Л.Ю.Пирагис "Красавчик"
Сканировала change-ange.Спасибо!
IV.
Художник Борский.
Художник Борский.
Было раннее утро, и прохладную полутень леса только в вышине прорезали красные солнечные лучи, румянцами горя на верхушках сосен. Розовая дымка тумана стлалась по озеру, и в спокойной тихой воде отражались червонные пятна облаков и застывший, словно очарованный лес, громоздившийся по уступам берега.
Митька и Красавчик успели позавтракать уже и выползли из своего нового убежища — пещеры, открытой Митькой во время прошлогодних скитаний.
Пока еще не было никаких планов относительно предстоящего дня, и приятели расположились на берегу. Митька курил и щурился, следя за голубоватыми струйками дыма. Красавчик сидел возле него, обхватив руками колени и задумчиво глядел на озеро.
читать дальшеНежный розовый туман постепенно таял, словно кто-то осторожно сдувал его. И яснее становилась даль, четче вырисовывались очертания деревьев на противоположном берегу и домиков, ютившихся под ними. Уходили последние призраки белой ночи, скрытой под мутным покровом загадки и озеро, и небо, и лес, и дома.
Проснувшийся лес был полон птичьим гамом и теми особенными таинственными звуками, в которых скрыта жизнь леса, его могучее дыхание.
Кликала тоскливо кукушка и отзывался ей деловитый стук дятла, словно молоток неутомимого столяра... Тревожно каркнула ворона вдали и затрещало где-то в лесу, словно упал кто-то большой и тяжелый.
Векша мелькнула в воздухе пружинным скачком и крикнула, точно у нее захватило дыхание от головоломного скачка. Покачалась на тонкой ветке и снова прыгнул, резко крикнув; так в цирке подбодряют себя криком гимнасты, совершая головоломные сальто-мортале.
Красавчик слушал звуки леса, следя взглядом за рассеивающейся дымкой тумана, и на душе у него было светло и легко, розово от нежного тумана на озере, от клочков легких облаков, купающихся в золотом солнечном море.
Больше недели жили приятели в пещере над лесным озером. Место было глухое безлюдное. Только по ту сторону озера лепились к крутому берегу несколько домиков рыбачьего поселка, а кроме него кругом на несколько верст не было жилья. Пещеру надежно охраняли от постороннего взгляда густые кусты. Они казалось всползали по отвесной стене и никому не могло прийти в голову искать среди них отверстия пещеры.
Внутри пещера была довольно просторна: приятели отлично устроились в ней. Каменистый пол устлали слоем листьев; из них же соорудили две мягкие отличные постели. Тюремные куртки заменяли одеяла. В общем, это было восхитительное убежище, которое Митька не без гордости величал «нашим домом».Красавчик находил, что не гордиться таким домом невозможно, хотя он и был не так великолепен, как тот чудесный дом в дачном поселке, который положительно не выходил у него из головы.
Больше недели друзья прожили, ничего не делая, ни о чем не заботясь: милостыня, собранная Митькой, кормила их.
Спокойная жизнь в лесной глуши вносила покой и в душу Красавчика. Прошло так мало времени со дня побега из тюрьмы и еще меньше со дня последнего нищенства, а Красавчику казалось, что все это было давно, очень давно. Даже хищный образ Крысы как-то затуманивался в памяти, и прошлое походило на страшный сон, который кончился наконец.
Друзья не вспоминали прошлого. Митька иногда от скуки, пускался в область воспоминаний. Он рассказывал другу кое-какие эпизоды из своей, фартовой деятельности. Все это были подвиги, которыми Митька гордился и которые создали ему славу ловкого карманника. Он воодушевлялся при этом, снова переживая все опасности и приключения, которыми была его память.
И не просто от скуки Митька рассказывал обо всем этом. Он питал в душе надежду что Красавчика увлекут его рассказы и с осени он бросить свое ремесло плакальщика. Относительно дальнейшей жизни у Митьки не было никаких грез и мечтаний. Он знал, что осенью придется кончить привольную жизнь в лесу и взяться за старое ремесло. И когда Красавчик делился С НИМ мечтами о неведомой новой красивой жизни, он слушал его с недоверчивой улыбкой, как слушает взрослый лепет ребенка. Потом сердился вдруг и обрывал фантазию друга:
— Полно врать-то!
Он снисходительно относился к мечтам Красавчика, не придавая им значения, и в то же время решил с осени вывести друга «в люди». Эго значило, что Шманала хотел сделать его своим неразлучным другом и товарищем по профессии.
Быть в приятельских отношениях с «плакальщиком» казалось зазорным. Товарищи фартовые обязательно засмеют. Это впрочем не очень беспокоило —
все знали, что с Митькой шутить опасно, хотелось просто помочь другу устроиться лучше. В своих силах Митька не сомневался. Он знал, что под его руководством самый захудалый «плакальщик» быстро превратится в опытного карманника. Многие из плакальщиков лопнут от зависти, узнав, что сам Шманала взялся руководить Красавчиком. Это тоже льстило.
Но Красавчик странно относился к рассказам Митьки. Описание самой ловкой кражи выслушивал он вполне равнодушно. Только когда рассказ касался какого-либо опасного момента, столкновения с сыщиком или полицейским, из которого Шманала ловко выпутывался, — Красавчик возбуждался. Но и тут его возбуждала главным образом не прелесть опасностей воровской жизни, а страх за участь друга, смешанный впрочем с долей своеобразной гордости за него. Равнодушие приятеля огорчало Митьку, но он не оставлял надежды, решив, что до осени времени много.
День окончательно сменил ночь. Растаяла дымка тумана на озере и засверкало, заискрилось оно под лучами солнца.
От домиков на противоположном берегу, казавшихся за далью какими-то игрушечными хибарками, скользнуло по глади воды несколько лодок... Взметнулась из ближнего затона большая серая птица и, тяжело хлопая крыльями полетела над водой.
Митька докурил «цигарку», сплюнул и обернулся к другу. Он хотел сказать что-то, но взглянул ни озеро и на минуту приковался взглядом к лодкам. Острый глаз его различил по-видимому что-то занятное. Митька хмыкнул под нос, точно смеясь над чем-то в кулак и хлопнул по плечу Красавчика.
— Давно я их ждал!
Мишка недоумевающе оглянулся по сторонам, отыскивая взглядом тех, кого ждал его приятель. Митька расхохотался:
— Не там, брат, ищешь. Ты на озеро гляди. Вон они, лодки-то.
Красавчик ничего не понимал.
— Ну что ж. что лодки? Нужны они тебе?
Недоумение друга еще больше развеселило Митьку.
Он скорчился в три погибели и зажал нос ладонями, неудержимо хохоча.
— Чего тебя разбирает-то? — улыбаясь спросил Красавчик.
— Да то, что ты ровно ничего не смыслишь, ну, прямо ровно ничего... Не лодки мне понадобились, а рыба. Понимаешь?
Красавчик покачал головой.
— Какая рыба?
Митька безнадежно махнул рукой.
— Все-то тебе разжевать нужно. На лодках, видишь, люди? Ну, это рыбаки. Рыбу ловят они, а на ночь снасти поставят... Мы и пошарим в снастях, понял теперь?
Красавчик улыбаясь кивнул головой.
— Давно бы так сказал. Мы с Ванькой Косым в прошлом году у Вольного острова миног так ловили. Потеха была!
Теперь изумился Митька.
— И ты ловил?
— И я понятно... Я и Косой...
Но Митька продолжал смотреть недоверчиво. Он с ног до головы обозрел приятеля, словно впервые видел его. Ему казалось просто невероятным, что Красавчик мог участвовать в подобном похождении. Откровенно говоря, в душе он считал товарища трусом, и давно решил, что только благодаря этому качеству Мишка не мог примкнуть к «фартовым». И теперь ему показалось, что Красавчик врет, «форсит» перед ним.
— И ты? — снова переспросил он, пристально глядя в глаза другу. словно выискивая в глубине их скрытую ложь.
— Ну да. Чего ты так смотришь? Не веришь?
Митька раздумчиво покачал головой. Совершенно неожиданно он открыл в приятеле новое, чего и не подозревал в нем. И не хотелось верить этому, и раза три Красавчик должен был повторить что он таскал чужих миног пока наконец Шманала поверил. Он покачал снова головой и улыбнулся, как улыбается человек, натолкнувшийся внезапно на приятную неожиданность. Нежная ласка засветилась в глазах Митьки: в этот миг Красавчик стал ему еще дороже, еще ближе.
Воспоминание об этом похождении зажгло особый какой-то задорный огонек в тихих глазах Красавчика. Не ожидая просьб, он сам пустился в рассказ, оживляя его жестикуляцией, что с ним редко бывало:
— Мы с Ванькой у Чугунного моста купались. а он вдруг говорит: «Хорошо теперь миног жареных поесть, хочешь?» .»Хочу», — говорю. «Пойдем», говорит, — посмотрим вентера, близко тут». Ну мы и пошли. Дошли до Емельяновки, угнали челнок и поехали к Вольному... За челнок то мне было боязно — чужой он все-таки, да Ванька сказал, что на место потом отвезем. Ванька место знал... Приехали, а там на воде колобашки красные плавают и много их. «Давай тянуть», говорит Ванька. У каждой колобашки веревка. Потянули за одну и вытащили этакую соломенную вроде штуку, как бы сахарную голову. Сунул Ванька руку в нее — вытащил миногу. Бьется она страсть как, вертится, извивается. Кинули вентер назад, за другой взялись, и тут откуда ни возьмись — рыбак! Кричит, ругается... Мы — винта, он за нами. Рыбак-то на лоцманке никак был, а мы в челноке, ну и удрали в тростники, а ему не больно-то ловко было гнаться за нами в тростниках, — отстал. Только ругань мы слышали вдогонку. А и здорово же ругался рыбак!
Красавчик даже разрумянился. Глаза его блестели и поминутно рассказ прерывался смехом: воспоминания о проделке доставляли ему удовольствие. Митька со снисходительной улыбкой слушал рассказ. Когда Мишка кончил, он одобрительно кивнул головой.
— Здорово. Не знал я об этом. Не знал...
И добавил задумчиво:
— А я-то трусом тебя считал...
— Трусом?
— Понятно. И все наши тоже... А ты вот какой!..
И Митька покачал головой с видом человека, решающего какую-то сложную загадку.
Тут новое лицо появилось на сцену и прервало разговор друзей.
Это был высокий мужчина, одетый в белую чесучовую пару. На лохматой черноволосой голове у него небрежно сидела помятая панама. Через плечо был перекинут на ремне желтый ящик. Незнакомец подошел неслышно и с минуту стоял позади друзей, незамеченный ими.
— Доброго утра, ребята!
Приятели испуганно вздрогнули и обернулись. Митька вскочил на ноги и кинул тревожный взгляд вглубь леса, словно определяя шансы на спасение от какой-то неожиданной опасности. Незнакомец заметил это движение, и добродушная улыбка появилась на его смуглом лице.
— Вы не бойтесь. Не съем я вас. Да и разве похож я на людоеда?
Он весело засмеялся, обозревая друзей каким-то пытливым, ищущим взглядом.
Красавчик тоже поднялся и глядел на пришельца робким и удивленным в то же время взглядом. Так смотрит любопытная серна, впервые увидев человека.
Ни в лице незнакомца, ни в манере себя держать нс было ничего подозрительного, предательского. Он скинул с плеча ящик и присел возле друзей.
— Что вы тут делаете ребята? Откуда вы?
Митька кинул на него угрюмый взгляд исподлобья. Ему крайне не нравилась развязность незнакомца, и в душе хотелось послать его в преисподнюю. Но Митька был дипломатом и не хотел навлечь на себя подозрений резким ответом. Кроме того, незнакомец не походил на сыщика.
— Гуляем мы тут, — ответил Митька, уклоняясь от ответа на второй вопрос.
— Дело, ребятишки, дело! — одобрил пришелец. — Есть тут где погулять.
Он вынул папиросу из массивного серебряного портсигара. Закурил и разлегся облокотясь на ящик.
— Братья вы или просто товарищи? — снова спросил он.
— Товарищи, — буркнул Митька, следя привычным взглядом за рукой незнакомца, опускающей в карман портсигар.
Красавчик заметил взгляд Митьки и струхнул: видно было, что тому приглянулся портсигар. Неприятно стало на сердце, и он даже побледнел слегка. А когда Митька словно невзначай ближе придвинулся к незнакомцу, его бросило в жар.
«Господи, свиснет, ей Богу, свиснет!» пронеслась в голове мысль, и даже пот осел на лбу у бедного мальчугана.
А господин как нарочно теперь обратил на него все свое внимание. Он несколько минуть молча, сосредоточенно вглядывался в лицо Красавчика, и видимо это доставляло ему особенное какое-то удовольствие. В черных проницательных глазах незнакомца сперва было холодное, ищущее какое-то выражение. Потом в них вспыхнули огоньки почти восхищения.
— А ты славный мальчик, ей Богу! — воскликнул он, швыряя окурок. — Как зовут тебя?
— Мишка, — еле вымолвил Красавчик, боясь взглянуть в лицо незнакомца.
Все его внимание поглотил Митька, теперь уже почти вплотную подсевший к незнакомцу. Для Красавчика были ясны намерения друга, и он положительно дрожал от ужаса. Ему казалось, что вот-вот Митька будет уличен в краже, и от стыда и от страха его бросало то в жар то в озноб. Язык прилипал к гортани.
Странное состояние Мишки обратило внимание пришельца.
— Что с тобой? Боишься ты меня что ли? — голос был ласковый, дружелюбный.
Мишка робко взглянул в глаза пришельцу, и ему стало нестерпимо стыдно за приятеля. Ну, как можно обворовывать такого хорошего барина? Красавчик кинул на Митьку негодующий взгляд. Тот ответил ему полу дерзкой, полу презрительной, чисто «фартовой» улыбкой. Незнакомцу суждено было расстаться с портсигаром.
А он был далек от каких бы то ни было подозрений. Не обращал внимания на Шманалу и всецело занялся Красавчиком,
— Где ты живешь? — задал он вопрос.
— Тут, недалеко, — покраснел от смущения Мишка, опасаясь, что незнакомец пожелает знать более подробный адрес.
Но тот удовлетворился ответом.
— Та-ак, — протянул он, обдумывая что-то.
Взгляд его продолжал скользить по фигуре мальчика.
— Вот что, Миша, — барабаня пальцами по ящику, заговорил незнакомец. — Может быть ты хочешь заработать несколько рублей?
Незнакомец улыбнулся и продолжал.
— Ты не удивляйся, дружок. С такой мордочкой, как у тебя, всегда можно заработать. Я, видишь ли, художник и хочу написать тебя... Тебе нужно будет приходить, ко мне каждый день, ну, и за это я буду платить. Понял?
Красавчик смотрел истуканом, ровно ничего не понимал. Он понимал только одно, что от него требуют чего-то, за что будут платить деньги. Это походило на наем на работу.
— Согласен ты?
Красавчик ответил не сразу. Предложение художника казалось ему чем-то невероятным. Заработать несколько рублей! Заработать, а не выклянчить! Для Красавчика это было почти непостижимым. Он недоверчиво оглядел незнакомца, полагая, что тот только шутит. Но лицо художника было серьезно, и он требовал ответа. Согласен?
Волны бурной радости поднялась в груди мальчугана, и сердне сильно-сильно забилось.
— Согласен, согласен! — вырвалось у него.
Художник ласково улыбнулся. Вынул карточку из бумажника и отдал Красавчнку.
— Зовут меня Борский. и живу я в поселке за лесом. Знаешь?
— Да.
— Спроси там меня, и каждый покажет тебе, где я живу. А приходи завтра же утром, в такое время. Придешь?
Красавчик утвердительно кивнул головой.
— Вот и хорошо. По рукам, значит? Каждый день я буду платить тебе по рублю. Понял? Ну, а пока прощайте ребята. Так завтра утром я тебя буду ждать, Миша.
Художник поднялся с земли, ласково кивнул головой на прощанье и ушел. И Красавчик и Митька проводили его взглядом, пока чесучовый пиджак не скрылся за береговыми зарослями.
Красавчик сиял. Неожиданный заработок, словно с неба свалившийся, казался ему необъятным счастьем. Живая фантазия мальчугана мигом сопоставила действительность с затаенными мечтами о перемене жизни, и первый заработок в его глазах являлся прочным залогом к осуществлению этих мечтаний. Ведь подумать только, что он, бывший плакальщик, каждый день будет зарабатывать по рублю! И в уме вырастала длинная вереница этих дней и каждый представлялся в виде большого блестящего, новенького серебряного рубля. И много, много их... сотни, тысячи... Не счесть всех...
И захлебываясь от волнения, Красавчик делился с другом планами на будущее:
— Теперь мы хорошо заживем, Митя ! — говорил он, и глаза его горели радостными огоньками, а лицо румянилось, словно отсвечивая счастье, заполнившее в эту минуту все его существо. — Подумай только Каждый день он будет платить по рублю, и у нас будет много денег... Шутка, что ли?
Митька хмуро молчал. Он не глядел даже на Красавчика и, казалось, не слушал его. Только когда Мишка зашел слишком далеко, выразив надежду, что сможет заработать столько денег, чтобы купить такой же красивый дом, как тот, что они видели в поселке, Митька иронически улыбнулся.
— Заехал тоже! — насмешливо прервал он приятеля: — Заработай, попробуй! Много ты наработаешь у этого барина, как бы но так... Знаю я этих длинноволосых!
Презрительный жест, которым сопровождалось последнее замечание, словно осадил Красавчика. Смутная тревога проникла в его душу.
— А что ты знаешь? — робко, точно боясь за крушение своих надежд, осведомился он.
Митька уже сердито нахмурился.
— А то, что карман-то у них пустой, резко отрезал он. Знаю я, шманал ведь. Шманать-то их легко, правду сказать. Иною обшаришь со всех концов, а он и не чует, точно спит... Такие они... рохлястые... А толку никакого. Найдешь если ломыгу так и хорошо…Бочат (Часов) почти ни у кого нет, а если и срежешь (украдешь), так черные... Ну их!
И Митька сплюнул, выражая этим свое полное презрение «длинноволосым», у которых трудно было поживиться чем-нибудь карманнику.
Слова Митьки внесли долю разочарования в душу Красавчика. Он знал, что Митька ничего не говорит зря, и приуныл.
— А может не все они такие, выразил он робкую надежду Барин-то, кажется, не из таких, чтобы зря болтать. К чему бы ему надувать, то?
— Может быть этот и богатый, черт его знает, — сумрачно согласился Митька. Портсигар у него кажись всамделе настоящий скуржевый (серебряный). В угрюмом взгляде Шманалы проскользнуло что-то лукавое. Он сунул руку за пазуху.
Красавчик, весь захваченный мыслью о предстоящем заработке, забыл о портсигаре. Теперь вспомнил и движение Митьки точно пришибло его. Он широко раскрытыми глазами следил за Митькиной рукой и краска начала сбегать с его лица.
— Ты... ты... украл? — с трудом прошептал он, словно выпутывая слова из чего-то плотного, тяжелого, придавившего их.
Митька самодовольно ухмыльнулся.
— Понятно.
И добыл из-за пазухи портсигар.
У Красавчика и руки опустились. Он побледнел и печально понурился. Ему казалось, что сердце его начинает холодеть.
— Все пропало теперь, все пропало... — шепнули его побелевшие губы, и он отвернулся, закусив нижнюю губу... Горький клубок подкатывался к горлу.
Митька, поглощенный рассматриванием портсигара, не заметил, что творилось с Красавчиком. Он раскрыл портсигар и, найдя пробу, с довольной миной захлопнул его.
— Скуржевый, — одобрительно вымолвил он, целковых 20 стоит, а то и больше. Посмотри-ка, Красавчик.
Но Мишкл и головы не повернул, точно не слыхал друг. Это слегка озадачило Митьку.
— Миша! — позвал он.
Никакого ответа. Рука Красавчика нервно ломала какую, то щепку, и он делал странные движения, словно безуспешно старался проглотить что-то, застрявшее в горле.
— Миша! — снова позвал Митька уже несколько робко.
Красавчик нехотя обернулся. Губы его дрожали, и в глазах, затуманенных слезами, светился немой печальный укор. Взгляд этот проник в душу Митьки, и что-то тревожное шевельнулось в ней. Митька почувствовал себя виноватым.
— Чего ты? — пробурчал он, вертя в руках злополучный портсигар.
— Ничего... Сам знаешь... Теперь... теперь уж ничего не заработать у этого барина... Эх, Митя...
Горло совсем перехватило... Слезы покатились из глаз. Красавчик кинулся лицом в траву.
Митька растерянно вертел в руках портсигар, не смея почему-то взглянуть на приятеля. Он слышал глухой плач, и жалость к другу шевелилась в душе. В ушах его еще стоял веселый говор Красавчика, мечтавшего о честном заработке, и Митька вдруг почувствовал себя гадко: в нем шевельнулось сознание совершенного скверного поступка. И странным было это чувство: никогда еще Митька не переживал ничего подобного.
Он робко взглянул на распростертого Красавчика. Плечи того судорожно вздрагивали. волосы сбились, и в них запутались тонкие грязные пальцы. И среди сияющей торжественной природы такой несчастной и убитой горем казалась эта маленькая хрупкая фигурка, что совсем-совсем скверно стало на душе у Митьки. От жалости защекотало что-то в горле, и Митька окончательно почувствовал себя преступником. Он насупился пуще прежнего и нерешительно пододвинулся к Мишке.
— Миша, — дрогнувшим голосом произнес он, дотрагиваясь до плеча друга.
Тот дернулся так, словно желая скинуть с себя Митькину руку. Митька виновато отдернул ее.
«Эх, все хорошо было, нанес же черт этого барина — со злобой подумал он и добавил: — А меня-то тоже дернула нелегкая!»
Впервые в жизни он не чувствовал удовлетворения от удачной кражи и не мог гордиться своим подвигом. Горе друга переворачивало душу. Митька кусал губы, не зная, чем утешить Мишку, и на чем свет стоит клял себя.
— Миша, брось реветь то, — снова вымолвил он. — Мы уладим это как-нибудь... Не знал я право, что так выйдет...
И виноват ли ласковый голос, которым это было сказано, или обещание уладить дело подействовали на Красавчика, но он повернул к приятелю заплаканное лицо. Глаза взглянули вопросительно из-под влажных от слез ресниц.
— Устроим, верно устроим, — повторил Митька, — не плачь только, Красавчик. Мы сделаем все... Эх, право нелегкая меня дернула спулить портсигар!
— Зачем это ты?
От упрека снова сделалось скверно на душе. Митька отвел взгляд от товарища.
— Так просто… по привычке…
— А говорил, что не будешь шманать... И теперь вот мне нельзя идти к барину.
Странное, совсем непривычное чувство шевельнулось в Митькиной душе. Это было раскаяние и искреннее желание исправить совершенное. Он не мог выносить укоризненного взгляда товарища и хмуро глядел на озеро.
— И если бы барин поймал тебя, — продолжал Митька, — ну что бы тогда было?
В этих словах слышалась просто тревога, бескорыстная тревога доброго друга за участь друга. Это было уж слишком для Митьки. Сердце его сжималось и на глазах проступила подозрительная влага.
— Ну полно, Миша, — угрюмо вымолвил Митька, — будет. С портсигаром мы дело сладим, а потом... Вот тебе крест, что не буду шманать больше... пока мы с тобой...
Обещание было торжественное. Мишка радостно вскочил с земли, и глаза его снова заблестели и засияли, точно лучи солнца отразились в воде после дождя. Он схватил за руку Митьку.
— Не будешь? Ей-Богу, не будешь?
— Сказал раз, — тоже веселея отозвался Митька. И прибавил, чтобы переменить разговор:
— А портсигар ты завтра снесешь барину. Скажешь, что нашли мы на траве, будто выронил он. Понял?
Это был такой простой и великолепный выход из скверного положения! Мишка мигом оценил его и с признательностью пожал руку друга.
— Ты всегда все обмозгуешь! — воскликнул он.
И обоим улыбнулся снова померкший было день. Заискрились солнечные улыбки на озере, торжественной радостью повеяло от ясной небесной лазури и даже, казалось, улыбаются хмурые сосны, покачивая приветливо мохнатыми верхушками. Легко и радостно било на душе у Мишки: обещание товарища являлось прочным залогом новой жизни. Она заманчиво улыбалась впереди и сверкала и искрилась так же, как блестело и искрилось под солнцем тихое лесное озеро.
И Митька чувствовал себя хорошо. Как ни странно, но обещание, сорвавшееся, у него сгоряча, нисколько не тяготило его: веселое радостное настрое его друга вносило покой и тихую радость в его душу. Митька почувствовал вдруг, что готов сделать для Красавчика что угодно и нисколько не удивился этому: все казалось в порядке вещей.
До вечера друзья бродили по берегу озера, купались и ни на минуту их не покидало хорошее настроение. Рыбаки, как и предполагал Митька, действительно поставили снасти на озере: мальчуганы, подойдя к поселку, видели на воде тяжелые деревянные поплавки. Было твердо решено ночью отправиться за чужой рыбой, и друзья насмотрели для этой цели легкий челнок все в том же рыбачьем поселке
К вечеру вернулись в пещеру. Развалясь на постелях и закусывая колбасой с хлебом, приятели беседовали о ночном похождении.
— Беда, что ночи-то теперь совсем светлые, говорил Митька — если случится кто-нибудь на берегу, так заметить могут. А рыбаки народ злющий... В прошлом году меня чуть не убил чухна один... Еле убежал…
— Ну и теперь убежим, — беспечно заметил Мишка. — Убежим, понятно. Рыбы лишь бы набрать...
В пещере темнело. Вечерний сумрак ложился на озеро, затуманивая противоположный берег. Вода курилась слегка от росы.
Белая ночь постепенно набрасывала призрачное порывало на озеро и хмурый лес. Утихали лесные звуки, словно умирала жизнь в мохнатой иглистой чаще... Замолк лесной жаворонок, последний стук дятла заглох в отдалении, и на несколько минут стало тихо в лесу. Поток новые звуки наполнили его: — начала дышать белая ночь, населив лесную чашу призраками и тайнами.
В пещере стало совсем темно. Красавчик, лежа в одном ее углу, с трудом различал темный силуэт друга, лежавшего у самого входа. Митька наблюдал сквозь заросли кустов за наступлением ночи, выжидая наиболее удобный момент, чтобы двинуться в путь.
— Нам подойти бы к домам; когда совсем стемнеет, говорил он, — челнок тогда легко будет забрать...
— А с челном-то что будем делать потом?
— А пустим прямо на озеро. Найдут его, некуда ему деться-то... Ну, пойдем, что ли, как раз пора.
Красавчик поднялся с земли вслед за Митькой, и оба выскользнули из пещеры, словно тени какие-то.
На озере стояли сумерки, какой-то полупрозрачный туман. Сквозь него мутно поблескивала темная вода. Деревья тонули в белой мути, сливались и походили на кучу теней, беспорядочно перепутавшихся друг с другом.
Где-то кричала ночная птица. Её жалобные крики точно предостерегали от какой-то неведомой опасности. Озеро поблескивало словно громадный загадочный глаз, высматривавший что-то.
Мальчуганы шли по берегу озера, храня молчание. Обоим было немного жутко, точно обвеивали их своим дыханием грядущие опасности. Все было так загадочно и таинственно кругом. Лес казался сквозь призрачную завесу воздушным и легким, точно это были не тяжелые угрюмые сосны и ели, а души их, покинувшие на время свои массивные тела. Странные звуки доносились из лесной глубины: то треск веток под чьими-то тяжелыми шагами, то чей-то таинственный шепот, а то и дикий протяжный стон ночной птицы, от которого невольно пробегали мураши по спине.
Таинственность ночного похождения клала на детей свою печать, холодком жути вея на их души. Молчали оба, точно боялись, что голоса их вызовут какой то неожиданный и странный переполох в загадочной тишине белой ночи.
Подошли к рыбачьим лачугам. Залаяла громко собака на ближнем дворе, и лай её хриплым эхом разнесся далеко кругом. Друзья замерли.
— Разбудит всех проклятая, — шепнул Митька. — Чтоб ей пусто!
— А мы пойдем дальше, — тоже шепотом предложил Красавчик, — может она и зря лает.
— Пойдем.
Тихо, крадучись стали пробираться между несколькими хибарками, криво лепившимися к высокому берегу. Вот, наконец, и место, где насмотрели челнок...
А вот он и сам, странно выползший на берег, словно рассматривающий что-то занятное.
Сдерживая дыхание, влезли приятели в челн. Митька нащупал весла на дне.
— Ну, все, слава Богу, кажись… — вымолвил он, отталкиваясь веслом от берега.
Челнок уперся было, точно не желая везти похитителей, потом дрогнул, повинуясь силе, и с легким шуршанием скользнул на воду.
А собака лаяла между тем, хрипло, надрывисто, точно охваченная смертельным беспокойством. Угрозой проносился её лай по тихой воде, предостережением отдавался в лесу за хижинами.
— Ишь заливается! — пробурчал Митька, ловко работая веслами. — Ну, полай, полай, голубушка не страшно нам.
— А может быть не на нас она, — заметил Красавчик.
— Может, — согласился Митька. — Ты, Красавчик, смотри за поплавками то, чтобы не проехать нам.
Мишка устремил все внимание на воду, стараясь не пропустить место, где расставлены снасти. Митька греб, тихо погружая весла, чтобы не производить лишнего шума.
— Стой! Правее возьми! — вдруг скомандовал Красавчик. — Есть колобашка тут...
Митька гребнул веслом и обернулся. Красавчик возбужденно двигался на носу, наклоняясь к воде.
— Есть, есть... Вона в руке она у меня… Веревку нащупал.
Он повернул к приятелю возбужденное лицо. Митька вдруг рассмеялся.
— Чего ты? — слегка иедоумевая спросил Мишка.
Митька подмигнул лукаво.
— Что мы сейчас делать-то будем?
— Как что? Рыбу таскать понятно.
Митька расхохотался.
— Воровать просто, — отрезал он.
— Воровать?
Красавчик растерянно как-то оглянулся по сторонам.
— Но это не воровство ведь,
— А что же, по-твоему? — ядовито спросил Митька. — Ведь рыба чужая.
Это обескуражило Мишку. Он не хотел сдаваться, однако.
— Да как же, — с досадой вымолвил он, — не воровство это. Это не деньги и не вещи, а рыба, и её много тут... Это не воровство…
Красавчик твердо был уверен, что таскать рыбу не воровство, и только не мог пояснить приятелю разницы между намеренной кражей и рискованной шалостью. Он возмутился даже.
— Ошманать кого-нибудь — воровство, — с горячностью доказывал он, — портсигар взять из кармана воровство, а рыбу взять из сети — не воровство. Ведь мы никого не шманаем. Разве ты не понимаешь?
Напоминание о портсигаре неприятно подействовало на Митьку. Он нахмурился.
— Ну, ладно. Пусть по-твоему будет. Нарочно я сказал это. Давай лучше снасть вытянем.
Оба увлеклись работой и не заметили, как на берегу, возле домиков показалась человеческая фигура. Человек несколько минут следил за мальчиками, потом вдруг побежал к челнокам, стоявшим невдалеке от изб.
Друзья тщетно пытались вытянуть снасть. Рискуя опрокинуть легкий челнок, оба перевесились через борт и в четыре руки тянули веревку, но снасть даже не поддавалась усилиям.
— Фу, черт! — выругался запыхавшийся Митька, — Так у нас ничего не выйдет. Надо в воду влезть.
— В воду? — удивился Красавчик.
— Ну да. Разденусь вот и нырну посмотреть, что там со снастью. Это момент один. А то до утра будем плясать вокруг этой колобашки безо всякого толка.
И не теряя времени, Митька скинул рубаху и штаны. Через минуту он уже погрузился в воду.
Мишка следил за ним взглядом, но, обернувшись случайно, онемел от неожиданности: прямо к ним от берега мчался легкий челнок, управляемый каким-то рослым парнем.
— Рыбак! — с ужасом воскликнул Красавчик
В ответ на восклицание рыбак пустил какое-то ругательство по-фински и погрозил кулаком. Мишка не понял ругательства, но зато жест был настолько красноречив, что он невольно схватился за весла.
В этот миг вынырнул Митька. Он ухватился за челн и тяжело дышал, почти потеряв способность говорить.
— Митька, бежим! Рыбак настигает! — волнуясь крикнул Красавчик.
Митька посмотрел в сторону, откуда надвигалась опасность. Вражеский челнок был всего в нескольких саженях и Митька понял, что им не успеть сластись бегством.
В минуту опасности мозг Митьки привык работать с непостижимой быстротой. И теперь прошло не больше двух-трех секунд, как в голове его зародился смелый план избавления от опасности. Не сказав ни слова, Митька оттолкнулся от челнока и бесшумно поплыл навстречу врагу.
Красавчик остолбенел. Он ожидал от Митьки чего угодно, но не думал, что тот сам сдастся рыбаку. Ничего же другого он не видел в Митькиной проделке.
— Митька! — крикнул он другу, — вернись!
Но тот продолжал плыть, словно и не слыхал оклика.
Прошло не больше минуты. Рыбак был совсем близко. Он бранился во все горло и грозил. Красавчик различал даже злобное лицо врага
Вдруг произошло нечто непонятное. Челнок рыбака сделал странное движение, Непонятное проклятье сорвалось с уст финна, и с громким плеском он погрузился в воду. Челнок, перевернутый вверх дном, несколько секунд одиноко плавал на взволновавшейся воде. Потом вынырнула голова его владелец. Фыркая и кашляя, он поплыл к опрокинутому суденышку,
Все свершилось так неожиданно, что Красавчик застыл в недоумении. Он готов был видеть чудо во всем происшествии и, разинув рот, наблюдал за рыбаком, совсем забыв о грозившей опасности.
— Греби, Миша, скорее греби! — вывел его из оцепенения голос приятеля. — Я по пути влезу в челнок.
Мишка взялся за весла и легкий челнок заскользил по озеру, оставляя за собой злополучного рыбака и его опрокинутое судно.
— Что, брат, здорово? — спросил Митька, осторожно влезая в челнок с кормы.
Глаза его смеялись, лицо подергивалось от сдерживаемого смеха.
— Это ты его опрокинул?
Митька только головой мотнул: смех душил его, он не мог дольше сдерживаться и звонко расхохотался.
Красавчик не замедлил присоединиться к нему, и два звонких смеха, сплетясь вместе, далеко разнеслись по озеру. Вероятно, они коснулись слуха злополучного финна, потому что оттуда, где плавал он, донеслось длинное громкое ругательство. Судя по интонации, это было самое страшное ругательство, какое только имелось в запасе у рыбака. Друзьям же оно показалось только забавным, потому что они ответили на него еще более звонким хохотом.
Челнок все дальше и дальше уносил их от места приключения. Вот показался высокий берег, как бы окутанный туманом, а там и темная масса кустов, оберегающих пещеру...