ГЛАВА XVI.
Отъезд. — Выходка Мэри.
Отъезд. — Выходка Мэри.
На другой день детская труппа г. Сатина выезжала из Петербурга. На вокзал как взрослых, так и детей доставили те же громадные шестиместные кареты, которые возили их в театр. На платформе собрались некоторые родные, пришедшие проводить маленьких актеров и актрис.читать дальше
С Марианной и Витей пришла их старушка-бабушка, заменявшая им родителей, которые рано оставили их сиротами; к Косте Корелину забежал его брат студент, так как других родственников у него не было. Хохотушку Мими провожала её мама — такая же маленькая и подвижная, как сама Мими. Мама горько всхлипывала, целуя свою девочку, но Мими, несмотря на тяжесть разлуки, все таки сумела рассмешить ее какой-то шаловливой выходкой, и мать и дочь и плакали и смеялись в одно и то же время. К Але Большой пришел отец, служивший актером в одном из петербургских театров, и долго про¬сил девочку быть усердной и прилежной. Мэри никто не провожал: хотя у неё были и отец и мать, и сестры и братья, но она так всем им надоела своими выходками и тяжелым характером, что никто не пожелал увидеться с нею еще раз на вокзале.
— Очень нужны все эти проводы, — сердито говорила Мэри, разгуливая по платформе под руку с Кэт, которую она, если и не любила, то выносила больше, нежели других детей. — Я и не жду родных. Только бы они догадались прислать лакомств на дорогу, да побольше, — продолжала она и, внезапно увидя появившегося на станции посыльного, с большим пакетом в руках, кинулась к нему, в полной уверенности, что пакет этот прислан ей родными.
— Вы это мне? — чуть ли не вырывая пакет из рук посыльного, закричала она на всю платформу, — да говорите же скорее, мне или нет? Или вы онемели? Я — Мэри Ведрина. Давайте мне скорее мои гостинцы.
— Никак нет, барышня, пакетик не вам-с,— насмешливо улыбнувшись её поспешности, произнес посыльный, —мне велено передать эту посылку маленькой барышне Лизочке Окольцевой.
Лиза, находившаяся поблизости и услышав свое имя, подошла узнать в чем дело.
— Тебе посылка, — крикнула Мэри сердито и, прежде чем кто либо мог остановить ее, швырнула пакет, которым уже успела завладеть, на доски платформы.
Бечевка, плохо сдерживавшая туго набитый сверток, разорвалась, и оттуда покатились апельсины, яблоки, пряники и конфеты по всей платформе.
— На, подбирай свои богатства! — крикнула Мэри, рассмеявшись злым смехом прямо в лицо растерявшейся Лизе. — Очень рада, что эту дрянь придется есть не мне! Я терпеть не могу дешевых лакомств, а ты невзыскательна и скушаешь их в лучшем виде.
— Как тебе не стыдно, Мэри!— вскричали находившиеся тут же поблизости Пика и Ника и бросились подбирать гостинцы с пола. — Пожалуйста, не плачь, Лиза, мы мигом поправим дело, — утешали они девочку.
Но Лиза и не думала плакать, хотя поступок Мэри очень огорчил ее. Она раздумывала,— кто бы мог послать ей все эти вкусные вещи, когда у неё, кроме матери, никого из близких не было на свете, а мама, Лиза знала это прекрасно, не могла послать ей ничего подобного.
Посыльный, видя смущенный вид девочки, сжалился над нею и помог ей разгадать загадку.
— Мне передал этот пакет высокий, очень хорошо одетый барин, — сказал он, — и велел передать вам, если бы вы спросили от кого посылка, что она от генерала — самого скромного из всех генералов в мире.
Как ни грустно было на душе Лизы, но она не могла не улыбнуться этой шутке, поняв, что посылка с лакомствами послана ей её новым знакомцем-доктором, лечившим её маму.
Первый звонок прервал мысли Лизы. Павел Иванович, приехавший немного позднее со своей супругой и Григорием Григорьевичем Томиным, построил детей в пары и под предводительством Люси послал их садиться в вагон. Лиза поместилась по соседству с Марианной в самом дальнем углу купе. Мальчики в обществе г. Сатина и Томина заняли соседнее отделение, за исключением маленького Павлика, который был помещен в одном отделении с матерью.
Вслед за третьим звонком поезд тронулся. Провожавшие детей родные пошли следом за ним по платформе, махая платками и крича последние напутствия. Лиза невольно подумала в эту минуту, что охотно бы отдала все лакомства, присланные ей добрым доктором, лишь бы только увидеть, хотя на одну минутку, свою милую, дорогую мамочку, оставшуюся теперь совсем одинокой в большом и скучном городе.
ГЛАВА XVII.
На новом месте. — Сестры.
Дорога от Петербурга до В. показалась всем детям очень долгой и скучной. Анна Петровна Сатина не покидала их ни на минуту, а дети, боявшиеся строгой директорши, всю дорогу говорили шепотом и старались вести себя так, чтобы как можно меньше обращать на себя её внимание. Лиза угощала все маленькое общество своими лакомствами, не забывая предлагать их и Мэри, которая, однако, отталкивала их и несколько раз презрительно заявляла, что она ест только кондитерские торты и конфеты, потому что у неё очень тонкий вкус. За то Павлик, обожавший сладкое, ни разу не отказался от предложенного ему Лизой угощения.
— Это ничего, что Мэри не хочет есть твоих гостинцев, — утешал он по-своему Лизу, — я охотно съем её порцию, только ты не грусти, голубушка Лиза!
Через двое суток дети благополучно приехали в В. Был темный зимний вечер. Фонари горели только на главных улицах, да и то так слабо и тускло, что почти не освещали их. Извозчиков всех разобрали другие пассажиры и приходилось идти пешком. Детей выстроили парами и повели темными улицами, через весь город, на площадь, где находился театр и дом, нанятый господином Сатиным для помещения труппы.
Усталые, иззябшие добрались они, наконец, до своего нового жилья, где их ждали ужин и теплые постели. Проголодавшиеся путешественники жадно накинулись на еду, после чего, еле живые от усталости, разошлись по своим постелям. Девочки разместились в том же порядке, как и в Петербурге, только Павлик, привыкший за все время дороги не разлучаться с Валей, начал хныкать и капризничать, требуя, чтобы его оставили в спальне девочек.
M-lle Люси стала было уговаривать расходившегося ребенка, но раз Павлик что-нибудь решал, изменить его решение уже не было никакой возможности.
Слезы и всхлипывания его мало-помалу перешли в рев, рев в рыданья.
— Боже мой, — зажимая уши, вскричала Аля Большая, разбитая усталостью, — да перестанешь ли ты, Павлик? Ведь опять меня пошлют в аптеку, если ты будешь реветь, а я не знаю, где здесь аптека, да и устала до смерти. Уж сделай милость, не реви.
— Вот несносный мальчишка, — зашипела из своего угла Мэри, — ну, скажи на милость, чего ты ревешь, как зарезанный теленок?
— Зарезанные телята не могут реветь, потому что они не живые, — протянул Павлик, всхлипывая уже через силу, так как ему на самом деле вовсе не хотелось плакать,
Как раз в эту минуту вошла Анна Петровна Сатина посмотреть, как устроились девочки, Лиза, уставшая и измучившаяся не меньше других, завернулась было в одеяло с головкой, чтобы не слышать рева Павлика и храпа мальчиков, доносившегося из соседней комнаты, как вдруг почувствовала, что кто-то легонько трясет ее за плечо. Она быстро вскочила и протерла глаза, начинавшие было сильно слипаться.
— Тсс! Это я, Марианна, — послышалось с соседней кровати,—я хотела напомнить тебе, что завтра ты выступаешь первый раз на сцене. Ты не забыла?
— Не забыла, — отвечала Лиза, которая ужасно волновалась всю дорогу за завтрашний день.
— И тебе не страшно? — допытывалась у неё Марианна.
— Ах, страшно, — чистосердечно призналась Лиза. Она, действительно, очень трусила завтрашнего представления.
— Я понимаю тебя, — сочувственно проговорила Марианна,—я так же боялась, как и ты, когда в первый раз играла добрую фею в Золушке. А потом понемногу привыкла. А знаешь ли, — помолчав немного, снова проговорила она, — как я перестала бояться?
— Нет, не знаю.
— Весь мой страх миновал, когда Витя дога¬дался перекрестить меня перед выходом на сцену. Теперь каждый раз, когда я играю, Витя делает это, и я совсем перестала трусить. Хочешь, я тебя буду крестить, чтобы ты также не боялась?
— О, да, — произнесла чуть слышно растроганная Лиза. — Какая же ты добрая, Марианна, и как я люблю тебя за это!
— Нет, ты не знаешь меня, я вовсе не добрая, тебе это только так кажется, Лиза, —покачала головкою девочка.—Вот Мэри я бы не перекрестила ни за что, потому что терпеть её не могу. А тебя мне жаль. Мне легко здесь живется, потому что со мною мой брат, который в случае надобности и защитит меня, и поговорит со мною обо веем. А ты совсем одинока и такая еще тихонькая и кроткая. Тебя каждый может обидеть. Знаешь, что я придумала: хочешь, я буду твоей сестрой, а Витя твоим братом? Он так же будет заступаться за тебя, как и за меня, и мы все трое будем делиться всем, что у нас есть. Хочешь?
— Конечно, хочу, — радостно прошептала Лиза,— конечно, хочу. И как мне только отблагодарить тебя за это, Марианна?
— Никак не надо меня благодарить, — возразила та, — потому что никаких благодарностей не может быть между сестрами. Я ведь предложила тебе быть моей сестрой. Только ты подвинься немного и дай мне место в твоей постели, а то мне что-то жутко здесь на новом месте. Я порядочная трусиха, знаешь ли! Можно лечь с тобой рядом?
— Конечно, можно, — поторопилась ответить Лиза и отодвинулась в самый дальний угол постели.
Марианна перепрыгнула к ней со своей кроватки и, спрятавшись под одеяло, обе девочки крепко поцеловались в знак заключения новой, неразрывной дружбы между ними.
Минут через 15 они крепко спали безмятежным, без всяких грез и сновидений, детским сном.
ГЛАВА XVIII.
Первый выход.
Огромный театр сиял огнями. К подъезду то и дело подкатывали экипажи, подходили пешеходы, и нарядная и скромная публика со смехом и шутками скрывалась за тяжелыми дверьми театра.
На большой афише, прибитой к дверям, было написано крупными буквами, раскрашенными в красный, синий, зеленый и желтый цвета:
ДЕТСКИЙ ТЕАТР САТИНА
———
СЕГОДНЯ
ДЕТСКОЙ ТРУППОЙ АРТИСТОВ ИЗ ПЕТЕРБУРГА
будет представлено:
=ЗОЛУШКА=
Большая феерия в 4 действиях и 5 картинах с удивительными превращениями апофеозом.
Первый выход новой актрисы
M-lle ЭЛЬЗЫ.
———
СЕГОДНЯ
ДЕТСКОЙ ТРУППОЙ АРТИСТОВ ИЗ ПЕТЕРБУРГА
будет представлено:
=ЗОЛУШКА=
Большая феерия в 4 действиях и 5 картинах с удивительными превращениями апофеозом.
Первый выход новой актрисы
M-lle ЭЛЬЗЫ.
Если б скромная, маленькая Лиза видела, как самая избранная публика теснится у афиши, чи¬тая её имя, она наверное бы страшно оробела. Но к счастью, Лиза ничего не видала и не слыхала, потому что сидела перед зеркалом в маленькой уборной и подставляла безропотно свою золотистую головку искусным рукам Люси, которая заплетала её густые волосы в две ровные толстые косички.
Лиза была уже одета в простенькую коричневую, нарочно заплатанную во многих местах, юбку и синюю кофточку с продранными локтями, какие носила бедняжка Золушка по желанию её мачехи.
— Ну, Эльза, ты готова? — раздалось с порога, и Григорий Григорьевич просунул голову в дверь Лизиной уборной. — Помнишь все мои наставления? — спросил он, —главное: говори громко и внятно, чтобы тебя было слышно от первого до последнего ряда в зале. Постарайся не робеть. Роль ты знаешь отлично и ведешь ее превосходно, только не смущайся и не бойся. Ведь ты, надеюсь, не трусишь?
Лиза, конечно, боялась, как и всякая другая боялась бы на её месте, но, из страха рассердить строгого режиссера, ответила, что она нисколько не трусит.
— Ну, то-то же, —подхватил тот. — Я знаю, ты у меня молодец! Помни одно: бояться будешь, — все дело испортишь.
— Нет, нет, я не буду бояться, — поторопилась подтвердить девочка.
— Ну, вот и прекрасно, — похвалил ее Григорий Григорьевич. — А теперь пойдем. Слышишь, звонят? Через 5 минут начало.
И, взяв трепещущую от волнения Лизу за руку, Томин повел ее на сцену.
— Губернатор приехал, сам губернатор сидит в ложе! — кричал, весь запыхавшийся и красный, как рак, Павел Иванович, внезапно появляясь откуда-то.— Ну, Лизочка, —обратился он к девочке,—и счастье же тебе такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Сам губернатор приехал посмотреть, как ты будешь играть. Право!
Но Лизе было решительно все равно — будет или не будет ее смотреть губернатор, так как она даже плохо понимала, что это была важная особа, и только усиленно оглядывалась по сторонам, отыскивая Марианну, которая обещала придти и перекрестить ее перед выходом на сцену.
Ровно за две минуты до начала пьесы Марианна появилась откуда-то в белом нарядном платье доброй волшебницы и, быстро осенив Лизу крестом, прошептала:
— Ну, дай тебе Бог успеха. Я уверена, что ты сыграешь отлично и Мэрька лопнет от зависти.
— Я ужасно боюсь, — прошептала взволнованная Лиза ,— так боюсь, что у меня и ноги трясутся, и зуб на зуб не попадает.
Действительно, девочка не переставала дрожать, как в лихорадке.
— Э, пустяки! — вскричала Марианна, — новенькие всегда трясутся до первого выхода; у всех...
— Марианна, прочь со сцены! Сейчас начинаем,— раздался строгий окрик Григория Григорьевича, и девочка, не докончив фразы, в одно мгновенье юркнула за кулисы.
— Ну, Эльза, а ты на место. Помни же: ты больше не Лиза Окольцева, а бедная Золушка, которую всячески притесняет злая мачеха. Садись сюда и бери в руки веретено, — говорил ободряющим голосом Григорий Григорьевич, усаживая девочку на скамейку.
Лиза двигалась, как в тумане, и бессознательно опустилась на указанное место.
Прошла минута... Продребезжал звонок — и занавес с тихим шуршаньем взвился кверху.
Первое, что бросилось в глаза Лизе, это — темное пространство, в котором виднелись только сотни человеческих голов с глазами, направленными к сцене. Все они рассматривали Лизу, не отрываясь от неё ни на минуту, точно невиданного зверька.
Жутко становилось девочке под этими взглядами. Если бы не страх перед наказанием — она бы бегом бросилась со сцены, чтобы уже никогда не возвращаться сюда.
Но в ту минуту, как малодушный порыв страха охватил все маленькое существо Лизы, она услышала шепот, ясно доносившийся из-за кулисы:
— Ну, не робей и начинай с Богом!
Лиза покосилась немного в ту сторону, откуда слышался шепот, и увидела Григория Григорьевича, который крестил ее издали и ободряющее кивал ей головою.
Лиза никогда не замечала такого доброго и ласко¬вого выражения на всегда холодном и строгом лице своего начальника. Это придало ей храбрости, она как-то стряхнула с себя разом ненужный страх и заговорила сначала тихо и робко, потом все громче и смелее.
В первом действии пьесы Золушка трогательно жалуется на свою судьбу. Мачеха и её дочери держат ее в черном теле и не дают ей ни минуты отдохнуть от работы.
Своим нежным, кротким голоском и прелестным личиком, полным ангельской доброты, Лиза очень подходила к роли несчастной, обиженной Золушки.
— Так, так, отлично, хорошо! — доносился до неё из-за кулис тот же одобряющий шепот Томина, и это одобрение окончательно прогнало страх девочки.
Когда нарядная, блестящая добрая волшебница (которую изображала Марианна) внезапно предстала перед глазами Золушки, чтобы превратить ее в прекрасную принцессу, и Лиза увидела милое, улыбающееся ей нежно и ласково личико её названной сестры, боязнь и страх её пропали совершенно и девочка громким и твердым голосом произнесла, обращаясь к доброй волшебнице:
— О, милая крестная, как я рада, что ты пришла ко мне! Мне не с кем поделиться моим горем.
— Поделись им со мною, крестница, — ласково отвечала Марианна-волшебница и быстро прибавила шепотом, чтобы слышала одна только Лиза:
— Не бойся, идет отлично.
Когда лохмотья Золушки спали при одном прикосновении волшебной палочки, и Лиза появилась перед публикой в белом нарядном платье, затканном яркими звездами, с двурогим месяцем на золотистых кудрях, тихий шепот одобрения пронесся по зале.
— Что за прелестная девочка! — ясно слышалось из крайней ложи, где сидел, окруженный детьми, высокий, красивый старик в генеральской форме.
Лиза знала, что это ложа губернатора—первого лица в городе, и ей стало очень приятно от его похвалы.
Первое действие кончилось. Занавес опустился под громкие, шумные аплодисменты публики. Слышались веселые, восторженные детские голоса:
— Ах, как хорошо! Что за прелесть эта Золушка-Эльза! Как она играет!..
Лиза не успевала выходить на сцену и раскланиваться с аплодирующей ей публикой. Голова у неё кружилась от счастья, в которое она боялась даже поверить.
Лишь только она вошла в уборную, чтобы поправиться и приготовиться ко второму действию, чьй-то сильные руки подняли ее с полу и кто-то осыпал её лицо самыми нежными поцелуями.
— Лизочка, деточка моя! Как ты прекрасно играла. Спасибо, что поддержала старого директора! Я не ошибся в тебе... Я увидел сразу, что ты талантливая маленькая девочка и вырастешь на радость и счастье твоей маме и всем нам.
— О, Павел Иванович, — могла только выговорить Лиза, — без вас, ваших уроков и занятий Григория Григорьевича я не могла бы произнести не слова на сцене.
— А Мэри-то, Мэри, видела ты ее? — лукаво подмигнул старик, сделав такую смешную гримасу, что Лиза весело рассмеялась.
— Нет, не видела. А что?
— Да она со злости разорвала атласные туфли, в которых должна появиться гостьей на балу короля, когда услышала все эти аплодисменты и крики.
— Бедная Мэри, ей не легко! — прошептала Лиза, разом сделавшись серьезной.
— Вот нашла кого жалеть! Злая, скверная девчонка и поделом несет заслуженное наказание. Однако, пойдем. Сейчас надо начинать 2-е действие.
Когда Золушка-Эльза вышла на сцену, изображавшую теперь внутренность королевского дворца, бал был в полном разгаре.
Мэри, танцовавшая в разорванных туфлях в первой паре с прекрасным королевичем—Костей Корелиным, окинула Лизу сверкающим ненавистью взглядом. Еще бы! Ей было от чего злиться и ненавидеть Лизу. Когда играла она, Мэри, никто не хвалил ее так, как хвалили новенькую, никогда публика не устраивала ей, Мэри, такого шумного приема, как этой «ничтожной девчонке» — как называла она Лизу.
— Что, Мэринька, плохо твое дело? Разбила тебя новая Золушка в пух и прах, —насмешливо произнес Витя, улучив удобную минуту.
— Еще увидим — чья возьмет, — сердито буркнула себе под нос взбешенная Мэри, — еще увидим!
— Да что уж там видеть еще, — не унимался мальчик. — И видели и слышали и без того отлично. И знаешь ли, что тебе остается делать? — собирать свои пожитки и ехать восвояси в Петербург.
— Это не твое дело, прошу меня не учить, я знаю сама, что мне надо делать! — шипела Мэри и с пылающим лицом отошла от Вити.
Лиза в своем нарядном костюме, под звуки красивой бальной музыки, совсем позабыла в эту минуту, что она не кто иная, как маленькая бедная девочка, и невольно вообразила себя сказочной принцессой, которую должна была изображать.
Да и в самом деле, разве с нею не случилось так, как может случиться только в сказках? Ее — бедную, голодную девочку — одели, обули и приютили добрые люди. Мало того, все были так ласковы к ней! Ее хвалили и восхищались ею...
«Вот, если бы мама увидела меня в этом платье, с этим золотым месяцем на голове,— наверное бы она не узнала своей прежней скромной девочки», — думалось Лизе, и ей стало грустно, что она не может поделиться своим счастьем со своей далекой мамой.
Когда кончилось второе действие пьесы, Лиза уже ничуть не волновалась и, по падении занавеса, с улыбкой кланялась публике, которая еще больше прежнего аплодировала ей.
Перед последним действием, когда Лиза, переодевшись снова из своего нарядного костюма в рубище Золушки, как это требовалось по ходу пьесы, вышла на сцену, Григорий Григорьевич, не сказавший ей ни слова до сих пор, подошел к девочке и, положив ей руку на плечо, проговорил серьезно:
— Я до сих пор не хвалил тебя, Эльза, чтобы дать тебе спокойно докончить начатое дело. Но публика, да и деректор твой и твои маленькие друзья оказались менее сдержанными и наговорили тебе много такого, от чего может совсем закружиться твоя юная головка. Ты недурно играла, это верно. Но этого мало: ты должна работать и работать, чтобы усовершенствовать и развить данный тебе Богом талант...
Громкий звонок, призывающий к последнему действию, прервал речь режиссера.
Последний акт «Золушки» считался самым интересным. В нем прекрасный королевич, искавший со своей свитой по всему государству неизвестную, полюбившуюся ему принцессу, потерявшую башмачок на его балу, заходит случайно и в дом Золушкиной мачехи и примеряет башмачок на ноги её дочерей.
Но башмачок, разумеется, не впору злым и коварным мачехиным дочкам.
— Нет, это не она, — с грустью говорит королевич, пряча волшебный башмачок снова в кар¬ман.—Нет ли у вас в доме еще молодой особы, которой бы можно было примерить башмачок?
— О нет, — отвечает Кэт, игравшая злую мачеху, — нет никого, кроме моей падчерицы Золушки, которая нигде никогда не показывается, так она безобразна и неряшлива.
— В таком случае, я хотел бы видеть вашу падчерицу, — восклицает королевич-Костя.
— Ее нельзя видеть, — возражает мачеха-Кэт.— Как можно показывать вашей светлости такую чумичку? Она чистит картофель на кухни и наверное вся перепачкана им так, что один её вид может оскорбить светлые очи вашей королевской чести.
— Я непременно хочу видеть вашу падчерицу! — воскликнул королевич и бросился во внутренние комнаты — искать Золушку.
Когда он вывел ее, действительно запачканную и оборванную, на сцену, с прилипшей к ней шелухой картофеля и собственноручно примерил ей башмачок, — все — и мачеха, и сестры, и свита — изумились: башмачок оказался как раз впору Золушке. Когда же Золушка опустила руку в карман и вынула из него второй такой же башмачок, — восторгу королевича не было конца. Он взял ее за руку и назвал перед всеми своей женою.
В ту же минуту появилась добрая волшебница и превратила Золушку одним движением волшебной палочки в прежнюю красавицу-принцессу.
Пьеса кончилась — и занавес опустили под неумолкаемый шум аплодисментов в зрительной зале.