Любопытно

[silent-gluk]

КАК РОДНОЙ ДЯДЯ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ ЦАРЯ СПАСАЛ

И действительно, такое произошло 1 марта 1881 года, когда случилось страшное событие - нападение террориста с бомбой на императора Александра Второго. Митрофан Дмитриевич Крахоткин, дядя Л.А.Чарской по материнской линии (её рано умершая мать, Антонина Дмитриевна Крахоткина происходила из большой купеческой семьи, Митрофан был её родным братом, в семье было ещё много других детей) находился совсем недалеко от места, где произошли взрывы.

Молодой подпоручик, недавно женившийся, первым весенним днём направлялся по своим делам, вёз стопки книг для учёбы и, наверное, был в хорошем настроении, думал о жене, мечтал о поступлении в академию, размышлял об экзаменах... Этот день перевернул и жизнь всей России, и жизнь Митрофана - он был страшно покалечен. Ранено и убито было ещё больше сотни человек...

Из прессы тех дней:
«Дальнейшие подробности о событиях 1 марта».

„St. Реt. Нer.“ сообщает следующие новые подробности о катастрофе 1-го марта, ручаясь за достоверность их: подпоручик Митрофан Дмитриевич Крахоткин, 139-го Моршанскаго пехотного полка, 27-ми лет, женившийся всего месяц тому назад, проезжая 1-го марта с Конюшенной через Театральный мост, везя на извозчике связку разных книг, числом около 40, взятых им у знакомых для подготовки к вступительному экзамену в военную академию. Как раз в это мгновение раздался первый взрыв. Поручик тотчас же выскочил из саней, оставив книги извозчику, и поспешил бегом к царской карете, отворил её дверцы и помог Государю выйдти. Его Величество, в сопровождении Крахоткина, направился к кучке людей, окружавшей преступника, и Крахоткин слышал, как Государь сказал: „Это он! хорошо! хорошо!“

Вернувшись, Государь стал на тротуар набережной, облокотясь на железную решётку, и осведомился о раненых; пор.Крохоткин стоял в то время в 2 шагах, обратившись лицом к Государю. В это время последовал страшный взрыв, он почувствовал, что приподнят на воздух. Придя в себя, он увидел, что лежит на земле, что голова и лицо его в крови, и окружающие старались смыть и стереть эту кровь. Он встал на ноги, сделал несколько шагов к кучке людей, окружавших Государя, видел, как его подняли, с раздробленными голенями. В это мгновение он лишился сознания, и придя в себя, уже очутился в санях рядом с городовым, который повёз его в Мариинскую больницу. Голова его была обвязана несколькими платками, так как шапка его, а также и книги, до сих пор не найдены. Три часа спустя, его посетил доктор Вреден и определил следующие следы контузии: повреждение верхней части левой ушной раковины маленьким осколком бомбы, и звездообразный разрыв левого барабана, причинивший кровоизлияние. Полная глухота левого уха и ослабление слуха в правом. Вообще его состояние устраняет пока опасение о возможных в будущем последствиях сотрясения мозга, но глухота левого уха остается, а воспалительное состояние его причинит еще не мало страданий этой жертве человеческой злобы“.

Медали М.Д.Крахоткина, был тяжело ранен: catalog.sammlung.ru/?page_id=4015

Источники иллюстраций и текста: журнал "Нива", 1881 год.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3869

По ссылке- иллюстрации из "Нивы".

@темы: ссылки, Чарская, биография, История, Семья

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот еще интересно... Я тут читаю Чарскую "в оригинале", т.е. сканы дореволюционных изданий, и интересно, почему так много опечаток? По идее, корректоры тогда уже были... Но чего им не хватало? Почему в современных нам книгах опечаток существенно меньше? Как этого удалось добиться? Или просто корректоры были не у всех изданий?

@темы: вопрос, Реалии, История

---

Любопытно

[silent-gluk]

Наша современная молодёжь. Душа гимназистки. (статья из «Журнала для хозяек». 1916г.)

Слишком понятен тот интерес, с каким общество относится к вопросу — что же представляет из себя современная молодежь и, в частности, —современная девушка, заканчивающая школьное образование и вступающая завтра непосредственно в жизнь?

В лице более культурных слоёв, общество вполне определённо сознаёт, в лице менее культурных — инстинктивно чувствует, что от неё, от этой самой молодежи,, завтра вступающей в жизнь, зависят дальнейшие судьбы страны. Они, эти люди «завтрашнего числа», придут на смену отцам и матерям, они будут осуществлять свои идеалы, устраивать жизнь сообразно со своими духовно-нравственными мировоззрениями и олицетворять собою завтрашнюю Россию.

Одним из сильнейших инстинктов живого существа является инстинкт сохранения вида. Красной нитью он проходит через все ступени зоологической лестницы, которая завершается человеком. Вот почему общество так страстно относится к вопросу о своём «завтра», вот почему к вопросу о молодежи, хозяевах этого «завтра», оно особенно чутко, вот почему, наконец, споры о том, что представляет из себя молодежь, всегда и везде принимали и принимают доныне особенно страстный характер.

Чем острее тема, тем труднее сохранить при обсуждении её минимум того спокойствия, которое необходимо, чтобы отнестись к вопросу справедливо. И мы хорошо знаем, какая огромная пропасть существует в оценке современной молодежи: по уверению одних, современная молодежь — полное вырождение и в физическом, и в моральном отношениях — полное отсутствие высоких идеалов, полная безыдейность и голый эгоизм чисто зоологического пошиба; по уверению других, это — сокровищница лучших заветов, цвет самых благородных, самых возвышенных порывов и идеалов.

Где же найти ту Ариаднину нить, которая вывела бы читателя из этого лабиринта столь резких противоречий?

Прекрасными вехами на пути выяснения вопроса о том, что представляет из себя современная гимназистка, с какими идеалами она готовится вступить в жизнь, могут послужить ответы самих гимназисток, которые они дали на две произведённые анкеты.

Первая анкета была произведена группой частных лиц среди учащихся средне-учебных заведений города Одессы; вторая — Педагогическим музеем учительского дома в Москве, среди учащихся трёх провинциальных и одной Московской гимназии. Обе относятся к 1912—13 учебному году. Обе были произведены вполне самостоятельно, и программы поставленных вопросов далеко не аналогичны. В настоящее время ответы на ту и другую разработаны и опубликованы. Они представляют бесспорно весьма ценный материал для уяснения души современной гимназистки.

К рассмотрению их мы и приступим.

Идеал может быть выяснен двояким путём; или выражением резкого отрицания всего того, что находится в явном противоречии с лучшими стремлениями, или путём выражения непосредственно самих стремлений.

В одесской анкете особенно ярки те ответы, в которых гимназистки высказывают свое недовольство и моральную неудовлетворенность и существующими в гимназиях распорядками, и программами, и, наконец, образом жизни, который приходится вести.

В анкете, между прочим, стоял вопрос: «довольны ли вы своим учебным заведением?» — и подавляющее большинство учащихся в казённых средних учебных заведениях дали отрицательный ответ.

«Как можно быть довольным своим учебным заведением, — восклицает гимназистка шестого класса, —если на каждом шагу гадость, притеснения, внешкольный надзор и т. д.!? Все учителя, за малыми исключениями, относятся крайне несправедливо к учащимся: —«достаточно иметь смазливенькую мордочку, и отметки будут превосходны».

«Нас приучают ко лжи и обману», — объясняет свое недовольство гимназией гимназистка седьмого класса. «Если ты говоришь правду, то тебя называют дерзкой».

«Учителя совершенно не считаются с психологией ребенка, — отвечает гимназистка-восьмиклассница, — «не интересуются индивидуальными способностями учеников. Главное для них — это сдать урок. Дети очень мало усвояют из объяснённого и зубрят, поэтому, не понимая, боясь плохих баллов, на которые учителя не скупятся и этим еще больше развивают в детях и честолюбие, и зависть, и лень. Видя в деле преподавания одну только материальную сторону, учителя совершенно не стремятся заинтересовать учеников».

«Господи! Неужели они сами никогда не были учениками и не испытывали тяжести ученической жизни?» — вырывается у другой гимназистки, отмечающей бессердечное отношение педагогического персонала, сухость преподавания и узкий педантизм.

«Главным недостатком нашей школы считаю отчуждение между учащими и учащимися. Первые, совершенно не зная жизни и характера своих учеников, не считаются с ними и требуют подчинения своему капризу. Вообще, редко кто из наших педагогов видит в нас человека. Я хочу, я требую — не перестаёт слетать с их уст».

Главное же недовольство гимназисток гимназией в том, что «школа совершенно не служит делу развития».

«В школе слишком много внимания удаляют предметам, не могущим принести в дальнейшей жизни ни малейшей пользы. До окончания курса, ученица превращает свой мозг в склад всяческих геометрическим и алгебраических формул, отдав незначительный уголок таким даже писателям, как Жуковский, Пушкин, до Гоголя включительно. Дальше этого, упаси Боже, дело не идёт».

Другая гимназистка, затрагивая этот же вопрос, пишет: «Большинство, кончая гимназию, совершенно забывает понемногу те предметы, которые проходились по несколько лет. Не беда, если они забудут математику, физику, космографию, которые в свое время сыграли свою роль, например, научили логически мыслить и т д., но, плохо, если ученица, окончивши гимназию, не знает содержания произведений русских писателей. А это сплошь и рядом бывает. Происходит отсталость в развитии вследствие того, что ученицы ничего, кроме учебников, не знают».

Не читают не потому, что не хотят. Наоборот, по данным анкеты, огромное большинство считает чтение одним из лучших занятий. Не читают вследствие особых условий «учебы» в современной гимназии, как это видно из следующего ответа семиклассницы:

«В пятом и шестом классах, видя недостаточность школьного образования, ученицы начинают читать, но... в седьмом классе и это отрадное явление исчезает: в седьмом классе ничего не читаешь, а только зубришь по целым дням, и ждешь, когда наступят экзамены, чтобы покончить с этим чадом так называемых знаний. Не знаю, какая жизнь будет дальше, а пока гадко!..»

«В школе я ничего отрадного не нахожу. Разве, иногда среди учениц, когда тебе плохо, забываешься, опускаешься, так сказать, в омут их жизни», —сообщает девятнадцатилетняя гимназистка. «Да еще радуешься как-то по-детски, когда видишь весёлых, смеющихся деток. Хотя иногда становится больно, глядя на них, ибо знаешь, что эти детские души, искрение и чистые, испортят и исковеркают».

Мягкая, любящая женская душа сказалась. Среди узкого формализма, среди сухих и чёрствых педагогов, среди не дающей никаких знаний и развития школы уцелела потребность любить, любить в лучшем и благороднейшем значении этого слова. Она сказалась во всей своей полноте в этой радости девушки-гимназистки при виде «весёлых, смеющихся детишек». Она ярко и красочно выявила себя в том ощущении острой боли, которая сжимает сердечко юной гимназистки, смотрящей на этих весёлых малышей — первоклассниц, от горького сознания, что «эти детские души, искренние и чистые, испортят и исковеркают».

Но не эта одна потребность характеризует душу современной гимназистки.

Если вы внимательно вчитаетесь в приведенные нами ответы гимназисток, вы не можете не заметить, что в этой резкой, порой страстной критике гимназической учебы и гимназических порядков ярко выступают и не удовлетворенное стремление к истинному знанию, дающему развитие, облагораживающему душу, и неудовлетворенное чувство справедливости, и неудовлетворенное чувство равенства, дружбы и товарищества.

Стремление к единению, тяготение к самообразованию вполне определённо выражается в современной гимназистке. В поступивших на анкету ответах имеются яркие доказательства этого.

"Школьное товарищество — это лучший продукт наших школ, это — самое тесное, что связывает нас с нашим детством, с нашей юностью», —сообщает семнадцатилетняя гимназистка. Разве это не формальный гимн в честь единения?

Не менее восторженные ответы даются и о гимназических кружках самообразования, цель которых, «расширить кругозор, поднять уровень развития, объединить учащихся».

«Мои соученицы, — пишет гимназистка - восьмиклассница, — организовали самообразовательный кружок, о котором мы давно уже мечтали. Этот кружок посещаю и я. Кружок этот принесёт и приносит каждой лекцией очень много пользы. Программа — русская литература и общественность, с древнейшего до нашего времени. Самое интересное в наших лекциях — это разбор различных вопросов, предлагаемых самими членами. Очень интересны бывают живые обмены мнений по данному вопросу. Лекции эти бывают в большинстве случаев так содержательны и насущны, что уходишь от них нехотя и ждешь с нетерпением, когда снова настанет суббота, когда снова соберутся, чтобы слушать, узнавать, рассказывать, спорить .

„Кружок доставляет единственное утешение. Живу им», —пишет восемнадцатилетняя гимназистка.

Н. А.

Источник: журнал «Журнал для хозяек». №1, 1916 год.


Отсюда: vk.com/@allcharskaya-nasha-sovremennaya-molodez...

@темы: ссылки, Реалии, История

---

Любопытно

[silent-gluk]

ЧАРСКАЯ: СТРАНИЦЫ НАШЕЙ ИСТОРИИ. ГОСУДАРИ И ИМПЕРАТОРЫ РОССИЙСКИЕ

"Прямо навстречу Ване подвигалось странное шествие. Длинная вереница черных фигур, одетых в монашеские рясы с высокими клобуками, с зажженными свечами в руках, шла по направлению к церкви. Впереди, тяжело опираясь на посох, выступал высокий, худой, сгорбленный человек с изможденным от болезни и страданий лицом, с седоватой бородой. Ванюша сразу узнал в высоком человеке царя Ивана Васильевича, которого не раз видывал и во время шествия его из собора Московского, и проезжающего по улицам Москвы.

Новая внезапная мысль толкнулась неожиданно при виде царя в голову Вани:
"Что если броситься в ноги царю, что если спросить его самого об участи князя? Что если умолить царя отпустить поскорее князя Дмитрия домой?"

И не долго думая по этому поводу, Ванюша со всех ног кинулся навстречу царю и упал ему в ноги.

Длинное шествие разом остановилось. Сам царь вздрогнул от неожиданности при виде мальчика, распростершегося у его ног и обнимавшего его колени.

Удивленные и смущенные опричники растерялись, не зная что им делать.
- Кто ты, малец? Откуда взялся? - послышался голос царя над головою Вани. - Чего просишь? На чем бьешь челом? - ласково прибавил царь.

В одну минуту Ваня был уже на ногах.
- Царь-государь! Батюшка милостивый! - произнес он дрожащим голосом. - Помоги мне моего князя найти... Ты знаешь, вестимо, куда подевался наш князь...
- Князь? Какой князь? Говори, малец. Я что-то и в толк речей твоих не возьму, - проговорил царь, и голос его опять дрогнул обычным раздражением.

Ваня смутился. Мальчику казалось, что царь должен был понять сразу, о каком князе шла речь, и помочь ему найти его, Ваниного, благодетеля. Но, очевидно, дело выходило много сложнее, нежели это думал мальчик. Он собрал, однако, все свои силы и, стараясь говорить насколько можно толковее, произнес:

- Князя нашего, Дмитрия Ивановича Овчину-Оболенскаго, государь, на пир звал ты к себе намедни... Федора Алексеевича Басманова за ним присылал... Поехал князь... А домой он не вернулся... Княгинюшка все слезы повыплакала... Боится, чтобы лиха какого не случилось с князем... Ну, вот я и решился поехать, разузнать в слободе, куды подевался кормилец наш...

- Один приехал? - изумился царь, окидывая маленькую фигурку мальчика сочувственным взором.

- Один, вестимо. Что мне сделается? На Ветре доскакал. Стражники только остановили у заставы... Непутевые такие речи говорили они, будто бы князь помер, будто князя убили за измену царю... Да быть этого не может... Князь наш завсегда тебе, государь, первым верным слугою был, это, как Бог свят, правда. Да и может ли царь казнить гостя своего, когда на пир честной зовет его в свои палаты!.. Врут, видно, стражники... Жив и невредим наш князь... У тебя, видно, во дворце гостит... Пусти его домой, государь... Верно говорю тебе, княгинюшка его который день глаз не осушает!

Горячо и искренне звучала речь ребенка. Горели его синие глаза, горели алым румянцем пылающие щеки. На диво хорош да пригож был в эти минуты Ванюша!

Смутно стало на душе царя. Тяжело стало ему воспоминание о князе Овчине-Оболенском. Вспыхнуло румянцем смущения лицо царя. Беспокойно забегали из стороны в сторону его горящие маленькие глазки...

- Кто ты, паренек? Как своему князю приходишься? Сыном али сродственником будешь? - спросил он мальчика, избегая его взгляда.
- Не сын и не сродственник, а просто приемыш я княжий, - отвечал Ваня. - Дед мой верой и правдой старому князю еще служил, а ноне я молодому князю Дмитрию Ивановичу с его княгинюшкой послужить хочу... Сделай милость, государь, вели проводить меня к князю! - смелым, ясным голоском звонко и бодро произнес Ваня.

- Ой, больно ты что-то прыток, парень, - проговорил царь Иван Васильевич и грозно нахмурился, - князя увидишь, когда велю тебе, а пока что ты мне послужи малость... Больно ты смел да храбр, паренек... Больно занятен... Такого нам не доводилось повстречать доселе. Нравишься ты мне, паренек... И хочу я тебя в моем тереме пристроить... государыне-матушке да царевне, да княжнам на потеху... Занятный паренек, и шутить-то ты, я чаю, мастер... Больно прыткий да бодрый. Таких ребяток люблю... И назначаю я тебя от нашей милости царской нашим теремным забавником... Эй, Федя! - кликнул он своего любимца Басманова, - отведи мальца в наш терем, пущай его обрядят поладнее... Ужо взглянуть на него приду... А сейчас, братия, во храм Божий поспешаем! Время упустили и то!

И царь, кивнув слегка головою озадаченному Ванюше, снова двинулся вперед, опираясь на свой тяжелый посох. За ним двинулась, по двое в ряд, и вся его черная свита. Большой колокол ударил глухо с колокольни церкви, как бы приветствуя приближающегося царя".

("Царский гнев")

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3865

@темы: Царский гнев, ссылки, Чарская, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

В понедельник наша редактор Мария Громова рассказала о «Порт-Артурском Васе» на конференции японистов.

Публикуем ее доклад на ХХVII конференции «История и культура Японии» (Институт классического Востока и античности НИУ ВШЭ, 17-19 февраля 2025 г.).

Из доклада вы узнаете и про две другие детские повести о Русско-японской войне. Сумеете сравнить, насколько по-разному авторы обращались с этой недетской темой.

В детских журналах того времени много любопытных находок - все они рисуют нам эпоху. Так мы познакомились с неизвестной повестью Чарской, вышедшей под псевдонимом "Алексей Лидиев". В докладе, кстати, раскрывается загадка, зачем Лидии Алексеевне нужно было "спрятаться под маской".



Отсюда: vk.com/wall-215751580_3859

(Если что - - видеозапись доклада по ссылке; жаль, что нет текста...)

@темы: ссылки, Чарская, Порт-Артурский Вася, Псевдонимы

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот интересно... А под какими еще псевдонимами Чарская писала?.. Я помню послереволюционную Н.Иванову, теперь вот Алексея Лидиева, попадался мне как-то "автор "Евфимии Старицкой""... А еще?..

@темы: Псевдонимы, вопрос, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

ЧАРСКАЯ: СТРАНИЦЫ НАШЕЙ ИСТОРИИ. ГОСУДАРИ И ИМПЕРАТОРЫ РОССИЙСКИЕ

"Вышмирский дергает ее за руку и твердит:
— Да гляди же, гляди! Ничего подобного уж больше не увидишь!

И действительно, не увидишь. По берегу, мимо рядов войск, направляясь к пристани, у которой ждет уже роскошно убранная барка, едет коляска. В ней три офицера — три генерала.
— Государь император! — проносится гулким, звучным шепотом по рядам войск. — Государь император!

По мере приближения коляски, окруженной блестящей свитой и штабом, к передовому флангу, проносится первым трепетом первое "ура", гулом вырвавшееся из тысячи грудей, сплошное, радостное, отчаянно-громкое и безумно-счастливое "ура"! Это уже не тихий шепот, похожий на журчанье ручья или шелест ветра, это стон моря, рокочущего, бурного, торжествующего, могучего!..
"Ура!" несется и перелетает с фланга на фланг по мере приближения коляски, то замирая, то воскресая снова. Великое, могучее по своей стихийности, оно разом наполняет собою и небо, и землю, и праздничный Тильзит с его беснующеюся толпою, и самый Неман, такой величественный и красивый в весеннем одеянии своих голубоватых струй.

— Ура! Да здравствует император! — несется эта рокочущая лавина, словно выйдя из берегов, несется неудержимо, как волны моря, как стон бури.
— Ура! — кричит за остальными Надя и приковывается лихорадочно горящим взглядом к приближающейся коляске. Что-то новое, необычайное рождается при этих звуках в душе девушки... И это необычайное как бы перерождает ее всю... Тщеславные мечты, разочарование из-за производства Юзефа и затаенная жалоба на судьбу — все уже забыто теперь... Вся ее жизнь, все ее существо, вся душа Нади сосредоточились теперь на этой коляске, на тех трех лицах, на трех генералах, сидящих в ней... А коляска, кажется ей, точно нарочно движется тихо, так дьявольски тихо!..

Вот снова затихает кипучий бешеным восторгом крик и снова, подхваченный свежими силами, утраивается и гремит, гремит навстречу экипажу, окруженному свитой.

Эта волнующаяся толпа, эти бешеные крики, этот восторг войска и народа ударили в голову Нади, вытесняя из сердца и головы все остальные мысли и чувства.

"Государь!" — мучительно выстукивает бьющееся сердечко смугленькой девочки. "Государь!" — наполняет все ее думы и чувства...
Тот, который повелевает десятками миллионов людей, тот, в руках которого судьба России, счастье и горе народа, тот, о котором она, Надя, мечтала с детства, которого она представляла себе каким-то полубогом, сильным, всемогущим, — он теперь здесь, перед ее глазами, в двух-трех шагах от нее!.. "Он" здесь... Но который же, который, который? Который из этих трех офицеров в коляске!..
Она готова зарыдать теперь от нетерпения и страха, видя, что коляска приближается... что она близко... тут... рядом и скоро пронесется мимо, прежде чем она, Надя, успеет увидеть и узнать лицо обожаемого монарха.

Вот коляска уже близко... Три генерала, сидящие в ней, уже почти перед строем коннопольцев. Один из них, высокий, но устало съежившийся, в расшитом мундире, с длинным профилем немецкого типа.

— Нет, это не он. Не может быть он! — решает в одно мгновение Надя.
— Это прусский король, — шепчет кто-то едва слышно.
Другой — она узнала его разом — это цесаревич Константин, делавший еще так недавно смотр всей кавалерии на границе. Его она отлично знает.

Так, значит, "он" — третий! Перед Надей мелькает стройная высокая фигура в белых лосинах, в коротких ботфортах и генеральском сюртуке, с Андреевской лентой через плечо. И лицо, молодое, бледное, обросшее рыжеватыми бакенбардами, с мягким, кротким взором, прекрасное лицо, улыбающееся толпе... Печальна она — эта улыбка!.. Покорно и трогательно покоится она на свежих устах... На высоком челе печать думы — нерадостной, тяжелой... Голубые глаза также не веселы... Но они чудно-прекрасны, эти глаза, они точно врываются в душу, от них веет теплом и светом, в них и детское добродушие, и кроткая нежность, и печаль — бесконечная печаль...

По прекрасному молодому лицу, по кроткой улыбке и голубым глазам Надя не могла уже более сомневаться, кто был третий генерал в коляске.

Безумная жгучая радость охватила ее... "Он"! За "него"! Ради "него"! О, боже, великий боже!.."

Если прежде она очертя голову бросалась в самое пекло боя ради милой родины, ради славы и чести своего солдатского мундира, то теперь, теперь она сознавала это так ясно, так поразительно ясно, что она готова броситься в первую же атаку с полной уверенностью не вернуться из нее ради "него", только ради этого детски ясного взгляда и печальной улыбки!..

— Иезус Мария! — шепчет подле нее не менее ее потрясенный Юзек. — Как он печален! О, Дуров! Что ни говори, это печаль не простого смертного. Это великая душа! Он — орел, наш император!
"Великая душа! Орел! Именно орел! — так и трепещет и бьется сердце Нади Дуровой. — Но, боже мой! Как скорбно печален, как трогателен он в эту минуту, великий государь!"

И она смотрит, смотрит пристально, до боли напряженно, до рези в глазах, вслед умчавшейся коляске. Вот она уже далеко... Вот только видно, как поблескивает сталь палашей у царской охраны... Вот она у пристани... вот остановилась... и высокая, статная, в генеральском мундире фигура при Андреевской ленте, в сопровождении свиты, вышла из экипажа и, сойдя на берег, скрылась под балдахином украшенной цветами и флагами барки.

В ту же минуту от французского берега отчалила галера. На носу ее стоит плотная коренастая фигура невысокого человека в треугольной шляпе. Это гений и победитель половины мира! Это Наполеон! На голубом фоне горизонта как-то особенно четко выделилась эта странная, не имеющая, впрочем, в себе ничего гениального фигура.

— О, этот — не орел... не орел! — чуть слышно, в забытьи лепечут губы Нади. — Это... это...
— Коршун... — подсказывает Вышмирский, неотступно следя взором за толстым человеком на носу галеры.
— Или нет... знаешь, Юзеф, — с необъяснимым приливом жгучей, острой ненависти подхватывает Надя, — просто лисица, жадная, лукавая корсиканская лисица! Вот он кто!

А разукрашенная галера подплывает все ближе и ближе. Вот она уже у плота, вот глухо стукнулась о его доски несколько ранее, нежели подплыла к нему барка императора Александра.

— Хороший знак, — шепчут маршалы и генералы великого Наполеона.
"Французский выскочка!" — мысленно проносится в уме каждого русского из свиты государя.

Наполеон и Александр протягивают руки друг другу и бок о бок входят в шатер, оставив на берегу, со свитою, Фридриха-Вильгельма, прусского короля.

Целый час, целый долгий час длится это свидание, решающее судьбу Пруссии и ее короля. И никто, ни маршалы, ни свита, не знает того, о чем говорилось на неманском плоту двумя сильнейшими представителями Европы.

Ровно через час оба императора снова показались из шатра. Они братски обнялись на глазах толпы и двух великих армий и разменялись крепким, дружественным поцелуем. И обе великие армии слились в одном общем приветствии, содрогнувшем своею мощью дома и улицы Тильзита:
— Vive Alexandre! Да здравствует Наполеон!..

Царский экипаж все еще стоит у пристани в ожидании императора Александра.

Вот снова от неманского плота отделяется барка. "Он" плывет обратно, "он", заключивший мир с недавним врагом. Прусский король встречает его с выражением самого живого интереса, горя нетерпением узнать судьбу королевства. Лицо цесаревича спокойно, почти весело. Мир необходим — и они добились мира. А "он" — гордый, прекрасный орел, "он" — отец своего народа, хотя и спокоен на вид, но в лице его по-прежнему борются печаль и улыбка. Пусть Наполеон, ради дружбы с ним, Александром, поступился многим, но кто ему вернет те тяжелые потери, тех мертвых героев, что полегли на кровавых Фридландских полях?..

С тем же печальным лицом и затуманенным взором государь вышел на берег и сел в коляску. Вот он снова подвигается медленным шагом вдоль фронта войск, ласково кивая новому безумному привету, надрывающему грудь народа и войск.

Около атаманского, любимого своего, казачьего полка Александр выходит из коляски. В одно мгновение ока адъютант соскакивает с коня, подводит его государю, и Александр уже в седле продолжает путь.

Около Платова, наказного атамана Донских войск, стоявшего во фронт, государь удержал коня и остановился.

Наде отлично видно с ее места, как с преобразившимся лицом, весь олицетворенное напряжение и благоговейный восторг, Платов вытянулся в струнку перед государем. Слов не слышно, но лицо Платова так и сияет счастьем.

"Счастливец! Он удостоился царского слова! — безумно выстукивает сердце смуглой девушки. — Но он герой и достоин его!.. Достоин!.. А я-то? Господи, помоги ты мне, помоги удостоиться того же, помоги быть героем, как он, чтобы только говорить с государем или умереть за него... да, умереть... о, господи!"

Надя, уже не отрываясь, глядит в упор на приближающуюся теперь к их рядам стройную фигуру на белой лошади, перед которой готова упасть на колени вся эта, словно помешанная от восторга, толпа...
Теперь государь уже близко... Вот конь уже у последних рядов последней атаманской сотни... вот он уже перед их коннопольским полком, в десяти шагах от нее, Нади.

Уста его раскрываются. Твердый, звучный голос говорит негромко:
— Мои славные коннопольцы! Спасибо!
Что-то необычайное наполняет сердца солдат. Это уже не крик, а вопль, восторженный, стихийный.

— Рады стараться, Ваше императорское величество! — гремит ответный возглас полка, и Надя видит теперь восторженные слезы не в одной паре глаз этих мужественных, закаленных людей.
И как будто что-то светлое блеснуло в голубых глазах государя. Точно две алмазные росинки попали туда... не то росинки, не то слезы...
Какой-то клубок подкатывается к горлу Нади и душит ее. Ее собственные глаза, впившиеся взором в царя, наполняются слезами.
"Умереть тут на месте, за него, за родину! — выстукивает сердце смугленькой девочки. — Или упасть на колени и молиться, молиться без конца!"

И восторженный порыв ее дошел, казалось, до сердца государя.
Чистый, ясный взор Александра встретился с ее взором, таким же ясным, чистым, детским, восторженно-счастливым.
Государь чуть тронул шпорой лошадь и медленно подвигается к странному ребенку в уланском колете, встречающему его глазами, полными слез.

Что это? Ошиблась или нет Надя?
Нет, не ошиблась... Он едет прямо к ней... Нет сомнения... Его глаза сияют ей чудесным светом. Он весь — сочувствие и внимание к ней, юному уланчику, плачущему от счастья...

В струнку вытягивается юный уланчик и замирает без движения, как вкопанный, по воинскому уставу своей солдатской службы.
Государь перед нею... Голова его белого коня уже перед самой головой ее Алкида.
— Каховский! — слышится уже знакомый и бесконечно дорогой голос. — Ужели молодцов-улан осталось так мало, что ты принужден двенадцатилетних детей вербовать в свои ряды?

Генерал-майор Каховский, командир коннопольского полка, взволнованный не менее самой Нади, отвечает сдержанно-почтительно, вкладывая неизъяснимые ноты нежности в свой солдатский голос:
— Ваше императорское величество, он хотя и молод, ему всего 16 лет, государь, но уже успел отличиться и под Гутштадтом, и под Фридландом, как взрослый мужественный воин!

О, милый Каховский!.. Какой восторженной благодарностью наполнилось к нему сердце Нади за этот, полный доверия и похвалы, отзыв!
— Вот как! — снова послышался негромкий возглас государя, и его рука, словно облитая белой перчаткой, легла на кашемировую эполету Нади. — Такой еще юный и такой храбрый! — И при этих словах император Александр наградил ее одним из тех чарующих взглядов, которые не забывались всю жизнь теми, кто бывал удостоен ими.
Унылая, но полная прелести улыбка при этом взгляде снова тронула полные, красивые губы царя.

Потом он спросил у Каховского что-то еще, уже значительно тише, чего не расслышала Надя, и поехал дальше по фронту раздавать свои улыбки и похвалы заслужившим их войскам.
Тут только Надя опомнилась от своей сладкой грезы и вернулась к действительности.

Но что-то могучее, стихийное, роковое по-прежнему наполняло ее душу и сердце, наводняя сладким восторгом все ее существо.
— Вышмирский! — горячо прошептала девушка. — Если мне суждено скоро умереть, то пусть это будет сегодня!.."

("Смелая жизнь")

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3838

@темы: Смелая жизнь, ссылки, Чарская, История, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

С удовольствием информирую вас, что:

"Уважаемые читатели, все электронные сервисы РГБ восстановлены и работают.

В том числе:
- поиск и электронный заказ в www.search.rsl.ru
- запись новых читателей
- мобильное приложение «Читательский билет РГБ»
- система приема обязательного экземпляра www.oek.rsl.ru
- Национальная электронная библиотека (НЭБ) www.rusneb.ru/ "

Отсюда: vk.com/wall-18853836_50759

Пойду качать "Гимназисток". А то я из РНБ по совету Натальи скачала, но там они, во-первых, с водяными знаками, а во-вторых, цельным pdf, который как-то очень странно распознался, и я не знаю, как с ним работать...

@темы: ссылки, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Ангелина Кравченко, ведущая группы, посвященной творчеству Л.Чарской, ВКонтакте, пишет:

ЮБИЛЕЙНЫЙ ГОД.

Почти месяц назад [ну, теперь уже 4 - пост старый - SG] мы встретились в уютном Малом зале Центрального Дома литераторов. Прекрасный повод - отметить стопятидесятилетие Лидии Чарской. И вот наконец я могу написать об этом вечере со своего взгляда.

Было так радостно увидеть единомышленников, знакомых и незнакомых, познакомиться с ними, поговорить о любимой писательнице, о её творчестве, о книгах...

Вела вечер известный литературовед Елена Ивановна Трофимова, она связывала все выступления канвой жизни Чарской, можно было следить за событиями, и время от времени погружаться в разные темы, связанные с работой писательницы. Вместе с ней выступали Матвеева А., Минералова И., исследователи творчества Лидии Чарской; Елена Павлова рассказала нам о знаменитой сестре преподавателя Чарской на драмкурсах - Озаровской; также выступали и другие участники вечера.

Несмотря на то, что я многое знаю о Л.Чарской, мне ни на минуту не становилось скучно, всё время переполняли эмоции от работы таких увлечённых людей!

Когда вечер заканчивался, представителям нашего сообщества дали слово, мы немного рассказали, что сейчас делаем. Неожиданным приятным подарком были винтажные открытки для всех присутствующих с портретом Лидии Алексеевны и адресом нашей группы.

Этот просто прекрасный подарок нам принесла Наталия, мой соредактор, очень благодарны!

После вечера люди не спешили разойтись, общались, что-то спрашивали. Я уходила очень довольная...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3834

@темы: Мероприятия, ссылки, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот еще интересно... "Повышенное орфографическое уважение", т.е. написание всего связанного с заглавных букв (типа "Царская Чета") относилось только к действующему императору?.. Потому что пролистывала я тут "Вторую Нину" (в ходе поисков кусочков "Богатого наследника"), наткнулась на ту часть, где Нина идет проверять, правда ли портрет Павла I оживает ночью, - так там "император" с маленькой буквы написан, причем неоднократно...

@темы: вопрос, Реалии, Чарская, Вторая Нина, Задушевное слово

---

Любопытно

[silent-gluk]

"Знаете ли вы, что..."

..книга Е.Первушиной "За столом со Сталиным" (уже хорошо...) начинается цитатой из "Княжны Джавахи"?..

Информация отсюда: vk.com/wall-215751580_3814 , там же "документальное подтверждение" - фото страниц 6-7 книги.

@темы: ссылки, Чарская, Княжна Джаваха

---

Любопытно

[silent-gluk]

С прискорбием информирую, что

"Уважаемые читатели!
С 28 апреля и до отдельного объявления в связи с техническими проблемами будут недоступны:

- сайт РГБ,
- электронная библиотека РГБ, поиск по электронному каталогу и электронным ресурсам,
- электронный заказ документов,
- запись в библиотеку,
- Национальная электронная библиотека (НЭБ).

В библиотеке можно будет:
- получить книги, заказанные ранее,
- воспользоваться заказом на документы, изданные до 2015 года, через консультантов при помощи бумажных требований,
- получить издания из открытых и подсобных фондов.

По мере решения технических проблем будем информировать вас о подключении электронных услуг.

Приносим свои извинения!"

(Отсюда: vk.com/wall-18853836_50646 )

А я так и не скачала ни "Гимназисток", ни трехтомник о Смольном, ни... Пока есть еще "Богатый наследник", буду заниматься им и надеяться, что НЭБ скоро прочихается.

@темы: текст, ссылки, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Вышел новый сборник "Гимназистки" в издательстве Эксмо. Симпатичный, нежных оттенков. В него входят, помимо других произведений, очень редко печатающиеся рассказы из книги Л.Чарской "Гимназистки". Кстати, один из этих рассказов Лидии Алексеевны теперь официально включён в итоговый экзамен по русскому языку в 9 классе.

При наличии подписки Яндекс плюс вы можете послушать весь сборник: music.yandex.ru/album/34513879

Аннотация:
"Из чего же сделаны девчонки XIX века?

Может, из стихов о любви и взглядов украдкой, из речи французской и фарфоровых кукол? А еще из арифметики, музыки, мечты о балах. Из вышивок, кружева и озорства.

Погрузитесь в атмосферу дореволюционных гимназий и пансионов, когда образование было привилегией, доступной не всем. Этот сборник — драгоценное напоминание о том, каким был путь молодых девушек к знаниям и становлению в обществе. Рождение дружбы, развитие ума и романтические мечты переплетаются в едва уловимом дыхании истории.

В книгу входят произведения русских писательниц — Лидии Чарской, Надежды Лухмановой и Веры Новицкой". eksmo.ru/ebook/gimnazistki-istorii-o-devochkakh...

Рассказы Чарской переизданы в обработке и с сокращениями.

Оригиналы рассказов тут: viewer.rsl.ru/ru/rsl01003774950?page=1&rotate=0...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3803

@темы: Сборники, ссылки, Чарская, Рассказы, Новицая, ПСС, Гимназистки, Лухманова

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот еще интересно... Ладно, к священнику нужной религии (на исповедь, обучение и т.д.) иноверских воспитанниц могли возить (или он сам мог приходить раз в неделю, скажем). Молиться можно отдельно и самостоятельно. Но вот как выкручиваться с питанием?.. Даже христиан-неправославных: ладно, допустим, что посты в среду и пятницу обязательны для всех христиан вне зависимости от конфессии и принятого там календаря (юлианский/григорианский). Но как быть с тем же Великим Постом, скажем, который у тех же лютеран - со сдвигом недели на две (и Пасха у них, по идее, в то время, когда у православных еще Великий Пост; нет, случаются совпадения, но не каждый же раз, а с Рождеством и соответствующим постом - так и не случаются)? Или в то время этого сдвига не было? И как быть тем же Зюнгейке или Саре, учитывая, что мусульманские и иудейские ограничения по еде далеко не только исчерпываются запретом на свинину (он просто самый известный), а возможности добыть пищу помимо "общего стола" практически нет (а халяльную/кошерную - так нет даже и теоретически)?

И, кстати, как выкручивались с питанием пансионерок в том институте, где училась Сашенька Яновская у Бруштейн? Католичек там так много, что на уроках Закона Божьего класс делится на две группы, т.е. игнорировать эту проблему не получилось бы...

@темы: вопрос, Реалии, Чарская, Тринадцатая, Ради семьи

---

Любопытно

[silent-gluk]

ЧАРСКАЯ: СТРАНИЦЫ НАШЕЙ ИСТОРИИ. ГОСУДАРИ И ИМПЕРАТОРЫ РОССИЙСКИЕ

"От костромской заставы до самых ворот обители все было черно от толпы народа...

Впереди ярким пятном выделялось духовенство в парчовых ризах...
Архиепископ Феодорит с тремя архимандритами, с троицким келарем Авраамием Палицыным и с протопопами были впереди... Над головами их плыла чудотворная икона Владимирской Божией Матери... За нею другие, местные, из костромских церквей...
Развевались хоругви... Золотой рекой своих ярких лучей заливало их солнце червонным заревом, играя на ризах икон, на золоте и парче облачений духовенства, на цветных полотнах хоругвей.

Марфа с сыном во главе толпы монахинь вышла к посольству через главные ворота обители.

Старец Дионисий при виде ее выступил вперед... Приблизился к Михаилу и его матери... Толпа замерла в ожидании...

— "Всяких чинов всякие люди, — задрожал среди восстановившейся разом тишины старческий голос архимандрита, обращенный к Михаилу, — тебе, великому государю, бьют челом умилиться над остатком рода христианского, многорасхищенное православное христианство Российского царства от распленения, от польских и литовских людей, собрать воединство, принять под свою государеву паству, под крепкую высокую свою десницу... Всенародного слезного рыдания не презрить, по изволению Божию и по избранию всех чинов людей на Владимирском и на Московском государстве и на всех великих государствах Российского царствия государем и великим князем всея Руси быть. И пожаловать бы тебе, великому государю, ехать на свой царский престол в Москву и подать нам благородством своим избаву от всех находящих на нас бед и скорбей" (Начало наказа, данного в Москве посольству к Михаилу.)

Старческий голос задрожал слезами и оборвался на мгновение.
Но, встретив недоумевающий, встревоженный взор живых юношеских глаз Михаила, обрел в себе новую силу речи старик. И снова зазвучал его голос мощно и сильно, хорошо слышимый до последнего слова.

Теперь этот трепетный голос просил Михаила не презрить просьбу народную и своим согласием вступить на престол московский, спасти разоренное полузагубленное государство.
— "Господь умудрил люди Своя... Перстом Своим отметил Своего избранника... Сам умудрил, кого выбрать на царство, весь народ Свой наставил на том!.. Ужли пойдешь против воли Господа, избранный Богом?"

Последние слова особенно четко пронеслись и замерли в весеннем воздухе. Михаил поднял голову.

Во все время речи старца тысячи мыслей кружились в его голове...
Так неожиданно быстро, так странно и жутко было для него это известие!

Он, совсем еще юноша, даже почти мальчик, тихо проживающий с матерью после всех перенесенных бедствий здесь, в этой глуши, он избран всею землею Русскою в цари!

Михаилу казалось, что это сон, что он спит и грезит, что стоит ему только закрыть и снова открыть глаза, как исчезнет это странное и жуткое виденье...

И самое посольство, и речи Дионисия, и толпа народа — все окажется сном... Но дивное виденье не исчезало...

Почтенный старец Дионисий стоял перед ним. И слезы текли по его впалым щекам.
— Согласись быть царем, спаси Русь православную от разрухи! — молили теперь чуть слышно старческие губы.

Вихрь мыслей закружил Михаила. Мгновенно пронеслись тяжелые картины постепенной гибели Руси, смена царей... Смуты... Убийства... Лихолетье...
Ужасные времена!

Весь вздрогнув, он сжал руку матери... Взглянул в ее лицо...
О, как бледны и тревожны ее черты! Каким ужасом наполнены глаза старицы! Сейчас она похожа на вспугнутую орлицу, готовую защищать от гибели своего единственного детеныша...
И при виде этого милого лица, искаженного страхом за участь сына, при виде этих нечеловеческих страданий сердце захолонуло в груди Михаила...
— Нет! Нет! — вырвалось непроизвольно из груди юноши. — Не могу, не хочу, не смею я быть царем московским! — и слезы брызнули из его глаз.

И словно эхом за ним задрожал трепещущий голос Марфы...
Заговорила, едва держась на ногах, старица...
Видит Бог, не может она отдать юного сына на гибель, когда Русь разорена от смуты, когда самое тяжелое время сейчас в Московском государстве... Не справиться все едино юному мальчику-царю... Погибнет он... Народ ненадежен... Свели Федора Годунова, свели Шуйского с престола, погубили, предали их... Нет, такой участи она, Марфа, не уготовит сыну! Нет на это ее благословения!

Силой отчаяния и безграничной материнской любви повеяло от этих слов...

С сокрушением слушало ее речи посольство... Падали последние надежды спасти воцарением настоящего природного русского царя гибнущую Русь.
— Господи, размягчи сердце старицы! — шептал Дионисий. — Умудри ее великой силою Своей!

Снова загудели колокола Ипатьевской обители.
"Во храме Божием должны смириться мысли о житейском", — мелькнуло у многих членов посольства в мыслях, и все двинулись в монастырский собор...

Отслужили обедню... И, выйдя на амвон, прочли грамоту об избрании всем народом юного Михаила.
И снова вслед за этим зазвучал голос Дионисия под сводами храма.
— Весь народ избрал юного государя через указание Самого Господа. Так неужли отклонишься и сейчас, надежа Руси?
Михаил, всю обедню стоявший подле матери и горячо молившийся все время, вздрогнул невольно при этом восклицании.
Он надежда Руси?
О нем пишется в грамоте, что один он своим согласием может только спасти Русь? А может, и на самом деле, пожертвовав собою, он своим согласием хоть отчасти поможет восстановлению родины... Великий Боже! Неужели идти ему против воли Господа и народа?

Между тем Дионисия заменил Феодорит. Полилась мощная речь келаря-проповедника.

В ней говорилось о горе народном, о надежде рухнувшей, о печали и отчаянии в случае отказа государя царя.
И о плененном митрополите Филарете, томившемся в польском плену, упоминалось в ней... И о гневе Божием в случае отказа Господнего избранника...

Последнее упоминание словно огнем опалило душу юного Михаила...
Горе народное, муки государства, разруху, лихие времена — все переживет он на престоле без единого укора и слова ропота, если родимый батюшка будет подле наставлять его советами, помогать мудростью и опытом. Лишь бы скорее вызволить его из плена Литвы...
И весь вспыхнул и загорелся от этой мысли Михаил. Да, с таким советником дерзнет вступить он на трон московский!..

Юноша выпрямился, поднял голову... Смелым огнем загорелись глаза...

Он повернул просветленное лицо к матери.
— Благослови, матушка! — произнесли тихо, но отчетливо уста избранного царя.
Марфа подняла голову, отодвинула черную иноческую наметку от глаз, взглянула на сына... И не узнала его.
Куда девалась недавняя робость в лице юноши?.. Куда исчезли страх и сомнения, смешанные с отчаянием, из этих молодых глаз?
С лица этого полуребенка глянул на нее юный муж, готовый идти на подвиг и жертву, которой требовал от него русский народ.

С тихим рыданием обвила руками эту бесконечно дорогую ей голову Марфа... Прижала ее к себе...

Потом, выведя на середину храма сына, положила трепещущие руки на его юную голову и произнесла на всю церковь глубоко взволнованным голосом:

— Пути Господа неисповедимы... Да будет воля Его... Благословляю сына вступить на трон московский...
Народ упал на колени, проливая слезы. Громче, торжественнее зазвонили колокола... Архиепископ подошел к юному государю и вручил ему царский посох.

Начался благодарственный молебен...
Михаил Федорович Романов считался с этой минуты московским царем."

("Желанный царь")

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3800

@темы: ссылки, Чарская, Желанный царь, Цитаты

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот интересно... Мы в братском сообществе ВКонтакте с Алексеем Анохиным тихо обсуждаем цитату из "Как закалялась сталь" Н.Островского:

"Мне скучно из-за друзей, особенно из-за тебя. Здесь у меня нет никого из гимназической среды. Большинство — неинтересные пошлые мальчишки и кичливые, глупые провинциальные барышни.
В прошлых письмах я писала тебе о Павлуше. Я ошиблась, Таня, когда думала, что моё чувство к этому молодому кочегару просто юношеская шалость, одна из тех мимолётных симпатий, которыми полна наша жизнь, но это неверно. Правда, мы оба очень юные. Нам обоим вместе всего тридцать три года, но это что-то более серьёзное. Я не знаю, как это назвать, но это не шалость.

И вот сейчас, в глубокую осень, когда беспрерывно льют дожди и в грязи можно утонуть, в этом скучном городишке всю эту серую жизнь скрашивает и всю меня наполняет это неожиданно родившееся чувство к чумазому кочегару.

Я уже вырастаю из беспокойной, иногда взбалмошной девчонки, вечно ищущей в жизни чего-то яркого, необычного. Из груды прочитанных романов, оставляющих порой след нездорового житейского любопытства, способствовавшего стремлению к более яркой и полной жизни, чем вся эта так надоевшая и опротивевшая однообразная серость подавляющего большинства таких девушек и женщин той среды, к которой принадлежу и я, и из погони за необычным и ярким явилось чувство к Павлу. Я никого не видела из среды знакомой мне молодежи, ни одного юноши с сильной волей и крепко очерченным своеобразным взглядом на жизнь, и сама-то наша дружба необычна. И вот эта самая погоня и мои взбалмошные «испытания» однажды чуть не стоили жизни юноше. Мне сейчас даже стыдно об этом вспоминать".

Алексей считает, что это пародия на Чарскую/отсылка к ней же. А я вот Чарской тут совсем не узнаю.

Как вы думаете, кто из нас прав?..

@темы: вопрос, Отсылки, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Оказывается, по книгам Чарской делали комиксы, "когда это еще не стало мейнстримом".

Комикс по книге Чарской "Газават". (Из книги "Русский комикс. 1935-1945 годы, королевство Югославия").

Художник Иван Шеншин.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3797

(По ссылке можно посмотреть страничку из комикса.)

@темы: ссылки, Газават, Чарская, Вторичное творчество, иллюстрации

---

Любопытно

[silent-gluk]

А вот любопытно... У Чарской среди персонажей, обучающихся в том или ином учебном заведении, мелькают "представители религиозных меньшинств" - лютеране, мусульмане, иудеи и т.д. Вообще теме "обучения религии" у Чарской уделяется довольно много места, уроки Закона Божьего важны для персонажей (в отличие от, скажем, уроков физики). И вот интересно - как обучались иноверцы? По-моему, только раз упоминается, что к лютеранке Норе Трахтенберг отдельно ходил пастор (в "Люде Влассовской"), и в "Джаваховском гнезде" говорится, что с Селимом и Селтонет отдельно занимается мулла. Флуг из "Гимназистов", допустим, может заниматься с раввином вне стен гимназии. А как обходятся те, у кого нет возможности заниматься вне стен учебного заведения, скажем, Зюнгейка Карач из "Ради семьи" или Сара из "Тринадцатой"?..

@темы: вопрос, Гимназисты, Чарская, Тринадцатая, Ради семьи, Джаваховское гнездо, Реалии% Люда Влассовская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Я сижу на разных сайтах, и вот на одном из них (кукольном, что объясняет сюжет рассказа) попался мне пасхальный рассказ, вполне подходящий по эпохе для сообщества.

Надежда Лухманова — Скарлатинная кукла: Пасхальный рассказ

В Петербурге стояла весна, солнышко уже растопило снег на крышах домов, но иногда еще большие хлопья снега снова падали на улицы и тротуары; только этот снег держался недолго: он быстро таял, дворники большими метлами сметали его, а солнышко, выглянув, сушило землю, и тогда все дети спешили гулять.

Всем им хотелось в особенности туда, где были выстроены легкие балаганы, в которых три дня продают игрушки, пряники, конфеты, птичек и рыбок. Эти три дня называются Вербными днями. Приходятся они всегда на 6-ю неделю Великого поста, в конце марта, а иногда и в апреле, когда уже детям не сидится в комнате, а так и хочется погулять.

В одной маленькой квартире, где жила Анна Павловна, с четырьмя детьми, было очень шумно: дети смеялись, кричали, приготовляясь идти на вербу, и каждый хотел купить себе что-нибудь особенное на те деньги, которые мама подарила каждому из них для этого праздника.

Посреди комнаты, уже совсем одетая в коричневый ватный капотик, в шляпке и с муфточкой, стояла пятилетняя Катя и ждала, когда отворится дверь другой комнаты и выйдет оттуда мама, чтобы взять ее на руки и снести с высокой лестницы вниз, на улицу. Старшая сестра ее, Настя, уже ходившая в гимназию, была тоже одета и теперь повязывала теплые шарфики на шею двум младшим детям Грише и Соне. Возле детей прыгал маленький такс Трусик, на низких лапочках, вертлявый, веселый. Он с лаем бросался на детей, хватал их за перчатки, за шубки, и дети, то один, то другой, вырывались из рук Насти и бросались возиться со своим любимцем. Настя уже хотела постучать в комнату мамы и сказать, что все дети готовы, как дверь открылась и вышла Анна Павловна. Катя протянула к матери ручки: «Мама, ну!»

«Ну» и «зачем» были любимыми словами Кати. Восторг, удивление, радость и требования, все воплощалось в «ну!».

А всякий отказ в ее просьбах, всякий выговор вызывали в ней вопрос: «Зачем?» И хотя ребенок говорил почти все, эти два слова, с разнообразнейшими оттенками голоса и мимики, слышались весь день.

— Ну, мама! — повторила Катя уже со слезами в голосе, и ротик ее покривился.

Анна Павловна поглядела на ребенка и тревожно перевела глаза на Настю.

— Да, мама, по-моему, дитя нездорово. — И старшая сестра заботливо взяла за руку малютку, но Катя капризно вырвалась от нее.

— Гулять, мама, гулять — ну!

— У нее как будто жарок… — заметила Настя.

— Ничего, разгуляется, — решила Анна Павловна, — Гриша и Соня идите вперед; Трусик, назад, дома!

Дети побежали в прихожую, а Трусик, опустив хвост, растопырив свои крокодильи лапки, почти припадая животом к полу, огорченный до глубины своего собачьего сердца, поплелся в кухню, с тайной надеждой погулять хоть с кухаркой, когда она побежит в лавочку.

Сойдя с извозчика у Гостиного двора, Анна Павловна взяла на руки Катю, Гриша с Соней шли впереди. Дети с любопытством и радостью стали разглядывать прелести, разложенные на прилавках открытых лавочек.

Когда Анна Павловна с детьми обходила третью линию, Гриша нес уже в правой руке баночку с золотыми рыбками и, боясь расплескать воду, шел осторожно, не спуская глаз с живого золота, игравшего перед его глазами.

Если бы не Соня, которая теперь вела брата под руку, он, от избытка осторожности, наверно споткнулся бы и разбил банку. Соня еще не покупала ничего, мечтая выпросить у мамы живую птичку. Маленькие сердца детей жаждали приобрести существо, на которое могли бы изливать свое покровительство, уход и ласку. Катя капризно отворачивалась от всего, что ей предлагала мать.

— Мама, — робко остановила Анну Павловну Соня, — купите мне воробушка, у нас есть клетка, мама…

Анна Павловна остановилась у выставки птиц и купила за тридцать копеек куцего, но юркого, веселого чижа. Получая птичку, Соня радостно вспыхнула и, несмотря на давку, на лету успела поцеловать руку матери, затем прижала к груди крошечную клетку. Брат и сестра, не глядя уже по сторонам, завели беседу о том, как содержать и чем кормить своих новых, маленьких друзей.

Так дошли они до следующего угла, как вдруг Катя рванулась с рук матери и с необыкновенным восторгом крикнула свое «ну!».

Анна Павловна и дети остановились: за громадным зеркальным стеклом, среди массы всевозможных игрушек, стояла кукла, величиною с трехлетнего ребенка. Длинные локоны льняного цвета падали ей на плечи; большие голубые глаза глядели весело на детей; громадная розовая шляпа, с перьями и бантами, сидела набок; шелковое розовое платье, все в кружевах, пышными складками падало на толстые ножки в розовых чулках и настоящих кожаных башмачках; в правой, согнутой на шарнире, руке кукла держала розовое яйцо; на груди у куклы был пришпилен ярлычок с надписью: «заводная, цена 35 р.». Анна Павловна сама залюбовалась на игрушку.

— Что, хороша кукла? — спросила она Катю, но та, протянув ручонки вперед и не сводя с игрушки своего загоревшегося взора, уже кричала:

— Мама, куклу! Хочу куклу! Ну?

Гриша и Соня как взрослые, уже понимающие стоимость вещей, рассмеялись:

— Мама не может купить этой куклы, — заговорили они в голос.

— Зачем? — уже со слезами протестовала малютка и вдруг, охватив ручонками шею матери, начала осыпать ее лицо поцелуями. — Мама, куклу! Кате куклу, ну!

Анна Павловна смеялась. Цена 35 рублей была для нее так высока, что ей казалась невозможной, даже со стороны Кати, такая просьба.

— Нельзя, Катюша, это чужая кукла, нам ее не дадут; я куплю тебе другую. — И Анна Павловна двинулась дальше.

Когда чудная розовая кукла скрылась из глаз Кати, девочка неожиданно разразилась страшными рыданиями.

— Зачем? Зачем? Куклу! Куклу! — кричала она, захлебываясь от слез.

Личико ее посинело от натуги, она капризно изгибалась всем телом, чуть не выскользая из рук матери. Растерявшаяся Анна Павловна остановилась, прижавшись к какому-то магазину. Кругом нее уже собралась толпа.

— Ах, как стыдно капризничать, — наставительно сказала какая-то барыня, — такая большая и так кричит!

— Да ваша девочка просто больна, — сказал, проходя, какой-то старик.

«Больна? — слово это испугало Анну Павловну. — Конечно, Катя больна, — оттого ее капризы и слезы. Ах, зачем я сразу не отменила этой прогулки, когда еще дома у меня мелькнула та же мысль!» — мучилась она. Прижимая к себе плакавшего ребенка, направляя перед собою Гришу и Соню, она с трудом выбралась из толпы и, сев на первого попавшегося извозчика, поехала домой, на Васильевский остров.

Извозчик попался плохой, лошадь скакала и дергала, когда кнут хлестал ее худые, сивые бока. Гриша, усевшись в глубине, держал двумя руками банку с плескавшейся водой. Соня, стоя за извозчиком, защищала своего чижа и всякий раз, когда взвивался кнут, — кричала: «Не бей, пожалуйста, лошадку, извозчик, не бей!» Катя вздрагивала, плакала и в бреду требовала куклу. При въезде на Николаевский мост погода вдруг изменилась: ласково сиявшее солнце скрылось, небо заволокло серой мглой, откуда-то рванулся ветер и осыпал хлопьями мокрого снега и прохожих, и проезжих. Анна Павловна начала укутывать Катю, но малютка вертела головой и ручками, отстраняла капюшон, который мать накидывала на нее.

Хлопья снега залепляли ее распухшие от слез глаза и, как клочки мокрой ваты, шлепались на ее открытый ротик, мгновенно таяли и холодными струйками бежали в рот и за шею. Измученная мать обрадовалась, когда наконец извозчик остановился у дома. Гриша сошел осторожно, улыбаясь тому, что рыбки его доехали благополучно, и, не оглядываясь, направился в подъезд. Соня бежала рядом с ним, шепча взволнованно: «Ты знаешь, он два раза дорогою начинал петь… Я нагнула ухо к клетке, а он там — пи-и…» Дети снова погрузились в заботы о своих питомцах. В этот вечер Катюша лежала в жару, впадая минутами в безпамятство, и Анна Павловна, произнося громко молитвы, чутко прислушивалась, не дрогнет ли звонок, возвещая приход доктора. Доктор наконец пришел и, заявив, что у ребенка скарлатина, потребовал немедленного отделения здоровых детей.

— Мама, вам надо будет завтра отвезти Катю в детскую Елизаветинскую больницу «сестрице» Александре Феодоровне, — проговорила Настя, стараясь казаться спокойной.

Анна Павловна с ужасом подняла голову:

— Катю в больницу?

Настя зашла за кресло и обняла мать за плечи.

— Мамочка, а как же? Разве мы можем дать Кате и ванны, и доктора, и лекарства? Милая, не плачьте! — И Настя, став на колени у кресла, прижала к себе голову рыдавшей матери.

Катюшу отвезли в больницу.

Лампа, под зеленым абажуром, мягко освещает большую комнату с четырьмя беленькими детскими кроватками; занята только одна крайняя. В ней уже пятый день лежит Катя. Личико ее горит, сухие губки припухли и растрескались, глазки смотрят странно, задумчиво, и, только когда останавливаются на великолепной кукле в розовом платье, сознание как будто возвращается в них, и Катя лепечет ласковые, нежные слова, прижимая к себе длинные шелковистые кудри, любуясь широкими голубыми зрачками. Самое заветное, самое страстное желание ребенка неожиданно исполнилось: при поступлении в больницу ей положили в кровать двойник чудной куклы, которая на вербах так поразила ее в окне магазина.

Великолепная «скарлатинная» кукла еще раз делала свое дело: доставляла покой и радость бедному ребенку. Года два тому назад одна из богатых «матерей», которые не могут забыть, что на свете есть и бедные, больные малютки, о которых некому заботиться, прислала в детскую больницу целую корзину всевозможных игрушек, в том числе и куклу. Большая розовая кукла попала в скарлатинное отделение и с тех пор осуждена никогда не выходить оттуда.

Сестры заметили, что ни лекарства, ни уход, ничто так быстро не осушало слез, не вызывало улыбки на детские губки, как появление в кровати «скарлатинной» куклы, и, если бы ее мастиковый ротик открылся, как много чистого, нежного, трогательного рассказала бы эта кукла о тех, которые прощались с ней по выздоровлении, когда радостные матери уносили их домой, и о тех, которые лежали больные, охватив ее шею горячими ручонками. Но кукла молчала и все с той же улыбкой, с тем же выражением голубых глаз переходила из рук в руки, из кроватки в кроватку.

Сестра милосердия, Александра Феодоровна, сидевшая все время около Кати, встала и, пройдя по комнате, оправила горевшую перед образом лампадку и стала на колени у крошечной кровати. Она знала, что девочка тяжело больна, а мать ее, по правилам, не могла оставаться в больнице ночью.

Катя протянула к ней куклу и прошептала:

— Давай играть, ну!

— Давай играть, — улыбнулась сестрица и начала лепетать за куклу, подражая ребенку.

Наступила пасхальная, торжественная ночь, холодная, но сухая. По улицам, спешно ступая, почти без разговоров, шли группы людей. Куличи, пасхи и крашеные яйца расставлялись по церковным папертям и переходам.

Дрогнул бархатный голос Исаакиевского колокола, и по всем направлениям понеслись кареты на резиновых шинах, развозя нарядных дам и детей по домовым церквам.

Катина мама и Настя, перекрестив спавших Гришу и Соню, тоже спешили к заутрене, чтобы помолиться в толпе, где-нибудь в уголке, откуда виден только лик Спасителя да звездочкой горевший огонек лампады. Они пришли молиться о здоровье Кати.

На другое утро пасхальный благовест разбудил малютку Катю; жар у нее спал, и она в первый раз со вниманием поглядела кругом себя.

Комната, в которой она лежала, была вся белая, чистая, сквозь белые спущенные шторы виден был яркий свет солнца, на кресле возле ее кроватки лежала сестра милосердия, которая целую ночь не отходила от маленькой больной. В кровати, рядом с девочкой, лежала великолепная розовая кукла. Катя поцеловала ее и сказала:

— Тсс, не болтай! Чтоб сестрица не проснулась…

Но как только девочка залепетала, сестрица открыла глаза и с радостью увидала, что у ребенка нет более жару, что глазки девочки смотрят весело и ясно.

— Христос Воскресе, Катюша! — сказала сестрица. — Ты слышишь, как звонят?

Катя прислушалась к веселому колокольному звону, который, казалось, так и выговаривал: «Праздник! Праздник! Великий праздник!»

— Зачем? — спросила девочка.

— Затем, — засмеялась сестрица, — что сегодня всем будет весело, всем будет большая радость! Великий праздник Христова Воскресения! Придет доктор и обрадуется, что у тебя нет жару, приедет твоя мама и тоже будет счастлива, когда увидит твои светлые глазки и услышит твой веселый голосок.

— А домой можно ехать, сестрица, сегодня?

— Нет, Катюша, сегодня нельзя, но теперь уже скоро.

— И она поедет со мною? — И Катя обняла розовую куклу.

— Нет, Катюша, кукла никогда не выезжает из больницы, она живет здесь и принимает к себе в гости маленьких больных девочек — вот таких, как ты. Ты выздоровела и уедешь к своей маме, у тебя есть там другие игрушки, а главное, — у тебя есть братья и сестры, а к нам привозят детей, у которых нет никого, никого близкого и нет никаких игрушек: такая бедная девочка ляжет в кроватку, и ей дадут играть эту розовую куклу, она тоже будет с ней спать, угощать ее чаем, разговаривать, и ей будет веселее, у нее меньше будет болеть головка. Неужели же ты от больной девочки захочешь унести эту куклу?

Катя молчала; ведь сейчас около нее такой бедной больной девочки не было, а кукла так нравилась ей; она сжала ее в объятиях, и бровки ее сердито сдвинулись.

После 12 часов к Кате пустили маму и Настю. Обе они не знали, как выразить свою радость при виде выздоравливающей девочки, но их сильно огорчало, что Катя не выпускала из рук куклу и все время спрашивала о том, надо ли будет ей действительно куклу оставить здесь, когда она пойдет домой.

В это время приехал доктор; это был добрый старик, с седыми, густыми волосами и веселыми серыми глазами. Он умел разговаривать с детьми, и маленькие больные любили его.

— Здравствуй, Катя! — сказал он, целуя девочку. — Вот ты и выздоровела, скоро поедешь домой.

— С куклой? — спросила Катя.

— Нет, дружок, эта кукла обещала никогда-никогда не уходить из больницы, она не принадлежит ни тебе, ни мне, а каждой больной девочке.

— Я отдам… — сказала Катя, но вздохнула глубоко и прижала к своему сердцу куклу.

Анна Павловна и Настя вышли от Кати и остановились в коридоре, к ним подошли доктор и старшая сестра.

— Поздравляю вас! — сказал доктор. — Девочка прекрасно перенесла скарлатину, и скоро вы можете взять ее домой.

Но сестра заметила печальное лицо Анны Павловны.

— Вы не печальтесь, — сказала она, — я знаю, что вы боитесь Катиных слез, когда от нее отберут «скарлатинную» куклу, но сегодня такой большой праздник, что надо только радоваться и надеяться на помощь Божью… Бывают иногда и чудеса…

И чудо это совершили доктор и добрые сестры милосердия. Они знали из рассказов Насти о том, как захворала Катя, знали, как много работала Анна Павловна и как тяжело ей было воспитать своих детей, и они сложились все вместе и купили куклу, если и не такую дорогую, то с такими же локонами, и сами сшили ей такое же розовое платье.

В день, когда приехали за Катей ее мама и Настя, девочка простилась с доброй сестрой, обвила ее шею руками, поцеловала, простилась с доктором, со всеми другими и, наконец, снова взяла в руки свою большую «скарлатинную» куклу. Она ей долго шептала что-то на ухо, целовала ее, затем положила ее обратно в ту кроватку, где лежала сама, и, взяв за руку мать, быстро топая ножками по длинному коридору, ни слова не говоря, пошла к выходу; личико ее было очень печально, но она хорошо понимала, что куклу нельзя уносить, потому что в тот день поступила как раз новенькая больная, и ей обещали принести в кроватку розовую куклу.

В швейцарской Катю одели, укутали, и мать понесла ее к ожидавшей их у подъезда карете. Настя бежала вперед, она открыла дверцу, и Катя вдруг вскрикнула от восторга: в карете, как бы ожидая ее, уже сидела большая розовая кукла. На этот раз это была ее собственная кукла, которую она и везла теперь с восторгом домой.

Отсюда: babiki.ru/blog/interesting/419953.html#cut

@темы: текст, ссылки, Лухманова

---

Любопытно

[silent-gluk]

"Записки институтки":

"Наступила страстная неделя… Наши начали понемногу разъезжаться. Живущие вне города и в провинции распускались раньше, городские жительницы оставались до четверга в стенах института. Наконец и эти последние с веселым щебетаньем выпорхнули из скучных институтских стен. И на Пасху, как и на Рождество, остались те же самые девочки, кроме Киры, ловко избежавшей на этот раз наказания. Та же задумчивая Варя Чикунина, хорошенькая Лер и на этот раз оставшаяся на праздники Бельская составляли наше маленькое общество. А в нижнем этаже, в лазарете, в маленькой комнатке для труднобольных, встречала одиноко Светлый праздник моя бедная голубка Нина.
Мамина пасхальная посылка опоздала на этот раз, и я получила ее только в великую субботу. Поверх куличей, мазурок, пляцок и баб аршинного роста, на которые так искусна была наша проворная Катря, я с радостью заметила букетик полузавядших в дороге ландышей – первых цветов милой стороны. Я позабыла куличи, пасхи и окорок чудесной домашней свинины, заботливо упакованные мамой в большую корзину, и целовала эти чудные цветочки – вестники южной весны… Еле дождалась я звонка, чтобы бежать к Нине…

– Угадай-ка, что я принесла тебе! – радостно кричала я еще в дверях, пряча за спиной заветный букетик.

Нина, сидевшая за книгой, подняла на меня свои черные, казавшиеся огромными от чрезвычайной худобы глаза.

– Вот тебе, Нина, мой подарок! – И белый букетик упал к ней на колени.

Она быстро схватила его и, прижав к губам, жадно вдыхала тонкий аромат цветов, вся закрасневшись от счастья.

– Ландыши! Ведь это весна! Сама весна, Люда! – скоро-скоро говорила она, задыхаясь.

Я давно уже не видела ее такой возбужденной и хорошенькой… Она позвала Матеньку, заставила ее принести воды и поставила цветы в стакан, не переставая любоваться ими.

Я рассказала ей, что эти цветы прислала мне добрая мама «впридачу» к пасхальной посылке.

– Когда ты будешь писать маме, то поцелуй ее от меня и скажи, что я ее очень-очень люблю! – сказала Нина, выслушав меня.

Мы молча крепко поцеловались.

Какая-то новая, трогательно-беспомощная сидела теперь передо мною Нина, но мне она казалась вдесятеро лучше и милее несколько гордой и предприимчивой девочки, любимицы класса…

До заутрени нас повели в дортуар, где мы тотчас же принялись за устройство пасхального стола. Сдвинув, с позволения классной дамы, несколько ночных столиков, мы накрыли их совершенно чистой простыней и уставили присланными мне мамой яствами. Затем улеглись спать, чтобы бодро встретить наступающий Светлый праздник.

Странный сон мне приснился в эту ночь. Этот сон остался в памяти моей на всю мою жизнь. Я видела поле, все засеянное цветами, издающими чудный, тонкий аромат, напоминающий запах кадильницы. Когда я подходила к какому-нибудь цветку, то с изумлением замечала маленькое крылатое существо, качающееся в самой чашечке. Присмотревшись к каждому из существ, я увидела, что это наши «седьмушки», только чрезвычайно маленькие и как бы похорошевшие. Вот Бельская, Федорова, Гардина, Краснушка, Кира – одним словом, все, все величиною с самых маленьких французских куколок. И сама я такая же маленькая и прозрачная, как и они, а сзади меня такие же легонькие блестящие крылышки.

– Люда! – слышится мне слабый, точно шелест листьев от ласки ветра, голосок. – Люда, подожди меня!

Маленький крылатый эльф догоняет меня, протягивая руки. Это Нина, ее глаза, ее лицо, ее косы.

В ту же минуту остальные эльфы окружают нас, и мы вертимся в большом хороводе… Мы все легки и прозрачны, все без труда поднимаемся на воздух, но никак не можем поспеть за хорошеньким, грациозным эльфом, более прозрачным, нежели мы, с головкой и чертами Нины. Она поднимается выше и выше в воздушной пляске. Скоро мы едва можем достать до нее руками, и, наконец, она поднялась над нами так высоко, вся сияя каким-то точно солнечным сиянием, и вскоре мы увидели ее тонувшей в голубой эмали неба.

– Нина, Нина! – звали маленькие эльфы, не переставая кружиться.

Но было уже поздно… Налетело облако и скрыло от нас нашего крылатого друга…

Я проснулась от мерных ударов колоколов соседних с институтом церквей.

– Скорее, скорее! – кричали, торопя, мои подруги, наскоро освежая лицо водою и надевая все чистое.

Я почему-то умолчала о виденном мною сне и вместе с остальными девочками поспешила в церковь…

Все уже были в сборе, когда мы, младшие, заняли свои места.

Светлое облачение, крестный ход по всем этажам института, наряды посторонних посетителей, ленты и звезды увешанных орденами попечителей – все это произвело на меня неизгладимое впечатление. Когда же священник, подошедший к плотно закрытым царским вратам, возгласил впервые: «Христос Воскресе!» – сердце мое екнуло и затрепетало так сильно, точно желая выпрыгнуть из груди…

– Христос Воскресе! – обратился отец Филимон трижды к молящимся и получил в ответ троекратное же: «Воистину Воскресе!»

Тотчас же после заутрени нас увели разговляться, между тем как старшие должны были достоять пасхальную обедню.

В столовой мы почти не притронулись к кисловатой институтской пасхе и невкусному куличу. Наверху, в дортуаре, нас ждало наше собственное угощение. «Христос Воскресе!» – «Воистину Воскресе!» – обменивались мы пасхальным приветствием…

Лер приготовила нам всем четверым по шоколадному яичку, чуть не насмерть разозлив Пугача (у которого хранились ее деньги) безумным транжирством. Варя подарила всем по яичку из глицеринового мыла, а Бельская разделила между нами четырьмя скопленные ею за целую зиму картинки – ее единственное достояние.

– А я-то ничего не приготовила! – смутилась я.

– Твое будет угощение! – поспешили утешить меня подруги и принялись за разговенье.

– Знаете, mesdam'очки, – предложила Лер, – не позвать ли нам фрейлейн?

– Ну вот, она стеснит только, – решила Бельская.

– Ах нет, душки, позовите, – вмешалась кроткая Варя, – каково ей одной, бедняжке, разговляться в своей комнате.

Мы как по команде вскочили и бросились в комнату фрейлейн.

Она, действительно грустная, одинокая, готовилась встречать Светлый праздник, и наше предложение было как нельзя более кстати.

Она охотно разделила наше скромное пиршество, шутя и болтая как равная нам.

Мне взгрустнулось при воспоминании о Нине, не спавшей, может быть, в эту пасхальную ночь.

– Фрейлейн, – робко обратилась я к немке, – могу я сейчас сбегать в лазарет к Джавахе? Ведь она совсем одна!

– А если она спит?

– Нет, фрейлейн, Нина не будет спать в эту ночь, – убежденно проговорила я. – Она ждет меня, наверное, ждет.

– Ну тогда Бог с тобою, иди, моя девочка, только тихонько, не шуми и, если княжна спит, не буди ее. Слышишь?

Я не ошиблась. Княжна лежала с широко открытыми глазами, и, когда я вошла к ней, она нимало не удивилась, сказав:

– Я знала, что ты придешь.

К моему великому огорчению, она не пожелала попробовать ничего из принесенной мною от нашего разговенья Катриной стряпни и только радостно смотрела на меня своими мерцающими глазами.

Я рассказала Нине о моем сне.

Ее охватило какое-то странное, лихорадочное оживление.

– Ты говоришь: я полетела от вас, да? Знаешь ли, что это значит, Люда?

– Что, милая?

– Да то, что Maman, наверное, отпустит меня до экзаменов и я увижу Кавказ скоро-скоро. Я поднимусь высоко в наши чудные Кавказские горы и оттуда, Люда, пошлю тебе мой мысленный горячий поцелуй!

Как она хорошо говорила! В ее несколько образной, всегда одушевленной речи сквозила недюжинная, не по летам развитая натура. Я слушала Нину, вдохновившуюся мыслями о далекой родине, и в моем воображении рисовались картины невиданной, увлекательной страны…

Мы проболтали часов до пяти. И только возвращение от обедни лазаретного начальства заставило меня уйти от нее и вернуться в дортуар, где я быстро уснула здоровым детским сном.

Праздник Пасхи прошел скучнее Рождества. Многие из нас, ввиду близких экзаменов, взялись за книги. Одна Бельская, «неунывающая россиянка», как ее прозвал в шутку Алексей Иванович, и не думала заниматься.

– Бельская! – окликивала ее, погрузившуюся в какую-нибудь фантастическую правду-сказку, всегда бдительно следившая за всеми нами фрейлейн. – Ты останешься в классе на второй год, если не будешь учиться: у тебя двойка из географии.

– Ах, фрейлейн-дуся, – восторженно восклицала Бельская, – как они дерутся!

– Кто дерется? – в ужасе спрашивала фрейлейн, прислушиваясь к шуму в коридоре.

– Да дикие! – захлебывалась наша Белка, показывая на картинку в своей книге.

– Ах, dummes Kind (глупое дитя), вечные шалости! – И фрейлейн укоризненно качала головою.

Несколько раз водили нас гулять, показывали Зимний дворец и Эрмитаж. Мы ходили, как маленькие дикарки, по роскошным громадным залам дворца, поминутно испуская возгласы удивления и восторга. Особенно неизгладимое впечатление произвела на меня большая, в человеческий рост, фигура Петра I в одной из обширных зал Эрмитажа. Из окон открывался чудный вид на Неву, еще не освободившуюся от ледяной брони, но уже яростно боровшуюся за свою свободу.

В воскресенье вернулись с пасхальных каникул наши подруги. Кое-кто привез нам яйца и домашние яства. Всюду раздавались громкие приветствия, поцелуи, сопровождавшиеся возгласом: «Христос Воскрес!»

А на классной доске наш добродушный толстяк инспектор писал уже страшное для нас расписание экзаменов…"

А в каких еще произведениях Чарской описывается празднование Пасхи?..

@темы: вопрос, Чарская, Записки институтки, Цитаты