«Если ты рожден без крыльев, то не мешай им вырасти».
Добрые люди. Рассказ К.Лукашевич. Из сборника «Детские годы», 1912г.
1.
На Петербургской стороне, на Разночинной улице, с давних пор стоит маленький деревянный домик. Весело смотрят всегда чистые окна с зелеными ставнями и, несмотря на то, что домик этот прожил много лет, он приятен с первого взгляда, как приятна нам дряхлая старушка с ясным и добрым лицом. Весною, едва пройдет Нева и наступят теплые дни, за серым, покривившимся забором маленького домика распускается ароматная сирень, и единственная яблоня обильно убирается белыми и розовыми цветочками; выставляются рамы, то там, то сям появляются в окнах приветливые лица.
Домик этот одноэтажный, и в нем всего две квартиры: одну занимают хозяева, — отставной генерал со своей сестрою, а в другой уже целых пятнадцать лет живут старички Миловидовы.
Дружно и согласно прожили свой век Петр Петрович и Марья Степановна.читать дальше В молодые годы они очень нуждались: многого не хватало, во многом необходимом себе отказывали; ну, а после жилось лучше, иногда даже и лишнее себе позволяли. Чисто и уютно было в их квартирке, состоящей из двух крошечных комнат и кухни, выходящей окнами в сад. Да и правда, хорошо там было! Белые кисейные занавески, незатейливые цветы на окнах, старинная мебель, много образов в углах с ярко горящими перед ними лампадами и такая чистота, такой порядок, какие редко можно встретить у самой образцовой хозяйки. Если вам, дети, случалось попадать в такой уголок, не правда ли, вы становились скромнее, невольно переставали шалить, и вам было так спокойно и отрадно на душе?..
Петр Петрович служил в какой-то конторе и каждый день пешком, изредка в конке, отправлялся на службу. Около четырех часов Марья Степановна ждала его домой; поминутно выглядывала она за калитку и, лишь только вдали мелькнет фуражка с кокардой и знакомая шинель, она уже торопилась в кухню. Там накрыть стол, и вкусно пахнет кислыми щами, которые особенно любил Петр Петрович.
— Устали, голубчик Петр Петрович? — всегда одним и тем же вопросом ласково встречала хозяйка своего супруга.
— Устал, Машенька, есть хочется. Готово ли там у тебя? — говорить Петр Петрович, хотя ни разу не запомнить, чтобы что-нибудь было для него не готово.
Переодевшись в халат и захватив с собою сигару, Петр Петрович направлялся в кухню.
За обедом Петр Петрович рассказывал жене все новости.
— Ты знаешь ли, Машенька, завтра в двенадцатом часу будет затмение солнца, — говорить Петр Петрович.
— Как же это, Петр Петрович! — испуганно говорить Марья Степановна. — Уж вы лучше завтра на службу и не ходите, а то, право, страшно... Как же это я одна-то?
— Ах ты, моя седая подруга! — смеялся Петр Петрович. — Вот и видно, что ты науки никакой не знаешь, ведь это не светопреставление, и прежде затмения солнца бывали. Станет немного темнее — и все тут. Чего ж 6ояться-то?
Старушка успокоивалась.
Мирно и однообразно проходила жизнь Миловидовых. Мало видели они развлечений, но не скучали и были вполне довольны своей судьбой. Марья Степановна целые дни проводила дома, хлопотала по хозяйству, шила, стирала, стряпала; по вечерам Петр Петрович читал ей газету, делился новостями. По праздничным дням старики ходили |в церковь, и время проходило незаметно. Летом Петр Петрович спешил отобедать и скорее расположиться у окна в своем кабинете; тут уже дожидалась его целая толпа ребятишек: все это — его маленькие приятели. Старик часто оделял их гостинцами, рассказывал разные забавные истории или пускал мыльные пузыри с табачным дымом, за которыми дети весело гонялись.
Изредка бывали у Миловидовых гости: старичок Иванов — товарищ Петра Петровича, да две старушки — дальние родственницы. Все они собирались в парадной комнате, скромно
угощались, чем Бог послал, и вели задушевную беседу; вспоминали старину, всегда, конечно, хорошую, но чаще всего Петр Петрович рассказывал им давно известную историю. Он выносил, из своего кабинета старинные часы - луковицу и с гордостью показывал их гостям.
— Прадедовские часы, много им лет, — говаривал он.
- Скажите... Отличная вещь! Редкостная! Да и для вас-то какая, должно-быть, дорогая! — удивлялись гости.
— Да, как свой глаз берегу. Теперь они очень дороги. Ведь их великий князь моему прадеду пожаловал и дворянство ему при этом даровал. Прадед - то мой лакеем придворным был, так он, — рассказывают, — под лошадь взбесившуюся бросился и остановил ее, когда она детей княжеских понесла.
— Жизни, значить, своей не пожалел, — толковали гости.
— Да, удивительный, говорят, был человек, только для других и жил, неустрашимый, добрый...
— Нынче таких мало, каждый только о себе думает, а чтобы другому помочь — редко...— говорил старичок, товарищ Петра Петровича.
Потолковав еще немного, гости расходились по домам.
Таким образом мирно и тихо протекала жизнь Миловидовых, и так, вероятно, продолжалось бы еще много лет, если б одно обстоятельство внезапно, не нарушило однообразия их семейной жизни.
2.
Маленький, пузатый самовар весело шумел в кухне на столе. Петр Петрович и Марья Степановна пили свой вечерний чай и тихо между собою разговаривали. Чисто, тепло и уютно кругом. Перед образом ярко теплится лампада. Васька свернулся клубочком на печи и тихо мурлычет; Дружок, сидя перед хозяином, стучит хвостом по полу. А на дворе гудит холодный ветер, бушует метель и так завывает в трубе, словно на что-то сердится.
— Вишь, как холодно на улице. Ветер-то какой! — проговорила Марья Степановна. — Плохо теперь бедным людям. Господи, спаси и сохрани их!
И она набожно перекрестилась. Вдруг у крыльца раздался сильный звонок.
— С нами крестная сила! Кто ж это? В такую пору!.. — испуганно проговорила старушка.
Петр Петрович накинул шинель и поспешил к калитке.
— Кто там? — тревожно спросил он.
— Отворите, пожалуйста, поскорее; будьте добры, не бойтесь...
Дрожащими от волнения руками отворил Петр Петрович задвижку. Перед ним стояла женщина и на руках кого-то держала.
-— Извините меня, в такую пору вас беспокоила, но такое несчастие! Мать этого ребенка неожиданно скончалась, девочку девать некуда, мне указали на вас, как на добрых людей. Продержите ее только до завтра, а там для неё что-нибудь сделают... Она недалеко тут жила... Может, знали портниху Смирнову?
Старик, ни слова не говоря, взял дрожавшего ребенка на руки и понес в квартиру.
— Вот тебе поздний гость, — сказал Петр Петрович, входя в кухню к своей перепуганной старушке. — Бедная крошка лишилась матери. Знала ведь Смирнову,— такая худая, бледная, — так она умерла... Покорми, Машенька, девочку да уложи спать, завтра за ней придут; вероятно, ее отвезут куда-нибудь в приют.
Он посадил малютку на кровать. На вид ей было не более 5— 6 лет. Дико озиралась она по сторонам и, видимо, была очень испугана: в больших серых глазах блестели слезы; она хмурилась и вдруг, как будто сообразив что-то, бросилась на кровать и залилась горькими слезами.
— К маме, к маме хочу! — сквозь рыдания твердила девочка.
— Полно, перестань, деточка, милая, — говорила растерявшаяся старушка, гладя ее по головке. — Скушай булочки, вот чай...
Но ребенок ни до чего не дотрогивался и все отталкивал от себя.
— Что ж мне делать? Как утешить ее? — тревожно спрашивала Марья Степановна мужа.
— Ничего, как-нибудь успокоится, завтра ее возьмут; уж ты повозись с нею, как знаешь.
Девочка ничего не слушала; прижавшись головой к кровати, она громко плакала. Наконец мало-помалу стала стихать и через несколько времени заснула. Осторожно раздела ее Марья Степановна, уложила на свою постель, закрыла, заставила стульями и перекрестила. Тревожно спала малютка, она плакала и во сне, звала свою маму — верно, ей что-нибудь снилось...
На другой день девочка проснулась очень рано и, приподнявшись на кровати, по-прежнему испуганно смотрела кругом.
— Где ж моя мама? — сквозь слезы спросила она стоявшую около Марью Степановну.
— Она придет, моя хорошая, ты будь умницей; вот молочка выпей тепленького с булочкой, а потом я тебе игрушек дам, моя деточка.
Девочка стала сдаваться, она взяла чашку из рук старушки и, видимо, проголодавшись, с жадностью выпила молоко.
— Мама придет? — успокоившись, спросила она.
— Придет, придет, моя крошка,— отвечала Марья Степановна. — А как тебя зовут, деточка? — спросила она.
— Любой зовут,— тихо отвечала малютка, и стала одеваться.
Одевшись, она скромно села на пол и молча гладила Ваську, который ей, по-видимому, очень нравился. Приготовив кое-что из белья и большой платок, чтобы завернуть девочку, когда за ней придут, Марья Степановна стала хлопотать по хозяйству. Вскоре у дверей раздался звонок.
— Это мама моя! — радостно встрепенулась Люба.
Это была вчерашняя женщина.
— Извините, сударыня, что я вас беспокою, — сказала она Марье Степановне, — Я должна просить вас: подержите девочку еще несколько дней. Мы еще не придумали, Куда бы ее отдать. Она—круглая сирота, Через несколько дней я за ней зайду.
— Ничего, тетушка, что ж делать! Надо помочь. Девочка нас не стесняет, только жаль её, - горюет очень, — отвечала Марья Степановна.
— Она скоро успокоится — ребенок ведь. — И она ушла.
Удивился Петр Петрович, когда, вернувшись со службы, застал дома вчерашнюю маленькую гостью и признаться, не особенно был доволен, что нарушена их мирная одинокая жизнь.
Прошло несколько дней. Успокоилась Люба и, по-видимому, стала забывать свою утрату. Смирная и робкая, она дичилась старушки, уклонялась её ласк и редко с ней говорила, а Петра Петровича так положительно боялась.
Нежно заботилась Марья Степановна о своей гостье, кротко и ласково обращалась с ней, забавляла ее, как умела, берегла, но девочка оставалась равнодушной. Она не привыкла к такому обращению, к ласкам. Со своей больной мамой она много видела горя, и хотя мама очень любила Любу, но, так как была больна, часто сердилась, бранила и наказывала ее.
Понимала малютка доброту старушки, ценила её ласку, но отвечать не умела. Она только охотно исполняла все, что та говорила, видимо, желая ей угодить.
Как-то раз, вечером, когда Люба, казалось, заснула и Марья Степановна собиралась ложиться, Петр Петрович крикнул ее в кабинет.
— Что ж это, Машенька, — сказал он, — маленькую-то не берут? Хотя она нам не в тягость, а все же, право, я не привык к детям. Надо сказать, чтобы ее взяли.
— Возьмут, Подождем немного. Девочка она хорошая, смирная. Точно наша Катюша покойница, — и Марья Степановна задумчиво прошла в кухню.
Она подошла к Любе, перекрестила ее и нагнулась, чтобы поцеловать. Вдруг Люба неожиданно приподнялась на кровати, обхватила крепко старушку за шею и прижала к ней свое заплаканное лицо.
— Не отдавай, не отдавай меня,— шептала она.
Девочка не спала и слышала, что говорил Петр Петрович.
Поражена была Марья Степановна, дрожащими руками обняла она малютку, целовала ее, между тем как крупные слезы текли по ее морщинистым щекам. Мало-помалу успокоилась Люба и, крепко прижавшись к бабушке, стала засыпать; по временам она вздрагивала, хватала старушку — точно ей казалось, что ее отнимают.
Осторожно положила Марья Степановна заснувшую девочку на кровать, а сама не ложилась. Разные мысли теснились и неё в голове. Ей вспомнилась вся прошлая однообразная жизнь её с Петром Петровичем. Дружно и тихо прожили они, сильно любила старушка своего доброго, хорошего мужа, а между тем такого отрадного чувства, как сегодня, она давно не испытывала. Давно-давно была и у них маленькая девочка, она умерла рано... Больше детей Бог им не дал.
— Бедная сиротка, — прошептала она, смотря на уснувшую девочку,— что-то встретишь ты в жизни, кто-то охранит и приласкает тебя?.. — и, склонившись перед иконой, она долго шептала свою вечернюю молитву.
На другой день, вечером, когда Люба заснула, Марья Степановна долго и убедительно упрашивала мужа оставить у них девочку.
— В память Катюши нашей... — говорила она.
— Что ты, Машенька, где ж нам с ребенком возиться, оба мы стары... Ты подумай, сколько хлопот тебе предстоит... — отвечал ей недовольный Петр Петрович.
— Я полюбила девочку, как дочь, жаль мне её, она ведь сирота, — говорила Марья Степановна, — тяжело мне с нею расстаться и снова остаться одинокой. Вы все заняты, а Люба такой славный ребенок; я не боюсь хлопот с ней и думаю, что совесть не упрекнет меня после, а там можно будет ее куда-нибудь и пристроить.
— Делай, как знаешь... Смотри только, чтобы после не каяться, — наконец сдался Петр Петрович.
Марья Степановна очень была счастлива.
Миловидовы заявили, что они оставляют девочку у себя на воспитание, на что, вероятно, и надеялась принесшая ее женщина.
(Продолжение следует)
@темы: текст, сборник рассказов, творчество, Клавдия Лукашевич, иллюстрации