Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
В это время, отстав от компании, Валерьян нашептывал Кате:
— Какие y вас прелестные глазки, mademoiselle Katrine в темноте, как две маленькие звездочки они сверкают. Не мудрено, что ваша старшая сестрица завидует вам. Кстати, ваша сестрица совсем забрала вас в руки и смотрит на вас, как на маленькую девочку, которую можно наказывать... Вот вы увидите, когда она узнает, что вы без спроса поехали с нами, то поставит вас в угол, a может быть еще на колени, ха, ха, ха, ха, a может быть и на горох?.. Что вы на это скажете, ха, ха, ха, ха, ха!
Голос Валерьяна звучал обидной насмешкой. Было очевидно, что ему во что бы то ни стало хотелось раздразнить Катю до слез. Ta вспыхнула, как порох, топнула ногой.
— Это неправда! Это ложь! Меня никто не смеет наказывать, я не ребенок, — возмущенным тоном вырвалось из уст девочки.
— Та-та-та-та, — не унимался юнкер, замечая с удовольствием, что слова его упали на плодотворную почву, что ему удалось царапнуть болезненно развитое самолюбие девочки, — та-та-та-та, parlez pour vous, ma petite, a я все-таки утверждаю, что вас поставят в угол, да еще высекут, пожалуй, как провинившуюся деточку...
— Но это уже чересчур! — возмутилась Катя, пытаясь вырвать из рук юнкера свою дрожащую от волнения гнева руку.
— Ха, ха, ха, ха! Вот мы и рассердились! Milles diables, как говорит Дима, — ах, как вы бываете прелестны, когда сердитесь, Катя. Вы не сердитесь, что я называю вас так, но, ведь, мы родственники, и я считаю вас своей милой маленькой сестричкой, и хочу утешить и успокоить вас... Я не дам вас в обиду, крошка... Я вас люблю, как маленькую сестричку.... Разрешите мне поцеловать вас! Что? Вы уклоняетесь? Ну, так я и без спроса вас поцелую... Что за церемонии между близкими родственниками, право! Вздор!
И прежде чем Катя успела отскочить, лицо Валерьяна, от которого пахло противным запахом вина, наклонилось к ней, a его губы старались дотянуться до её пылающей от гнева щеки.
— Как вы смеете! Оставьте меня в покое, я ненавижу вас! — с отвращением и негодованием вырвалось y девочки, — я пожалуюсь Андрюше, я...
Катя не договорила. Слезы обиды и гнева обожгли ей глаза... Она прислонилась к кладбищенскому забору, который они огибали в эту минуту, и закрыла лицо руками. Валерьян растерялся, не зная, что делать, что предпринять.
Остальная часть компании успела уйти далеко вперед. Откуда-то издали уже слышались звонкие голоса барышень, смех Нетти.
Совсем сконфуженный, юноша сделал попытку снова завладеть Катиной рукой.
— Вот спичка-то! Вот фейерверк-то! Ну, и характерец y вас, Катенька. Я думал, что на правах родственника имею право поцеловать вас, как милую, славную девочку, a вы точно ежик... Право — ну, ежик. Фырк! Фырк! Перестаньте же, дайте же мне вашу лапку, будем по-прежнему друзьями, — говорил он вкрадчиво, переминаясь с ноги на ногу.
— Отстаньте от меня! Оставьте! — неожиданно для самой себя, резко крикнула Катя, снова отталкивая руку юноши, — вы мне противны. Да, противны все, все, все!.. И за то, что вино пьете... За то, что чушь всякую несете все время и глупости делаете. Я уже не маленькая, мне скоро минет пятнадцать лет. И я не позволю себя обижать! — Не позволю! — уже кричала теперь громким, плачущим голосом Катя.
Лидия Чарская. Тяжелым путем
Отсюда: vk.com/wall-215751580_1868
— Какие y вас прелестные глазки, mademoiselle Katrine в темноте, как две маленькие звездочки они сверкают. Не мудрено, что ваша старшая сестрица завидует вам. Кстати, ваша сестрица совсем забрала вас в руки и смотрит на вас, как на маленькую девочку, которую можно наказывать... Вот вы увидите, когда она узнает, что вы без спроса поехали с нами, то поставит вас в угол, a может быть еще на колени, ха, ха, ха, ха, a может быть и на горох?.. Что вы на это скажете, ха, ха, ха, ха, ха!
Голос Валерьяна звучал обидной насмешкой. Было очевидно, что ему во что бы то ни стало хотелось раздразнить Катю до слез. Ta вспыхнула, как порох, топнула ногой.
— Это неправда! Это ложь! Меня никто не смеет наказывать, я не ребенок, — возмущенным тоном вырвалось из уст девочки.
— Та-та-та-та, — не унимался юнкер, замечая с удовольствием, что слова его упали на плодотворную почву, что ему удалось царапнуть болезненно развитое самолюбие девочки, — та-та-та-та, parlez pour vous, ma petite, a я все-таки утверждаю, что вас поставят в угол, да еще высекут, пожалуй, как провинившуюся деточку...
— Но это уже чересчур! — возмутилась Катя, пытаясь вырвать из рук юнкера свою дрожащую от волнения гнева руку.
— Ха, ха, ха, ха! Вот мы и рассердились! Milles diables, как говорит Дима, — ах, как вы бываете прелестны, когда сердитесь, Катя. Вы не сердитесь, что я называю вас так, но, ведь, мы родственники, и я считаю вас своей милой маленькой сестричкой, и хочу утешить и успокоить вас... Я не дам вас в обиду, крошка... Я вас люблю, как маленькую сестричку.... Разрешите мне поцеловать вас! Что? Вы уклоняетесь? Ну, так я и без спроса вас поцелую... Что за церемонии между близкими родственниками, право! Вздор!
И прежде чем Катя успела отскочить, лицо Валерьяна, от которого пахло противным запахом вина, наклонилось к ней, a его губы старались дотянуться до её пылающей от гнева щеки.
— Как вы смеете! Оставьте меня в покое, я ненавижу вас! — с отвращением и негодованием вырвалось y девочки, — я пожалуюсь Андрюше, я...
Катя не договорила. Слезы обиды и гнева обожгли ей глаза... Она прислонилась к кладбищенскому забору, который они огибали в эту минуту, и закрыла лицо руками. Валерьян растерялся, не зная, что делать, что предпринять.
Остальная часть компании успела уйти далеко вперед. Откуда-то издали уже слышались звонкие голоса барышень, смех Нетти.
Совсем сконфуженный, юноша сделал попытку снова завладеть Катиной рукой.
— Вот спичка-то! Вот фейерверк-то! Ну, и характерец y вас, Катенька. Я думал, что на правах родственника имею право поцеловать вас, как милую, славную девочку, a вы точно ежик... Право — ну, ежик. Фырк! Фырк! Перестаньте же, дайте же мне вашу лапку, будем по-прежнему друзьями, — говорил он вкрадчиво, переминаясь с ноги на ногу.
— Отстаньте от меня! Оставьте! — неожиданно для самой себя, резко крикнула Катя, снова отталкивая руку юноши, — вы мне противны. Да, противны все, все, все!.. И за то, что вино пьете... За то, что чушь всякую несете все время и глупости делаете. Я уже не маленькая, мне скоро минет пятнадцать лет. И я не позволю себя обижать! — Не позволю! — уже кричала теперь громким, плачущим голосом Катя.
Лидия Чарская. Тяжелым путем
Отсюда: vk.com/wall-215751580_1868