"Паж цесаревны"

[silent-gluk]

"Паж цесаревны", историческая повесть любимой молодыми читателями Л.А.Чарской, в увлекательной форме рисует полную приключений судьбу "маленького героя" Андрея Долинского, на фоне мрачного безвременья бироновской эпохи. Живой, красочный язык, историческая правдивость изложения, яркая обрисовка характеров и нравов, наряду с изяществом иллюстраций делают эту книгу хорошим подарком для молодежи.

"Слово", 1908 г.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1335

@темы: ссылки, мнение о книге

---

Любопытно

[silent-gluk]

Прочитала я тут "Наташин дневник" Чарской. Это из довольно поздних ее произведений, публикация 1916-1917 годы (ну и написано, наверное, примерно тогда же). Впрочем, я думала, что раньше написано - нет ощущения "неблагополучия". Впрочем, может, в 1916 году его еще и не было. 1 Мировая война уже присутствует, и вот тут для меня проблема. Пока просто упоминалось, как героиня собирала деньги на теплые вещи солдатам и радовалась победам России, все было в порядке. Примета времени, все такое. И даже гордость героини, что она русская, а не немка (что, впрочем, ей не мешало работать у немки), тоже сойдет за примету времени. И даже описание всех трех немцев произведения с отрицательной стороны (хотя бы внешней, если уж про духовную мы иногда не узнаем) - тоже можно пропустить мимо глаз (среди русских тоже встречаются отрицательные персонажи, но есть и положительные, так что тут баланс соблюден). Но когда дело дошло до шпиономании и все три немца (и немки) оказались шпионами... Вот тут меня заело. Хотя написано увлекательно, за приключениями героини следишь, что называется, "не отрываясь"... (Шпионы - в лице дочери владелицы швейной мастерской - пытаются втереться в доверие к дочери русского генерала и войти в круг близких друзей, а потом выкрасть секретные документы). Я понимаю, что шпиономания - тоже примета времени, конечно, но читать почему-то становится резко странно (как, впрочем, и другие произведения Чарской военных лет, где граница хороший/плохой подозрительно совпадает с границей русский/немец по национальности; тут еще сбалансированнее, потому что "плохие русские" тоже есть. И даже не раскаиваются!), несмотря на захватывающий сюжет.

Любопытно, что в награду за срыв шпионских планов героиня получает значительную сумму денег (позволяющую ей решить все проблемы). Когда же дочери владелицы швейной мастерской за добытые планы российского командования обещают тоже значительную сумму денег - это подается как знак низости (добро бы еще из любви к Родине работала!). Впрочем, героине-то никто ничего не обещал.

Хорошо, кстати, учили иностранные языки в царской гимназии! Даже не особо успевавшая по этому предмету героиня хорошо понимает беглую немецкую речь носителей...

И сюжетообразующая идея ехать наниматься на работу в мастерскую, где когда-то работала мать, без предварительной переписки, просто в память об обещании, которое когда-то дал владелец мастерской, - странна. Причем она принадлежит даже не героине-подростку, а ее дедушке... Впрочем, иначе книги бы не было.

@темы: мнение о книге

---

Любопытно

[silent-gluk]

12 ЛУЧШИХ ПОВЕСТЕЙ Л.ЧАРСКОЙ О ЖИЗНИ В ГИМНАЗИЯХ И ИНСТИТУТАХ БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ:

Записки институтки
Княжна Джаваха
Люда Влассовская
Записки маленькой гимназистки
Вторая Нина
За что?
Большой Джон
Волшебная сказка
Т-а и-та
Наташин дневник
Южаночка
Некрасивая

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1320

Интересно, все ли они доступны не в "варианте ПСС"?..

@темы: ссылки, творчество

---

"Тасино горе"

[silent-gluk]

"Энас" переиздаёт свои самые популярные издания! Теперь "Тасино горе" Лидии Чарской в новом оформлении, таком милом и детском.

Художник: Петелина И.
Маленькая Тася так непослушна и своенравна, что мама решает отдать ее в пансион для девочек – на исправление. Но из-за скверного характера Таси отношения с другими воспитанницами у шалуньи не складываются. И она убегает из пансиона. Немало испытаний выпадет на долю Таси, прежде чем она вернется домой. Но они многому научат избалованную девочку.

Для младшего школьного возраста.

Книга вышла в новой серии "Девочки".

www.enas.ru/book/tasino-gore/

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1315

@темы: ссылки, библиография

---

Картины нашей истории

[silent-gluk]

В издательстве "Традиция" в 2020 году вышло красивое собрание в двух томах избранных исторических произведений Лидии Чарской.

Имя русской писательницы Лидии Алексеевны Чарской было вычеркнуто из русской словесности сразу после революции. Одной из непримиримых противниц творчества Чарской была жена «вождя мирового пролетариата» Н.К. Крупская. Само собой, отличающиеся глубоким национальным чувством, любовью к родной истории исторические повести Лидии Алексеевны, равно как и её лирическая проза, представляющая царскую Россию в неизменно светлых тонах, не могли прийтись ко двору в стране торжествующего антирусского Интернационала. Сегодня имя Чарской постепенно возвращается в нашу литературу. Лидия Алексеевна посвятила свой талант литературе для детей и юношества. В частности, историко-приключенческому жанру, дефицит которого в сравнении с зарубежной литературой отмечается в нашей словесности. Истории невозможно научить. Историей необходимо увлечь. И огромную роль в этом играют в подростковом периоде именно художественные произведения, не просто открывающие некие страницы истории, но и заставляющие жить ею, любить её героев, сопереживать им. Лидия Чарская обладала исключительным даром увлекать историей, и мы с радостью приглашаем наших молодых и не только читателей погрузиться в страницы оной, отправиться в замечательное путешествие, в котором ждут нас встречи с преп. Сергием Радонежским и кавалерист-девицей Надеждой Дуровой, атаманом Ермаком и цесаревной Елизаветой Петровной, будущим государем Михаилом Романовым и сыном имама Шамиля Джемалэддином.

В 1-й том вошли повести
Один за всех
Грозная дружина
Желанный царь
www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15544/


В 2-й том вошли повести
Паж цесаревны
Смелая жизнь
Газават
За Веру, Царя и Отечество
www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15545/

Возможно с редактурой.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1314

Что-то у меня аннотация вызывает опасения...

@темы: ссылки, библиография

---

"Диковинные лошадки"

[silent-gluk]

ИСТОРИЯ НЕУДАЧНЫХ ПЕРЕИЗДАНИЙ: СТИХОТВОРЕНИЯ Лидии Чарской ИЗ ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ ИЗДАТЕЛЬСТВА "РУССКАЯ МИССИЯ"

Раньше в сообществе на дайри.ру было много сравнений настоящих текстов Л.Чарской с современными переизданиями. Главной проблемой и самым неудачным из них было издание Полного Собрания Сочинений (ПСС) Лидии Чарской издательством «Русская Миссия» в 2005 г. Вроде бы и не продают теперь эти книжки, но все-таки иногда, оказывается, встречаются бедные «уродцы». Вышедшие из-под скальпеля горе-редакторов православного издательства (В.Зоберн, О.Зоберн, А.Аршакян, М.Пухова). И эти повести, рассказы и стихи очень далеки от того, чтобы называться произведениями Лидии Алексеевны.

Но исправление стихов - это вообще дело странное. Даже рифма при этом теряется. А редакторам всё равно.

Переиздание - ПСС Л.Чарской, издательство «Русская Миссия», 2008 г.
Л.Чарская. ДИКОВИННЫЕ ЛОШАДКИ


Едет, мчится экипаж,
Едет темным садом.
Правит лихо Витя наш,
Сидя с Таней рядом.
Вместо быстрых лошадей
Запрягли козляток…
Сколько радостных затей
Часто у ребяток!
Не пугается ничуть
Даже крошка Таня!
И знаком, и гладок путь,
И надежны кони.

Плавно Беленький и Паж
Выступают рядом,
Едет, едет экипаж,
Едет темным садом!

Оригинал – журнал «Задушевное слово» для младшего возраста, 1908 г.
ДИКОВИННЫЕ ЛОШАДКИ

Едет, едет экипаж
По аллее, садом.
Правит лихо Витя наш,
Сидя с Тоней рядом.
Вместо быстрых лошадей
Запрягли козляток...
Есть не мало ведь затей
Потешать ребяток!
Хоть высок кабриолет,
Да надежны кони,
Страха в мыслях даже нет
У малютки Тони...
Плавно «Принцынька» и «Паж»
Выступают рядом,
Едет, едет экипаж
По аллее, садом!

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1301

@темы: текст, сравнение, Задушевное слово, ПСС

---

Стихотворение

[silent-gluk]

Лидия Чарская.
СКАЧИ, МОЙ КОНЬ!
Стихотворение из сборника "Голубая волна".

Скачи, мой конь, во весь опор
В простор живых лугов,
Где пышный стелется ковёр
Из радужных цветов!

Какой простор! Какая тишь!
Нарядна вся земля...
Кругом — куда ни поглядишь, —
Цветут луга, поля...

Туда направь свой быстрый бег,
О, конь мой вороной!
Ещё недавно белый снег
Лежал там пеленой.

Ещё недавно я и ты
Там мчались как-то раз,
От мрачной зимней красоты
Не отрывая глаз.

Теперь ликующий апрель
Шлёт радостный привет
И птиц восторженная трель
Звучит ему в ответ...

Скачи, мой конь, во весь опор
В простор живых лугов,
Где пышный стелется ковёр
Из радужных цветов!
(1909)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1291

@темы: текст, ссылки

---

"Мадмуазель Муму"

[silent-gluk]

Первая часть повести "Мадмуазель Муму" выложена здесь - vk.com/doc146990166_661835740?hash=5WzHqxcTdYkv...

@темы: текст, ссылки

---

[silent-gluk]

Автор знаменитой книги "А зори здесь тихие", советский писатель Борис Васильев говорил:

"Если Григорий Петрович Данилевский впервые представил мне историю не как перечень дат, а как цепь деяний давно почивших людей, то другой русский писатель сумел превратить этих мертвецов в живых, понятных и близких мне моих соотечественников. Имя этого писателя некогда знали дети всей читающей России, а ныне оно прочно забыто и если когда и поминается, то непременно с оттенком насмешливого пренебрежения. Я говорю о Лидии Алексеевне Чарской, чьи исторические повести — при всей их наивности! — не только излагали популярно родную историю, но и учили восторгаться ею. А восторг перед историей родной страны есть эмоциональное выражение любви к ней".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1279

@темы: ссылки, мнение о книге

---

"Лизочкино счастье"

[silent-gluk]

В издательстве "Энас-книга" вышли повести Чарской "Лизочкино счастье" и "Заслуженное счастье". Вопрос: как быстро определить, что взята не "редакция Зобернов"?.. Большое спасибо!

@темы: текст, вопрос

---

Группа Всё о Лидии Чарской ВКонтакте! Заходите!

[change-ange]

Теперь вся новая информация появляется тут: vk.com/allcharskaya Будем рады вам в группе ВКонтакте!

@темы: ссылки, ВКонтакте, творчество, Чарская

---

Наше сообщество - больше 15 лет пишем!

[change-ange]

Сообщество, посвящённое творчеству Л.Чарской, уже более 15 лет существует на diary.ru, публикует множество материалов, связанных со старинной детской и юношеской литературой конца 19-начала 20 века! Редкие документы, неожиданно найденные факты о любимых писателях, тексты, которые ещё недавно нигде нельзя было найти... Именно тут впервые можно было прочитать военную повесть Лидии Чарской "Дикарь", редчайшие последние работы писательницы, найденные в журналах 1917-1918 гг. - юношескую повесть "Приют Мадонны" и "Кошмар", взрослый роман о Первой мировой. Впервые именно в сообществе появились тексты, которые всем сейчас известны: Сестра Марина, Солнце встанет, Проблемы любви, Дурнушка, детские сборники рассказов и многое другое. Здесь появлялись произведения и других писателей того времени, часто не менее интересные. Некоторые тоже переизданы в наше время: Желиховская, Лукашевич, Олкотт, Сегюр... Сообщество обсуждало животрепещущие вопросы, связанные с переизданиями и их современной редактурой, с поисками текстов, просто помогало людям больше узнать про любимых авторов. Я сама очень благодарна ему! Благодаря материалам сообщества исследователи получали нужную им информацию, которую нигде больше нельзя было найти. Таким образом, например, вышло великолепное исследование "Планета Лидии Чарской", том 1, где наиболее точно и бережно собрана история жизни и творчества Лидии Алексеевны.

@темы: Чарская, сообщество, посвящённое творчеству Л.Чарской, Планета Лидии Чарской

---

Группа "Всё о Лидии Чарской" ВКонтакте

[change-ange]

Новая группа, я её наконец создала! Так как в отличие от дайри (где было и есть прекрасное сообщество, посвящённое творчеству известной писательницы Лидии Чарской), вконтакте жизнь сообществ существенно активнее. Заходите все, кому интересна литература (не только детская) и жизнь/быт начала 20 века, буду рада вас видеть. vk.com/club215751580

@темы: ссылки, Чарская, Группа ВКонтакте

---

Роман нашёлся: «Право сильного» Лидии Чарской

[change-ange]

Роман нашёлся: «Право сильного» Лидии Чарской

«Право сильного» (1904), роман Лидии Чарской для взрослых до недавнего времени не числился ни в одной из крупнейших библиотек Москвы и Санкт-Петербурга. Случайно, из рекламы журнала «Родина» мы узнали о его существовании. И нашли в частных библиотеках.



Он выходил один раз, как приложение к журналу под названием «Книги журнала «Родина», позднее эта серия стала называться «Собрание романов «Родины». В наше время роман не переиздавался.



«Право сильного», роман о молодой некрасивой писательнице, сначала страдающей от существования некого «права сильного», а после преодоления множества жизненных невзгод обретшая своё «право сильного», иного характера…
Графиня Наталья Горянина очень дурна собой. Она молода и ужасно страдает, что не может наслаждаться полнотой жизни, будучи такой некрасивой. Ведь удел светской девушки – быстро и удачно выйти замуж. Но внезапно и неожиданно для себя самой она обнаруживает в себе талант сочинителя. Её дебютная повесть с восторгом встречена в издательстве, её сочинение с удовольствием читают, она даже получает одобрение модного писателя Водова. Но не только признание её таланта высказывает известный романист. Он увлечён графиней Тасей…
Так начинается роман. Дальнейшее тут: disk.yandex.ru/d/s9SwV7laZ0WgrA

Позднее, в 1912 году на основе взрослого романа Чарская пишет повесть для юношества «Дурнушка. Из жизни светской девушки». Героиня та же. Развитие сюжета другое.

az.lib.ru/c/charskaja_l_a/text_0970.shtml текст "Дурнушки"

@темы: текст, ссылки, творчество, Чарская, 1904, иллюстрации, "Право сильного", журнал "Родина", "Дурнушка", романы для взрослых Лидии Чарской

---

Эталон институтки )

[kate1512]

В Смольном маааленький кабинет с экспозицией по Воспитательному Обществу Благородных Девиц.
На почетном месте в витрине лежит раскрытая книга...
Отгадайте какая?
Да-да, "Записки институтки", открытая вот именно на этом месте )))) 



Увы, фотографировать там категорически нельзя, поэтому снимок из интернета (blogproekt89.blogspot.com) )

Кстати, в Павловском институте экспозиция еще меньше, но куратор помнит и Чарскую, и Лухманову.

@темы: Чарская

---

Последняя повесть Чарской "Приют Мадонны". Полный текст. Часть 2

[change-ange]

и вторая часть: disk.yandex.ru/d/V1r_ghGblxchAw



В конце 1918 года "Приют Мадонны" вышел книгой (возможно, т.к.книга не найдена) в издательстве "Светлячок".
Сохранилась реклама в последнем номере журнала "Путеводный огонёк".

@темы: текст, творчество, Чарская, 1918 год, иллюстрации, "Путеводный огонёк", "Приют Мадонны", последняя повесть Чарской

---

Последняя повесть Чарской "Приют Мадонны". Полный текст. Часть 1

[change-ange]

Я рада, что наконец могу поделиться с сообществом сканами редкой повести Лидии Чарской "Приют Мадонны. Повесть из недавнего прошлого" о Первой мировой войне для юношества, печатавшейся в журнале "Путеводный огонёк" в 1918 году.



disk.yandex.ru/d/c_IjzZGf4lhANg часть первая. Продолжение будет.

Публикацию посвящаю событиям наших дней.

@темы: текст, творчество, Чарская, 1918 год, иллюстрации, "Путеводный огонёк", "Приют Мадонны", последняя повесть Чарской

---

Издание «Азбуки»: Лидия Чарская «На всю жизнь». Сравнение с оригиналом

[change-ange]

Издание «Азбуки»: Лидия Чарская «На всю жизнь» с иллюстрациями Венцеслава Черны. Сравнение с оригиналом


Как же меня порадовала новая серия «Азбуки», появившаяся в 2018 году, с новыми иллюстрациями повестей Чарской! Тут и «Сибирочка», и «Смелая жизнь», «Княжна Джаваха». «На всю жизнь»… Художник-иллюстратор чешский – знаменитый Венцеслав Черны.







Опять сравнение? А зачем, ведь Полное собрание сочинений с кошмарной редактурой уже не издаётся?

Но новое переиздание автобиографической повести опять серьёзно отредактировано. Что ли нам теперь «на всю жизнь» такой текст получать? И дальше никаких изменений?
Вот чем оказалась опасна, вредна редактура, которую нам дала издательская деятельность православного издательства (Сестричество во имя свт. Игнатия Ставропольского, Приход храма Св. Духа сошествия на Лазаревском кладбище). Казалось, ну закончилось издание ПСС, этой убогой работы недоредакторов, тираж закончится – продавать не будут, и наконец природа очистится от псевдоработы О.и В.Зобернов и всей их компании…



Но, к сожалению, вышло в другом издательстве произведение Лидии Чарской "На всю жизнь" с тем же резаным, изуродованным текстом, изменённым в угоду якобы православным правилам. При том, что издание необыкновенно красивое, вот что обидно! Оформление обложки, красивая серия, невероятно аутентичные иллюстрации Венцеслава Черны! Прекрасная аннотация на обложке. Даже шрифт и вёрстка книги меня радовали. Но как только я начала читать текст..., я всё поняла.



Текст для издания «Азбука» взяла тот же, отредактированный. Из ПСС.
Теперь у книги даже нет подзаголовка – Юность Лиды Воронской.



Главное же изменение во всей книге – выхолащивание самой повести. С одной стороны, убирание по максимуму эмоций, с другой стороны – кардинальное изменение писательского языка, уникальной писательской манеры, так как тут ТЕПЕРЬ выглядит текст – может написать просто кто-то, неважно кто. Выглядит это больше, как текст для школьного диктанта. Сюжет есть, герои те же…

Но есть такое понятие, которое сейчас глубоко исследуется, стало мегапопулярным и безусловно является важной частью развития человека. Особенно человека растущего, ребёнка, подростка, к которому обращена эта книга. Это – эмоциональный интеллект.

Эмоциона́льный интеллект (ЭИ; англ. emotional intelligence, EI) — сумма навыков и способностей человека распознавать эмоции, понимать намерения, мотивацию и желания других людей и свои собственные, а также способность управлять своими эмоциями и эмоциями других людей в целях решения практических задач. Относится к гибким навыкам.
Понятие эмоционального (социального) интеллекта появилось как реакция на частую неспособность традиционных тестов интеллекта предсказать успешность человека в карьере и в жизни. Этому было найдено объяснение, состоявшее в том, что успешные люди способны к эффективному взаимодействию с другими людьми, основанному на эмоциональных связях, и к эффективному управлению своими собственными эмоциями, в то время как принятое понятие интеллекта не включало эти аспекты, и тесты интеллекта не оценивали эти способности.

По менее распространённому определению С. Дж. Стейна и Говарда Бука, эмоциональный интеллект, в отличие от привычного всем понятия интеллекта, «является способностью правильно истолковывать обстановку и оказывать на неё влияние, интуитивно улавливать то, чего хотят и в чём нуждаются другие люди, знать их сильные и слабые стороны, не поддаваться стрессу и быть обаятельным».

Предполагается, что именно эмоциональный интеллект в современном его понимании был ключевым для выживания человека в доисторические времена, поскольку он проявляется в способности адаптироваться в окружающей среде, уживаться и находить общий язык с соплеменниками и соседними племенами.

Эмоциональный интеллект — способность выражать и понимать эмоции, как собственные, так и других людей, а также управлять ими. Не поддаться общей истерике, вовремя сосредоточиться, мотивировать себя на забег, распознать опасность, суметь утешить плачущего товарища — лишь некоторые примеры владения эмоциональным интеллектом.

Стать специалистом по чувствам означает освоить несколько навыков. Во-первых, признавать эмоции в себе и других («Да, я действительно огорчен!»). Во-вторых, понимать причины и последствия эмоций («Эта хандра из-за погоды или из-за курса валют?»). В-третьих, точно маркировать происходящее («Моя досада обусловлена растерянностью»). В-четвертых, выражать эмоции социально приемлемым способом («В этом племени уволенные рвут на себе волосы»). В-пятых, управлять своими эмоциями («Я постою на голове и все пройдет»), а также помогать другим людям справиться с чувствами («Я принес тебе чай и готов тебя выслушать»).

Зачем же это детям? Родители, как правило, стараются сосредоточиться на развитии академических навыков. Считается, что детям важнее уметь производить арифметические операции с грибочками, чем вовремя догадаться, что кто-то сейчас заплачет. С этим готовы поспорить американские ученые, которые уверяют, что эмоциональная компетентность играет решающую роль в академическом успехе. И это объяснимо. Почти тридцать лет назад первопроходцы в изучении эмоционального интеллекта — Майер и Саловей — доказали, что чувственная сфера прямо влияет на внимание, память, способность к обучению, на умение общаться и даже на физическое и умственное здоровье.

Психологи из Орегонского университета добавляют, что школьники с развитым эмоциональным интеллектом лучше концентрируют внимание, легче налаживают отношения в школе и более эмпатичны, чем их неподкованные товарищи.

И именно этот эмоциональный интеллект часто формируется у подростков через фильмы и книги. Они видят описания эмоций, видят к чему они ведут, сравнивают со своими и с эмоциями своего окружения – и учатся.

От искреннего, живого описания в этой повести и будет польза при чтении. Без каких-то усилий, специальных уроков и нотаций человек будет сопереживать книжным героям, а потом – своим близким. Будет узнавать себя в персонажах и учиться понимать себя.

Православные издатели так боятся слов «закричал», «воскликнул», и тем более «разрыдался»! Как нудная классная дама, они постоянно останавливают слишком яркие описания, как одёргивала бы какая-нибудь мадемуазель проявления чувств молоденькой институтки: «Taisez-vous, m-lle!»

Например:
Оригинал. «Я делаю страшное усилие над собою, чтобы не кинуться ему на шею и не расцеловать милое, чудное, оживлённое лицо моего дорогого папы».
Редактура. «Я делаю усилие над собой, чтобы не кинуться ему на шею и не расцеловать».

Чем мешают эти несколько слов восприятию современного читателя? Но без них – это не Лида Воронская.
Если я приведу все урезанные фразы, мой пост лопнет.





К примеру ещё два отрывка повести - можно даже не понять сначала, что это один и тот же текст.

Так может хватит кромсать несчастную Лидию Алексеевну, делать из её героини Лидии Воронской светскую барышню, «куклу на пружинах», не смеющую ни «вскрикнуть», ни «захохотать», ни «залиться слезами».

Обедняя такие книги, мы обедняем свои души и становимся чёрствыми и хладнокровными, нечувствительными к чужому горю, чужой радости. Как важно сейчас, в наши страшные дни не потерять умение сострадать…

@темы: сравнение, творчество, Чарская, иллюстрации, "Азбука", "На всю жизнь. Юность Лиды Воронской", Венцеслав Черны, ПСС

---

Другая – и та же. Снова о творчестве Лидии Чарской для взрослого читателя

[change-ange]

Другая – и та же. Снова о творчестве Лидии Чарской для взрослого читателя

«Литература одно – жизнь другое. Одно дурное писать – читать не станут, так почему бы и не набросить почтенным писателям флёр погуще на фигуры своих героинь. Почему не задрапировать старую, грязную статую красивым тряпьём…»
Лидия Чарская. «Жизнь», рассказ из сборника «Как любят женщины» (1903)

« - Да разве это так дурно быть писательницей? – задетая за живое, спросила я.
- Знаменитой, конечно, нет, - не задумываясь, возразила она. – Но даже и тут, видишь ли, есть некоторый нежелательный элемент!.. Все эти писательницы… figure-toi, sont d’une conduite abominable (представь себе, они прескверно ведут себя)…»
Лидия Чарская. «Право сильного», роман, (1904)

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…» Издатель же, похоже, предугадал, что писательница Чарская, как она предполагала, для взрослых читателей, пришедшая с первым своим рассказом в товарищество Вольф, станет самой известной детской писательницей начала 20 века. Википедия так и говорит: ДЕТСКАЯ ПИСАТЕЛЬНИЦА. Но пока этого нет, и славы, и известности нет. А есть первая публикация в солидном вольфовском приложении…

Чарская – писательница для взрослых? Да это случайно, непопулярно, ошибка… И ещё много-много подобных аргументов против этого утверждения. И снова я буду писать, как несколько лет назад (diary.ru/~charskaya/p140933003_tvorchestvo-lidi...), что у Чарской между успешными детскими произведениями вышел ряд романов для взрослой аудитории. Но в то время я говорила, что не «покушаюсь на исследование». Теперь покушаюсь. Взрослые произведения писательницы выходили параллельно с детскими, и это такая же важная страница творчества Лидии Алексеевны.

А самое важное - вот что.
Чарская планировала стать просто писательницей. Что означает – для взрослых. А стала детской и, если точнее, для детей, подростков и юношества начала 20 века (а потом и раннего советского времени, а потом и наших дней). Эти повести стали лучшими среди всего её творчества. Хуже ли это, «ниже» как-то по рангу? Естественно, нет. Но приведу пару мнений.

Белинский В.Г.:
«Книги для детей можно и должно писать, но хорошо и полезно только то сочинение для детей, которое может занимать взрослых людей и нравиться им не как детское сочинение, а как литературное произведение, писанное для всех».
Это определение неистового Виссариона прекрасно иллюстрирует тот факт, что Чарскую, её детские книги часто, судя по многочисленным отзывам, читают взрослые люди.

На закате жизни Корней Чуковский, знаменитый критик Чарской (и справедливо заметим, помощник в тяжёлые годы) переживал, что люди на него смотрят только как на детского поэта-сказочника. Только! А как же блестящие критические статьи? Талантливые переводы? Но ведь сделаться детским писателем и поэтом невероятно трудно. Надо уловить сложноуловимое. Понять детей.

«Чарская нас понимает», писала учащаяся молодёжь в 10-е годы 20 века.

Серьёзной литературой считают взрослую. Туда идут намеренно. Вот и пошла молоденькая актриса Александринского театра со своими стихотворениями, рассказами и переводами в серьёзные петербургские журналы. (свидетельство в статье Виктора Русакова «Автор «Записок институтки». Биографическая заметка. См. «Задушевное слово» журнал для старшего возраста, №45, 1902 года.)



Сейчас уже известно, что первыми произведениями были вовсе не нашумевшие «Записки институтки» и «Княжна Джаваха».
Это были стихотворения и переводные рассказы в журнале «Север» под псевдонимом А.О.Лидин (предположительно работы Чарской), публикации в газете «Северный курьер» (ежедневная общественно-политическая и литературная газета, издавалась в 1899-1900 гг. Легальная марксистская газета, в редакции бывал В.И.Ленин).

Пока это не было успехом. Но вот в «Литературных вечерах «Нового мира» (приложение к журналу «Новый мир»), издаваемых товариществом М.О.Вольф, появился рассказ «Мальчишка» (1901)…

Вам он сейчас известен как три вариации: детский из сборника «Синие тучки» (издание Губинского, 1912) под таким же названием; как рассказ с похожим содержанием в сборнике для взрослых «Проблемы любви. Записки о женском сердце» (1903, 1904) и рассказ «Женя» из сборника-приложения к «Задушевному слову» (1914) под общим названием «Жизнь идёт!» Сюжет похожий. Герои тоже. А вот адресаты-читатели разные. Видимо поэтому проницательные издатели из товарищества М.О.Вольф, опытные профессионалы в области издания детской литературы и углядели умение Лидии Алексеевны писать для юного читателя. И уже затем и пошла та знаменитая эпопея с публикацией повести «Записок институтки» сначала в журнале «Задушевное слово» для старшего возраста – популярнейшем в то время издании для детей. Красивая есть легенда, что издатель детского журнала взял её школьные (то есть времён учёбы в институте) дневники и издал их под заголовком «Записки институтки» (в нескольких источниках, даже весьма именитых энциклопедиях написано, что это были «Записки маленькой гимназистки». совсем другое, более позднее, произведение писательницы). Но это легенда. Чарская, конечно же, написала художественную повесть об институтской жизни.



Чем примечателен выход взрослого рассказа в «Литературных вечерах»? Он и вышел впервые под знаменитым теперь её театральным и литературным псевдонимом. Л.Чарская.
А потом пошли публикации тоже ВЗРОСЛЫХ рассказов в журнале Вольфа «Новый мир».
1902 – «Кис-Кис»
1903 – «Его мать». «Синичка». «Моя поэма»
1904 – «На мостках». «Нюрочка»
1905 – «Danse macabre» (фантазия). «За кротегусом»



Затем некоторые из них вышли сборником «Как любят женщины» в 1903 году (Л.Чарская. Как любят женщины — СПб.: тип. М.Акинфиева и Л.Леонтьева ,1903 — 235с.), на следующий год их переиздало известнейшее книгоиздательство П.П.Сойкина (Л.Чарская. Как любят женщины — СПб.: П.П.Сойкин,1904 — 194с.). Рассказы этого сборника - одни из самых драматичных, даже порой трагичных рассказов писательницы. Мне кажется, она писала гораздо жёстче в начале своей карьеры. Сейчас он большая редкость, этот сборник. Поэтому нельзя однозначно говорить о непопулярности взрослой прозы – сборник успешно переиздался сразу в 1904 году, как и более поздние романы – то есть по два раза. У «Проблем любви», сборника рассказов о любви – тоже два издания в самом начале литературного пути Лидии Алексеевны.



Чарская печатает также множество стихотворений в «Новом мире» в 1902-1905 годах, публикует в приложении «Живописная Россия» статью о вожде горцев - Шамиле (1905, № 15, «Первые мюриды»). В литературном-художественном семейном журнале «Родина» начиная с 1903 года появляется тоже много рассказов для взрослых с авторством Чарской. Это Помеха, Делёж (1903); Мать (1904); Без упрёка, Рындич (1905), Павлик (1916). Некоторые из них позже тоже войдут в сборник «Как любят женщины».

Некоторые рассказы, как и первый «Мальчишка», мы можем увидеть в «Литературных вечерах «Нового мира»: Картина (1901); Хальма, На суд благодатного. Фантазия (1903).
Чарская теперь пишет и детские, и взрослые произведения. Для взрослых это уже крупные формы - романы, они выходят в приложениях к журналу «Родина» (собрание романов «Родины»), иногда отдельными изданиями, иногда они печатаются с продолжением в журналах. Товарищество Вольф тоже издаёт взрослый роман о рабочих «Мошкара» (1905) и делает два издания исторического романа о времени правления Ивана Грозного «Евфимия Старицкая» (как приложение - в 1904 году, отдельной книгой – в 1910-м).



И если в наше время из-за более скромного оформления они плохо сохранились, их гораздо меньше на антикварном рынке, чем богато изданных книг для детей, поэтому их считают менее популярными для того времени. Безусловно, сейчас - да. Переиздают, в основном, «детскую» Чарскую. Но тогда, в начале 20 века, были и издания по два-три раза, сначала в журналах, потом книгами, бывало – подряд, год за годом (например, сборник «Как любят женщины») — значит, взрослые тоже много читали романы Чарской. Наверняка добирались до них и подростки.

Вот известные на данный момент романы Лидии Чарской. Их 11:

Право сильного. Роман, 1904.
Мошкара, Роман. 1905.
Во власти золота. Роман, 1905.
К солнцу! Роман, 1906.
Солнце встанет! (второй роман дилогии, продолжение «К солнцу!»), 1907.
Евфимия Старицкая. Исторический роман, 1904, 1910, два издания.
Песни земли. Роман, 1913. (журнальная публикация романа «Виновна. Но…» в «Родина»)
Виновна, но... Роман мятежной души. Роман, 1913, 1915.
Ее величество Любовь. Роман из современных событий. Роман, 1915, два издания.
Чужой грех. Роман, 1916.
Вакханка. Роман без романтики. Роман, 1917.
Кошмар. Роман. 1917. (журнальная публикация в «Родина»).



Чарская вплетала обычный любовный роман в антураж времени: это и тема свободы женщины, женского равноправия («Виновна, но...», «Песни земли»), революционные настроения и быт простых рабочих («Мошкара», «Солнце встанет!»), «романов без романтики» и свободных отношений мужчины и женщины с большой разницей в возрасте («Вакханка», «Во власти золота»). Живо, с чувством боли и участием откликается она на беды Первой мировой войны («Ее величество любовь», «Свои не бойтесь!» (сборник рассказов), «Чужой грех»).
Так и кажется, что «Мошкару» писал Максим Горький. Но думаю, она со своим прекрасным чувством юмора это понимала и вставила в один из диалогов имя писателя-босяка.
Вдохновляясь, возможно, сообщениями журналистов о «лигах свободной любви», Лидия Алексеевна пишет «Вакханку», роман без романтики.

Я смотрю на свой давний пост в этом сообществе о взрослом творчестве Чарской и радуюсь. Теперь можно прочитать и «К солнцу!» (нашли, сделаю отдельный пост о романе), и сборник «Как любят женщины» (тоже будет отдельный пост). А до этого был доступен только сборник «Проблемы любви» (в наши дни переиздан очень роскошно, подарочным изданием в ОЛМА Медиа Групп в 2015 году под заголовком «Во имя любви». В него вошли рассказы из «Проблем», «Свои, не бойтесь» и трёх рассказов из приложения к «Задушевному слову» «Жизнь идёт»).



Найден редкий роман, о котором было известно только из рекламы в журнале «Родина». Это – «Право сильного». Взрослый вариант «Дурнушки», повести для юношества. У «Дурнушки» тоже есть сестра-двойняшка – «Некрасивая» из сборника «Белые пелеринки», но там сюжет переделан в институтскую повесть. Напишу краткое содержание романа в ближайших постах.



Не говорю уже о удивительной находке diary.ru/~charskaya/p204904592_koshmar-posledni... - «Кошмаре», романе, вышедшем в мрачном семнадцатом. Сам роман тоже кошмарно мрачен. Недавно он вышел электронной книгой: www.litres.ru/lidiya-charskaya/koshmar/

Интересная особенность творчества Лидии Чарской – писать несколько вариантов похожих сюжетов и разделять их по разным читателям. У Чарской много таких рассказов, есть и пары «повесть для юношества-роман для взрослых». Например «Семья Лоранских» и «Во власти золота».



Таким был её первый рассказ под псевдонимом Л.Чарская – «Мальчишка». Мне из вариантов «Мальчишки» больше всего нравится «Женя». Он интересно насыщен деталями, он типичен для Чарской, как «Записки институтки» или «Волшебная сказка».

После публикации в журнале рассказ «Мальчишка» появляется в сборнике «Проблемы любви» (1903, 1904, разные издания). Затем он возникает в содержании сборника детских рассказов «Синие тучки» (1912), но это уже несколько другой рассказ с похожими героями и неизменным названием.

Тетушка Агния, такая степенная и кроткая, совершенно возмущена шумным поведением своей племянницы Женни. Та все летние дни носится по имению и устраивает кавардак… Оба рассказа начинаются почти с одинаковых слов. Несколько абзацев – и вот они уже расходятся по содержанию: возраст героини в рассказе младшей аудитории – небольшая девочка, во взрослом – выпускница института, которую собираются, если появится возможность, и замуж выдать. Затем новый персонаж – доктор. Во взрослом варианте – он-то, конечно же, и есть предполагаемый жених. Для детей – просто друг семьи, который симпатизируют непосредственной, резвой девчушке.
Главная интрига – Женни часто ходит в лес и старается сделать это незаметно от других. Зачем? В детском рассказе оказывается, что Женни лечила бедного сторожа Терентьича, стараясь, чтобы милосердие было тайным, а тетушка со своей боязнью чужих болезней, ничего не узнала. Рассказ же из «Проблем любви», из общего названия сборника требует какой-то любовной проблемы – и она есть. Доктор ревнует Женни. Он воображает, что девушка бегает на свидания к некому лесному бедняку, а самого доктора не любит. И здесь, в итоге, поводом для отлучек становится заболевший сторож Терентьич. И всё заканчивается хорошо – доктор и Женни-«мальчишка» помолвлены.

Ещё найденные мной подобные пары рассказов:

Делёж-Лидочка
Бобик-Приезд мамы
На мостках-Тётя Душа
Синичка (взрослые реалии)-Синичка (детский сюжет)
Нюрочка-Весёлый праздник

Такая идея ей пришла, вероятно, на ум, потому что в начале карьеры ей сам издатель посоветовал писать для детей, когда она принесла на печать взрослый рассказ.
В связи с неугасающим интересом к истории быта конца 19-начала 20 века, было бы хорошо переиздать все рассказы и романы Лидии Чарской для взрослого читателя. Сейчас очень мало материала по теме взрослого творчества, упоминаний об этих романах, по содержанию для нашего времени они наивны, но в них богатейшая картина быта того времени. Было бы интересно читать их с иллюстрированным комментарием, как энциклопедию повседневной жизни Серебряного века. Не устаревают и нравственные максимы из сюжетов Чарской. Как в детской, так и во взрослой её прозе.

Подробнее о каждом из романов и о других взрослых произведениях я писала в прошлой статье, вот ссылка.
diary.ru/~charskaya/p140933003_tvorchestvo-lidi...
Не буду повторяться. Но здесь я постаралась собрать как можно больше сведений, чтобы информация сохранялась и ею было удобно воспользоваться.

Стихотворения, напечатанные в журнале «Новый мир»:

1902 г. Канун весны.
Выбор.
Туда…
О чём рассказывала волна…

1903 г. Моя душа дика, как море…
Я не люблю лазурь немую...
Это было весной…
Вдохновение.
Весенняя сказка.
Символика.
Назовись мне…
Мечта.

1904 г. Что было – то было…
Волна.
Туман (ноты к стихотворению написал позднее Михаил Остроглазов).
…Мечты невольной, мечты туманной.
Мысль.
Из Тетмайера.
…Ковры… полусвет голубой…

1905 г. Очарованьем ночи мглистой…
В степях.


Стихотворения, напечатанные в журнале «Литературные приложения «Нового мира»:

1903 г.
В глуши.
Из восточных мотивов.

@темы: статьи, творчество, библиография, Чарская, биография, взрослая проза Чарской, Задушевное слово

---

"Без корiння": Киевский институт 1900-х

[feray]

Хочу рассказать немного о книге, с которой познакомилась совершенно случайно – повести "Без корiння" ("Без корней") авторства Наталены Королевой (1888-1966), женщины с удивительной биографией: польской графини по отцу, испанской аристократки по матери, историка, археолога, театральной актрисы, оперной певицы, художницы, во время Первой мировой войны – сестры милосердия, за отвагу награжденной Георгиевским крестом, затем – учительницы, переводчицы и, конечно, писательницы.

А до всего этого в ее жизни были монастырский пансион во Франции и Киевский институт благородных девиц, куда пришлось перейти по настоянию мачехи. "Без корiння" – своего рода воспоминания о двух годах (по другим данным – одном годе), проведенных в институте. Главную героиню здесь зовут Ноэль де Лячерда и Медина-Чели (фамилия матери Королевой), но в остальном повествование автобиографично: у Ноэль та же история и то же окружение, что были у Наталены.


Институтка Наталена Дунин-Борковская (девичья фамилия писательницы) и обложка третьего издания "Без корiння", выпущенного в 1968 году в Америке

Сразу скажу, что определенные моменты вызывают как минимум недоумение – например, напутствие графа, отца Ноэль, о чистоте крови (в произведении 1936 года!) или учитель, подбирающий учениц не по таланту или прилежанию, а по "правильной" фамилии. Но очень любопытно сравнить картины институтского быта с тем, что описано у других авторов. Вот некоторые детали, которые мне показались примечательными:

- наряду с немецким и французским изучался английский язык.
- об институтском языке: классных дам называют не только "синявками", но и "синицами", учениц младшего класса – и "седьмушками", и "семачками", институтская прислуга носит прозвище "кариатиды", а ламповщик – "Танатос". Некоторые слова позаимствованы из латыни, то ли напрямую, то ли через польский, например, лазарет называют инфирмарием, а служанок в бане – бальнеарами.
- почти не упоминается знаменитое "обожание" учителей и подруг – возможно, потому что речь идет о выпускном классе, а возможно, к 1906 году (ориентировочное время действия) этот обычай уже начал уходить в прошлое.
- в институте существовал так называемый "индекс" – официальный список запрещенных для воспитанниц произведений, наряду с книгами туда входили также романсы и песни.
- в последней главе раскрывается такая подробность институтского досуга: по окончании курса выпускницы не уезжают домой до тех пор, пока не будут улажены все формальности. Занятий в эти дни уже нет, вместо них устраиваются экскурсии по киевским святым местам. В одном из монастырей институтки встречают группу епархиалок и с удивлением замечают, что на тех точно такая же форма, но вишневого цвета. Устраивается общий обед, где девушек рассаживают так, чтобы воспитанницы разных заведений могли познакомиться и поговорить друг с другом.

На русском языке повесть, насколько мне известно, не выходила никогда. Привожу здесь перевод отдельных отрывков (полностью в оригинале – на украинском – ее можно прочитать, например, здесь).


Вот несколько портретов одноклассниц Ноэль:


– Где же циркуль? – кричит уже со стула стройная, как тополь, Катя. – "Светлейшая", подай его сюда!
Красивая серебристая блондинка княжна Каратова протягивает Кате нужное орудие – большой деревянный циркуль, которым чертят геометрические фигуры на классной доске. Каратова не обижается, когда ее называют "светлейшей": у нее действительно самые светлые волосы в целом институте. Свое прозвище она принимает как комплимент, не обращая внимания на иронию над ее титулом – также единственным на весь институт, ведь Каратова из рода бывших грузинских властителей и по-русски зовется "светлейшая княжна".

***

Помимо всего прочего, Ноэль очень мешало сблизиться с подругами незнание русского языка. А тех, что "думали" по-французски, во всем классе, кроме нее, было только три: кавказская княжна Каратова и две украинки – Марина Данильчук (ее мать была француженка) и Маюша Тарновская, потомок известного украинского рода. Однако и они не отвечали характеру Ноэль. Княжна – прелестная, как тонкая английская гравюра, обожала собственную красоту, свой титул "светлейшей" и словно жила в своем собственном мирке, целиком отрезанном от мира внешнего. Марина, скромная, тихая, опрятно-хорошенькая французская "агнесса" с мелкими чертами лица, не имела ни собственного взгляда ни на что, ни какого-то определенного желания. Это была типичная "благовоспитанная барышня", которая только и умеет, что приятно улыбаться, слушать старших и соглашаться с общим мнением.
Маюша же, умная, развитая, с острым и довольно злым языком, умышленно подчеркивала, что она некрасива, заставляя других сочувствовать ей. Было видно, впрочем, что эта психологическая игра мало радовала бедную девушку. День ото дня она становилась все более язвительной, раздражительной и часто даже смеялась над самой собой. И все же Маюша была одной из ближайших подруг Ноэль.
Кроме того, что они говорили на одном языке, сближало их и другое обстоятельство. Маюша была "шифристка", то есть воспитанница, отмеченная за успехи в науках, а кроме того, и лучшая математичка в целом классе. Ноэль, в свою очередь, никак не могла справиться с русскими математическими терминами. Когда она в первый раз вышла к доске, учитель математики слушал ее ответ с большим удивлением, а потом не выдержал и расхохотался:
– Простите, мадемуазель. Я сначала думал, что вы ничего не понимаете, теперь же признаюсь вам прямо: ничего не понимаю я.
Необходимо было как-то найти общий язык, и на помощь пришла Маюша, взявшаяся переводить для Ноэль французские термины на русский.

***

Учительницам “эстетики” дали в помощь самых способных к этой работе девушек. Безуспешно пытались уговорить дочь известного на всю Российскую империю художника М. В. Нестерова... Ольга Нестерова была исключительно красивая, высокая, стройная девушка, с огромными черными глазами на жемчужно-бледном лице. Она почти всегда была моделью для своего отца, писавшего с нее ангелов, св. Екатерину, св. Варвару, св. Нину, героиню знаменитого "Великого пострига" и т.д. Увы, на этом и заканчивалась связь Ольги с искусством, ведь краски, кисти, все, что имело отношение к рисованию и живописи, она ненавидела всем сердцем и слышать не желала о том, чтобы заняться художеством самой. Причины тому не мог понять никто – ни учителя, ни институтки, разве что единственная "подруга" – если бы Ольга снизошла до того, чтобы с ней дружить! – Лара Ходоровская. Это была дочь профессора музыки, известного концертирующего пианиста. Киевляне любили Ходоровского, некоторые почитали его, как и он сам себя, за выдающегося композитора. Лара же, когда была вынуждена идти на отцовский концерт (обычно в праздничные дни), соглашалась на это только за "взятку", то есть какой-нибудь ценный подарок. По музыке она была, кажется, последней в целом институте.

***

Была ли она виновна или нет?
Сердце клокотало: оно еще не остыло, и невозможно было думать спокойно. Перед глазами еще стояли колючие, враждебные взгляды подруг, в один миг предавших ее. Большой обиды на Варю Ноэль не чувствовала: та была совсем чудачка. Никто не знал, действительно ли она такой наивный ребенок – по выражению мадам Рапне, “dans la lune” (на луне) – или только притворяется. Варя знала, что ее должны держать в институте семь лет, независимо от успехов в науках. Матери у нее не было, а отец, директор мужской гимназии где-то в средней России, не хотел, чтобы дочь росла в окружении одних мальчиков (кроме Вари он имел еще трех сыновей). Оттого-то и отдал он ее в лучший институт, прося лишь об одном: воспитать девочку среди подруг.
Варя это знала и потому особенно не пыталась набираться мудрости. Она была убеждена, что "всякие науки созданы для муки", и почти любой ее ответ в классе превращался в сплошной, долго памятный всем анекдот. Так, например, она с лёгкостью переселяла древних греков из дорийских времен в исторические, а в Англии нашла короля "Иоанна Безработного". На это класс взорвался смехом, а учитель запротестовал:
– Бог с вами, госпожа Шейковская! Ведь это вам не повар, а король, и на работу наниматься ему без надобности. Вы, верно, хотели сказать "Безземельный"?
Но Варя была глуха к любым замечаниям: все связанное с наукой было ей безразлично. Из книг она признавала разве что "Домби и сын" – но и ту читала строго с пяти до шести часов после обеда, закусывая мягкий юмор Диккенса шоколадом. Близких подруг у Вари не было, и она разговаривала по душам только со своим дневником. На первой его странице было нарисовано сердце, расчерченное на множество клеток. В каждой клетке красовалось имя того, кого любила в данный момент Варя. Среди прочих здесь были Диккенс, Надсон, романс "Под душистою веткой сирени", шоколад "Миньон", Оля Хоменко, Дагмар Дегнер и еще несколько институток. Иногда, поссорившись, например, с Хоменко, Варя стирала ее имя резинкой, а вместо него вписывала имя той девочки, с которой Хоменко больше всего враждовала. Такова была Варя. Неудивительно, что она сделалась доносчицей и передавала начальству размолвки, происходившие между подругами. Но остальные…


Немного об институтской форме:


Энергичная, стриженая после недавно перенесенного тифа Надя выкрикивала номера плащей с пелеринками, прозванных "ливреями", и круглых шапочек – "арестантских беретов", раздавая их подругам. Наконец весь класс, шаркая галошами, длинной "гусеницей" выдвинулся из институтских ворот.

***

На прогулку ходили в другом порядке, нежели в институтских стенах: там первыми шли меньшие по росту, а на улице, напротив, впереди становились самые высокие девушки, и с ними рядом шла классная дама. Заканчивалась процессия двумя "кариатидами" в бело-синих сарпинковых платьях, в белых передниках, черных коротких жакетах и черных шерстяных платках. За ними – на шесть шагов от них, то есть на том же расстоянии, что сами "кариатиды" от институток, – выступал младший швейцар – Жозеф, не в парадной, а в черной, будничной ливрее.

***

И они нетерпеливо ждали и пылко верили, что за пределами несносного института исполнятся все мечты и все, что пока может лишь сниться. Только бы дождаться выпуска! Сдать экзамены, сбросить осточертевшее зеленое камлотовое платье, твердое, как жесть, и переодеться в свое, белое или нежно-розовое, мягкое, благоухающее "собственными" духами и родным домом, – милый, приятный аромат, словно вновь обретенный после семилетнего изгнания рай…

***

Известное дело, “что русскому хорошо, то немцу смерть”. Но ведь верно и обратное. Посмотрите сами… – и врач принялся перечислять характерные особенности институтской жизни. Вспомнил одежду: тяжелые камлотовые платья с таким декольте, что из него должны выступать плечи на два сантиметра, – прикрыты же они только батистовой пелеринкой. Между тем в классах на каждом уроке открываются все окна, независимо от того, сколько на улице градусов мороза. То и дело проветривают и другие помещения, в том числе спальни, которые потом никак нельзя обогреть. Вероятно, все это было бы хорошо для Франции, особенно для более теплых ее краев.

***

Зеленое платье, белую пелеринку, прюнелевые ботинки институтки сбросили навсегда, безвозвратно. Одетые в элегантные визитные туалеты, в сопровождении родителей одна за другой выходили они из институтского вестибюля. Все вздыхали довольно, будто покидали не alma mater, а тюрьму для малолетних.


О питании институток:


Жизнь – это же полное радости будущее… Без скучных лекций, без назойливых, ни на миг не умолкающих классных дам, без неизбежного паштета из печени каждый четверг, без черно-гнедого киселя каждую пятницу…

***

В эту тайну были посвящены только два человека на весь институт. Первый – так называемый "солдат", старый военный инвалид, настоящее имя которого было известно одному Господу Богу. Его скромная обязанность заключалась в растопке институтских печей. Второй – управляющий хозяйственной частью, отставной кирасирский полковник Артур Александрович Унгер. Из Петербурга дали ему возможность – так говорили его враги – заведовать государственным имуществом, чтобы поправить и собственные дела. Со звонкими шпорами, в сверкающем мундире, полковник завоевал симпатии институток, ликвидировав ненавистный красный кисель, чай в глиняных кружках и даже противные до тошноты котлеты. На институтских столах появилась дичь, запеченные цыплята, овощи и, вместо "дурацкого" чая, кофе с молоком, подаваемый в приличных чашечках.

***

Ноэль посмотрела на принесенный обед. В фарфоровой миске, обернутые салфеткой и прикрытые крышкой, лежали блины. К ним – топленое масло, сметана и несколько сухих, черных ужасных рыбок в темно-золотистой шкурке, которые институтки называли "чертиками" или "капчушками". В супнице – бульон и огромные вареники с творогом. На сладкое – пирожное с кремом из взбитых белков.
... – И кому могло прийти в голову давать девушкам эти "капчушки"! Ну кто же, скажите на милость, может их проглотить без хорошей рюмки водки? Нет, я положу этому конец! С завтрашнего дня утверждаю меню лично. Пусть девушки едят как следует, чтобы быть в духе и хорошо учиться…

***

Ноэль уже знала от "сестры" Алины Михайловны об обыкновении есть с блинами всякие соленые рыбные закуски и попросила Катерину принести жестянку с икрой. Как больной ей позволяли лучше питаться и дополнительно привозить еду из дома. Можно было иметь у себя самые разные лакомства, только не домашнего изготовления. Из последних разрешалось одно варенье.

***

С каждым днем школьная жизнь все теснее сплеталась с православным обрядом. В институтской столовой строго соблюдали пост и не позволяли употреблять ничего скоромного, то есть не только мяса и животных жиров, но также и молока или яиц. А поскольку киевский дедушка Днепр уже давно был основательно разграблен и не мог побаловать свежей рыбой, по институтским коридорам носился подозрительный "аромат" соленой трески, жареной в масле, и – что для институток было еще отвратительнее – селедки. В связи с этим беспрестанно возникали конфликты, то и дело упоминался брат Камбиза, царя персидского, – Смердис, чьим именем называли кислую капусту.

***

Наряду с духовным постом держали и пост телесный. Потому-то эконом редко появлялся в столовой, особенно по средам и пятницам: в эти дни подавали жидкий теплый кисель, который одни институтки ловко наливали ему прямо в карман, пока другие жаловались на червей, обнаруженных в постном борще с соленой или сушеной рыбой.

В классы приносили просвирки. Это были белые, сдвоенные, лежащие одна на другой кругленькие булочки, пахнущие кипарисом, то есть каким-то неуловимо "святым" запахом, и вызывающие в воображении образы пустынников, их убогих келий с чистыми, белыми, некрашеными полами. Просвирки приносили в больших, как бельевые, корзинах, и воспитанницы могли покупать их себе, но не более трех, причем классная дама отмечала в реестрах, кто и сколько покупает. На подрумяненной нижней части просвирок их обладательницы писали перьями имена своих родителей и близких, на одной – живых, на другой – умерших. Третья оставалась чистой, и ее съедали с чаем и красным вином, которое бокалами раздавали в столовой после причастия.
Варя неотступно "торговалась", чтобы ей разрешили купить хотя бы четыре просвирки. Получив все же только три положенных по правилам, она очень долго думала и высчитывала что-то, а потом принялась за писание. Дело не ладилось, так что пришлось выскребать строчки и писать заново. Наконец Варя решила, что трудиться над списком – пустое дело, потому что все ее живые родственники – "нестоящие", то есть не то что молитв, а совсем ничего не стоят. Лучше и проще съесть просвирку сразу, "пока еще мяконькая". Она ломала кусочками белый, приятный на вкус пресный хлеб, понемногу разжевывала его и размышляла над второй просвиркой, где должна была записать мертвых.
– Зачем же ты, Варя, ее ломаешь? – спросила татарка Шах-Гирей, – только крошки разлетаются.
– А ты и в самом деле глупая, – удивленно ответила та. – Да разве ты не знаешь, что просвирку нельзя резать ножом, потому что от грешного ножа может потечь на руки кровь?!
С этими словами Варя очень осторожно собрала крошки, высыпала их себе в рот, а самые мелкие слизала языком со стола. Еще некоторое время она просидела молча, задумавшись, а потом вздохнула и сказала соседке:
– А в конце концов, чем поможет умершим молитва отца Феодора? Да и вообще мертвые и есть мертвые, и если бы даже сам петербургский митрополит за них помолился, они уже не воскреснут. Лучше я съем и эту просвирку, а помолюсь за них сама.
С третьей просвиркой уже не было связано никаких мистических препятствий. Таким образом Варе стало гораздо легче готовиться к исповеди. Она взяла листок бумаги и начала записывать свои грехи. Закончив же, тщательно проверила, а потом принялась заучивать их наизусть.


О порядках в институте:


Это – свободное время. В рекреацию, между пятью и шестью часами каждый вечер, можно громко кричать, как в лесу, можно прыгать через скамейки, есть халву и даже лузгать подсолнухи – то есть делать все то, что строже всего запрещают институтские предписания и что именно поэтому так непобедимо влечет.

***

"Час раздачи писем" в действительности длился десять или пятнадцать минут, отнимаемых от времени прогулки.
Швейцар (привратник) Иосиф, для большей изысканности именуемый Жозефом, еще до обеда доставлял всю почту на квартиру инспектрисе. Любовь Петровна разбирала ее с помощью библиотекарши мадмуазель Дероденко (на институтском жаргоне – "Маркиза де Руденька"), складывая письма для каждого класса в отдельную стопку, после чего "кариатиды" разносили эти письма по столам классных дам.
Каждый класс получал почту, отправляясь в гардеробные комнаты одеваться на прогулку. Впрочем, немедленно приниматься за чтение разрешалось только в том случае, если воспитанницы гуляли в институтском саду. Если же предстояла прогулка по городу, читать письма можно было только по возвращении.
Раздаче почты предшествовала "исповедь".
– Мадмуазель Мальчевская, кто это вам пишет? – спокойно спрашивает мадам Рапне, разрезая костяным ножом продолговатый конверт.
– Мама… сестричка Тамара… – невинно вскидывает брови смуглая, как цыганка, Нина Мальчевская.
Классная дама, развернув письмо, пробегает глазами подпись:
– Вы ошибаетесь. Здесь значится: "Не забывающий тебя Володя". Кто это?
В группе девушек, ожидающих почты, кто-то довольно двусмысленно кашляет. Раздается и легкий смешок. Нина заливается густым румянцем до самого воротничка белой пелеринки. Однако ее брови поднимаются еще выше, выражение лица становится еще более ангельски-невинным:
– Володя?.. Да это же… это же мой дядя… Ну конечно, дядя!..
Нина немного невнятно произносит звук "л", а волнуясь, говорит вместо "Володя" – "Воводя". Это вызывает уже вполне откровенный смех и выразительный крепкий кашель.
– Voyons, Mesdemoiselles, – краснеет не меньше Нины и мадам Рапне, – что это вы задумали? Кроме того, что за манера откашливаться, как, извините, простуженные торговки на базаре? Стыдитесь!

Тем временем Нина протягивает руку к письму.

– Что вы хотите? – недоумевает мадам Рапне.

– Я бы желала получить адресованное мне…

– Не торопитесь, мадмуазель. На это письмо сначала должна взглянуть я, чтобы знать, о чем именно пишет вам ваш дядя, – и классная дама откладывает его на край стола, где уже лежит письмо к Изе Метингер от "кузена".

***

Разговаривать на улице разрешали, но потихоньку. Зато строго-настрого запрещалось смеяться или смотреть на прохожих. А уж не дай Бог заговорить с кем-нибудь из знакомых при встрече – будь то даже родители! За такое "преступление" оставляли в институте до трех дней, в то время как других отпускали на рождественские, пасхальные или летние каникулы.

***

Едва за фройляйн Оттилией неслышно захлопнулась дверь, класс сразу загудел. В потолок полетело несколько книг. Кто-то потянулся, зевая, как кот на лежанке. Откуда-то из угла раздался вполголоса очень популярный этой зимой романс Денца "Торна!" (“Вернись!”), видимо, включенный в институтский индекс и оттого особенно любимый.

***

Ноэль завернулась в мягкий, пушистый платок, подошла к полке и протянула руку к томику Гонгоры "Полифем и Галатея". Стихи этого автора были бы преданы вечному проклятию в институте, если бы кто-то, конечно, мог их прочесть. Читая каждую печатную страницу "из вторых рук", после проверки и цензуры, Ноэль то и дело испытывала такое чувство, будто ее заставляют есть из уже использованной кем-то тарелки. Единственным способом обойти этот невыносимый обычай было читать на языках, которых в институте не знали – одним из таких и был испанский, почему-то слишком экзотический для этой страны.

В домашней библиотеке Ноэль нашла несколько книг старых авторов и с разрешения отца привезла их в институт. Теперь на ее полках соседствовали св. Тереса, Гонгора, Сервантес и два томика Кальдерона. Только "Exercices" св. Игнатия Лойолы конфисковало институтское начальство – не потому, что считало их слишком неподходящими для восемнадцатилетней девушки, а потому, что имя Лойолы, как и само слово "иезуиты", вызывало самую настоящую панику в каждой православной душе.

***

Ноэль подала ей книгу и листок. Острый профиль мадам склонился над каллиграфически записанным стихотворением. Это была "Юнкерская молитва" Лермонтова, совсем не известная институткам. В их библиотеке были только "цензурные" издания классиков, даже русских, – те, где слово "любовь" заменялось каким-нибудь другим, более подходящим для девичьей скромности, как шутил инспектор Малинин.

***

Те, чьи родные жили в самом Киеве или поблизости, могли надеяться, что их отпустят на пасхальную неделю домой. Обычно за институткой приезжал кто-нибудь из ее семьи, отстаивал сперва пасхальную службу и разговлялся у директрисы. Отпускать воспитанниц из школьных стен с младшими сестрами или прислугой устав запрещал, то есть приехать должны были мать, тетя, старшая замужняя сестра или бабушка. Из мужчин эту привилегию имел только сам отец. Начальство не доверяло – не говоря о "кузенах" или "братьях" – даже дедушкам . Видимо, призрак Мазепы все еще пугал тех, кто воспитывал молодых девиц в Украине.

***

Это очень заинтересовало Ноэль. Ведь она с таким увлечением дочитала недавно "Таис" Анатоля Франса, которую принесла ей в институт мачеха. Сама belle-maman не ознакомилась с книгой предварительно, но, пролистав ее, увидела, что речь в ней о пустынниках в Тебаиде, решила: "Такое чтение в самый раз для Ноэль", – и принесла ее в институт, где таким образом оказалось не только запрещенное для институток произведение, но и книга, которая есть "в индексе". Однако набожная девушка, не понимая многих мест в книге, не увидела ничего дурного в эротическом произведении великого художника слова и сразу начала пересказывать содержание своей новой знакомой.


О взаимоотношениях между воспитанницами и не только:


– Василевская! Ольга Василевская!
Однако та словно не слышит. Василевская почти не участвует в жизни класса, потому что она старше годами. В классе четыре таких девятнадцатилетних "бабушки", как их дразнят остальные воспитанницы, за что получают в ответ презрительное название "бэби". Приятельствовать с "бэби" или даже интересоваться их жизнью "бабушки" считают ниже своего достоинства, но отказать классу в какой-то товарищеской услуге им, как и всем прочим, нельзя. На это не отважилась бы ни одна.

***

– Мадмуазель Богданова... Кто еще?... Кажется, я слышала ваш голос, мадмуазель Витовская?
Катя сразу же встала рядом с ни в чем не повинной Ольгой. Кодекс институтского товарищества не позволял оправдываться. Протест после того, как кто-то уже был наказан, считали за непристойное малодушие. Следовало с достоинством и гордостью принять и отбыть пусть даже и незаслуженное – как это по большей части бывало – наказание.

Наказывать прежде всех Ольгу Богданову уже вошло в привычку у классных дам, знавших ее веселый, неугомонный, мальчишеский нрав. Невозможно было вообразить такое происшествие, в котором Богданова не приняла бы деятельного участия. Вообще же отношения между институтским начальством и воспитанницами метко описывало давно данное им название: это была постоянная и неизменная "битва русских с кабардинцами", или "турецкие зверства". Любые мучения воспитанницам надлежало сносить без нареканий, без слез, геройски твердо. Но зато и мстили мучительницам-наставницам от души, с бесконечной изобретательностью.

***

Украшением зал занялись учительницы живописи и рисования. Их было две: старая – Ольга Иннокентьевна, за глаза называемая “Охра”, всегда в гнедоватого цвета одежде и в таком же парике, и молодая – Юлия Викторовна, очевидно, только что окончившая курс в Академии искусств, красивая девушка с огненно-рыжими волосами и ослепительно белым лицом. Институтки обожали Юлию Викторовну и за то, что она была молода и красива, и за товарищеское поведение с воспитанницами, и за своеобразные мальчишеские манеры. Все это, однако, не помешало приклеить к ней насмешливое прозвище "клячка" – слово, которым Юлия Викторовна называла липкую резинку, употребляемую при рисовании.

***

Лара могла бы понять Ольгу, но о дружбе между ними не могло быть и речи: они учились в разных классах. Когда одна из девочек шла классом или двумя старше или младше, понимание еще было возможно, но бóльшая разница уже совсем уничтожала возможность теснейшего приятельства. Для всех старших младшие были "мелюзгой", "детишками" или "младенцами", с которыми держались в лучшем случае покровительственно. Тому же способствовал и устав, запрещавший всякие отношения между классами, словно это были не части одного целого, а разные школы. Поэтому "зверята", то есть воспитанницы младших классов, не смели гулять в саду теми же аллеями, что старшеклассницы, а часы рекреации проводили в отдельном зале, который старшие свысока называли "детской" (“nursery”).

Пренебрежение к малышам перекидывалось и на классных дам седьмого, самого младшего, класса, за которыми закрепилось прозвище "мамок". Это наименование считалось очень обидным, и его носительницы бывали "смертельно" оскорблены, услышав его от кого-нибудь.

***

За все время, пока Ноэль была в институте, никогда не случалось такой позорной измены и доносительства. Предательницу или доносчицу институтки наказывали весьма строго – могли, например, сильно побить ее мокрыми полотенцами. Говорили, что такие случаи случались очень редко, но иногда экзекуция продолжалась вплоть до обморока виновной.

Так ли уж любили Катю в классе? Нет! Та же Богданова, повздорив с ней, с видимым удовольствием злила ее до слез. Катя никогда не могла удержаться от остроты или насмешки в адрес той или иной подруги. Удивительно меткие, ее шутки навечно прилипали к жертве, веселя тех, кого не задели в этот раз. Большинство следовало за Катей как за вожаком не по дружбе, а из стадного чувства: что сделала одна, делали, как правило, и все остальные. Ноэль же почти никогда не плыла по течению. К подругам она относилась без враждебности, но не сделала и шага, чтобы сблизиться с ними и стать на них похожей. Немалой смелости стоило ей идти против класса и сохранять свои убеждения и свой характер. К тому же иное воспитание, иные жизненные устои, незнание господствующего русского языка, наконец, религиозное мировоззрение – все отчуждало ее от той среды, в которую она попала не по своей воле. Ну а чужак – по большей части неприятель…

***

– Василий Николаевич! Позвольте попросить у вас вашу фотографию на память.
– И мне… И мне!..
Такова была традиция. По окончании занятий, перед последними экзаменами институтки просили фотографии у тех учителей, о ком хотели сохранить добрую память. Это не была ни пустая учтивость, ни подхалимство – лишь проявление искренней симпатии. Малинин, улыбаясь, записывал в книжечку имена просительниц.

***

– Позволь помечтать вместе с тобой! Si tu veux, faisons un reve!

Это сказала "светлейшая" и села рядом с Ноэль. Никогда они не были приятельницами, скорее – наоборот. Но весна, дышавшая нежностью и сладкой тревогой, наполняла девичьи сердца потребностью близости, понимания, ласки, дружбы, часто и с оттенком своеобразной влюбленности. Потому порой тянулись друг к другу совсем безотчетно и такие души, которым даже нечего было сказать друг другу...


И о богослужениях в институтской церкви:


На бесконечно долгих православных службах должны были присутствовать все институтки независимо от вероисповедания. Этим, так сказать, дополнялись "крепкие устои религиозного воспитания". Также вместо обязательных получасовых упражнений в языках с классными дамами в эти дни читали Евангелие, по экземпляру которого раздали всем ученицам.

***

То, что Ноэль не перекрестилась, не удивило мадам Рапне: девушку никак нельзя было принудить к этому ни в церкви, ни за обязательной молитвой.
– Не могу креститься при словах и порядках, которых я не понимаю.
А так как в классе были мусульманка и несколько протестанток, которые уверяли, что и в их религиях нет предписания креститься, "протест" ее не вызвал репрессий. Тем более что "иноверки" послушно вычитывали православные молитвы, когда приходила их очередь быть дежурными.

***

Долгую праздничную службу пели очень медленно: чтобы ясно была слышна каждая фраза, чтобы можно было разобрать каждое слово. Но именно поэтому почти никто из православных не выдерживал до конца в молитвенном настроении. К усталости от длинного богослужения примешивалось еще и утомление от того, что следовало стоять ровно, смирно, не опираться всем весом на одну ногу, не горбиться, не опускать ни, головы, ни рук, которые должны были быть сложены "коробочкой" на поясе.

Креститься разрешалось только в некоторых местах службы, не быстро и не размашисто, без аффектации и "в полной простоте". На колени также позволяли становиться лишь в некоторые моменты и ненадолго. Классы стояли стройными каре, рядами, которые классные дамы в продолжение всей службы выравнивали вдоль и поперек, словно заправские командиры. Как "иноверки" (потому что классные дамы в большинстве своем были чужестранки) эти "недреманные очи" имели счастливую привилегию сидеть в церкви, и у каждой был свой стул. Институткам, даже неправославного вероисповедания, такого права не давалось.

Впрочем, была у классных дам и другая обязанность: следить, не начинала ли вдруг какая-то из воспитанниц понемногу бледнеть, рискуя упасть в обморок. Такую брали за руки и осторожно выводили за дверь церкви, где передавали в руки дежурных девушек-служанок. Те же в случаях более тяжелых отводили ослабевшую в лазарет, а в легких - в пустую "пепиньерскую" комнату, где на столе уже стояли приготовленные графины с водой, раствор аммиака и эфиро-валериановые капли. В обычные воскресенья и субботы "иноверки" могли не приходить в церковь, но в большие праздники и в пост это было обязательно.

***

Всю третью (средокрестную) неделю поста воспитанницы задавались вопросом: что будет с "трио"? Хотя пение будто бы касалось только исполнительниц, в действительности в нем принимал участие почти весь институт. Уже одно то, что "трио" выходило на середину церкви во время Преждеосвященной службы, было необычным развлечением для всех уставших от бесконечного стояния, пытки и для ног, и для мыслей. Но волновало и другое: удастся ли всем трем, не отстав ни на секунду, одновременно встать на колени и поклониться сначала алтарю, а потом – направо и налево? По этому поводу устраивался даже род тотализатора со "ставками" в виде пирожного или булки с раннего завтрака. Также пристально следили, не собьется ли какая-то певица, выдержит ли темп, возьмет ли верную ноту и т.д. В этом году трио было тем более необычно, что петь его должны были Витовская, Шах-Гирей и Медина-Чели. Из них только одна Катя была православная и понимала (или должна была понимать), что именно будет петь и зачем. Айша Шах-Гирей – татарка и мусульманка, как и Медина-Чели – католичка, были для православных институток "поганками" и, казалось, им нечего было здесь делать. Но Шах-Гирей имела лучшее на целый институт сопрано, а Ноэль должна была срочно заменить заболевшую Ольгу Риман, потому что в классе не нашлось другого меццо-сопрано.


Кое-где ассоциации с произведениями Чарской (как главного автора институтской прозы ) могут возникнуть даже на уровне образов. (Все это практически точно случайные совпадения, Наталена Королева была, по ее собственному признанию, очень выборочно знакома с русской литературой).

Например, несмотря на то, что у каждой из одноклассниц Ноэль был реальный прототип (в издании 1968 года даже указаны настоящие имена), некоторые из них легко "укладываются" в любимые типажи Чарской. Катя Витовская с ее шалостями и талантом к сочинению стихов похожа на свою тезку из "Лесовички" и на Краснушку из "джаваховского" цикла, а у лентяйки и лакомки Вари есть что-то общее с комическими героинями, такими, как Додошка – одноклассница Лиды Воронской.

А главная героиня – знатная иностранка, поступающая в выпускной класс, талантливая и образованная, но плохо владеющая русским языком – сразу вызывает в памяти Нору Трахтенберг из "Люды Влассовской". Вероятно, именно так, с неприязненным удивлением и тоской, воспринимала все происходящее вокруг "скандинавская дева". Впрочем, печаль Ноэль по Пиренеям, их теплу, праздникам и танцам скорее роднит ее с княжной Джавахой, томящейся вдали от родного Кавказа. Обе героини даже сравнивают себя с цветком, вырванным из родной почвы и не способным прижиться на новом месте – отсюда, кстати, и название повести Королевой. Сходство довершает независимость и принципиальность обеих, а также любовь к правде, которой однажды приходится поступиться, чтобы выручить из беды другого человека. Но самая неожиданная параллель – с повестью "За что?", где Лиде Воронской время от времени является таинственная Серая дама. У Ноэль тоже есть "свое" привидение – Дама в шелковом платье, в которой она узнает собственную прабабушку.

И все же даже по цитатам, приведенным выше, очевидно главное отличие "Без корiння", от других институтских повестей: если большинство авторов рассказывают историю дружбы, которая заставляет забыть о суровом быте и даже полюбить его, то у Королевой в центре сюжета – противостояние главной героини душному, лицемерному, грубому миру института и ее одиночество. И тон здесь взят совсем другой – гораздо более беспощадный и, за исключением пары небольших отступлений, чуждый сентиментальности.

Вот, к примеру, объяснение двух подруг, одна из которых оскорбила другую и стала причиной объявленного той бойкота:


Дверь медленно отворилась. На пороге стояла Катя, взволнованная и смущенная. Ноэль отодвинула книгу. Певучие ритмы, полные солнца и голубых теней, улетели в далекие страны.
– Прости меня…
Ноэль пожала плечами.
– Пойди исповедуйся, мне нечего тебе сказать.
Возможно, что Катя не приняла бы этот совет, и дело дошло бы до новой ссоры или скандала, но в ту же минуту в комнату вошла новая гостья – "гардеробная дама" София Ивановна.

Можно представить себе, насколько более эмоциональным был бы подобный эпизод у Чарской, и была бы прощена Катя или нет

А вот происшествие во время визита императрицы. Решение девочки взять на себя чужую вину – очень распространенный сюжетный ход в институтских повестях. За самоотверженным поступком обычно следует раскаяние и восхищение всего класса, героиня становится общей любимицей. Но не в случае Ноэль, благородный жест которой, кажется, оставляет подруг равнодушными.


Наконец наступил "великий день" визита царицы.

– Уже тут! В Киеве… Завтра – у нас!.. — электрической искрой пробежало по институту.

Этому "завтра" мало кто верил: ждали и надеялись, что императрица может появиться в любую минуту. И всё же все будто окаменели, когда утром в большой зале, куда воспитанницы собрались на молитву, внезапно распахнулись двери и вошла незнакомая группа.

Впереди ступала невысокая, скорее даже маленького роста дама, причесанная по-старомодному, "с гривкой", то есть с массой мелких кудряшек надо лбом, в очень скромном черном шелковом платье и с одним-единственным браслетом поверх рукава. За нею – два высоких, стройных и красивых молодых офицера в гвардейской форме, потом знакомый и любимый институтками старый, уже чуть сгорбленный, высокий и худой, как жердь, граф Протасов-Бахметьев, главный инспектор всех учреждений императрицы Марии, к которым принадлежали и женские институты.

Следом шелестела парадным шлейфом директриса института, звенел шпорами полковник Унгер, и только инспектор профессор Малинин шагал совсем как обычно, слегка нетвердо, словно направлялся в класс на свой ежедневный урок.

Процессия прошествовала между классами институток, церемонно “окунавшихся” в глубоком реверансе. Начатое звонкими голосками младших, волной понеслось до самого конца залы торжественное приветствие, скандируемое по слогам:

– Nous a-vons hon-neur de sa-lu-er Vo-tre Ma-jes-te Im-pe-ri-ale! (И-ме-ем честь при-вет-ство-вать Ва-ше Им-пе-ра-тор-ско-е Ве-ли-че-ство!)

Императрица ответила молчаливым кивком, остановилась под царскими портретами и тихо сказала несколько слов директрисе. Та подала знак:

– Commencez!! (Начинайте!)

Взволнованная дежурная начала утреннюю молитву.

Весеннее солнышко весело заглядывало в окна. Лучи его дрожали и перескакивали золотыми "зайчиками" по паркету. Это ли или что-то еще навело одну из девочек на мысль, но только среди солнечных "зайчиков" вдруг оказался белый, скрученный из платка, весело и бойко прыгнувший к самым ногам императрицы. Несмотря на ужас, охвативший всех институток, а еще больше – их начальство и воспитательниц, кто-то сдавленно засмеялся. Царица поднесла к близоруким глазам лорнет и, склонив голову набок, пригляделась к брошенному ей подарку. Стало еще смешнее, как это обычно бывает в таких случаях напряженной торжественности и серьёзности. Один из гвардейских офицеров, стоявших за нею, сделал пару шагов, нагнулся и поднял белый предмет. Добродушная улыбка расцвела на его лице. Вернувшись на свое место, он бросил ласковый взгляд на первый класс, откуда выскочил "зайчик". Дежурная, тяжело дыша, наконец окончила молитву. Императрица сказала несколько слов по-французски институткам, а потом заговорила с директрисой. Офицер – это был один из великих князей – подошел к первому классу, держа "зайчика" за "ушко" – кончик платка.

– Кому принадлежит этот предмет? – вежливо спросил он.

К нему сразу же подскочила классная дама, сладким голосом что-то объясняя и рассыпаясь в извинениях. Ноэль услышала приглушенный вздох и обернулась: ее соседка Варя Шиковская стояла белая, как мел, и уже была готова лишиться чувств; в отчаянии она крепко сжимала сложенные "коробочкой" руки, тоже белые, словно мрамор. Ноэль заметила, что Варины мизинцы были сложены крестом – этот каббалистический знак, как верили институтки, защищал от всякой беды и опасности. Увы, каббалистика сейчас была бессильна: вот-вот классная дама возьмет "зайчика", развернет платок и увидит номер, который принадлежит только одной воспитаннице и с 1-го по 365-й не повторяется ни разу...

Ноэль снова взглянула на Варю. В голове промелькнуло: “якоже и мы оставляем должником нашим”… – и она совершенно спокойно выступила вперед:

– Si Votre Altesse Imperiale veut me permettre… (С позволения Вашего императорского высочества…)

Великий князь элегантно подал платок Лячерде, звякнул шпорами и учтиво поклонился… Варя была спасена. Но не успела Ноэль сунуть платок в карман, как императрица со своей свитой приблизилась к ней и с ласковой улыбкой направила на нее лорнет.

– Я вижу, дитя мое, что вы в прекрасном настроении, – сказала она по-французски с легкой иронией.

Ноэль мгновенно парировала:

– Было бы невежливо, мадам, иметь дурное настроение, приветствуя императрицу.

Директриса задохнулась от негодования, услышав так дерзко прозвучавшее в адрес государыни "мадам". Кажется, и царица обратила на это внимание.

– Сколько лет вы в институте? – спросила она уже несколько суше.

– Первый и последний.

– А где учились до этого? В какой школе?

– В монастыре Notre-Dame-de-Sion на юге Франции.

– Вы россиянка?

– Нет, мадам!

Царица, по-видимому, немного успокоенная, указала ручкой лорнета на платок.

– А какое значение имеет у вас этот предмет? Игра или, может быть, какое-нибудь гадание?

Ноэль не пришлось ничего на это ответить: из-за спины высокой гостьи вынырнула графиня Муравьева и принялась "заговаривать зубы" последней.

– Ваше императорское величество, у наших детей много суеверий… принесенных в школу из дому. Эта игрушка из платка – нечто вроде porte-bonheur-a, с которым они часто забавляются… особенно приветствуя тех, кто впервые вступает в стены института.

Сказанное было явной бессмыслицей, но императрица удовлетворилась таким объяснением и, благосклонно кивнув, проследовала со своей свитой дальше.

Лишь великий князь, кажется, не поверил словам директрисы и, уходя, усмехнулся и погрозил пальцем Ноэль. Институтки приседали в низком реверансе: –Nous avons I’honneur de Vous saluer, Votre Majeste Imperiale! – летело вслед царице до самых дверей.

Едва затихло последнее слово официального приветствия, как две классные дамы, дежурная и не дежурная, уже набросились на Ноэль:

– Неслыханно!

– Бесстыдство!

Ноэль спокойно, не спеша, развернула платок, так же спокойно спрятала его под свой собственный, лежавший в кармане, и подняла глаза на классных дам.

– Что случилось? – спросила она как можно более невозмутимо, между тем как ее ноздри заметно трепетали и она едва владела собой.

В ответ классные дамы хором воскликнули:

– Что?.. И она еще спрашивает! Этому нет названия… Ваше поведение непристойно… Как вы посмели заговорить с великим князем? И потом – это "мадам". Невероятная грубость! Как можно, как можно?

Ноэль стиснула кулаки и сквозь зубы, начавшие было предательски стучать, проговорила:

– Мадам Рапне, вы совершенно напрасно волнуетесь: во-первых, госпожа директриса пояснила императрице, что я сделала это из уважения к ней; во-вторых, к королевам и императрицам Франции всегда обращались "мадам", так же, как и к самой Божией Матери. Вы же видели, что императрице это хорошо известно… Поэтому я и спросила вас: что случилось?

– Но ведь... но ведь это вам не Франция. А царица – Императрица Всероссийская.

– Однако мы говорили по-французски...

– "Мы"… "говорили"… Это просто неслыханно!..

Императрица, кстати, – Мария Федоровна, та же, что дважды появляется в повестях о Люде Влассовской, но как по-разному реагируют на нее героини

Еще подробнее о Наталене Королевой и ее книгах, в том числе "Без корiння", можно почитать здесь. А о Киевском институте в сообществе упоминали несколько лет назад:
diary.ru/~charskaya/p193174769_vospitannicy-kie...