Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
КЛАССИКИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ.

Алекса́ндр Серге́евич Грибое́дов — русский писатель, прозаик, драматург, дипломат, лингвист, историк, востоковед, пианист и композитор. Статский советник.

ЛИДИЯ ЧАРСКАЯ. ЗА ЧТО?

" — Mesdam'очки! Радость! — прервала наш разговор Додошка. — Новость, mesdam'очки. Нам на утро ложи прислали из министерства в Александринку. Не только первые, все мы, начиная с четвертых, идем. Пятерок не берут! — заключила она, торжествуя.

— В театр? Мы? Додошка, да ты не врешь ли ради пятницы? Говори толком! Побожись, душка!
— Ах, mesdam'очки! Ей-богу же идем! Сейчас солдатка придет и всем объявит! Идет Горе от ума с Дольским.
— Бедная Черкешенка! Она Дольского обожает и не увидит! — заметила я.

— Не увидит — и поделом! — вскрикнула Стрекоза, — зачем разбрасываться? Раньше Дольского обожала, когда он в Тифлисе у них с труппой гастролировал, а потом изменила ему для Воронской! Удивительно!
— Да перестаньте же! Ах, Господи! Вот счастье-то, что мы в театр идем! — и Малявка с таким рвением прыгнула на тируаре, что доски хрустнули под ее ногами.

— Дольский — Чацкий, это чудо что такое! — вскричала Бухарина. — Я Горе от ума в прошлом году видела, и верите ли, mesdam'очки, чуть из ложи не выпрыгнула от восторга!
— И я бы тоже выпрыгнула! — с блаженным видом вторила ей Додошка.
— Вот нашла чем удивить. Ты и с лестницы чуть не прыгнула, когда тебе два фунта конфет прислали неожиданно, — поддразнила ее Малявка.

— Ну, уж это вы, Пантарова, врете. Стану я из-за конфет! Вот еще! Это вы раз четыре порции бисквита съели в воскресенье, — обозлилась Додошка.
— Это ложь! Я съела? Я? Даурская, перекрестись, что я съела. Ага, не можешь? Значит, солгала! — пищала Малявка.

— Да не ссорьтесь вы, ради Бога, — зашикали на них со всех сторон. — Есть о чем толковать! Давайте лучше говорить про завтра. Ах! Вот счастье-то привалило. Театр! Подумать только!

— Знаете что, mesdames, — послышался голос Пушкинской Татьяны, — давайте прочтем лучше Горе от ума, чем препираться из-за пустяков. Ведь не все читали. Лучше прочесть сначала, чтобы знать, в чем дело.
— Ах, прекрасно! — со всех сторон послышались молодые, возбужденные голоса, — отличная мысль, прочтем! Волька, ты лучше всех из класса декламируешь. Читай ты! У кого есть Грибоедов? Давайте сюда Грибоедова! Да скорее...

— Грибоедова нет ни у кого. Надо у Тимаева спросить в библиотеке. Татьяна, беги к нему, сделай сахарные глаза, и он тебе даст.
— Mesdam'очки, смотрите-ка, четверки в парфетки записались. Тишина-то у них какая! — говорили спустя несколько минут удивленные пятые, то и дело прикладывая то глаза, то уши к замочной скважине пограничной с нами их двери.

И, правда, записались. Около сорока разгоревшихся детских головок жадно ловили каждое слово, лившееся из уст Симы, читавшей нам с кафедры бессмертное Грибоедовское создание. И около сорока детских сердец били тревогу, страстно ожидая, чтобы скорее миновала эта скучная ночь и наступило завтра, когда можно было воочию увидеть то, что написано в этой маленькой книжке, ставшей разом милой и близкой каждой из них".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3445

@темы: текст, ссылки, За что?, Чарская, Цитаты

05:21

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
А вот интересно, менялся ли у Чарской стиль с течением времени? Как вам кажется?..

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
ИЗНАНКА. Не только Чарская.

Наталия Манасеина. Мамино детство: повесть из институтской жизни.

Мы пополняем наш список литературы о женских институтах (институтах благородных девиц), постепенно находятся новые повести и рассказы. Вот одна из них, её автор Наталия Ивановна Манасеина, известная детская писательница начала 20 века, её исторические повести "Царевны", "Юные годы Екатерины Второй" (Цербстская принцесса) были переизданы в наше время. Сотрудничала с журналом "Тропинка", где и была напечатана повесть из жизни школьниц киевского института благородных девиц в 1850-60-х годах. Врачом, кстати, в этом институте был сам Николай Пирогов.

Иллюстрировала историю, как и другие произведения писательницы, известный график Агнесса Эдуардовна Линдеман.

Почитать можно здесь - coollib.cc/b/711493-natalya-ivanovna-manaseina-... - к сожалению, только в pdf и оригинальной орфографии (издание 1909 года).

@темы: ссылки, Манасеина

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот Чарскую обвиняли в излишней экзальтированности героинь и т.д. А вот интересно: насколько это особенности ее стиля и насколько - особенности описываемого социального слоя (если институток можно считать социальным слоем)?..

@темы: Чарская

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Лидия Чарская. Трагедия голода. «Журнал для женщин». №12, 1918 год.

— Я терпелив и ждать умею! — пропел Пальчевский, уходя от Нины. Они стояли у зеркала в крошечной передней и пока он надевал своё широкое английское пальто, Нине назойливо лезли на глаза его румяные, толстые щеки и масляные свиные глазки, смотревшие на женщину с явно выраженным желанием.

«Нет, нет, мелькала в это время сверлящая мысль в мозгу Нины — нет, нет, только не этот. Всё что угодно, только не этот сытый, всегда самодовольный барин, умудрившийся остаться таким румяным и полным даже в эти тяжёлые времена всеобщего голода, нужды и лишений.»

Он приехал сегодня перед тем, как идти спать Волику и Соне и привёз шоколаду и фруктов детям, на которые те накинулись с жадностью голодных зверков. А Нина думала в это время: «Зачем было привозить сласти, куда лучше было бы снабдить их мукой или мясом.» Пальчевский богат и ему ничего не стоит выкинуть из кармана сотню, другую.

Но он, вероятно, и не подозревал даже до какой нужды она дошла с детьми со дня гибели мужа. Он не знает этот настойчивый, как никто, человек, что она испытывает вот уже вторую неделю настоящий непреодолимый голод, заставляющий её возвращаться к одной и той же мысли, которая в особенно тяжелую минуту толкнулась ей в голову.

Да, в конце концов она решится на «это», потому что ничего другого сделать она не в силах. Голос у неё пропал безвозвратно и петь на сцене, как прежде, она уже не может. А иной «честный» труд, где его найдешь? И на чьи руки она будет оставлять детей, когда целыми днями придется пропадать на службе? Если бы был жив её Глеб, — все было бы иначе. Но он пал случайно жертвой в жуткие октябрьские дни минувшего года и с того самого времени она бьётся как рыба об лёд, случайно, от времени до времени, находя переписку. Но вот уже несколько дней, как пришлось распрощаться с пишущей машиной, отнесённой «на комиссию», чтобы найти возможность купить детям молока и хлеба. Остаётся одно… На это «одно» склоняет её и Пальчевский. Худенькая, стройная, с застенчивой улыбкой и бессознательно-призывным взглядом, она будит в нём, таком тонком и пресыщенном человеке, такие сладостные, острые чувства.

— Зачем и ради кого вы бережёте себя? — говорил он ей в сотый раз и сегодня держа обе её тоненькие ручки в своих. — Вы из породы однолюбок, ну и любите вашего Глеба, память его… Любите с Богом, а отвлечься от этого странного культа любви к умершему всё же не мешает. Милая, маленькая женщина! Согласитесь стать моей, и я дам вам дивную сказку сложнейших переживаний. Я засыплю вас цветами и унесу далеко от земли. Решайтесь, Нина.

Но, вместо ответа на его призыв, она вырывает у него свои руки и, едва преодолевая отвращение, цедит сквозь зубы: — Оставьте меня с вашими сказками, Пальчевский! Как можете вы думать о них, обо всей этой ерунде в такое тяжелое время.

Он уходит разобиженный. Эта маленькая женщина неуловима как ящерица. А между тем, она едва ли не самый острый и длительный каприз.

II.

Пальчевский ушёл, а запах его сигар, смешанный с крепкими дорогими духами, всё ещё наполняет квартирку. И Нине бессознательно противен этот запах. Из крохотной гостиной она проходит в детскую.

В незавешенные окна глядит сентябрьская ночь. Манят далекие звезды. Миражи дворцов и башен причудливо странствуют в облаках. Луна льёт свой призрачный, капризный свет на милые личики спящих детей. Они чему-то сладко улыбаются во сне. Наелись до отвалу шоколаду и, по всей вероятности, и сейчас грезят о нём. На сегодня удалось при его помощи утолить голод, ну, а завтра? Завтра?

Нина вздрагивает всем телом при одной мысли об этом завтра, трагическом и неизбежном, как кошмар. В доме нет ни гроша денег. Всё, что было можно снести в ломбард — снесено; продать татарину за бесценок — продано. Остаётся одно: пожертвовать собою, своим телом ради детей, ради спасения от голода их и себя.

Пальчевский!.. Зачем, зачем она не остановила его! Он все-таки не совсем чужой, друг семьи их и сильно увлечён ею. Или так было бы хуже? Разумеется, хуже, во много раз. Решено. Она пойдет сегодня. Выйдет на улицу искать заработка самого безумно тяжелого, который почему-то считается у людей легким. О, как они заблуждаются на этот счет, люди!

Нина подходит к зеркалу и внимательно вглядывается в своё лицо. Как она худа, истощена, несчастна! Пожалуй еще, чего доброго, никто не пожелает её такою и что тогда будет с голодными Валиком и Сонюшей завтра? Чем она накормит голодных детей?

Мысли прыгают и вьются в голове женщины. А руки её холодны, как лёд, когда она преображает при помощи румян, карандашей и кармина своё измученное, усталое бледное лицо в моложавое, пикантное и задорное. Так гримировалась она, когда служила в опере на первых партиях и теперь это искусство пригодилось ей.

Чёрный, стройный костюм как нельзя более идёт к этому задорному, подрисованному личику, а большая чёрная шляпа оттеняет глаза, и они кажутся из-под полей ее значительными, русалочьими… Она крестит детей и выходят на цыпочках, осторожно щёлкнув ключом у входа.

III.

Сентябрьская ночь дышит прохладой… На Невском полутьма. Электричества ещё нет и тёмные фигуры уныло бродят, как призраки, осторожно приглядываясь друг к другу. Нина идёт с независимым видом порядочной женщины, но сердце бьётся в груди как подстреленный голубь. И мысль назойливо выстукивает в такт дробно-стучащих каблучков.

«Когда ты вернешься домой, то уже не посмеешь поцеловать детей; ни посмотреть на портрет Глеба. Ты будешь ничтожна, грешною, падшею, ничуть не менее всех падших женщин.»

— А Боже мой! Что же делать, когда нет иного выхода! — вырывается у неё вслух со стоном и последнее равнодушие, равнодушие утопающего охватывает всё её существо. К тому же и голод, искусственно заглушенный сластями Пальчевского, снова властно начинает напоминать о себе. — Если бы хоть сытно поужинать перед «этим»! — сладко мечтает женщина и нервно ускоряет шаги.

На углу Троицкой и Невского стоят двое мужчин. Один, небольшого роста в круглой соломенной шляпе с бритым, как у актёра лицом, провожает Нину долгим оценивающим взглядом. Потом, тихо бросив два-три слова товарищу, вдруг устремляется за нею.

Дрожа всем телом, с пылающим лицом и сильно бьющимся сердцем, женщина бросается в переулок. «Круглая шляпа» не отстает; то перегоняет её, то замедляет шаги и идёт с минуту, другую рядом, старательно вглядываясь в её лицо. Но вот, вспыхнуло электричество и осветило подрисованное личико женщины. В тот же миг её случайный спутник решается заговорить:

— Куда вы так бежите? Разве можно так бежать?

Голос у него несколько резкий, хотя и старается быть вкрадчивым.

Сердце уже не бьётся в груди Нины. Сердце останавливается от волнения, начало уже сделано. Возврата назад нет. Она видит так близко бритое лицо и хищный профиль. Видит жадный взгляд, нащупывающий всю её фигуру и ужас заставляет её вдруг похолодеть всю с головы до ног. Она останавливается вдруг, вся дрожа, не будучи в силах произнести ни слова. Ни сделать ни шагу вперед. Ноги подкашиваются, словно налитые свинцом.

— Вы не думайте, что я… я… — лепечет она чуть внятно, — я — не профессионалка… я…

Он внимательно смотрит на неё одну минуту, потом жестом собственника берет её руку и прижимает локтем к себе.

На лице его играет теперь плотоядная улыбка.

— К профессионалке я бы и не подошел, моя милая, — говорит он с лёгким смешком. — Я ищу знакомства с порядочными женщинами, чтобы не попасться… не наскочить… Ну вы меня поймёте, словом, милочка. Я говорю о возможности заразиться. Кроме того, я жених и с этим приходится считаться… Кстати, через два часа я должен быть дома. Нам надо спешить… Надеюсь, вы поедете со мной? Сколько?

— Что «сколько»? — упавшим голосом срывается с губ Нины.

— Но, Бог ты мой, мы же не дети! И смешно было бы разводить антимонию любви. Я вас спрашиваю: во сколько вы цените эти два часа времени, которые мы проведём с вами?

Какой тон! Какая наглая уверенность! Какая дерзкая улыбка!

Нине хочется ударить этого нахала по его бритой с синеватым отливом щеке, но она только сжимает зубы и цедит сквозь них чуть слышно:

— Сто… Сто рублей…

Человек в круглой шляпе смеется.

— Дорого, милочка. Я предлагаю пятьдесят. Согласны?

— Нет!

— В таком случае, расстанемся друзьями.

Он, всё так же противно хихикая, пожимает её руку и, приподняв шляпу, прежде чем она успевает очнуться, исчезает вдали.

Нина стоит растерянная, смущённая.

— Что делать? Вернуть его? «Уступить?» Согласиться? Может быть, не имея понятия о «таком» заработке, она запросила слишком дорого? Но нет, она не унизится, не побежит за этим наглецом, который оценивает женскую честь с таким циничным бесстыдством…

IV.

Снова Невский, манящий, неуловимый и жуткий с новою, далеко несвойственною ему физиономией пролетарской толпы. Нина идёт машинально. Её толкают, задевают. Она почти не чувствует толчков. Голод всё острее и назойливее с каждой минутой сверлит её внутренности. От съеденного вечером шоколада остался отвратительный привкус во рту. И страх, граничащий с отчаянием прокрадывается ей в сердце: — А, что, если не будет случая? Что если никто не позовёт её? На что она купит еды детям?

Пьяный матрос, попавшийся ей навстречу, мельком взглянув на неё, громко говорит своей даме пухленькой девице, повисшей у него на руке.

— Тоже худерящая холера! Туда же! Хлеб отбивать у моей кубышки.

Как безумная кидается в сторону Нина с горячим румянцем стыда, залившим её щеки поверх искусственной краски.

Нет, нет, бежать отсюда! Её смешивают с «такими женщинами», её — любившую и ласкавшую за всю жизнь одного только Глеба! Рыдание подступает к груди. Слёзы обжигают глаза. Отчаяние и стыд даже на миг заслоняют голод. Она прибавляет шагу, почти бежит. Сворачивает в одну из глухих улиц и, приютившись у каких-то ворот, даёт полную волю слезам. ……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

— Что с вами? О чём вы плачете? Ради Бога, не сочтите меня за нахала, но я давно иду следом за вами… Пожалуйста, скажите, не могу ли я вам быть полезным в чём-нибудь?

Какой мягкий, ласковый голос! Какие славные задушевные нотки слышатся в нём!

Нина отрывает от залитого слезами лица руки и глядит на стоящего перед нею незнакомца.

Высокий. Чуть сутуловатый. Чёрные умные глаза. Худое лицо. Подстриженные усы. Военная форма.

— Не бойтесь меня, — говорит он снова, поймав её тревожно-страдальческий взгляд, — я вам ничего не сделаю дурного. Если надо помочь вам — я помогу. По-товарищески, попросту. Может быть, вы голодны. У меня есть кое-что из запасов. Я недавно вернулся с севера России и привез провизии с собой.

Нина поднимает глаза на это тонкое, одухотворенное лицо и отвечает враждебно:

— Даром мне ничего не надо. А если я вам нравлюсь — немного — я ваша и пойду с вами куда вы поведёте меня.

— Но, дитя мое, вы так расстроены, что будет лучше, если я провожу вас домой, а завтра, если позволите, принесу вам кой-чего… хотите?

— До завтра можно умереть с голоду, — нарочно грубо возражает женщина. — Не мешайте же мне и другим подходить ко мне, если не желаете пригласить меня сами.

— А… ну, в таком случае, идём. — Он берёт её под руку и увлекает за собою.

Не видя ничего и не слыша ни слова из того, что он говорит дорогой, Нина идет за ним как во сне, как сомнамбула, едва переставляет ноги.

Какой-то двор… Огромный, выложенный асфальтом. Какая-то лестница. Он открывает дверь французским ключом и они входят.

Маленькая, уютная, холостая квартира. Обстановка изящная и недорогая. В первой комнате, столовой, топится камин.

Он усаживает её перед огнем с трогательной заботливостью, как давно желанную гостью. Осторожно снимает с неё шляпу, боа. И всё время глядит на неё не отрываясь не то удивленными, не то восторженно-радостными глазами. Потом приносит керосинку с кухни, никелевую сковородку, масло, хлеб, сыр. При виде всего этого глаза Нины загораются жадным блеском! О, как давно она не ела всех этих вкусных вещей!

Её новый знакомый угадывает чувства своей гостьи и пока жарится яичница на сковороде, уговаривает Нину не стесняться и скушать несколько им самим приготовленных для нее бутербродов. И она не заставляет себя просить.

Как всё это божественно вкусно на отощавший желудок!

Скоро поспевает и яичница. Потом они пьют чай. Незнакомец держит себя со своей гостьей как со владетельной принцессой. И всё чаще и чаще по долгу останавливает на её лице своё как бы любующийся взгляд.

— Вы мне поразительно напоминаете одну женщину, которую я любил и люблю, хотя и потерял её из виду, — говорит он наконец в ответ на её недоумевающе-вопросительный взгляд.

— Вот как! — смеётся несколько возбужденно Нина, в то время как грудь её сжимается страхом перед наступлением значительной минуты — Вот как! Что же? Тем лучше… Вам будет легче создать иллюзию… — и глазами она доканчивает фразу.

— А может быть лучше и вовсе обойтись без таких иллюзий! – как-то смущенно роняет он. И потом после паузы:

— Если вам нужны деньги, я одолжу вам их до… до более счастливого для вас времени.

— А когда, позвольте вас спросить, будет — это счастливое время? — почти грубо выкрикивает она, — и из чего я вам буду отдавать долг? А милостыни, повторяю, мне от вас не надо.

Он смотрит на неё с явным состраданием. Потом, медленно подходит к ней и целует её робким братским поцелуем в лоб и глаза.

И вдруг, весь вспыхнув, засыпает её всю, всё лицо её, грудь и шею неожиданным градом самых страстных, исступленных, самых бешеных поцелуев. Потом легко и быстро поднимает её с кресла и несёт куда-то по тёмному коридору.

V.

Щёлкнул выключатель и Нина увидела себя на широкой турецкой оттоманке, постланной на ночь как кровать, а над нею…

Надо было призвать все свое благоразумие на помощь, чтобы не крикнуть в голос, увидя над головой своей, свой собственный портрет, изображение её самой — самой Нины, почти в натуральную величину, рисованный красками.

Да, это она в партии Маргариты, в её лучшей партии, которую она исполняла всегда с особенным подъемом — она — Нина на большом в рост человеческий портрете, в чужой квартире незнакомого человека.

— Кто эта женщина? — чтобы проверить себя, спрашивает она своего странного хозяина.

Тот улыбается ей какой-то новой, светлой улыбкой.

— Та, которую я люблю. Люблю, не зная. Люблю, никогда не обменявшись с нею ни одним словом. Я только видел и слышал её на сцене. Но судя по тому, что она даёт, по тому восторгу, который зарождает или, вернее, зарождала в сердцах слушателей, потому что вот уже четыре года, что она исчезла и ни в одном из здешних театров не выступает больше, — судя по впечатлению, которое она производила на своих слушателей и зрителей, эта женщина — богиня. Чистая, прекрасная богиня, существо, лучшее в мире, с высшими духовными эмоциями; человек поразительной духовной красоты. Да, я никогда не видел её иначе, как на подмостках и, должно быть, уже не увижу больше и так, но своим голосом, игрою и пением она облагородила меня и воспитала во мне лучшее человеческое начало. Она была и осталась королевой моей и впечатление, произведённое ею на меня, не рассеется во всю жизнь. И с мечтою моей о ней я никогда не расстанусь. Я рад, бесконечно рад, что вы, именно вы, так странно похожи на неё. Но скажите теперь как вас, милая копия моего драгоценного оригинала, зовут.

Но Нина молчит в ответ на это неожиданно-горячее признанье. Целый рой мыслей кружится сейчас в её голове.

«Мечта»… «Королева»… человек поразительной духовной красоты, воспитывающий человеческое начало в людях»… И она — эта «мечта-королева» сейчас падёт. Падёт как самая обыкновенная, заурядная женщина. Нет, хуже, как проститутка продаст себя, ради хлеба…

Нет! Не должно этого быть… Не должно!

- Что с вами? Вам тяжело? Почему вы нахмурились? — срывается с губ её собеседника нежно и нетерпеливо и робким движением он обнимает её.

Не надо, не надо этих объятий!

Женщина резко отстраняется… Встаёт. И глаза её горячи и сухи, когда она говорит, отчеканивая каждую фразу.

— Я сейчас уйду… Уйду, чтобы не разбивать вам вашей мечты, ваших иллюзий. Не надо осквернять вашей прекрасной грёзы… Вы говорите, что я странно похожу на неё? Ну так вот, во имя этого сходства мы и должны расстаться. Королева должна остаться королевой, хотя бы в… мечтах. А меня забудьте… Я пойду искать другого «случая»… К тому же, вы и не нравитесь мне.

Последнее вырывается у неё почти истерическим криком и она как безумная выбегает из маленькой квартирки…

Снова шумная ночная улица с запоздалой толпой фланёров поглощает её. Снова ужас отчаяния в связи с мрачной действительностью охватывает женщину. Но в душе, где-то глубоко, в сокровенных тайниках её зацветает нежный благоуханный цветок какой-то чистой и гордой радостью…

Лидия Чарская

Отсюда: vk.com/@allcharskaya-rasskaz-lidii-charskoi-tra...

@темы: текст, ссылки, Чарская, Рассказы

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
А вот если бы сейчас кто-нибудь попробовал писать в стиле Чарской - что вышло бы? Понравилось бы современному читателю или как?

@темы: Чарская

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
КЛАССИКИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ.

Анто́н Па́влович Че́хов — русский писатель, прозаик, драматург, публицист, врач, общественный деятель в сфере благотворительности. Классик мировой литературы. Почётный академик Императорской академии наук по разряду изящной словесности (1900—1902). Один из самых известных драматургов мира. Его произведения переведены более чем на сто языков. Его пьесы, в особенности «Чайка», «Три сестры» и «Вишнёвый сад» на протяжении более ста лет ставятся во многих театрах мира.

Актриса Л.Чарская играла роль гувернантки Шарлотты в пьесе "Вишнёвый сад" на сцене Александринского театра до революции.

ЛИДИЯ ЧАРСКАЯ. ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВО ЛЮБОВЬ.

"Вот уже вторую неделю репетируется здесь, в большом белом зале Отрадного, исполнителями-дилетантами чудесная, полная скрытого трагизма и внешне обвеянная голубыми крыльями поэзии, популярнейшая пьеса Чехова "Вишневый сад". Предстоящий спектакль является подарком младших членов семьи её старшему представителю и главе, Владимиру Павловичу Бонч-Старнаковскому, очень крупному чиновнику дипломатического мира и помещику, владельцу одного из прекраснейших имений Западного края, расположенного неподалеку от прусской границы.<...>

<...> Нашумевшись, накричавшись и наспорившись вдоволь, молодежь разошлась после ужина по своим комнатам.
Чернота ночи и знойная духота её помешали прогулке. На завтра решено было подняться пораньше, чтобы репетировать, репетировать и репетировать без конца. Спектакль, приноровленный ко дню рождения главы семейства, был не за горами. После него должна была разъехаться вся мужская половина общества: сам старый хозяин дома, Толя, Никс Луговской и "любимец публики".

Последний весь отдался сейчас постановке спектакля. Он мастерски распределил роли: сам взял себе благодарную, трудную и красивую роль стареющего кутилы-барина, разорившегося помещика Гаева, ту, которую так неподражаемо вел на образцовой сцене покойный Далматов; его сестру, кокетливую, обаятельную, чуждую предрассудков, легкомысленную барыньку, играла Зина Ланская; её дочь, прелестного, поэтичного ребенка Аню,— Муся. Варя должна была изображать горничную Дуняшу, типичную вскормленницу господ. Роль Вари, старой и спокойной приемной дочери Раевской, поручили Вере, великолепно подходившей к её типу, роль же гувернантки Ани — Шарлотты Ивановны — репетировала экономка Маргарита Федоровна, старая дева, ненавистница мужчин, крикливое и несноснейшее в мире существо. Бесподобен был уже и теперь, на репетициях, лакей Яша в исполнении Толи; Трофимова играл сын священника Вознесенский, студент духовной академии, а Лопахина — жесткого, молодого, но "из ранних", купца-кулака, скупившего Вишневый сад у бывших господ своего отца-крепостного, — Рудольф Штейнберг. Комическую роль управляющего взял на себя Никс Луговской; роль лакея Фирса поручили другому студенту, товарищу Ванечки Вознесенского, Петру Петровичу, носившему крайне комическую фамилию Кружка. Оба юноши, за неимением других исполнителей приглашенные в аристократический кружок богатых помещиков, чувствовали себя здесь не в своей тарелке, ужасно стеснялись, краснели, потели, держались безотлучно один подле другого и оба с самого начала репетиций в одинаковой мере и силе влюбились в Мусю. Она от души смеялась над ними и за глаза постоянно называла их "Попугайчиками".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3425

@темы: ссылки, Чарская, Ее величество любовь, Цитаты

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
КРЕМЫ ДЛЯ ЛИЦА, ИЛИ КАК ДО РЕВОЛЮЦИИ ДАМЫ ТОЖЕ ХОТЕЛИ БЫТЬ СВЕЖЕЕ И КРАСИВЕЕ.

Самыми крупными косметическими фабриками, где производились упомянутые кремы, в России до революции были Брокар (современная «Новая Заря») и Ралле (нынешняя «Свобода»). Также выпускали парфюмерно-косметическую продукцию в промышленных масштабах «Сиу и Ко», товарищество «Чепелевецкий с сыновьями», провизоры Остроумов, Юргенс, Энглунд, Жуков и многие другие. Почти половина рекламы в различных старинных журналах занята этой косметикой с изображениями прелестных дам в стиле модерн. Часто косметика привозилась из Европы, в основном из Парижа.

А вот например, страница каталога магазина «Мюр и Мерелиз», предлагающего продукцию разных фабрик - мыло, пудру, духи, бальзамы, кремы, масло и т.д.

Журналы для женщин в 1910-х годах не только давали советы в области ухода за лицом, но и часто продавали и рекламировали «свои» косметические средства, которые можно было купить через редакцию.

«Бензином лицо не протирайте».
Продолжали быть популярными домашние средства, смеси и рецепты которых также печатались в журналах и книгах:

«делайте массаж лица, смазав пальцы таким кремом:
Миндального масла . . 50 гр.

Белого воска .... 10 гр.

Спермацета...................10 гр.

Розовой воды .... 20 гр.

Тинктуры бензоя . . . 5 гр.

Амбры... 2 гр.»

Или рецепт знаменитой красавицы тех времён Лины Кавальери:

Для матовой белизны лица - lotion по рецепту Лины Кавальери:
Бензойной тинктуры . . 30 гр.

Тинктуры серой амбры …15 „

Тинктуры мускуса . . 8 „

Очищенного спирта. . 150 „

Флердоранжевой воды 3/4 литра.
Кусочком ваты, смоченным в полученном составе, протирайте Ваше лицо всякий раз, как заметите, что оно лоснится.

Кремы для лица обещали то, чего хотело большинство женщин того времени - белизны и нежности лица, отсутствия морщин, прыщей и угрей, и той самой свежести, которую ожидала Нетти Вадберская (хотя ей было всего 20 лет…) от неизвестного, но такого заманчивого для её младшей подруги Кати Баслановой, крема из повести Лидии Чарской «Тяжёлым путём».

«Когда, устав до изнеможения, молодая девушка вернулась, наконец, исполнив чуть ли не десятое поручение невестки, она увидела Нетти, сидевшую перед зеркалом и тщательно натиравшую себе лицо каким-то кремом.

— Знаете, так оно лучше будет, свежее к вечеру, — смутившись при виде удивленного взгляда Ии брошенного на нее, оправдывалась молодая женщина.

— Да, удивительно помогает, — примеривая y другого зеркала огромную накладку из фальшивых волос, произнесла Катя. — Дайте мне тоже потом попробовать, Нетти.

— Что? — Глаза Ии расширились от удивления. — Катя! — невольно вырвалось y неё.

— Что, Катя? — пожала плечами девочка.

— Не думаешь ли ты, что я, как старшая сестра разрешу тебе делать такие глупости?

— Какие глупости? Я не вижу глупостей ни в чем.

Губки Кати мгновенно надулись. Лицо приняло неприятное, капризное выражение.

— Перестань глупить, Катя, — уже строгим тоном заговорила Ия, — я не разрешу тебе, еще девочке годами, делать этих глупостей... Изволь снять сейчас же этот нелепый накладной шиньон и не смей прибегать ни к какой косметике. Иначе я принуждена буду отвезти тебя сегодня же в пансион".

Л.Чарская. "Тяжёлым путём".

Отсюда: vk.com/@-215751580-kremy-dlya-lica-ili-kak-do-r...

По ссылке - примеры рекламы, косметические рецепты

О морщинах из старинного журнала: vk.com/doc146990166_683068378?hash=t8QZOe60lo1j...

Об уходе за кожей из старинного журнала: vk.com/doc146990166_683068780?hash=O8EJuwtZs10L...



@темы: статьи, ссылки, Реалии, Чарская, Тяжелым путем, Цитаты

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
ДАМСКОЕ СЧАСТЬЕ В СТАРОЙ РОССИИ.

КРЕМЫ ДЛЯ ЛИЦА, ИЛИ КАК ДО РЕВОЛЮЦИИ ДАМЫ ТОЖЕ ХОТЕЛИ БЫТЬ СВЕЖЕЕ И КРАСИВЕЕ.

"Наконец, он наступил так давно ожидаемый Нетти день бала!

Уже с самого утра поднялась в доме невообразимая суматоха. Горничная Луша то и дело бегала по лестнице, свистя накрахмаленными юбками, стуча каблуками. Констанция Ивановна, перерывая весь гардероб в шкафной, кричала так громко, переговариваясь с Нетти, которая примеряла чуть ли не в сотый раз свой костюм Весенней Зари внизу в будуаре, что заниматься сегодня с детьми Ии не представлялось никакой возможности. С досадой она захлопнула тетрадки и велела своим маленьким воспитанникам собираться на прогулку.

Но прогулка должна была быть сегодня тоже отменена.
— Ия, будьте так любезны, — скорее тоном приказания, нежели просьбы, обратилась Нетти к невестке, — принесите мне шпилек-невидимок для прически и ленту для веера. Понимаете, бледно-розовую муаровую ленту... Только поторопитесь с покупками, пожалуйста. Да, ради Бога, не берите вы с собой детей в магазины. Они только стеснят вас.

Еще через полчаса, вернувшейся Ии пришлось мчаться к парикмахеру, который недостаточно крепко завил фальшивые локоны Нетти, потом за перчатками и английскими булавками...

Когда, устав до изнеможения, молодая девушка вернулась, наконец, исполнив чуть ли не десятое поручение невестки, она увидела Нетти, сидевшую перед зеркалом и тщательно натиравшую себе лицо каким-то кремом.

— Знаете, так оно лучше будет, свежее к вечеру, — смутившись при виде удивленного взгляда Ии брошенного на нее, оправдывалась молодая женщина.
— Да, удивительно помогает, — примеривая y другого зеркала огромную накладку из фальшивых волос, произнесла Катя. — Дайте мне тоже потом попробовать, Нетти.

— Что? — Глаза Ии расширились от удивления. — Катя! — невольно вырвалось y неё.
— Что, Катя? — пожала плечами девочка.
— Не думаешь ли ты, что я, как старшая сестра разрешу тебе делать такие глупости?
— Какие глупости? Я не вижу глупостей ни в чем.

Губки Кати мгновенно надулись. Лицо приняло неприятное, капризное выражение.
— Перестань глупить, Катя, — уже строгим тоном заговорила Ия, — я не разрешу тебе, еще девочке годами, делать этих глупостей... Изволь снять сейчас же этот нелепый накладной шиньон и не смей прибегать ни к какой косметике. Иначе я принуждена буду отвезти тебя сегодня же в пансион".

Л.Чарская. "Тяжёлым путём".

Мы не знаем, каким именно кремом натирала лицо двадцатилетняя Анастасия Вадберская, но можем посмотреть, какая косметика была в ходу у дам в 1910-х годах 20 века. Хотя, действительно, совсем молодым девушкам и журналы не советовали пользоваться кремами; лучшим средством для них провозглашались воздух, гимнастика и фрукты!

Ничего не изменилось и в наши времена, можно воспользоваться нижеприведёнными советами, даже Баталинская вода продаётся до сих пор... (а книгу по старинной гимнастике Мюллера можно почитать в прикреплённом файле).

"Журнал для хозяек", 1913 год, ответы на письма читательниц:

Екатеринѣ, на Палихѣ.
Въ 16 лѣтъ безусловно не нужно употреблять никакой косметики. Не дай Богъ, начинать прибѣгать къ косметикѣ съ такого возраста! Тогда вы въ 30 лѣтъ будете выглядѣть старухой.

Для хорошаго цвѣта лица нужно больше движенія, воздуха и хорошее пищевареніе. Пейте ежедневно натощакъ полстакана Баталинской воды (стоитъ 35 коп. въ любомъ аптекарскомъ магазинѣ). Ѣшьте побольше фруктовъ и овощей, поменьше мучного и мяса. Утромъ ежедневно дѣлайте гимнастику Мюллера, связанную съ обливаніями, это лучшее средство для возбужденія энергіи. (Подробное описаніе гимнастики Мюллера вы найдете въ брошюрѣ „Моя система для женщинъ . Продается во всѣхъ книжныхъ магазинахъ, стоитъ 75 коп.).

Поставьте за правило - каждый день, послѣ обѣда совершать прогулку пѣшкомъ, несмотря ни на какую погоду. Прогулку начните съ одной версты разстоянія и, постепенно прибавляя, дойдите до 5 верстъ, и уже дальше не прибавляйте и не убавляйте, а дѣлайте каждый день ровно 5 верстъ.

Примите всѣ мои совѣты, и увѣряю Васъ, что къ концу лѣта у Васъ будетъ чудный цвѣтъ лица и бодрое, свѣжее самочувствіе.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3421

Упомянутая книга по гимнастике Мюллера - vk.com/doc146990166_683054515?hash=W8Mm0uOzKhWx...

@темы: ссылки, Реалии, Чарская, Тяжелым путем, Цитаты

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Любопытно вот, а были ли у Чарской подражатели?..

@темы: Чарская

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Продолжаем публиковать новую маленькую повесть Лидии Чарской, напечатанную в журнале "Задушевное слово" для младшего возраста в 1910 году.

ЧТО БЫЛО В СЕРОМ ДОМЕ.
Рассказ Л. А. Чарской. (продолжение)

IV

Через минуту-другую, свет от маленькой керосиновой лампочки больно ударил мне в глаза.

Я с удивлением огляделась кругом.
Невидимые руки опустили меня на пол посреди большого подвального помещения с заплесневелыми от сырости стенами, с простыми деревянными скамьями и грязным некрашеным столом.

Я стояла перед высоким плечистым человеком сурового вида, с всклокоченной бородою. Подле меня суетилась хорошо знакомая мне старуха-нищая, доставившая меня сюда. Она трогала материю моего платья, ощупывала мою обувь, кофточку, юбку. Спиною к нам сидела худая, как скелет, женщина и перебирала какие-то тряпки в большом мешке. В стороне стояли три мальчугана, из которых одного я узнала сразу: это был знакомый уже мне Ванюшка; они пересмеивались, отпуская шутки на мой счет.

Высокий лохматый человек строгим пронизывающим взглядом окинул всю мою фигуру с головы до ног.
- Ничего себе девчонка, красивенькая… и тихая, кажется! Такие-то нам и нужны! Подозрения не навлекут на себя! Ну, теперь ты в наших руках! Смотри же, старайся, чтобы поскорее пройти всю науку в нашей школе, а не то…
- Какая наука? Какая школа?
- Узнаешь! - угрюмо ответил суровый человек.

- Я не хочу быть в вашей школе! - вскричала я, вся дрожа от волнения, - я хочу домой, к тёте Соне, нянечке, Лизе… Мне надо к ним… Надо в больницу, к Ане… Она умирает, умерла может быть! Пустите! Пустите!
- И не думает умирать твоя сестричка! - громко расхохоталась моя старая знакомка нищая.
- Как нет? Вы же сами говорили…
- Да, говорила, чтобы легче заманить тебя к себе, пташечка! Уж и следила же я за тобою всё это время, касаточка! И за тобой, и за тётенькой твоей, и за сестричками. При мне старшенькая и под лошадей попала и после отвезли её в больницу, - всё я видела. Уж очень ты меня раззадорила тогда, касаточка, как перед всей честной публикой старую Степановну воровкой выставила… Тогда уж я и решила посчитаться с тобою, да заодно нашему хозяину-благодетелю и новую ученицу предоставить… Что глазки-то вытаращила, касаточка? Не бойсь, не бойсь, не волки мы - не съедим тебя…

Все это старуха проговорила мягким вкрадчивым голосом, в то время как её красные слезящиеся глазки так и бегали в разные стороны и горели, и искрили злыми огоньками.

Тяжелое предчувствие сжало мне сердце. Мне стало вдруг так страшно, так страшно под этим злым взглядом старухи.
Я поняла, что попала в руки к каким-то темным нехорошим людям и что мне необходимо вырваться от них сейчас же, сию минуту, во что бы то ни стало.

- Пустите меня! Пустите! Пустите! - вскричала я не своим голосом и, оттолкнув от себя старуху, со всех ног кинулась к дверям.
- Та-та-та-та! Куда, ласточка? Ишь ты, прыткая какая! - услышала я грубый голос над собою, и две цепкие руки схватили меня за плечи. Потом кто-то силой отшвырнул меня в угол… Я больно стукнулась головой о стенку и в тот же миг потеряла сознание.

V

Очнулась я должно быть очень не скоро.

Ни старухи, ни худой молчаливой женщины, разбиравшей тряпки при моём появлении, не было подвале. Исчез и знакомый мне Ванюшка. Двое старших мальчуганов сидели в углу и о чем-то громко спорили. В руках одного я увидела блестящие новенькие золотые часики. Он показывал их товарищу, не давая их однако тому в руки. Его сверстнику должно быть не нравилось такое поддразнивание. Он сердито бранился и грозил кулаками своему собеседнику. Лохматый хозяин сидел у стола и раскладывал на нем какие-то вещи. Чего-чего тут только не было! И золотые украшения, кошельки, носовые платки, и часы, и даже пальто и дамский зонтик.

Хозяин должно быть был в духе, потому что мурлыкал себе под нос какую-то песенку.
Вдруг послышался легкий стук за дверью.
- Попрошайка пришла! Попрошайка! - вскричали разом оба мальчугана и кинулись к порогу.
- Брысь вы! На место! - прикрикнул на них хозяин и, оттолкнув мальчиков, сам поспешил к двери.

- Это ты, ты, девочка? - произнес он, прикладывая ухо к дверной щели.
- Я, отец! - послышался мне слабый голосок.
- Много собрала сегодня? - снова спросил хозяин, не без труда снимая большое заржавленный крюк с дверей.
- Подавали, отец! Милостыньки-то набрала, а и холодно только! - снова послышался тот же странно знакомый мне голос.

Где я слышала его? Где слышала я этот хриплый, вздрагивающий голосок? Положительно не помню… (Продолжение будет)

Рисунки к повести - художника Э.Соколовского, иллюстрировавшего повести Чарской "Записки сиротки", "Первые товарищи" и другие.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3418 , иллюстрация по ссылке

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации, Что было в сером доме, Задушевное слово

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
А какой писатель у Чарской был любимым? Интересно, это известно?..

@темы: вопрос, Чарская

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
КЛАССИКИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ.

Ива́н Серге́евич Турге́нев — русский писатель-реалист, поэт, публицист, драматург, прозаик и переводчик.

ЛИДИЯ ЧАРСКАЯ. РАДИ СЕМЬИ.

"Они с братом проводили летние каникулы в "Яблоньках", помогая матери в ее несложном хозяйстве. Андрей, продолжавший заниматься в академии, был отмечен там как крупный талант. Он уже помогал семье своим заработком, получавшимся от продажи его небольших вещиц, которые распродавались по рукам среди друзей и знакомых. Как не закончивший еще своего художественного образования ученик, он не имел права выступать со своими картинами на выставках. Но они охотно покупались знатоками и ценителями искусства.

Этими своими первыми заработанными деньгами он радостно делился с семьей.

В то утро пышный зеленокудрый красавец лес подслушивал пылкие мечты молодого художника, доверчиво поверяемые им сестре.
В зеленом укромном уголке этого леса устроился он со своим мольбертом, занося на полотно ближайшую группу кустов лесного болотца, покрытого незабудками, и синий шатер неба, развернувшийся над ними.

Ия читала вслух брату "Дворянское гнездо". Перед ними в блестящих красках развертывались вдохновенные картины творца-художника... Мелькали образы Лаврецкого, Лизы, Левина... Несравненный язык Тургенева звучал как музыка. Брат и сестра забыли весь мир, погруженные в свое занятие".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3412

@темы: текст, ссылки, Чарская, Ради семьи, Цитаты

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Находка, которой не ожидали!

Казалось бы, все уже собрано и прочитано, но нет.
Недавно мы обнаружили в продаже "Журнал для женщин" с двумя новыми, и крайне неожиданными по тематике, рассказами Лидии Чарской.
“Журнал для женщин”, популярный московский ежемесячник, издавался до конца 1918 года, и вот в 12, последнем, номере, Лидии Алексеевне удалось напечатать свои новые произведения остро социальной и злободневной тематики.
Далее журнал прекратил свое существование.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3411

@темы: ссылки, Чарская, Рассказы

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
" - Да, я читаю новых авторов. Многие из них талантливы. Но лучше Пушкина, Гоголя, Тургенева и Толстого, Лермонтова и Некрасова я не знаю никого! - без запинки отвечала она".

Так отвечает пожилому учителю словесности героиня повести "Ради семьи", молоденькая классная дама Ия Басланова на его вопрос, увлекается ли она современной (для читателя начала 20 века) литературой. И это, пожалуй, голос самой Лидии Алексеевны Чарской. Она очень много читала, любила и почитала классиков нашей литературы и часто "дарила" свои чувства к ним своим героям и героиням.
Попробуем найти упоминания о писателях на страницах наших любимых книг, например, "кавказского цикла", который насквозь пронизан лермонтовскими мотивами... Чарская щедро рассыпала их по своим произведениям, таким образом молчаливо и уважительно кланяясь перед великими.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3404

@темы: ссылки, Чарская, Ради семьи

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Продолжаем публиковать новую маленькую повесть Лидии Чарской, напечатанную в журнале "Задушевное слово" для младшего возраста в 1910 году.

ЧТО БЫЛО В СЕРОМ ДОМЕ.
Рассказ Л. А. Чарской. (продолжение)

Хотя в передней было совершенно темно, но в маленькой сгорбленной фигуре, укутанной в большой теплый платок, никак нельзя было признать ни тётю Соню, ни няню.

- Которая из вас Катенька? - спросила странная посетительница, оглядывая нас обеих и ничего не видя в темноте прихожей.

Я вышла вперед.
- Что вам угодно? - спросила я не совсем твердым голосом.
- Ах, милая барышня! - произнесла незнакомка плаксивым голосом, - сестричке вашей, Анночке, очень плохо стало. Меня тётенька сюда за вами послала; я больничная сиделка, видишь ты, голубушка моя; тётенька ваша, значит, и велела мне за вами ехать. А нянюшка ваша сейчас сюда будет за другой сестричкой… Так-то, так-то, милые вы мои! - и старушка пригорюнилась и тяжело завздыхала.

- Ане дурно? Она умирает? Она уже умерла, может быть? Говорите же! Ради Бога, говорите скорее! Не мучьте же меня! - кричала я не своим голосом, в то время, как Лиза тихо плакала, опершись о косяк двери.
- Зачем умерла? - изумленно произнесла сиделка, - и ничуть не умерла, жива ваша Анночка! - добавила она успокаивающим тоном, - только торопиться надо, потому всяко может случиться. Коли хотите сестричку видеть, поторапливайтесь, Катенька!

- Сейчас! Сейчас! – на-ходу крикнула я, бросаясь из прихожей в детскую и быстро напяливая на себя теплую шубку, капор и сапожки.
- Катя! Катя! Не езди! Дождёмся няню. Не оставляй меня! - молящим голоском просила Лиза, - сейчас няня приедет… Ты слышала? Дождёмся няню и вместе поедем. Мне страшно одной оставаться…

- Катя, Катя! Ах ты какая странная! - сердито вскричала я. - Ты слышала: - Ане хуже… Она, может быть, умирает… Нет, нет! Я еду с сиделкой сейчас… Тётя хочет этого, а ты приедешь потом с няней…

И чтобы еще более успокоить мою сестренку, я крепко поцеловала её, пообещала ей как можно скорее прислать няню и быстро выбежала в прихожую, где у дверей меня ждала старушка-сиделка.
- Ну, я готова! Едем, пожалуйста, поскорее! - проговорила я.
- Едем! Едем, деточка, едем, барышня моя дорогая! - произнесла с особенной живостью старушка.
- До свиданья, Лиза, скоро увидимся! Сейчас пришлю за тобой няню! - крикнула я моей младшей сестренке и выскочила на лестницу.

Лишь только мы вышли из подъезда, вьюга, метель и ветер подхватили и закружили нас. Снежные хлопья слепили нам глаза. Но моя спутница бодро шагала, не обращая внимания на вьюгу, и увлекала меня за собою, крепко держа за руку.

- Разве мы не возьмем извозчика? - спросила я, когда ноги мои порядочно таки устали, уходя чуть не по колена в сугробы снега.
- Не стоит! Больница-то ин здесь близёхонько, - проговорила моя спутница и зашагала быстрее.
- Но я устала! Я не могу идти больше, - взмолилась я через несколько минут усиленной ходьбы.
- Сейчас, сейчас, дитятко! Скоро уже теперь, скоро! - успокаивала меня старушка. - Вот сейчас повернём за угол, и будет тебе больница.

И она крепче схватила меня за руку и повлекла быстрее по тёмным закоулкам, где слабо мерцали редкие фонари, да попадались еще более редкие прохожие.

Потом мы еще раз свернули направо. Здесь уже улиц не было… Какие-то заборы и сараи потянулись во всю длину не то тёмного переулка, не то проходного двора. За заборами высились какие-то грязные, полуразвалившиеся лачуги. Мы прошли мимо них и почти уперлись в большой серой каменный дом, стоявший на самом конце тёмного переулка.

- Это и есть больница? - спросила я сиделку.
- Ну, больница - не больница, а знай себе шагай вперед, благо пришли домой! - грубо вскричала моя спутница сразу изменившимся, точно не своим, голосом.

Что-то знакомое послышалось мне в звуках этого голоса. Я вся вздрогнула, боясь догадаться… понять… узнать истину…
- Что? Чай, признала? - снова услышала я над моим ухом слишком хорошо уже теперь знакомый мне голос старухи-нищей. (Как только она сумела изменить его так до неузнаваемости!) - Признала меня, касаточка? Говорила, что свидимся, вот и свиделись! Чай, не долго ждать-то пришлось!

И старуха разразилась громким хриплым смехом.
Большой платок скатился с её головы и, при мерцающем свете фонаря, я узнала в ней старуху-нищую, моего злейшего врага.

Первым моим движением было бежать.
- Помогите! Помогите! Тётя Соня! Няня! Сюда, ко мне! - вскричала я диким голосом. Но чьи-то сильные руки зажали мне рот, другие подхватили меня на воздух, и я очутилась в полной темноте. (Продолжение будет)

Рисунки к повести - художника Э.Соколовского, иллюстрировавшего повести Чарской "Записки сиротки", "Первые товарищи" и другие.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3397 , иллюстрация по ссылке

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации, Что было в сером доме, Задушевное слово

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
А вот любопытно, что у Чарской с классными дамами и преподавателями - что в институте, что в гимназии - как повезет (в т.ч. и в восприятии учениц), инспектрисы чаще всего несимпатичны (напомните мне симпатичную, вообще-то говоря...), а начальницы как на подбор добры (хоть и могут быть строгими) и воспринимаются именно что хорошо. Интересно, почему? Потому ли, что с начальницей мало сталкивались? Или потому, что высшее начальство, поставленное (обожаемым) императором (или императрицей), осуждать нехорошо? Или потому, что они maman, заменители матери - и хорошо исполняют свою роль?..

@темы: Чарская

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Г.Михалевская.
Уроки общения по Л.Чарской. (СПб, 2006 год). Продолжение.

ГЛАВА 1.
УПРАВЛЕНЧЕСКАЯ СИСТЕМА ПАВЛОВСКОГО ИНСТИТУТА БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ.

Во главе институтов благородных девиц стояли начальницы. «Княгиня-начальница стояла передо мной величественная, красивая, точно картина, в своем синем шелковом платье с массою орденов на груди и бриллиантовым шифром. Она трепала меня по щеке и ласково улыбалась». (Чарская Л. Записки институтки. — М., 1993. - С. 71.)
Такой представилась начальница новой ученице Людмиле Влассовской. Княжне Джавахе «высокая седая женщина» показалась «настоящей королевой». (Чарская Л. Княжна Джаваха. — СПб., 1993. — С. 179.)
Старая княгиня была представительной, гордой и красивой. На празднике «Maman шла впереди, сияя улыбкой, в обществе инспектора — маленького, толстенького человека в ленте и звезде», (Чарская Л. Записки институтки. — М., 1993. — С. 74.)
держалась важно и торжественно. Вторую Нину представили начальнице института баронессе Нольден, которая, «когда была фрейлиной одной из августейших покровительниц института, приезжала туда каждую неделю». (Чарская Л. Вторая Нина. — СПб., 1994. — С. 178.)


Обычно девочки-воспитанницы называли начальницу «Maman». Она должна была знать обо всем, что совершается во вверенном ей учебном заведении. Вот как она реагирует на проступки: «лицо княгини стало темнее тучи», «княгиня вышла из себя» (девочки без разрешения, тайком, послали сторожа за лакомствами), «требует назвать виновного или виновную». В случаях нарушения дисциплины на уроках учителя классные дамы немедленно апеллируют к начальнице или инспектрисам.

Н.П.Черепнин пишет, что императрица следила за деятельностью начальниц и ждала от них докладов каждую неделю. Начальнице предписывалось, что она должна «всегда иметь в виду те условия, в какие воспитанницы попадут при выходе из института, и заботиться, чтобы они не привыкали к мечтательности, не строили иллюзий о будущем, а смотрели на жизнь здраво и прямо, вступали в нее с твердыми нравственными правилами, верой в Бога и имели бы силы не поддаваться соблазнам и порокам. (Черепнин Н.П. Императорское воспитательное общество благородных девиц. Исторический очерк (1764 — 1914). Т.1, СПб., 1914. — С. 483.)

Чтобы достичь этих целей, начальница должна была хорошо знать каждую воспитанницу, ее характер и наклонности как через инспектрис и классных дам, так и путем личных наблюдений. Так оно и было на самом деле. «Навстречу нам поднялась высокая, стройная дама, полная и красивая, с белыми как снег волосами. Она обняла и поцеловала Анну Фоминишну (бывшая ученица) с материнской нежностью.
— Добро пожаловать, — прозвучал ее ласковый голос, и она потрепала меня по щечке.
— Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю кампанию Влассовского? — спросила начальница Анну Фоминишну. — Я рада, что она поступает в наш институт... Нам очень желанны дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.
Последнюю фразу она произнесла по-французски и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:
— Ее надо остричь, это не по форме, Аннет, — обратилась она к Анне Фоминишне, — не проводите ли вы ее вместе со мною в класс? Теперь большая перемена, и она успеет ознакомиться с подругами.
— С удовольствием, княгиня! — поспешила ответить Анна Фоминишна, и мы все трое вышли из гостиной начальницы (она жила в институте), прошли целый ряд коридоров и поднялись по большой широкой лестнице во второй этаж.

В длинном коридоре, по обе стороны которого шли классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились в конце коридора, как тотчас воцарилась мертвая тишина.
— Maman, Maman идет, и с ней новенькая, новенькая, — сдержанно пронеслось по коридорам.
Тут я впервые узнала, что институтки называют начальницу «Maman». Девочки, гулявшие попарно и группами, останавливались и низко приседали княгине». (Чарская Л. Записки институтки. — М., 1993.— С. 11.)

Действительно, девочки были надолго оторваны от дома, институт и был их домом, семьей, а во главе дома и семьи стоит начальница (княгиня, баронесса), которую принято считать матерью, главной в семье.
Императрица во всем приходила на помощь начальницам; она желала, чтобы они сообщали ей обо всем, ничего не скрывая, и свободно выражали свое мнение. Судьба начальниц, инспектрис и классных дам была предметом особой заботы императрицы.

Инспектрисами назначались обычно наиболее опытные из классных дам. В каждом возрасте была своя инспектриса, которой были подчинены все классные дамы данного возраста. Каждая инспектриса отвечала за вверенный ей возраст. На страницах произведений Л.Чарской наиболее рельефно представлена m-lle Еленина, «худая злющая старуха с выцветшими глазами». Ее «резкий, визгливый голос», «недобрая усмешка», «сердитые маленькие глазки», грозный тон, непомерная строгость отталкивали детей, особенно самого маленького возраста, «седьмушек».

«Худая, длинная как жердь инспектриса производила впечатление старушки, но двигалась она быстро и живо, поспевая повсюду». (Чарская Л. Записки институтки. —М., 1993. —С. 55.) «Худая фигурка в синем шелковом платье с массой медалей у левого плеча грозно предстала поднявшемуся со своих скамеек классу». (Там же. С. 55.) Тон «злющей» Елениной «был раздражительный, сухой, придирчивый. Мы ненавидели ее за ее брезгливое пиление»". (Там же. С. 55.) Инспектриса пристально следила за всем и реагировала грозно и строго: «Но будьте уверены, я все узнаю, и виновная будет строго наказана». — «Скверно, достойно уличного мальчишки, а не благовоспитанной барышни! Ты будешь наказана. Сними свой передник и отправляйся стоять в столовой во время завтрака», — уже совсем строго закончила инспектриса. Я замерла. Стоять в столовой без передника считалось в институте самым сильным наказанием». (Там же. С. 57.)

Был и такой случай. Перед праздником (Тезоименитство Государыни Императрицы) «старшие явились в столовую тоненькие, стянутые в рюмочку, с взбитыми спереди волосами и пышными прическами Ирочка Трахтенберг воздвигла на голове какую-то необычайную шишку, пронзенную красивою золотою пикой, только что входившую в моду. Но, к несчастью, Ирочка попалась на глаза Елениной, и великолепная шишка с пикой в минуту заменилась скромной прической в виде свернутого жгута. «Мesdames, у кого я увижу подобные прически — пошлю перечесываться», - сердилась инспектриса. (Чарская Л. Записки институтки. —М., 1993. —С. 70.)

Дети не любили инспектрису, которая «не умела ни прощать, ни миловать. Это была как бы старшая сестра нашего Пугача (прозвище французской классной дамы), но еще более строптивая и желчная». (Чарская Л. Княжна Джаваха. — СПб., 1993. — С. 260.)

(продолжение следует)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3391

@темы: ссылки, Реалии, Чарская, История, Княжна Джаваха, Записки институтки

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
А вам какая тематика произведений Чарской больше нравится? Мне, пожалуй, институтская...

@темы: Чарская

04:54

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Продолжаем публиковать новую маленькую повесть Лидии Чарской, напечатанную в журнале "Задушевное слово" для младшего возраста в 1910 году.

ЧТО БЫЛО В СЕРОМ ДОМЕ.
Рассказ Л. А. Чарской. (продолжение)

В этот вечер, ложась в постель, я снова вспомнила утреннее происшествие… Как живая, предстала передо мною старуха-нищая, и я услышала снова её глухой, хриплый голос, говоривший злобно:
- Встретимся мы с тобой еще разик, касаточка, уж тогда ты другую запоешь песенку!..

И я невольно вздрагивала от одной мысли встретиться со старухой. Я поняла, что она мой злейший враг с той минуты, как я заступилась за Глашу, и что она может сделать мне много неприятного.

Я плохо спала эту ночь, поминутно просыпалась, вся обливаясь потом, или громко вскрикивала во сне, сильно пугая бедную няню, которая то и дело вскакивала, поила меня святой водицей и крестила шепча:
- Христос с тобой, дитятко! Спи спокойно. Ангел хранитель над тобой!

Но «дитятко» уснуло не скоро.

Я забылась только под утро, да и то каким-то тяжелым сном. И во сне меня все время неотступно преследовала нищая старуха, её злые красноватые слезящиеся глаза и хриплый надорванный голос. Она грозила мне костлявым пальцем и твердила:
- Свидимся, касаточка! Скоро свидимся!

Ах, что это был за сон! Что за страшная ночь!

IV

Наступили декабрьские морозы, такие трескучие, такие страшные, что мы и носа не могли высунуть на улицу. Поэтому я не могла встретиться со страшной старухой и мало-по-малу стала забывать о ней.

А тут снова начались наши уроки с тётей. Тётя учила нас с Лизой, готовя во второй класс гимназии, так как мне уже было одиннадцать, а Лизе десять лет.

О напугавшей меня старухе некогда было и думать.
И вдруг все сразу круто переменилось.

Семью нашу постигло большое несчастие. Возвращаясь как-то домой из гимназии, Аня попала под лошадь и, сильно раненая, была отвезена в больницу. Ах, что мы перенесли тогда все трое - тётя Соня, Лиза и я! Скромные средства тёти Сони (она была учительницей музыки в гимназии и институте) не позволяли лечить больную дома. В больнице же всё было значительно дешевле, и тётя оставила Аню в той больнице, в которую её привезли сразу после несчастия.

Теперь наша жизнь пошла совсем вверх дном: тётя Соня целые дни проводила у Ани, куда вечером отправлялась и няня, накормив нас обедом и вымыв посуду. Я и Лиза в долгие зимние вечера оставались одни. Мы усаживались с ногами на большой турецкий диван и рассказывали друг другу сказки собственного сочинения, до того глупые и нелепые, что сами хохотали-покатывались над ними. Я особенно умела рассказывать и выдумывать такие невероятные повести, что Лиза от хохота падала под диван, и мы обе долго не могли успокоиться.

Об Ане мы не беспокоились. Каждый вечер тётя привозила нам приятные известия, что девочке с каждым днем лучше, что рана на ноге заживает (Ане колесом переехало ногу) и что скоро она вернется домой. Стало быть, особенно грустить не было причины, и мы не грустили.

Стоял суровый декабрьский вечер. Вьюга пела за окном, точно жаловалась на что-то. Я и Лиза пересказали друг другу столько глупейших сказок, что уж больше ничего в запасе не оставалось.

- Что это тётя Соня так долго не едет? – произнесла, позёвывая, сестра.
- Да и няня тоже. Уже десятый час! - в тон ей отвечала я.
- Уж не хуже ли Ане? - робко заикнулась Лиза.
- Не думаю. Утром ведь тётя Соня писала, что Ане позволят завтра встать с постели.

- Бедная Аня! Как она должно быть соскучилась там в больн… - начала было Лиза и вдруг разом оборвала речь на полуслове.

В передней дрогнул звонок.
- Слава Богу! Тётя Соня! - вскрикнула она, вскакивая с дивана.
- И няня тоже! - добавила я.
Мы побежали в переднюю.

Я опередила Лизу, бросилась к двери и с радостным криком: - «Тётечка, наконец-то!» - сбросила тяжелый крюк.

И вдруг мы обе отступили… (Продолжение будет)

Рисунки к повести - художника Э.Соколовского, иллюстрировавшего повести Чарской "Записки сиротки", "Первые товарищи" и другие.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3390

Иллюстрация по ссылке.

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации, Что было в сером доме, Задушевное слово