Маарфа к своему диплому ксерокопировала интересные статьи.
Теперь я их отсканировала, перевела в текст и могу с вами ими поделиться.
Мы обращаемся к тем, чье детство и юность пришлись на 20—30-е годы нашего столетия. Кто из нас не зачитывался книгами Чарской? Не плакал над судьбами героев этих книг, не сопереживал с ними имеете? Ее талант был удивителен и плодотворен. Особенно мы, девочки, увлекались ее книгами. Они были захватывающе интересны.
Большинство из них рассказывало о судьбах институток, с которыми училась и дружила Лидия. Она писала и исторические книги: «Паж цесаревны» (царствование Анны Иоанновны), «Смелая жизнь» — о Дуровой, героине войны с французами 1812 года, а также повести, сказки и стихи.
читать дальше Лидия Алексеевна Воронова родилась в 1875 году. Детство ее протекало в Петербурге в состоятельной семье, но она рано лишилась матери и тяжело переживала эту утрату. К тому же се отец вскоре вторично женился и привел в дом мачеху. Тогда Лидия бежала из дому, но ее вернули, привезли в Петербург и определили в 1887 году в Санкт-Петербургский Императорский Павловский институт благородных девиц (для сирот), где девочки жили и учились. Там Лида проучилась шесть лет и написала много прославивших ее книг: «Записки гимназистки», «Записки институтки» и многие другие. Часто героями ее книг были сироты, которые тянутся к тем, кто проявляет к ним доброту и ласку. Книги о воспитанницах института Лидия писала но своим личным впечатлениям. Она дружила с грузинской княжной Ниной Джавахой, дочерью генерала, рано потерявшей мать. Род князей Джаваха — один из древнейших в Грузии. Отец Нины, Георгий Джаваха, был генералом русской армии, а мать Нины — простая лезгинка из аула. Тема Кавказа привлекает Чарскую экзотикой и красотой. Роду Джаваха посвящены многие се книги: «Газават», «Джаваховское гнездо» и другие. Во всех этих книгах описаны быт и обычаи народов Кавказа, законы кавказской чести, кунакства и гостеприимства.
Особенно потрясла ее трагическая история коротенькой жизни «горного орленка, задохнувшегося в гнилом Петербурге», — княжны Нины, которая лишь год проучилась в институте и умерла от чахотки.
Институты эти обычно располагались в бывших монастырях. Лучшие условия были в Смольном институте для богатых и знатных лиц. В Павловском же жизнь была очень скромная: скудная еда, грубая одежда, 40 человек в одном дортуаре и семь лет без выезда. Мало у кого были родственники, которые могли им помочь. Тем не менее девушки считали институт своим домом, а подруги — это их семьи на долгие годы. По вечерам они рассказывали друг другу о прошлой жизни, делились тайнами, много занимались. Выпускницы таких институтов знали языки, музицировали. Могли быть эталоном воспитания. Имели познания и в медицине, поэтому многие из них ушли на фронт во время первой мировой войны и были сестрами милосердия.
Воровский писал о Чарской «Она вторглась в заповедный край чувств, идеалов и переживаний институтских затворниц, рассказывает об их потаенной жизни, недоступной чужому взгляду». Лидия много пишет и о Люде Власовской, дочери русского героя, погибшего под Плевной. Люда была круглой сиротой, и по окончании института она поехала работать в дальний аул гувернанткой, где едва не погибла от кинжала лезгина. К счастью ее спас и удочерил князь Георгий Джаваха, отец ее умершей подруги Нины.
В институте бывали и праздники. Рождество и Пасха отмечались особенно торжественно. В зал сносили отовсюду зеркала, ковры, накрывали большие столы. Шло веселье с танцами, для чего приглашались кадеты. Институтки музицировали, читали стихи. Посещали эти праздники даже государь и государыня.
В 1893 году у Лиды было два события: она замуж за офицера Бориса Чурилова и сменила свою фамилию. И весной этого же года она окончила институт. Состоялся торжественный выпуск. Все шло по регламенту. После окончания экзаменов лучших выпускниц везли во дворец для получения медалей из рук государыни Марин Федоровны. Ведь все эти институты были под ее попечительством: Павловский, Николаевский, Смольный и другие.
Совместная жизнь Лидии Алексеевны с мужем продолжалась недолго, так как его отправили в Сибирь, в глухое место, а она с крошечным ребенком не могла с ним поехать. Оставшись в Петербурге одна, она отказалась и от помощи родителей. Ей нужно было растить сына — и Лидия начала самостоятельную жизнь. Она выдержала огромный конкурс и поступила на драматические курсы при Императорском театральном училище. По окончании училища Лидия Алексеевна получила приглашение на единственное вакантное место в Императорский Александрийский театр, где под именем Чарской она прослужила с 1898-го по 1924 год.
После поступления в театр Чарская вышла замуж за артиста Иванова. Он взял псевдоним жены и стал Чарский-Иванов. Но вскорости он заболел туберкулезом, потом они расстались. Известной актрисой Лидия Алексеевна не стала; увлечение театром уступило место ее увлечению литературной работой.
С начала века в каждом номере «Задушевного слова» печатались се повести, стихи, сказки. Тираж журнала сильно вырос, но Чарская, попав в кабалу контракта с издательством, испытывала постоянные денежные затруднения, хотя написала более семидесяти книг; кстати, и знаменитый издатель Вольф эксплуатировал ее, а платил гроши.
Лидия Алексеевна была еще и прекрасной чтицей: с блеском исполняла свои стихи, повести, «Сказки голубой феи» для детей и юношества. Концерты Чарской собирали много зрителей, поклонников ее таланта. Она приглашала участвовать в этих концертах и своих коллег из «Александринки» и других театров.
К сожалению, во время болезни она была уволена из театра. А так как после революции ее запретили печатать, была обречена на полуголодное одинокое существование. Правда, артисты навещали ее, помогали понемногу, среди них был и Алексей Николаевич Феона.
ПОСЕЩЕНИЕ ЧАРСКОЙ
Рассказывает Ирина Феона:
В тот день ко мне пришла подруга Мира. Вдруг в гостиную вошел мой отец Алексей Николаевич. В руках у него был большой, тщательно запакованный пакет. Он торжественно сообщил нам: «Сегодня у нас будет очень интересная встреча». На все наши вопросы он отвечал: «Умерьте свое любопытство, немного потерпите». И вот мы идем втроем на Разъезжую улицу, в дом № 7. Только по дороге папа сказал нам, что мы идем к самой Чарской. Мы обе запрыгали от восторга.
Наконец мы позвонили в дверь, и нам открыла худенькая, бедно одетая женщина, волосы темные с проседью. Увидев папу, она воскликнула, разведя руками: «Дорогой мой Алексей Николаевич, наконец-то вы собрались ко мне... А это ваша дочь?» — спросила она, взглянув на меня. «Да, это она, — ответил папа, — а это ее подруга, они страстные ваши поклонницы, читают ваши книги с упоением. Я иногда поздно вечером застаю Ирину за чтением ваших прекрасных произведений». Лидия Алексеевна ненадолго оставила нас и принесла из кухни чай и скудное угощение. «Ну что, девочки, — спросила она, — что бы вы хотели прочесть из моих книг?» — «Всё, — воскликнула я, — всё, и не один раз». Около дивана стоял большой книжный шкаф, небольшой письменный стол был завален рукописями. На стенах висели ее многочисленные фотографии, ее мужа и друзей актеров, с которыми она когда-то работала. Лидия Алексеевна подвела нас к книжному шкафу: «Можете выбрать себе что-нибудь почитать, только относитесь к книгам бережно — это единственное, что у меня осталось», — грустно сказала она.
Мы с жадностью набросились на книги, смотрели названия и обнаружили, что многое уже читали. Но вес же мы выбрали свои любимые произведения, чтобы прочесть их вторично. Лидия Алексеевна все это время разговаривала с Алексеем Николаевичем о знакомых актерах, о театре, который они оба безмерно любили. Вдруг она обратилась к нам: «Что же вам больше всего понравилось из моих книг?» — ««Вторая Нина», — сказала я, — но все остальное мы тоже очень любим и даже перечитываем». Неожиданно Алексей Николаевич обратился к ней: «Лидия Алексеевна, а не пройти ли нам на кухню, там жена кое-что прислала вам, и заодно мы обсудим ваши дела». Они ушли ненадолго, и, когда вернулись, мы обе заметили и ее заплаканные глаза, и грустное, изможденное лицо, и сильно поношенную одежду и тут же стали прощаться. Она еще больше расстроилась, приглашала нас приходить почаще. Мы обещали, что будем ее навещать. По дороге домой отец сказал: «Да, жизнь ее нелегка, она очень одинока и несчастна. Чарскую уже почти 20 лет назад запретили печатать. Кроме того, ее еще в 1924 году из-за болезни уволили и театра. Книги ее изъяты из библиотек. А она очень хочет писать, не может не писать, и все это идет в стол. Это убивает ее еще сильнее, чем нужда. Надо ей помогать». После первого посещения мы обе ходили к Чарской, относили ее книги и всегда приносили пакеты для нее, любовно запакованные моей матерью. Это продолжалось и течение нескольких лет. Мы замечали, что она худеет, болеет, почти не выходит из дому. Друзей мы никогда у нее не встречали.
Рассказывает Мира Капелюш:
Алексей Николаевич Феона начинал свою деятельность актером в оперетте, но его не удовлетворяла эта работа, он тяготел к режиссуре. Он поставил несколько оперетт, в том числе и знаменитую «Роз-Мари» Фримля впервые в России. Позднее он стал художественным руководителем театра Музкомедии и Ленинграде. Его жена также была опереточной актрисой, но рано ушла со сцепы. У них было двое детей: Алекесй Феона — красивый юноша с абсолютным слухом и хорошим голосом, он стал солистом-премьером Московской оперетты, где работал много лет. Ирина Феона тяготела к литературе, она написала несколько детских пьес для театра Евг.Деммеи и затем по воспоминаниям отца написала много рассказов о судьбах интересных людей, часть из них напечатана в журналах Ленинграда и передавалась по Ленинградскому радио.
У Феона был хлебосольный, гостеприимный дом. Там собирался весь цвет театрального мира. Здесь звучала необыкновенная гитара Сергея Сорокина, бывали Юрьев, молодой Мравинский, знаменитая балетная пара Чабукиани и Дудинская. Приходили Мейерхольд с Зинаидой Райх. Приходил и знаменитый композитор Исаак Дунаевский, и тогда весь дом заполнялся его прекрасной музыкой. Заглядывал и молодой Черкасов и радовал детей своими смешными трюками.
Но самым близким другом семьи была Екатерина Павловна Корчагина-Александровская, она жила рядом, на Фонтанке, и часто заходила со своей дочерью Катюшей. Алексей Николаевич был очень добрым человеком, и после последнего посещения Чарской он рассказал друзьям актерам о ее бедственном положении и подал идею о благотворительных концертах в ее пользу. Особенно горячо откликнулась на эту идею Корчагина-Александровская. Она много лет работала в «Александринке», из них 9 лет вместе с Чарской. «Как же это я забросила ее», — говорила Екатерина Павловна, — так много работы последнее время, да и книгу пишу о своей жизни («Мой путь», 1934 г. — М. К.). Я ведь навещала ее, а потом и в театре много работы, и в кино, давно у нее не была. А ведь она не может не писать, сидит дома и пишет для себя, но ее не печатают. Даю тебе слово, Алеша, я все силы приложу, а благотворительный концерт для нее выхлопочу».
И она сдержала свое слово, да и многие артисты поддержали ее идею. После одного из концертов Чарская написала ей письмо, в нем были такие слова: «Вас, мою родную, я не могу даже лично поблагодарить, так как я больна, не одета и без обуви»...
Чарская умерла в Ленинграде в 1937 году. Немногие друзья и добрые люди похоронили ее па Смоленском кладбище.
Кто бы мог подумать, что через полвека после смерти Чарской ее книги снова будут издаваться и пользоваться большим успехом?! Как жаль, что Чарская не узнала о том, что ее творческая жизнь получила второе дыхание в 90-х годах нашего столетия...
Теперь я их отсканировала, перевела в текст и могу с вами ими поделиться.
"Нева" 1998. № 3. стр.231-234
Ирина Феона, Мира Капелюш
Воспоминания о Чарской
Воспоминания о Чарской
Если бы отняли у меня возможность писать, я перестала бы жить.
Л. Чарская.
Л. Чарская.
Мы обращаемся к тем, чье детство и юность пришлись на 20—30-е годы нашего столетия. Кто из нас не зачитывался книгами Чарской? Не плакал над судьбами героев этих книг, не сопереживал с ними имеете? Ее талант был удивителен и плодотворен. Особенно мы, девочки, увлекались ее книгами. Они были захватывающе интересны.
Большинство из них рассказывало о судьбах институток, с которыми училась и дружила Лидия. Она писала и исторические книги: «Паж цесаревны» (царствование Анны Иоанновны), «Смелая жизнь» — о Дуровой, героине войны с французами 1812 года, а также повести, сказки и стихи.
читать дальше Лидия Алексеевна Воронова родилась в 1875 году. Детство ее протекало в Петербурге в состоятельной семье, но она рано лишилась матери и тяжело переживала эту утрату. К тому же се отец вскоре вторично женился и привел в дом мачеху. Тогда Лидия бежала из дому, но ее вернули, привезли в Петербург и определили в 1887 году в Санкт-Петербургский Императорский Павловский институт благородных девиц (для сирот), где девочки жили и учились. Там Лида проучилась шесть лет и написала много прославивших ее книг: «Записки гимназистки», «Записки институтки» и многие другие. Часто героями ее книг были сироты, которые тянутся к тем, кто проявляет к ним доброту и ласку. Книги о воспитанницах института Лидия писала но своим личным впечатлениям. Она дружила с грузинской княжной Ниной Джавахой, дочерью генерала, рано потерявшей мать. Род князей Джаваха — один из древнейших в Грузии. Отец Нины, Георгий Джаваха, был генералом русской армии, а мать Нины — простая лезгинка из аула. Тема Кавказа привлекает Чарскую экзотикой и красотой. Роду Джаваха посвящены многие се книги: «Газават», «Джаваховское гнездо» и другие. Во всех этих книгах описаны быт и обычаи народов Кавказа, законы кавказской чести, кунакства и гостеприимства.
Особенно потрясла ее трагическая история коротенькой жизни «горного орленка, задохнувшегося в гнилом Петербурге», — княжны Нины, которая лишь год проучилась в институте и умерла от чахотки.
Институты эти обычно располагались в бывших монастырях. Лучшие условия были в Смольном институте для богатых и знатных лиц. В Павловском же жизнь была очень скромная: скудная еда, грубая одежда, 40 человек в одном дортуаре и семь лет без выезда. Мало у кого были родственники, которые могли им помочь. Тем не менее девушки считали институт своим домом, а подруги — это их семьи на долгие годы. По вечерам они рассказывали друг другу о прошлой жизни, делились тайнами, много занимались. Выпускницы таких институтов знали языки, музицировали. Могли быть эталоном воспитания. Имели познания и в медицине, поэтому многие из них ушли на фронт во время первой мировой войны и были сестрами милосердия.
Воровский писал о Чарской «Она вторглась в заповедный край чувств, идеалов и переживаний институтских затворниц, рассказывает об их потаенной жизни, недоступной чужому взгляду». Лидия много пишет и о Люде Власовской, дочери русского героя, погибшего под Плевной. Люда была круглой сиротой, и по окончании института она поехала работать в дальний аул гувернанткой, где едва не погибла от кинжала лезгина. К счастью ее спас и удочерил князь Георгий Джаваха, отец ее умершей подруги Нины.
В институте бывали и праздники. Рождество и Пасха отмечались особенно торжественно. В зал сносили отовсюду зеркала, ковры, накрывали большие столы. Шло веселье с танцами, для чего приглашались кадеты. Институтки музицировали, читали стихи. Посещали эти праздники даже государь и государыня.
В 1893 году у Лиды было два события: она замуж за офицера Бориса Чурилова и сменила свою фамилию. И весной этого же года она окончила институт. Состоялся торжественный выпуск. Все шло по регламенту. После окончания экзаменов лучших выпускниц везли во дворец для получения медалей из рук государыни Марин Федоровны. Ведь все эти институты были под ее попечительством: Павловский, Николаевский, Смольный и другие.
Совместная жизнь Лидии Алексеевны с мужем продолжалась недолго, так как его отправили в Сибирь, в глухое место, а она с крошечным ребенком не могла с ним поехать. Оставшись в Петербурге одна, она отказалась и от помощи родителей. Ей нужно было растить сына — и Лидия начала самостоятельную жизнь. Она выдержала огромный конкурс и поступила на драматические курсы при Императорском театральном училище. По окончании училища Лидия Алексеевна получила приглашение на единственное вакантное место в Императорский Александрийский театр, где под именем Чарской она прослужила с 1898-го по 1924 год.
После поступления в театр Чарская вышла замуж за артиста Иванова. Он взял псевдоним жены и стал Чарский-Иванов. Но вскорости он заболел туберкулезом, потом они расстались. Известной актрисой Лидия Алексеевна не стала; увлечение театром уступило место ее увлечению литературной работой.
С начала века в каждом номере «Задушевного слова» печатались се повести, стихи, сказки. Тираж журнала сильно вырос, но Чарская, попав в кабалу контракта с издательством, испытывала постоянные денежные затруднения, хотя написала более семидесяти книг; кстати, и знаменитый издатель Вольф эксплуатировал ее, а платил гроши.
Лидия Алексеевна была еще и прекрасной чтицей: с блеском исполняла свои стихи, повести, «Сказки голубой феи» для детей и юношества. Концерты Чарской собирали много зрителей, поклонников ее таланта. Она приглашала участвовать в этих концертах и своих коллег из «Александринки» и других театров.
К сожалению, во время болезни она была уволена из театра. А так как после революции ее запретили печатать, была обречена на полуголодное одинокое существование. Правда, артисты навещали ее, помогали понемногу, среди них был и Алексей Николаевич Феона.
ПОСЕЩЕНИЕ ЧАРСКОЙ
Рассказывает Ирина Феона:
В тот день ко мне пришла подруга Мира. Вдруг в гостиную вошел мой отец Алексей Николаевич. В руках у него был большой, тщательно запакованный пакет. Он торжественно сообщил нам: «Сегодня у нас будет очень интересная встреча». На все наши вопросы он отвечал: «Умерьте свое любопытство, немного потерпите». И вот мы идем втроем на Разъезжую улицу, в дом № 7. Только по дороге папа сказал нам, что мы идем к самой Чарской. Мы обе запрыгали от восторга.
Наконец мы позвонили в дверь, и нам открыла худенькая, бедно одетая женщина, волосы темные с проседью. Увидев папу, она воскликнула, разведя руками: «Дорогой мой Алексей Николаевич, наконец-то вы собрались ко мне... А это ваша дочь?» — спросила она, взглянув на меня. «Да, это она, — ответил папа, — а это ее подруга, они страстные ваши поклонницы, читают ваши книги с упоением. Я иногда поздно вечером застаю Ирину за чтением ваших прекрасных произведений». Лидия Алексеевна ненадолго оставила нас и принесла из кухни чай и скудное угощение. «Ну что, девочки, — спросила она, — что бы вы хотели прочесть из моих книг?» — «Всё, — воскликнула я, — всё, и не один раз». Около дивана стоял большой книжный шкаф, небольшой письменный стол был завален рукописями. На стенах висели ее многочисленные фотографии, ее мужа и друзей актеров, с которыми она когда-то работала. Лидия Алексеевна подвела нас к книжному шкафу: «Можете выбрать себе что-нибудь почитать, только относитесь к книгам бережно — это единственное, что у меня осталось», — грустно сказала она.
Мы с жадностью набросились на книги, смотрели названия и обнаружили, что многое уже читали. Но вес же мы выбрали свои любимые произведения, чтобы прочесть их вторично. Лидия Алексеевна все это время разговаривала с Алексеем Николаевичем о знакомых актерах, о театре, который они оба безмерно любили. Вдруг она обратилась к нам: «Что же вам больше всего понравилось из моих книг?» — ««Вторая Нина», — сказала я, — но все остальное мы тоже очень любим и даже перечитываем». Неожиданно Алексей Николаевич обратился к ней: «Лидия Алексеевна, а не пройти ли нам на кухню, там жена кое-что прислала вам, и заодно мы обсудим ваши дела». Они ушли ненадолго, и, когда вернулись, мы обе заметили и ее заплаканные глаза, и грустное, изможденное лицо, и сильно поношенную одежду и тут же стали прощаться. Она еще больше расстроилась, приглашала нас приходить почаще. Мы обещали, что будем ее навещать. По дороге домой отец сказал: «Да, жизнь ее нелегка, она очень одинока и несчастна. Чарскую уже почти 20 лет назад запретили печатать. Кроме того, ее еще в 1924 году из-за болезни уволили и театра. Книги ее изъяты из библиотек. А она очень хочет писать, не может не писать, и все это идет в стол. Это убивает ее еще сильнее, чем нужда. Надо ей помогать». После первого посещения мы обе ходили к Чарской, относили ее книги и всегда приносили пакеты для нее, любовно запакованные моей матерью. Это продолжалось и течение нескольких лет. Мы замечали, что она худеет, болеет, почти не выходит из дому. Друзей мы никогда у нее не встречали.
Рассказывает Мира Капелюш:
Алексей Николаевич Феона начинал свою деятельность актером в оперетте, но его не удовлетворяла эта работа, он тяготел к режиссуре. Он поставил несколько оперетт, в том числе и знаменитую «Роз-Мари» Фримля впервые в России. Позднее он стал художественным руководителем театра Музкомедии и Ленинграде. Его жена также была опереточной актрисой, но рано ушла со сцепы. У них было двое детей: Алекесй Феона — красивый юноша с абсолютным слухом и хорошим голосом, он стал солистом-премьером Московской оперетты, где работал много лет. Ирина Феона тяготела к литературе, она написала несколько детских пьес для театра Евг.Деммеи и затем по воспоминаниям отца написала много рассказов о судьбах интересных людей, часть из них напечатана в журналах Ленинграда и передавалась по Ленинградскому радио.
У Феона был хлебосольный, гостеприимный дом. Там собирался весь цвет театрального мира. Здесь звучала необыкновенная гитара Сергея Сорокина, бывали Юрьев, молодой Мравинский, знаменитая балетная пара Чабукиани и Дудинская. Приходили Мейерхольд с Зинаидой Райх. Приходил и знаменитый композитор Исаак Дунаевский, и тогда весь дом заполнялся его прекрасной музыкой. Заглядывал и молодой Черкасов и радовал детей своими смешными трюками.
Но самым близким другом семьи была Екатерина Павловна Корчагина-Александровская, она жила рядом, на Фонтанке, и часто заходила со своей дочерью Катюшей. Алексей Николаевич был очень добрым человеком, и после последнего посещения Чарской он рассказал друзьям актерам о ее бедственном положении и подал идею о благотворительных концертах в ее пользу. Особенно горячо откликнулась на эту идею Корчагина-Александровская. Она много лет работала в «Александринке», из них 9 лет вместе с Чарской. «Как же это я забросила ее», — говорила Екатерина Павловна, — так много работы последнее время, да и книгу пишу о своей жизни («Мой путь», 1934 г. — М. К.). Я ведь навещала ее, а потом и в театре много работы, и в кино, давно у нее не была. А ведь она не может не писать, сидит дома и пишет для себя, но ее не печатают. Даю тебе слово, Алеша, я все силы приложу, а благотворительный концерт для нее выхлопочу».
И она сдержала свое слово, да и многие артисты поддержали ее идею. После одного из концертов Чарская написала ей письмо, в нем были такие слова: «Вас, мою родную, я не могу даже лично поблагодарить, так как я больна, не одета и без обуви»...
Чарская умерла в Ленинграде в 1937 году. Немногие друзья и добрые люди похоронили ее па Смоленском кладбище.
Кто бы мог подумать, что через полвека после смерти Чарской ее книги снова будут издаваться и пользоваться большим успехом?! Как жаль, что Чарская не узнала о том, что ее творческая жизнь получила второе дыхание в 90-х годах нашего столетия...
Как жаль, как жаль, что не дано
Взглянуть в заветное окно.
Нам после жизни возвратиться
Иль ласточкой, иль вещей птицей
И посмотреть: а как сейчас
Вам туг живется после нас?!
Взглянуть в заветное окно.
Нам после жизни возвратиться
Иль ласточкой, иль вещей птицей
И посмотреть: а как сейчас
Вам туг живется после нас?!
-
-
31.08.2009 в 09:15На стенах висели ее многочисленные фотографии…»
Совсем не верится, что это просто пропало.
Получается, посещение происходило где-то в начале 30-х годов.
-
-
31.08.2009 в 10:24Вроде как получается что пропало.
Тут все непонятно.Но неужели если бы архивы сохранились , то об этом не знала бы Е.О.?
Человек, котрая нашла ее переписку с Сологубом и т.д.Котора сама в этих архивах сидит, у которой там знакомые и коллеги.
Так же непонятно с годом...Почти 20 лет назад запретили печатать- это тридцать какой-то.
Тогда как когда она умерла, в квартире были только голые стены.
Больше ничего...Это где-то мне тоже встречалось...
-
-
31.08.2009 в 11:03Это как раз 1935-1937 год. Если не почти 20 лет – то 1937 год. А в гости к ней наведывались несколько лет (несколько – никак не меньше двух).
С точностью здесь не все в порядке, но по крайней мере хоть какие-то крупицы информации – и то хорошо.
Дмитрий Шеваров.
"Я, по всей вероятности, не переживу осени..."
«…Петербургский писатель Владимир Бахтин записал воспоминания Нины
Николаевны Сиверкиной. В двадцатые годы она была девочкой-подростком.
"...Жила Лидия Алексеевна в крохотной двухкомнатной квартирке по
черному ходу, дверь с лестницы открывалась прямо в кухню. В этом доме
Чарская жила давно, но прежде - на втором этаже, по парадной лестнице. Она
очень бедствовала. В квартире ничего не было, стены пустые.
Чарская давала детям читать свои произведения - но не книги, а
рукописи. Книг никаких в квартире не сохранилось, в том числе и
собственных…»
Это описание относится к 1936 году.
-
-
31.08.2009 в 11:12Ага.С точностью все странно.Но вспоминают люди , через много лет свое считай детство.
Эх. Годы жизни бы вспоминающей.
Вообще сегодня еще воспоминания выложу- так там вообще все как-то не так. И ничего не узнаешь.Слишком много лет прошло.