.

— О, какой вы милый, доктор, и как я вас за это люблю! — вырвалось бессознательно из уст Ники, — и как вам отплатить за все это, уж и не знаю сама.
— А я научу...
— Научите, пожалуйста.
— Стало быть, вы находите, что я достоин награды? — тонко улыбнулся Дмитрий Львович.
— Конечно! Конечно!
— В таком случае, разрешите мне приехать к вам в вашу далекую Манчжурию и сказать вашим родителям: "вот девушка, сердце которой — сокровище, и оберегать его от ударов судьбы почел бы за счастье каждый, а я больше, нежели кто-либо другой"?
Но для этого надо, чтобы и это чуткое милое сердечко забилось сильнее для меня. Я буду терпелив. Я буду ждать. И дайте мне слово, Ника Николаевна, если вам понадобится верный друг и защитник, любящее, преданное сердце, вы позовете Дмитрия Калинина.

Голос Дмитрия Львовича упал до шепота. Полны любви и ласки были сейчас его открытые честные глаза. В уголке у рояля их никто не слышал. Нета пела. Все присутствующие были поглощены ее пением. Даже Вовка и Золотая рыбка оставили на время свои торты и обратились в слух.
Сердце Ники билось сильно и неровно. Ей, считавшейся еще ребенком, девочкой, в ее юные шестнадцать лет, открыл свою душу этот сильный, честный, благородный человек, брат любимой Зои Львовны, принесший все свои силы на алтарь человечества. Под звуки пения Неты, он шептал ей о том, как он узнал от сестры о их бедной сиротке Таиточке, как тронуло его ее, Никина, доброта и как он сам себе сказал:
"Вот та, которую ждет мое сердце, та, которую я с первых лет юности бессознательно предчувствовал и любил".

— Я не требую, — говорил он, — чтобы вы теперь же, по выходе из стен учебного заведения, дали слово соединить вашу жизнь с моей, но когда-нибудь... Когда я докажу свою преданность на деле, когда вы больше узнаете меня...
О, как забилось сердце Ники, как, бурно заколотилось оно в груди при этих словах. Умное честное лицо Калинина дышало глубоким чувством. Открытые, смелые глаза впивались ей в душу.
— Вы мне очень нравитесь, — смущенно пролепетала Ника, — и я уверена, что сильно и крепко могу привязаться к вам. Вы такой честный, благородный, нравственно красивый... Зоя Львовна рассказывала мне столько хорошего о вас... Каждая девушка только гордилась бы стать вашей женой. Но... Но я еще так мало знаю жизнь... Я такая глупая... Ведь у меня одни шалости в голове, детские проказы... Какая же из меня выйдет жена?!
— Я не тороплю вас, Ника, но когда-нибудь потом... Вы позовете меня?
— О, да, да! Ведь вы же лучший из людей, которых я встречала! — вырвалось из груди Ники так искренно и непроизвольно, что Дмитрий Львович не мог не наклониться и не поцеловать маленькую ручку, протянувшуюся к его сильной энергичной руке.

Лидия Чарская. Т-а и-та (Тайна института)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1809

А вот где бы найти правильный текст "Т-а и-та"? А то у меня только ПСС. И как его отличить...

@темы: текст, ссылки, вопрос, Чарская, Т-а и-та, ПСС, Цитаты

---

Героини Чарской

[silent-gluk]

Героини Чарской: Нора Трахтенберг ("Люда Влассовская")

"...Я понимаю месть, понимаю и признаю закон древних "око за око"... Но пусть эта месть будет достойна и благородна! А тут... Натыкать булавок в стул учителя!"

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1802

@темы: текст, ссылки, Чарская, Люда Влассовская, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

ОСЕННЯЯ МЕЛОДИЯ.
Стихотворение Л. А. ЧАРСКОЙ.


Снова осень настала... Осыпался сад...
Обнаженные клены его сторожат.
И шуршит под ногами сухая листва,
Все лепечет чуть слышно слова — не слова:
Шепчет сказку о жизни короткой своей.
Вторит тихо листве из-за рощи ручей...
Потемнел, зарябился застывший родник,
Пожелтелый у берега дремлет тростник,
Липы полны тревоги, вороны кричат...
Лишь мохнатые ели пугливо молчат,
Я иду по опушке... Чуть ропщет река...
Глухо-глухо в душе закипает тоска —
О минувшем приволье, о лете былом,
О цветущих полях, о ручье голубом,
Обо всем, обо всем, чего больше уж нет,
Чему сердцем тоскующим шлется привет...
К золотому лучу, к молодым небесам,
И к роскошным, тенистым, зеленым лесам,
И к лиловым фиалкам, что жили весной,
Рвется снова душа лучезарной мечтой.

«Задушевное слово для старшего возраста». 1911 год


Отсюда: vk.com/wall-215751580_1800

@темы: текст, Стихотворения, ссылки, библиография, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

В прошлом году исполнилось 120 лет с момента выхода первой книги Лидии Чарской для подростков. Это - "Записки институтки" (1902).

В наше время это одна из самых часто переиздаваемых книг писательницы. Первое переиздание состоялось в 1991 году с предисловием-рассказом о Чарской знаменитой исследовательницы детского чтения Е.О.Путиловой. Позже книга почему-то переиздаётся под разными названиями: "Соперницы", "Под сенью старого сада", "Павловские затворницы". К названию добавляли зачем-то разъясняющие подписи - "Честный рассказ о самой себе". Или неожиданно печатали в серии "Романтика 19 века". Сейчас у повести появились иллюстрации современных художников, книгу объединяют в сборники: уместно с повестью "Княжна Джаваха" или совсем неуместно - с "Дикарём" (!).

Но больше всего комментариев, отзывов и откликов в наши дни именно на неё - повесть о маленьких ученицах института благородных девиц, о настоящей дружбе. И мы её по-прежнему любим, как и в детстве.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1796

По ссылке - фотографии обложек различных изданий.

@темы: ссылки, библиография, Чарская, Соперницы, Под сенью старого сада, Павловские затворницы, Дикарь, Княжна Джаваха, Записки институтки

---

Любовь в произведениях Л.Чарской

[silent-gluk]

Начинаем наш осенний цитатник о любви в произведениях Лидии Чарской!

"Сентябрьская ночь была тепла по-летнему. Миллиарды золотых звезд усыпали небо. Оно казалось сказочно-прекрасным, озаренное нежным голубым светом месяца, скользившего среди причудливых облачных гор. Первым заговорил Женя.
— Шура, — начал он трепетно и смущенно таким голосом, какого девушка еще не слышала у него.— Шура, вот вы уезжаете завтра... Окунетесь в новый мир, увидите новых людей... Вам предстоит совершенно иная, нежели здесь, в нашей провинциальной глуши, жизнь... Но я прошу вас, во имя нашей дружбы, во имя наших совместно проведенных детства и юности не забывать никогда, что у вас есть друг Евгений Вяземцев. Бог знает, что вам предстоит там, в чужой для вас столице. Может быть, встретятся ошибки и разочарования на вашем пути. Может быть, понадобится рука надежного друга, поддержка... Так вот, миленькая Шура, помните всегда, что стоит вам только позвать меня, и я явлюсь, не медля ни минуты. Слышите, Шура? Вы должны позвать меня в трудную минуту. Дайте же мне слово сделать это, если хоть немного любите меня.
Что она отвечала ему на это?
Да, она прежде всего дала ему просимое слово, а потом сказала, что любит его крепко, также крепко, как маму и папу, даже больше Нюты и Левы.
Как он весь просиял при этих словах! Милый, хороший Женя! Какие чудные, светлые минуты он дал ей пережить, когда говорил потом, как он будет любить ее до самой смерти и что его мечта — закрепить их дружбу еще большим союзом, то есть жениться через несколько лет, когда они будут оба вполне самостоятельны.
Ах, как это хорошо будет! Он сделается инженером, получит место здесь на заводе, они будут жить в родном городе, среди близких, родных людей... А чтобы она не забыла этого вечера, такого важного в их жизни, он попросил ее принять от него колечко, которое будет ей напоминать о нем. И тут же надел на маленький палец Шуры скромное бирюзовое кольцо, которое до этого дня сам всегда носил, не снимая.

Милое колечко, хороший Женя. Как славно все устроилось у них! Какая светлая жизнь ждет их обоих впереди! Жизнь полная труда, смысла и красоты. Потому что ничто не может так облагородить душу, как работа на пользу человечества. А она, Шура, твердо знает, что Женя принесет пользу своим трудом людям, да и она постарается сделать тоже и с честью нести свои обязанности учительницы, когда окончит курсы. А все свободное время они будут проводить вместе: читать, вести бесконечные споры... Как хороша, как дивно хороша жизнь! Ради этого одного уже следует усердно и усидчиво заниматься долгие четыре года, аккуратно посещать лекции, тщательно вести записки их и готовиться наидобросовестнейшим образом к экзаменам.
И опять счастливая улыбка озарила свежее, юное лицо девушки, и она широко раскрыла радостно засиявшие глаза".

Лидия Чарская. Мотылёк

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1795

@темы: текст, ссылки, Мотылек, Чарская, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

Два котика. Стихотворение Л.А.Чарской.
Журнал для младшего возраста «Задушевное слово», 1908г.

По-французски Саша учит
Киску Франтика читать...
Франтик жалобно мяучит:
- Отпусти меня играть!
Но строга примерно Саша,
- Свет в ученье! — говорит, —
(Так сказала ей мамаша)...
Франтик фыркает, молчит.
Вот мелькает перед ними
Букв французских длинный ряд,
Но на этот раз не ими
Привлечен коташкин взгляд.
Видит Франтик: подле утки
Кот усатый помещен.
Мыслит киска:
— «Что за шутки,
Не мерещится ль мне он?
Кот с ушами и усами,
С черной мордочкой такой,
Смотрит быстрыми глазами,
Ну, совсем, совсем живой!»

А над ухом шепчет Саша:
—„Посмотри, какой тут зверь!"
С грустью думает коташа:
„До ученья ли теперь?"

Л. А. Чарская

Позже вошел в сборник «Смешные малютки». (Смешные малютки. Шутки и прибаутки. Для детей младшего возраста.— Спб.-М., Издание Т-ва М.О. Вольф, 1913).
В современном переиздании, с изменениями: Л.Чарская. Полное собрание сочинений, Т.53. «Эолова арфа». М.: Русская Миссия, 2008.


Отсюда: vk.com/wall-215751580_1780

По ссылке оригинальная иллюстрация и информация, что стихотворение писалось к иллюстрации, а не наоборот...

@темы: текст, Стихотворения, ссылки, библиография, Чарская, иллюстрации, Два котика, Задушевное слово

---

Героини Чарской

[silent-gluk]

Героини Чарской: Тамара Кашидзе ("Люда Влассовская")

"Как весело нам будет теперь с вами! Дедушка Кашидзе говорил, что приедет гувернантка старая и злющая, а приехала вон какая душечка!"

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1777

@темы: текст, ссылки, Чарская, Люда Влассовская, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

А нет ли где-нибудь списка, как можно быстро отличить вариант ПСС от нормального варианта текста?.. А то в электронных библиотеках встречается всякое...

@темы: сравнение, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

БОЛЬНОЙ ГИПНОЗ И БЕЗУМНОЕ ОЧАРОВАНИЕ.
Критика Чарской в дореволюционных журналах

Чарская в своём очерке "Так было..." (1913 г.) писала:

"И пусть бранит её суровая критика, пусть возмущаются сухие, чёрствые педагоги, пусть ведут против неё непримиримую войну, - она не отступится от дела, которое делает, потому что не может отказаться от своей юной аудитории, не может приказать себе не дышать тем, что для её дыхания не менее необходимо, чем воздух, что составляет радость её жизни".

Не только в советское время Чарскую критиковали в различных статьях, начиная с Корнея Чуковского. В статье Головина об этом было подробно рассказано:
htdetskie-chtenia.ru/index.php/journal/article/vi...

В начале двадцатого столетия критика детских книг активно расцветала в связи с появлением большого количества авторов и литературы для детей и подростков, в 10-х годах стали выходить два периодических журнала о детских книгах - в СПб и Москве. Московский "Новости детской литературы" совсем не признавал в книгах Чарской пользы и печатал статьи и обзоры на творчество писательницы, а иногда письма-реакции читателей о книгах Лидии Алексеевны.

Интересно обнаружить такие факты, что Чарскую читали детям на уроках те учительницы, которые выросли на "Записках институтки" и "Княжне Джавахе".

Журнал "Новости детской литературы", №7, 1912 г.
Переписка с читателями.

Милостивый Государь
Г. Редактор!

Пишу Вам по поводу письма „Старого педагога“. Я вполне согласна с ним что только съезд мог бы выяснить все, стороны острого и жгучего вопроса постановки детского чтения. Съезд, посвященный специально детской литературе, мог бы многое выяснить и установить общие положения в данном вопросе. Если инициатива съезда будет принадлежать учебному Отделу Об. Расп. Т. Знаний, то на этот призыв отозвались бы все работники нашего дела. Уберечь детей от вредного влияния плохой литературы может сделать только такой съезд. Я часто слышу отзывы родителей и руководителей, что по поводу одной и той же книги приходится читать различные и противоложные отзывы в том или другом указателе.
Почему одни бракуют книгу, другие хвалят? В резолюциях съезда выработался бы общий и единый план для дальнейшей работы. Можно разойтись в частностях об отдельных книгах, но чтобы одна ком. вычеркивала книгу из детского каталога, а другая рекомендовала, с таким решением вопроса трудно итти вперёд. В гимназических библиотеках наряду с хорошими книгами, имеется всякий хлам, и дети увлекаются им, а после этого „Детская библиотека“ должна направлять детей... Во многих гимназиях (женских) детям читают в классе сочинения Чарской, а мы должны после выгонять это безумное очарование. У нас имеются уже юные воспитательницы, выросшие на книгах Чарской, которые часто спрашивают почему же не читать детям этих книг, она так „интересно пишет.“ Неловко и трудно библиотекарю сказать прямо таким воспитательницам, что Чарская испортила ваш вкус и вы плохо разбираетесь в книге. Я замечаю у себя на своих читателях, что у них появляется от времени до времени какая-то „тоска“ по Чарской, они готовы из под земли выкопать книжку, только еще раз пережить все вместе с автором. Когда им указывалось на повторность, на искусственность и сантиментальность героев, они соглашаются с вами, стоя у стола, но уходят, всетаки с редким очарованием от всего прочитанного. Книги Чарской — это больной гипноз, с этой болезнью приходится считаться и серьезно бороться. И бороться не только с детьми, но и с родителями.

Владелица детской библиотеки в Киеве. Д. Добрая. (орфография оригинала)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1772

@темы: статьи, ссылки, мнение о книге, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот где бы найти текст повести Л.Чарской "Кофульки"?.. Его даже ПСС, кажется, молчанием обошло. Или нет?..

@темы: текст, Чарская, Кофульки, ПСС

---

Любопытно

[silent-gluk]

Чарская в воспоминаниях.

Ольга Сергеевна Лодыженская. "Ровесницы трудного века":

...также с удовольствием читала Желиховскую и Чарскую. Сейчас эти авторы презираются, их считают сентиментальными, истеричными и недалёкими. Я с этим совсем не согласна. Если автор будит хорошие чувства в душе ребёнка, спокойно и последовательно, не забивая молотком гвоздей, разворачивает картины отвращения от зла, себялюбия, жадности и капризов, пытается дать ответы на бурю вопросов, обычно одолевающих детей, причём ответы понятные и гуманные, то это уже приемлемо.

На фото О.С.Лодыженская в детстве.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1759

@темы: ссылки, мнение о книге, Чарская

---

Школьные годы в старой России

[silent-gluk]

"Школьные годы в старой России". Школьная форма институток

Благодаря книгам Чарской мы практически полностью можем представить, как выглядела форменная одежда для учениц институтов благородных девиц, по крайней мере, Павловского института, знакомого ей. Вот несколько цитат из её повестей:

" - Новенькая, новенькая, — раздался сдержанный говор, и все глаза обратились на меня, одетую в "собственное" скромное коричневое платьице, резким пятном выделявшееся среди зеленых камлотовых платьев и белых передников — обычной формы институток".

"Неужели эта высокая стриженая девочка в зеленом камлотовом платьице и белом переднике — это я, Люда, маленькая панночка с Влассовского хутора?"

"В зеленом камлотовом платье с белым передником, в такой же пелеринке и "манжах", с коротко остриженными кудрями, я совсем не походила на Люду Влассовскую — маленькую "панночку" с далекого хутора".

"Приобщались мы на другой день в парадных батистовых передниках и новых камлотовых платьях".

"Я едва узнала ее. Действительно, длинная институтская "форма" безобразила воспитанниц. Маленькая, белокуренькая Надя показалась мне совсем иною в своем синем матросском костюмчике и длинных черных чулках".

«Записки институтки»

" - Новенькая!.. новенькая!.. — слышалось всюду между старшими и младшими классами, одинаково одетыми в зеленые камлотовые платья, белые передники и рукавчики наподобие трубочек, прикрепленных повыше локтя".

"Грубое белье, уродливые прюнелевые ботинки и тяжелое, парусом стоящее камлотовое платье — все это показалось мне ужасно неудобным в первые минуты".

"Пелеринка поминутно сползала на сторону, манжи (рукавчики), плотно завязанные тесемочками немного выше локтя, резали руки, а ноги поминутно путались в длинном подоле".

«Княжна Джаваха»

"Варюша Чикунина была недавно выбрана регентом церковного хора и ни днем ни ночью не расставалась с металлическим камертоном, спрятанным у нее за край камлотового форменного лифа. Она была очень счастлива и гордилась возложенной на нее обязанностью".

"Правда, зеленое камлотовое институтское платье плохо сходилось сзади, не застегнутое на несколько крючков; передник сидел косо, пелерина съехала набок, но Краснушка была все-таки готова в ту самую минуту, когда в дверях дортуара показалась высокая и прямая, как палка, фигура нашей французской классной дамы".

"Среди зеленых камлотовых форменных платьев и белых передников институток там и сям мелькали цветные, темные и светлые незатейливые и нарядные платьица новеньких, поступивших в разные классы".

"Новенькую одели в зеленое камлотовое платье, белый фартук и пелеринку. Только белокурые косы ее остались висеть вдоль спины. Новенькая страдала мигренями, и волосы, уложенные жгутом на затылке, как это требовалось по форме, могли отяготить ее прелестную головку, потому ей, в виде исключения, разрешили носить косы. В зеленом платье, безобразившем обыкновенно всех прочих институток, красота новенькой выступала еще рельефнее".

«Люда Влассовская»

"В ужасе отшатнулась я от зеркала, отражавшего невозможную уродину! Зеленое камлотовое платье, стоящее вокруг меня парусом, белый передник, неуклюжая пелеринка и длинные белые трубочки — "манжи", на институтском жаргоне..."

"Поднявшись в дортуар, институтки сбрасывали с себя не только тяжелые камлотовые платья, но и дневную муштру, казенщину, неестественность и нелепость большинства институтских правил и неписаных законов".

«Вторая Нина»

"Я стою перед ними смешная, как карлица, в длинном камлотовом зеленом платье, топорщащемся вокруг меня. Белая пелеринка съехала на бок. Манжи, то есть рукавчики-трубочки из полотна, так длинны, что в них совершенно исчезают детские ручонки с запятнанными чернилами пальцами".

"Огромная французская кукла в костюме институтки стояла передо мною в зеленом камлотовом платье, в манжах, белом фартуке и пелеринке.
Я ненавидела кукол, но кукла-институтка мне ужасно пришлась кстати. У нас, седьмушек, была мода на кукол-институток: у всех было по кукле, и у Стрекозы, и у Миши, и у Лорановой, и даже у гордой Голицыной. Мне давно хотелось иметь такую же. А тетя Оля, милая баловница, точно угадала мое желание и, верно, сама сшила и платье, и передник моей институтке".

"Моя спутница, m-me Каргер, поспешила расстегнуть мне корсаж, помогла снять платье и готовилась уже накинуть на мои худенькие плечи зеленую камлотовую дерюгу, как дверь бельевой распахнулась, и смуглая, высокая девочка появилась на пороге".

«За что?»

"Надя лежит, растянувшись во всю длину на молодой зеленой мураве, собрав жгутиком передник, чтобы не запачкать его случайно зеленью, и обернув его вокруг талии. Белую пелеринку она сбросила с плеч и повесила на ветку куста".

«Волшебная сказка»

"Зеленая вереница девушек смиренно и стройно спускается вниз. В длинной, продолговатой комнате столы, столы и столы; целые ряды столов, и за ними на жестких скамейках без спинок около трех сотен зелено-белых девушек, одинаково одетых в тугие, крепкие камлотовые платья, напоминающие своим цветом болотных лягушек, и в белых передниках, пелеринках и привязанных рукавчиках, именуемых на институтском языке "манжами".

"Она видит только одно: ее сбывшуюся, в конце концов, мечту, мечту маленькой девочки, которую она только раз обронила вслух как-то — прелестную куклу в руках "бабушки" Ники, заветную куклу, одетую институткой, в зеленом камлотовом платье, в переднике и пелеринке, как у заправской институтки".

"Часто в институтской умывальной вечером, пока не гасилась лампа в дортуаре, сбросив неуклюжее камлотовое платье и прюнелевую обувь, хорошенькая, жизнерадостная Ника Баян носилась в ей самой придуманном танце-фантазии".

«Т-а и-та»

"Все они были одеты в одинаковые серые, из очень толстой материи, платья, с белыми передниками, пелеринками и рукавчиками. У всех у них была одинаковая причёска с заложенными на затылке косами".

"Старшие воспитанницы называли младших «кофульками», потому что они носили форму кофейного цвета".

«Кофульки»

Итак, самая популярная форма для институток представляла собой длинное зелёное платье из тяжёлой шерстяной материи, белый полотняный фартук с нагрудником, белую пелерину на плечи с широкими завязками и белые нарукавники от локтя до кисти, подвязывающиеся к коротким рукавам платья.

Начнём с платья. Несмотря на то, что существовало много плотных тканей
для платьев, менее дорогостоящих, чем камлотовые, форма практически во
всех институтах шилась из этой очень тяжёлой (по воспоминаниям одной их
воспитанниц, она, будучи седьмушкой, не могла поднять больше трёх юбок
из камлота) плотной ткани.
Определяется ткань, существующая уже много столетий, вот таким образом:
«Шерстяная ткань, иногда пополам с шёлком,
называлась камлот или чамлет».
ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D1%81%D1%82%...
C_%D0%92%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%
BA%D0%BD%D1%8F%D0%B6%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0_%D0%
9B%D0%B8%D1%82%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%B
E
Да, она была тёплой, что актуально в огромных помещениях институтов
благородных девиц (далее ИБД), но весной и летом наверняка в ней жарко. У
самого платья был круглый вырез, особенно большим он описывается у
учениц Смольного института, от которого и пошли формы в других учебных
заведениях для девочек. Застёгивалось платье на крючки, иногда на булавки.
Сверху надевалась почти всегда пелерина из холста или полотна, она
завязывалась у горла широкими завязками в виде банта. Если институтка
была в трауре, то бант делали чёрным. Платье без пелерины носили в
столовой и на балах.
Передники и в обычные дни носили белые, в отличие от старой советской
школьной формы (чёрные для будней), но различалась ткань. В праздники
надевали батистовые со складками, иногда с защипами и оборками. Сзади
передник сильно стягивал талию с помощью длинных завязок. Их тоже
завязывали бантом, но сама владелица редко могла сделать красивый бант,
просили подруг.
Чарская очень ярко показывает все эмоции девочек, надевающих или
снимающих нелюбимую школьную форму. Это была не просто одежда, она
символизировала порядки ИБД, которые тяготили воспитанниц, особенно
новеньких. Форма была неудобной в использовании, с массой сложных
застёжек и завязок. Уже в более поздних повестях вроде «Т-а и-та» (1916)
такая форма вообще смотрится допотопной, так как очень длинна и
неуклюжа, при том, что собственное платье девочек более удобное; и
короче, и мягче, легче.

Особенностью институтского костюма было наличие «манжей» -
полурукавчиков из того же полотна, что и фартук с пелеринкой. Рукава
самого платья были почти до локтя - недлинные, и по соображениям гигиены
к ним привязывались завязками или пристёгивались крючками, булавками
эти манжи. Их, в отличие от платья, можно было менять чаще. Всё верхнее
бельё – пелерины, фартуки и манжи - менялось два раза в неделю.

Обувь в помещении была прюнелевой (легкая и плотная шерстяная или
шелковая ткань, идущая на изготовление верха обуви), полусапожки,
ботинки из ткани с кожаной подошвой, по воспоминаниям бывших
институток сбоку у обуви были вшиты резинки для лёгкого надевания и ушки
сверху, чтобы натягивать ботинок. Чулки были нитяными - из
хлопчатобумажных ниток, грубыми, нижнее бельё тоже из грубого полотна.

Причёска у младших часто была самой простой, стригли коротко, чтобы было
удобнее мыться и причёсываться самим. Как мы прекрасно помним, так
остригли маленькую Люду Влассовскую. Старшие причесывались, убирая
длинные косы наверх в гладкую причёску. Говорили: «как корова облизала».
Завивать волосы или носить чёлки запрещалось. Но, например, Норе
Трахтенберг разрешили носить косы из-за мигреней.
Различались институты цветом платьев. Много было зелёных, но носили и
бордовые, серые, белые, голубые, коричневые в зависимости от возраста
например.
Единственный институт, где не было традиционной пелеринки, так
отличающей институток, было учебное заведение наверное с самым
длинным названием: «Институт Московского дворянства для девиц
благородного звания имени Императора Александра III, в память
Императрицы Екатерины II». Он находился прямо рядом с Красными
Воротами, на Басманной улице. Иногда его называли Екатерининским,
иногда Патриотическим именно из-за формы. Она была такой: белые блузки,
синие юбки из камлота, красные кожаные кушаки. О такой форме
вспоминают и княжна Екатерина Мещерская («Жизнь некрасивой
женщины», и Ольга Лодыженская («Ровесницы трудного века»).

Ещё Чарская упоминает моду на кукол-институток. Действительно, и
настоящие воспитанницы в своих воспоминаниях рассказывают о подобном.
Например, такую куклу с полным приданым ученицы готовили в подарок
одной из дочерей Николая II.

Только одно произведение Лидии Чарской о маленьких институтках
повествует не о таком знакомом нам Павловском институте с его зелёной
формой цвета «болотных лягушек». Это «Кофульки», напечатанные в
журнале «Задушевное слово для младшего возраста» в 1917 году. По всему
видно, что это – Смольный институт благородных девиц, самое знаменитое
из таких учебных заведений. Поэтому по традиции самые младшие ученицы
носят форму кофейного цвета, старшие – серого.

"Все они были одеты в одинаковые серые, из очень толстой материи, платья,
с белыми передниками, пелеринками и рукавчиками. У всех у них была
одинаковая причёска с заложенными на затылке косами".

"Старшие воспитанницы называли младших «кофульками», потому что они
носили форму кофейного цвета".

«Кофульки»

Также интересно рассмотреть верхнюю одежду институток, которая во всех
ИБД была разной, форму пепиньерок – учениц в дополнительном
педагогическом классе и многое другое. Об этом рассказ позднее.

"Быть в форме": vk.com/doc146990166_667757761?hash=v9dqdUxjUCOi...

"Из истории школьной формы": vk.com/doc146990166_667758339?hash=GUCsDgVV8h6p...

"Женский консерватизм или история школьной формы для девочек": vk.com/@nasledniki.school-zhenskii-konservatizm...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1758 , vk.com/doc146990166_667789114?hash=aeVEUjXzWJvU... .

По ссылке - фотографии институток.

@темы: статьи, ссылки, За что?, Чарская, Волшебная сказка, Люда Влассовская, Вторая Нина, Т-а и-та, Кофульки, История, Княжна Джаваха, Записки институтки, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

Доклад участницы сообщества ВКонтакте Марии vk.com/shunkawitko о фэндоме Чарской, также с подробным рассказом о популярности книг Лидии Чарской в разное время.

Мария Громова. "Фэндом "джаваховского цикла" "Чарские чары" Ольги Зайкиной".



Отсюда: vk.com/wall-215751580_1756

@темы: статьи, ссылки, Фэндом, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

У Л.Чарской среди работ есть педагогическая статья о вреде телесных наказаний под названием "Профанация стыда". В 1909 году эта тема была, оказывается, ещё актуальна... Статья была напечатана в приложении для родителей "Задушевное воспитание" к детскому журналу "Задушевное слово".

"Многим покажется, что я ломлюсь в открытую дверь, потому что плетка, розги и вообще телесное наказание детей давно осуждено всеми разумными педагогами, всеми разумными родителями.
Да, В ТЕОРИИ они осуждены, но НА ПРАКТИКЕ существуют — и даже не в виде исключения, а как законченный, вполне оправданный метод воспитания, к которому нередко прибегают гуманнейшие и интеллигентнейшие из людей.
Много ли найдется таких детей, которые никогда не испытали на себе удара розги со стороны отца, матери или их заместителей, воспитателей, родственников? Многие ли из воспитателей могут с чистой совестью сказать: «Я никогда не ударил ребенка.»
— Я никогда не бью моих детей, — рассказывал мне один отец, но тут же поспешил прибавить, что все же один раз ему «пришлось» наказать сына плеткой.
— Я не признаю розги, — гордо заявила мне одна мать, но, в виде исключения, она все-таки прибегала не раз к телесному наказанию своих детей.
— Я враг розги, но меня этот ребенок вывел из терпения, и я принуждена была его наказать, — признавалась мне одна воспитательница.
Как часто приходится слышать о подобных будто бы исключениях!
Но дело не ограничивается даже исключениями: еще до сих пор есть интеллигентные семьи, где розга продолжает быть одною из мер педагогического воздействия. Есть и воспитательные учреждения — где розга не изгнана. Еще и теперь встречаются родители, которые убеждены, что без розги воспитать ребенка нельзя, и этот свой взгляд проводят на практике. Есть воспитатели, которые в сечении видят спасение детей..."

Читать полностью в оригинале: orpk.org/books/1183

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1755

@темы: текст, статьи, ссылки, Чарская, Профанация стыда, Задушевное слово