Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Недавно мы обнаружили в журнале более чем столетней давности два неизвестных рассказа Лидии Чарской.
Не меньшее удивление нас ждало, когда мы прочитали ещё одну нашу находку за последнее время, второй рассказ, то есть очерк Лидии Чарской в этом "Журнале для женщин" за 1918 год. Он называется "Жаждущие забвенья" и повествует о женской наркомании в Петрограде.
Лидия Чарская. Жаждущие забвенья (о женской наркомании в Петрограде)*.
Она лежит передо мною прекрасная и трагическая по своему реализму книга Кло-де-Фареро, его сборник рассказов «Курильщики опиума».
Сколько в ней ужасающей правды. Сколько потрясающего душу реализма. Жутко вникать, проникаться всей этой мрачной безысходностью истории обреченных… Она - отражение их жизни, их бытия. Жалкая жизнь, жалкий быт этих полу-людей, - ищущих забвения.
Книга Кло-де-Фареро является общею мировою постольку, поскольку история описанной в ней страсти является обще-человеческой слабостью. Но эта страсть, эта слабость, в сущности, получила свое начало и развитие на востоке. Теперь же большая половина мира знакома с нею. С первых же дней потрясающей мировой войны, войны, залившей кровью лучшую половину вселенной в её культурном значении, в то время, когда прекратилась всюду в воюющих государствах Европы продажа крепких напитков, неизбежно, как рок, прогрессировало до ужасающих размеров потребление наркотиков. Курение опиума в связи с хлынувшей к нам в Европу волной желтолицых, усердно и гостеприимно раскрывших европейцам двери своих притонов, стало невинной детской забавой по сравнению с более сильным, ядовитейшим способом опьянения, - каким считается нюхание кокаина и вспрыскивание морфия. И Россия в данном случае является чуть ли не в авангарде в смысле злоупотребления этими слабостями. Пожалуй, больший процент наркотиков падёт на нашу злосчастную родину, если принять во внимание обе её столицы и Петроград, в особенности, задыхающийся в своей пагубной страсти. Кокаином и морфием торгуют почти открыто в его кофейнях и тавернах, и просто в тёмных улицах и закоулках по соседству с тёмными притонами.
Часто-часто попадаются вам навстречу бледные, измождённые, чаще всего молодые, лица с синими губами, с рассеянно-мутным взглядом странно остановившихся глаз. Они идут расхлябанной походкой, развинчанные, инертные, равнодушные ко всему в мире, что не касается их пагубной страсти. Кло-де-Фареро в ярких красочных тонах описывает настроение курильщика опиума. Нюхающие кокаин и вспрыскивающие морфий по настроению разнятся от них. Реакция у последних наступает быстрее и, неизбежная с нею душевная боль и тоска искания, глубже, чувствительнее. Да и самое опьянение проходит здесь совсем иначе, нежели у курильщиков опиума или гашиша. Впрочем, всё зависит от индивидуума подверженного той или другой страсти.
На Невском проспекте под вечер можно видеть на ступенях подъезда одной из каменных громад - странную фигуру. Это очень молодая девушка, почти подросток, одетая как нищенка, в рубища. Её волосы нечистоплотными космами падают вдоль стана; её губы сини, а лицо мертвенно-бледно. И тусклый неживой взгляд пугает своей неподвижностью. Её поразительная худоба это - худоба призрака. Хриплым голосом она как бы через силу выбрасывает слова: - Я голодна. Я есть хочу. Дайте мне на хлеб.
Вокруг неё собирается толпа, разношерстная толпа красного Петрограда. Я с трудом протискиваюсь к ней, чтобы протянуть ей свою скромную лепту, но чья-то энергичная рука удерживает меня на пол-дороге.
- Что вы делаете? Вы ускориваете неизбежный конец этой несчастной, говорит ворчливо чей-то старческий тенорок.
Оборачиваюсь. Передо мною почтенный старик, интеллигентной складки.
- Почему? - спрашиваю я его.
- А потому, что это – кокаинистка. Спит и видит, где достать грамм кокаина. Теперь он страшно дорог, как и морфий и все другие наркотики. Если сомневаетесь – проверьте, ошибаюсь ли я на её счет.
И он тут же наклоняется к девушке и шепчет: - У меня есть для вас немного кокаина. Хотите?
В лице она вся преображается, как по волшебству. Глаза загораются жадным блеском. Лицо принимает счастливое выражение. На губах появляется блаженная улыбка. Бессознательным кокетливым жестом она обдёргивает на себе юбку и незаметно прихорашивается.
- Идти мне за вами? срывается хрипло с её губ.
Я не могу больше выдержать, бросаю ей деньги на колени и быстро выбираюсь из толпы.
Страсть к наркотикам захватила у нас самые разнообразные слои общества. Как и винное опьянение она равняет людей и стирает с них последние следы культуры. Но больше всего этой слабости подвержены низшие слои общества - вся проституция с её институтом сутенёров находится во власти этого пагубного ига. Затем, следует богема, мир артистический, и, наконец, высший свет, почти давно, казалось бы, отошедший в область предания ужасов России, но всё же существующий фактически высший свет. Женщины-аристократки, низведённые капризом судьбы и властью революции на ступени женщин-продавщиц и ресторанных прислужниц, ищут иногда «забвения» в кошмарной области наркотик.
И женщин, больных этой страшной пагубной болезнью, увы, больше, чем мужчин.
Но где же спасение? Где выход из жуткого заколдованного круга. Чем спастись от этой едва ли не опаснейшей по своей трудно-излечимости болезни?
Спасенье, однако, есть. Лекарство существует как и при всяком другом заболевании. Но это лекарство - не изделие, не фабрикация латинской кухни. Это лекарство - сила воли. Та мощная сила духа над телом и его побуждениями, которая и делает человека достойным его призвания быть царем над созданиями низшего рода.
Силою воли, и только ею, можно рационально излечить пагубную страсть, пришедшую на смену повальному пьянству.
Закостенелые наркоманы будут утверждать противное, но не верьте им. И эта болезнь излечима, как и все другие, лишь бы приняться за неё с твердой уверенностью в свои силы, в свою энергию. Я знаю интеллигентную женщину по профессии артистку. Она вспрыскивала себе морфий на протяжении двух лет с ужасающей быстротою увеличивая дозы. Ради чего? Ради забвения. Ради желания уйти от реальной жизни и погрузиться в мир кошмарных часто не в меру острых переживаний. И на вопросы, обращенные к ней по поводу того, что она должна чувствовать во время действия наркотик, она отвечала с воодушевлением:
- О, это божественное чувство. Оно уносит от земли. Это – нирвана. Это - полная прострация, полное забвение всего житейского, пошлого, меркантильного! И блаженство, равного которому нет на земле в связи с такими прекрасными образами и упоительными картинами, которых не даст никакая реальная жизнь. Ведь все наши органы слуха, зрения, вкуса, всё это усиливается и утончается до остроты невозможное под влиянием хорошей дозы морфия. И нам широко раскрываются двери в сады блаженных грез!
Это было при самом начале её увлечения морфием, когда сама она была цветущей, свежей и красивой молодой женщиной. И вот я снова встречаю её через два года. Встречаю и не узнаю. От свежей, цветущей молодой женщины не осталось и следа. Это – старуха. Дряблая, жёлтая, старческая кожа, ужасная худоба, мутный взгляд, блуждающая улыбка кретинки. Дрожащие, потные, холодные руки и полное равнодушие, полная апатия ко всему, что касается её снадобья, медленно, но верно убивающего её.
Впечатление, произведенное ею на меня было настолько очевидно-тягостно, что скрывать его и наводить дипломатию, как говорится, я не сочла нужным.
- Вы губите себя. Опомнитесь, —сказала я ей. Взгляните в зеркало, вы же сейчас – старуха. Можно ли так измениться в такой короткий срок!
- Вы правы, надо покончить с этим - неожиданно решила она. Я давно уже замечаю в себе некоторую перемену. Уже не могу играть так, как прежде на сцене; и память уже не та. Да, я выкину морфий из головы. Запрусь недельки на две где-нибудь в глуши и авось справлюсь с собою. Я попробую пойти на это, даю вам слово.
И она сдержала его. Отучила себя от морфия, путём беспощадного насилия над собою. Теперь она вполне здорова, нормальна. Я снова недавно встретилась с нею и поразилась тому блестящему результату, которого она достигла в такой короткий, сравнительно, срок. Краски уже возвращаются на её щеки. Глаза приобретают прежний блеск. Зарождается энергия, жажда деятельности, интерес к общественности.
- Было очень тяжело отвыкать? - спросила я её.
- О, безумно! Но гибнуть от бессилии победить себя было еще тяжелее. Ведь в минуты просветления, отрезвления я отлично понимала, куда ведет меня моя пагубная страсть и ни на миг не имела покоя. Чтобы отделаться от неё, я уехала в самую глушь деревни, за сто вёрст от станции, где нет аптеки, а в земской больнице ни за какие блага в мире не отпустят ни капли морфию и в четырёх стенах своей добровольной тюрьмы принялась за самолеченье. Здесь я пережила все мои муки, всю неудовлетворимую жажду - тоску по наркотикам и, как видите, вышла победительницей из этой борьбы. Я не скрою, выпадали у меня такие моменты, что я готова была отречься от данного вам слова. Я стонала, рыдала и каталась в истерике в минуты приступов неодолимых желаний наркоза. Все члены мои ныли и гудели; чувствовалась сильнейшая боль во всём теле и полный упадок сил. Я рвала зубами наволочку на подушке и кричала, как раненый зверь. Но то было в первые дни испытаний. Потом, с каждым днем, мало-по-малу, боли утихали; жажда наркотиков уменьшалась постепенно, приступы делались реже и я мало-по-малу становилась нормальным человеком. Исчезла параллельно с этим и смертельная тоска, тоска по яду. Сейчас я – здорова. Я провожу всё свободное время на воздухе, занимаюсь спортом, всецело отдаюсь любимому искусству и моё двухлетнее «наркотическое прошлое» кажется мне теперь каким-то безумно-кошмарным сном.
А между тем, с плеч моих упала ужасная тяжесть. Подумать жутко, - ведь этот морфий делал меня преступницей. Не говоря уже о фабрикации фальшивых рецептов и подделку руки под руку докторов, к которым и прибегала лишь бы раздобыть себе драгоценного яду, я даже едва не сделалась и воровкой. Да, увы! это так… не раз намеревалась украсть у домашних деньги или вещи, когда мои финансовые ресурсы истекали и не на что было добывать это проклятое снадобье, которое, как вы знаете, стоит очень дорого. И ради чего всё это? Ради того, чтобы отдать себя медленно во власть безумия, потому что все мы, наркоманы, кончаем… сумасшедшим домом, в лучшем случае - с дрожью неподдельного волнения в голосе закончила она свою исповедь.
Напрягите же всю силу вашего духа, всю энергию вашу, всю вашу волю и старайтесь победить в себе низменные желания натуры. Помните, удел всех наркоманов - мучительная гибель всего того, что так ценно в человеке, что сделало его царём природы, венцом творения. Не дайте же погибнуть в себе вашему человеческому началу. Ведь избежать этой гибели - всецело зависит от вас. Помните, как нам говорили в детстве: «нет слова не могу», «есть слово: не хочу»… Скажите же «хочу» - ему обратное, «захотите»! и захотите спастись пока страсть не захватила вас с головой, пока ещё есть капля возможности спасенья. Спасайтесь же, бросайте растлевающий душу и живую мысль развратный город, полный миазм самых пагубных страстей, спешите в деревню, в глушь, на лоно природы летней, осенней ли, весенней или зимней, всё равно, лишь бы на вольный здоровый воздух, предварительно пожертвовав ваш шприц и запасы снадобий в одну из больниц. Ведь там ощущается такой недостаток в наркотиках, необходимых для больных и умирающих для облегчения их страданий, которых вы так жестоко обездоливали до сих пор! И, покончив со всем этим, отдохнув хорошенько, вы станете снова прежними работоспособными, энергичными людьми, достойными носить имя человека.
Лидия Чарская
Клод Фаррер, книга: az.lib.ru/f/farrer_k/text_1904_fumee_dopium.sht...
Отсюда: vk.com/wall-215751580_3452
vk.com/@-215751580-ocherk-lcharskoi-zhazhduschi...
По второй ссылке - оригинал журнала «Журнал для женщин» за 1918 год, где напечатан очерк Чарской
Не меньшее удивление нас ждало, когда мы прочитали ещё одну нашу находку за последнее время, второй рассказ, то есть очерк Лидии Чарской в этом "Журнале для женщин" за 1918 год. Он называется "Жаждущие забвенья" и повествует о женской наркомании в Петрограде.
Лидия Чарская. Жаждущие забвенья (о женской наркомании в Петрограде)*.
Она лежит передо мною прекрасная и трагическая по своему реализму книга Кло-де-Фареро, его сборник рассказов «Курильщики опиума».
Сколько в ней ужасающей правды. Сколько потрясающего душу реализма. Жутко вникать, проникаться всей этой мрачной безысходностью истории обреченных… Она - отражение их жизни, их бытия. Жалкая жизнь, жалкий быт этих полу-людей, - ищущих забвения.
Книга Кло-де-Фареро является общею мировою постольку, поскольку история описанной в ней страсти является обще-человеческой слабостью. Но эта страсть, эта слабость, в сущности, получила свое начало и развитие на востоке. Теперь же большая половина мира знакома с нею. С первых же дней потрясающей мировой войны, войны, залившей кровью лучшую половину вселенной в её культурном значении, в то время, когда прекратилась всюду в воюющих государствах Европы продажа крепких напитков, неизбежно, как рок, прогрессировало до ужасающих размеров потребление наркотиков. Курение опиума в связи с хлынувшей к нам в Европу волной желтолицых, усердно и гостеприимно раскрывших европейцам двери своих притонов, стало невинной детской забавой по сравнению с более сильным, ядовитейшим способом опьянения, - каким считается нюхание кокаина и вспрыскивание морфия. И Россия в данном случае является чуть ли не в авангарде в смысле злоупотребления этими слабостями. Пожалуй, больший процент наркотиков падёт на нашу злосчастную родину, если принять во внимание обе её столицы и Петроград, в особенности, задыхающийся в своей пагубной страсти. Кокаином и морфием торгуют почти открыто в его кофейнях и тавернах, и просто в тёмных улицах и закоулках по соседству с тёмными притонами.
Часто-часто попадаются вам навстречу бледные, измождённые, чаще всего молодые, лица с синими губами, с рассеянно-мутным взглядом странно остановившихся глаз. Они идут расхлябанной походкой, развинчанные, инертные, равнодушные ко всему в мире, что не касается их пагубной страсти. Кло-де-Фареро в ярких красочных тонах описывает настроение курильщика опиума. Нюхающие кокаин и вспрыскивающие морфий по настроению разнятся от них. Реакция у последних наступает быстрее и, неизбежная с нею душевная боль и тоска искания, глубже, чувствительнее. Да и самое опьянение проходит здесь совсем иначе, нежели у курильщиков опиума или гашиша. Впрочем, всё зависит от индивидуума подверженного той или другой страсти.
На Невском проспекте под вечер можно видеть на ступенях подъезда одной из каменных громад - странную фигуру. Это очень молодая девушка, почти подросток, одетая как нищенка, в рубища. Её волосы нечистоплотными космами падают вдоль стана; её губы сини, а лицо мертвенно-бледно. И тусклый неживой взгляд пугает своей неподвижностью. Её поразительная худоба это - худоба призрака. Хриплым голосом она как бы через силу выбрасывает слова: - Я голодна. Я есть хочу. Дайте мне на хлеб.
Вокруг неё собирается толпа, разношерстная толпа красного Петрограда. Я с трудом протискиваюсь к ней, чтобы протянуть ей свою скромную лепту, но чья-то энергичная рука удерживает меня на пол-дороге.
- Что вы делаете? Вы ускориваете неизбежный конец этой несчастной, говорит ворчливо чей-то старческий тенорок.
Оборачиваюсь. Передо мною почтенный старик, интеллигентной складки.
- Почему? - спрашиваю я его.
- А потому, что это – кокаинистка. Спит и видит, где достать грамм кокаина. Теперь он страшно дорог, как и морфий и все другие наркотики. Если сомневаетесь – проверьте, ошибаюсь ли я на её счет.
И он тут же наклоняется к девушке и шепчет: - У меня есть для вас немного кокаина. Хотите?
В лице она вся преображается, как по волшебству. Глаза загораются жадным блеском. Лицо принимает счастливое выражение. На губах появляется блаженная улыбка. Бессознательным кокетливым жестом она обдёргивает на себе юбку и незаметно прихорашивается.
- Идти мне за вами? срывается хрипло с её губ.
Я не могу больше выдержать, бросаю ей деньги на колени и быстро выбираюсь из толпы.
Страсть к наркотикам захватила у нас самые разнообразные слои общества. Как и винное опьянение она равняет людей и стирает с них последние следы культуры. Но больше всего этой слабости подвержены низшие слои общества - вся проституция с её институтом сутенёров находится во власти этого пагубного ига. Затем, следует богема, мир артистический, и, наконец, высший свет, почти давно, казалось бы, отошедший в область предания ужасов России, но всё же существующий фактически высший свет. Женщины-аристократки, низведённые капризом судьбы и властью революции на ступени женщин-продавщиц и ресторанных прислужниц, ищут иногда «забвения» в кошмарной области наркотик.
И женщин, больных этой страшной пагубной болезнью, увы, больше, чем мужчин.
Но где же спасение? Где выход из жуткого заколдованного круга. Чем спастись от этой едва ли не опаснейшей по своей трудно-излечимости болезни?
Спасенье, однако, есть. Лекарство существует как и при всяком другом заболевании. Но это лекарство - не изделие, не фабрикация латинской кухни. Это лекарство - сила воли. Та мощная сила духа над телом и его побуждениями, которая и делает человека достойным его призвания быть царем над созданиями низшего рода.
Силою воли, и только ею, можно рационально излечить пагубную страсть, пришедшую на смену повальному пьянству.
Закостенелые наркоманы будут утверждать противное, но не верьте им. И эта болезнь излечима, как и все другие, лишь бы приняться за неё с твердой уверенностью в свои силы, в свою энергию. Я знаю интеллигентную женщину по профессии артистку. Она вспрыскивала себе морфий на протяжении двух лет с ужасающей быстротою увеличивая дозы. Ради чего? Ради забвения. Ради желания уйти от реальной жизни и погрузиться в мир кошмарных часто не в меру острых переживаний. И на вопросы, обращенные к ней по поводу того, что она должна чувствовать во время действия наркотик, она отвечала с воодушевлением:
- О, это божественное чувство. Оно уносит от земли. Это – нирвана. Это - полная прострация, полное забвение всего житейского, пошлого, меркантильного! И блаженство, равного которому нет на земле в связи с такими прекрасными образами и упоительными картинами, которых не даст никакая реальная жизнь. Ведь все наши органы слуха, зрения, вкуса, всё это усиливается и утончается до остроты невозможное под влиянием хорошей дозы морфия. И нам широко раскрываются двери в сады блаженных грез!
Это было при самом начале её увлечения морфием, когда сама она была цветущей, свежей и красивой молодой женщиной. И вот я снова встречаю её через два года. Встречаю и не узнаю. От свежей, цветущей молодой женщины не осталось и следа. Это – старуха. Дряблая, жёлтая, старческая кожа, ужасная худоба, мутный взгляд, блуждающая улыбка кретинки. Дрожащие, потные, холодные руки и полное равнодушие, полная апатия ко всему, что касается её снадобья, медленно, но верно убивающего её.
Впечатление, произведенное ею на меня было настолько очевидно-тягостно, что скрывать его и наводить дипломатию, как говорится, я не сочла нужным.
- Вы губите себя. Опомнитесь, —сказала я ей. Взгляните в зеркало, вы же сейчас – старуха. Можно ли так измениться в такой короткий срок!
- Вы правы, надо покончить с этим - неожиданно решила она. Я давно уже замечаю в себе некоторую перемену. Уже не могу играть так, как прежде на сцене; и память уже не та. Да, я выкину морфий из головы. Запрусь недельки на две где-нибудь в глуши и авось справлюсь с собою. Я попробую пойти на это, даю вам слово.
И она сдержала его. Отучила себя от морфия, путём беспощадного насилия над собою. Теперь она вполне здорова, нормальна. Я снова недавно встретилась с нею и поразилась тому блестящему результату, которого она достигла в такой короткий, сравнительно, срок. Краски уже возвращаются на её щеки. Глаза приобретают прежний блеск. Зарождается энергия, жажда деятельности, интерес к общественности.
- Было очень тяжело отвыкать? - спросила я её.
- О, безумно! Но гибнуть от бессилии победить себя было еще тяжелее. Ведь в минуты просветления, отрезвления я отлично понимала, куда ведет меня моя пагубная страсть и ни на миг не имела покоя. Чтобы отделаться от неё, я уехала в самую глушь деревни, за сто вёрст от станции, где нет аптеки, а в земской больнице ни за какие блага в мире не отпустят ни капли морфию и в четырёх стенах своей добровольной тюрьмы принялась за самолеченье. Здесь я пережила все мои муки, всю неудовлетворимую жажду - тоску по наркотикам и, как видите, вышла победительницей из этой борьбы. Я не скрою, выпадали у меня такие моменты, что я готова была отречься от данного вам слова. Я стонала, рыдала и каталась в истерике в минуты приступов неодолимых желаний наркоза. Все члены мои ныли и гудели; чувствовалась сильнейшая боль во всём теле и полный упадок сил. Я рвала зубами наволочку на подушке и кричала, как раненый зверь. Но то было в первые дни испытаний. Потом, с каждым днем, мало-по-малу, боли утихали; жажда наркотиков уменьшалась постепенно, приступы делались реже и я мало-по-малу становилась нормальным человеком. Исчезла параллельно с этим и смертельная тоска, тоска по яду. Сейчас я – здорова. Я провожу всё свободное время на воздухе, занимаюсь спортом, всецело отдаюсь любимому искусству и моё двухлетнее «наркотическое прошлое» кажется мне теперь каким-то безумно-кошмарным сном.
А между тем, с плеч моих упала ужасная тяжесть. Подумать жутко, - ведь этот морфий делал меня преступницей. Не говоря уже о фабрикации фальшивых рецептов и подделку руки под руку докторов, к которым и прибегала лишь бы раздобыть себе драгоценного яду, я даже едва не сделалась и воровкой. Да, увы! это так… не раз намеревалась украсть у домашних деньги или вещи, когда мои финансовые ресурсы истекали и не на что было добывать это проклятое снадобье, которое, как вы знаете, стоит очень дорого. И ради чего всё это? Ради того, чтобы отдать себя медленно во власть безумия, потому что все мы, наркоманы, кончаем… сумасшедшим домом, в лучшем случае - с дрожью неподдельного волнения в голосе закончила она свою исповедь.
Напрягите же всю силу вашего духа, всю энергию вашу, всю вашу волю и старайтесь победить в себе низменные желания натуры. Помните, удел всех наркоманов - мучительная гибель всего того, что так ценно в человеке, что сделало его царём природы, венцом творения. Не дайте же погибнуть в себе вашему человеческому началу. Ведь избежать этой гибели - всецело зависит от вас. Помните, как нам говорили в детстве: «нет слова не могу», «есть слово: не хочу»… Скажите же «хочу» - ему обратное, «захотите»! и захотите спастись пока страсть не захватила вас с головой, пока ещё есть капля возможности спасенья. Спасайтесь же, бросайте растлевающий душу и живую мысль развратный город, полный миазм самых пагубных страстей, спешите в деревню, в глушь, на лоно природы летней, осенней ли, весенней или зимней, всё равно, лишь бы на вольный здоровый воздух, предварительно пожертвовав ваш шприц и запасы снадобий в одну из больниц. Ведь там ощущается такой недостаток в наркотиках, необходимых для больных и умирающих для облегчения их страданий, которых вы так жестоко обездоливали до сих пор! И, покончив со всем этим, отдохнув хорошенько, вы станете снова прежними работоспособными, энергичными людьми, достойными носить имя человека.
Лидия Чарская
Клод Фаррер, книга: az.lib.ru/f/farrer_k/text_1904_fumee_dopium.sht...
Отсюда: vk.com/wall-215751580_3452
vk.com/@-215751580-ocherk-lcharskoi-zhazhduschi...
По второй ссылке - оригинал журнала «Журнал для женщин» за 1918 год, где напечатан очерк Чарской