Записи с темой: Волшебная сказка (21)
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Г.Михалевская.
Уроки общения по Л.Чарской. (СПб, 2006 год). Продолжение.

Жили классные дамы, как и начальница, и инспектрисы, в здании института (в квартиру начальницы был отдельный вход с улицы). Питались классные дамы (за особую плату) вместе с воспитанницами, личным примером приподнося правила поведения за столом. Иногда разрешалось, чтобы вместе с классными дамами жили их матери, сестры. Классным дамам разрешалось венчаться в институтской церкви.
Наставницы должны были хорошо знать своих воспитанниц, действовать добротой и лаской; наказывать можно было, но редко, так как наказания могут озлобить или унизить ребенка. Обязательным требованием в воспитании были беседы с подопечными по проблемам нравственности, вежливости. Кроме того, нужно было тактично отвлекать от грустных дум о доме и родных. Но главное — это религиозное воспитание, посещение церковных служб, обеспечение порядка в церкви. Деятельность классных дам способствовала умственному, нравственному, эстетическому и физическому развитию воспитанниц.
Посещение родственников также находилось под контролем классных дам. Как это обычно делалось, рассказывается в повести «Волшебная сказка»:
— «Разрешите мне, m-lle, идти в приемную.
Наставница, маленькая, с замученным жизнью лицом пожилая женщина, смотрит несколько минут с укором на Надю.
— А вы опять вчера единицу за невнимание на уроке математики получили, Таирова, и два с минусом за немецкий? — спрашивает она по-французски.
Бледное лицо Нади густо краснеет.
— И в пятницу мне жаловался на вас учитель истории, что вы опять читали на его уроке, — продолжает классная наставница. — Я должна нынче же переговорить обо всем этом с вашей теткой... На третий год в классе оставаться нельзя. Надо довести до ее сведения о вашем нерадении. Ступайте. Я приду позднее, в конце приема.

— И наклонением головы Варвара Павловна Студенцова, классная дама пятого класса, отпускает девочку». (Чарская Л. Волшебная сказка. — М., 1994. — С. 431.)

Действительно, Варвара Павловна в конце приема пришла, села около тети девочки и начала рассказывать «самые неприятные вещи»: «Надежда Таирова совсем не учится, не хочет учиться, не готовит уроков. Читает слишком много и в неурочное время. Два раза у нее уже отбирали книжки, оказались совсем не отвечающими ее возрасту романами. Этого допускать нельзя. Все учителя жалуются на нее. Все недовольны ею. Она так рассеянна, так невозможно рассеянна и ленива! И из рук вон слаба в успехах. Вчера опять получила двойку с минусом и единицу (успехи оценивались по 12-балльной системе). А ведь она второгодница, на третий год ее, ни под каким видом оставить в классе нельзя. Бесспорно, ей грозит исключение, если она не возьмет себя в руки и не подтянется во время экзаменов. Казна не намерена платить за нерадивых учениц, тем более, что на их места есть столько прилежных, жаждущих учиться». (Там же. С. 437-438.)

Следили классные дамы и за перепиской. Люда Влассовская, только что поступившая в институт, пишет первое письмо домой, своей маме: «Я вынула бумагу и конверт из «тируара» (ящик в парте) и стала писать маме. Торопливые, неровные строки говорили о моей новой жизни, институте, подругах, о Нине. Потом маленькое сердечко Люды не вытерпело, и я вылилась в этом письме на дальнюю родину вся без изъятья. Такая, как я была, - порывистая, горячая и податливая на ласку... Я осыпала мою маму самыми нежными названиями, на которые так щедра наша чудная Украина: «серденько мое», «ясочка», «гарная мамуся» - писала я и обливала мое письмо слезами умиления.
Испешрив четыре страницы неровным детским почерком, я раньше нежели запечатать письмо, понесла его, как это требовалось институтскими уставами, т-Пе Арно, торжественно восседавшей на кафедре. Пока классная дама пробегала вооруженными пенсне глазами мои самим сердцем диктованные строки, я замирала от ожидания —увидеть ее прослезившуюся и растроганную, но каково же было мое изумление, когда «синявка», окончив письмо, бросила его небрежным движением на середину кафедры со словами:
— И вы думаете, что вашей maman доставит удовольствие читать эти безграмотные каракули? Я подчеркну вам синим карандашом ошибки, постарайтесь их запомнить. И потом, что за нелепые названия даете вы вашей маме?... Непочтительно и неделикатно. Душа моя, вы напишете другое письмо и принесете мне.
Это была первая глубокая обида, нанесенная детскому сердечному порыву... Я еле сдержалась от подступивших к горлу рыданий и пошла на место». (Чарская Л. Записки институтки. — М., 1993. - С. 33-34.)
Письмо было благополучно переправлено с помощью родственников, пришедших на свидание к другим детям. «Я повеселела и, приписав на прежнем письме о случившемся только что эпизоде, написала новое, почтительное и холодное только, которое было благосклонно принято m-lle Арно». (Там же. С.34.)
Разнонаправленная деятельность классных дам ценилась и поощрялась денежными наградами. За 25 лет безупречной службы они получали знак отличия на оранжевом банте с надписью «За труды». Этим же знаком награждались и инспектрисы.
Образованность, авторитет, педагогический такт, твердость духа, выдержка и умение принимать правильные решения — основные критерии оценивания деятельности классных дам. Своим примером, установлением целесообразных отношений с учащимися и со всеми
участниками учебно-воспитательного процесса они содействовали искоренению дурных привычек и наклонностей учениц и воспитывали в них чувства правды, чести, уважения к старшим, к установленному порядку и закону.
Это должно было быть в идеале. А на самом же деле К.Д.Ушинский, столкнувшись с классными дамами Смольнинского института благородных девиц, сразу понял их вредное влияние. Эти «старушонки притупляют умственные способности воспитанниц и озлобляют их сердца», - цитирует слова нового инспектора Е.Н.Водовозова, окончившая этот институт в 1862 году. — Надо приглашать «умственно развитых, а не особ, умеющих кадить всякой пошлости и заискивать перед начальством». (Водовозова Е.Н. История одного детства. — Л.,1941. — С. 196-197.)
Особенно отвратительным — показалось К.Д.Ушинскому правило читать письма учениц, причем иные классные дамы позволяли себе оскорбительные замечания по поводу их содержания. Поэтому, реформируя обучение и воспитание в институте, новый инспектор прежде всего уничтожил право классных дам читать переписку учениц с родными.
Классные дамы, изображенные Е.Н.Водовозовой в книге «История одного детства», представлены грубыми и невежественными, которые, как пишет автор, «и нас делали грубыми существами. То и дело мы ссорились между собой, и бранные слова сыпались, как горох из мешка. О деликатности, о бережном отношении к чувствам друг друга мы не имели представления». (Водовозова Е.Н. История одного детства. — Л., 1941. — С. 163.) При нарушении порядка классные дамы «срывали передник, толкали в угол, к доске, читали скучнейшие нотации». (Там же. С. 138.) Недаром пребывание в институте запомнилось Е.Н.Водовозовой холодом дортуаров, тощими обедами и окриками классных дам. И это понятно: во всех институтах благородных девиц главным лицом был не учитель, а классная дама.
Таким образом, институты благородных девиц управлялись начальницами, инспекторами и инспектрисами, классными дамами при непосредственном участии государыни и государя, а также попечителей, почетных опекунов и министра народного просвещения который иногда посещал институт: «Невысокий, очень полный с седыми кудрями, с большим горбатым носом и добродушными глазами — одним своим появлением этот человек вносил радостное оживление в институтские стены. Детей он любил необыкновенно, особенно маленьких седьмушек, к которым питал отеческую нежность.
— Уж вы меня простите, — обратился он к старшим, с которыми сел было за стол, чтобы разделить с ними скудный институтский завтрак, - а только вон мои «моськи» идут! (Маленьких воспитанниц он почему-то всегда называл «моськами»). И, поспешив нам навстречу, он встал в первой паре между Валей Лер и Крошкой и прошел так через всю столовую, к нашему великому восторгу». (Чарская Л. Княжна Джаваха. — СПб., 1993. — С. 237.) Как видим, управление данной педагогической системой и обеспечение ее всем необходимым находилось в руках государства.
(продолжение следует)


Отсюда: vk.com/wall-215751580_3621

@темы: ссылки, Реалии, Чарская, Волшебная сказка, Княжна Джаваха, Записки институтки

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Повальное увлечение детективами в начале 20 века, Нат Пинкертон - кумир гимназистов и многое другое в рассказе Л.Чарской «Мама ничего не понимает»
Повальное увлечение детективами в начале 20 века, Нат Пинкертон - кумир гимназистов и многое другое в рассказе Л.Чарской «Мама ничего не понимает», изображение №1
«…весь мир – это Нат Пинкертон, раздробленный на мельчайшие части, что вы, я и все люди, и все вещи, и все дела суть некая эманация единого и всемогущего божества – сыщика Ната Пинкертона».

К.Чуковский www.chukfamily.ru/kornei/prosa/kritika/nat-pink...

Корней Иванович едко иронизировал в своей статье, конечно, но, действительно, для маленьких и не очень маленьких читателей Пинкертон в начале 20 века стал неким волшебным миром. Не зря его вспоминают в своих книгах-мемуарах видные писатели, например Валентин Катаев:

«…строжайше запрещалось чтение Пинкертона. Нат Пинкертон был знаменитый американский сыщик, приключения которого сводили нас с ума. Это были небольшие по объему, размером в школьную тетрадку, так называемые «выпуски», каждый раз с новой картинкой на цветной обложке и портретом знаменитого сыщика в красном кружочке. На этом грубо литографированном портрете голова Ната Пинкертона была изображена в профиль. Его бритое, обрюзгшее лицо с выдвинутым вперед подбородком и несколько мясистым носом, с резкой чертой между ноздрей и краем плотно сжатых губ, его проницательные глаза (или, вернее, один только глаз), даже косой пробор его немного седоватых каштановых волос и цветной американский галстук — все говорило, что это величайший криминалист XX века, человек опытный и бесстрашный, с железной волей, гроза американского уголовного мира, раскрывший сотни и сотни кровавых преступлений и посадивший не одного негодяя на электрический стул в нью-йоркской тюрьме Синг-Синг».

Глава «Ограбление газетного киоска» из книги В.Катаева «Разбитая жизнь или волшебный рог Оберона». libking.ru/books/nonf-/nonf-biography/113523-38...

А Аркадий Аверченко строит на увлечении гимназистов ловким сыщиком целый рассказ «Синее одеяло» – сам не хуже каких-нибудь детективных историй с похищением учеников и таинственными подробностями…

Разумеется, эти книги повсеместно осуждались педагогами, критиками и вообще многими, следящими за кругом детского и подросткового чтения (как осуждалась порой и Чарская даже ещё в дореволюционный период). Критико-библиографические журналы по детской литературе часто публиковали статьи о распространении лубочной и сыщицкой литературы среди школьников, о борьбе с ней, о проникновении ее с Запада…

Писал ежемесячник «Новости детской литературы» в 1912 году: «Из общего количества 300 выпусков, заготовленных «Развлечением» на долю Ната приходится 130 (почти половина) с тиражом около четырёх миллионов. Надо думать, что ни одной хорошей книге, по крайней мере у нас, не удавалось так широко распространиться. Издательство нисколько не преувеличивало, когда печатало на обложке каждого выпуска, что его товар имеется у всех газетчиков, на всех станциях, в киосках и даже в книжных магазинах.

В 1907-8 г.г. новый выпуск появлялся раз в неделю, а с сентября 1909 г. пришлось выпускать два раза - в среду и субботу, - так как спрос, очевидно, удвоился.

«Развлечение» заразило других предпринимателей, за Пинкертоном поползли из разных щелей «Листеры», «Шерлоки», «Морганы»… (В.Зеленко «Знамение времени»).

Катаев подтверждает частоту выпусков в своей книге - «Выпуски Ника Картера появлялись в продаже каждую пятницу сразу же по две штуки. Цена — четырнадцать копеек. Их привозил курьерский поезд Санкт-Петербург — Одесса, развивавший, как говорили, скорость до ста десяти верст в час».

Некий немецкий учитель Зоммер в начале 20 века провел исследование о распространенности лубочных изданий среди школьников; он опросил 300 учеников средней школы и 230 учеников народной школы. У 300 учеников средней школы оказалась 2974 экземпляра лубочных изданий, а у 230 учеников народной школы – 3135. «Большинство владеют всего лишь единичными экземплярами, но богатство некоторых доходит до пятисот и более книг. Характерно, что ревностными читателями лубочной литературы являются наиболее способные ученики». («Новости детской литературы», №8, апрель 1913 года).

Осуждался и другой не менее знаменитый детектив – господин Холмс:

Из воспоминаний В.Розанова «Опавшие листья» - он писал: «Дети, вам вредно читать Шерлока Холмса. И, отобрав пачку, потихоньку зачитываюсь сам. В каждой — 48 страничек. Теперь «Сиверская — Петербург» пролетают как во сне. Но я грешу и «на сон грядущий», иногда до 4-го часу утра».

О популярности Шерлока Холмса в дореволюционной России: arzamas.academy/materials/541

Чарская в своих произведениях тоже упоминает это «знамение времени», становясь на сторону педагогов-критиков. Но при этом неплохо понимая детскую душу и детские увлечения:

«Мама ничего не понимает», рассказ из сборника «На рассвете».

«Сам Котик, успевший облечься в домашнюю блузу, храбро берётся за пеструю, ярко разрисованную книжку приключений знаменитого Ната.

- Нет, нет! говорит мама, - раньше выучи уроки, - я не позволю тебе пичкать голову до них всякой требухой…

… - Нат Пинкертон - не требуха! У нас Ната Пинкертона даже первый ученик, круглый «пятерочник» читает. И ты ничего не понимаешь, если говоришь так!»

А потом мальчику становится совестно, что он поссорился с мамой из-за этих книжек: «Ты ничего не понимаешь!» Ведь могла же выскочить из его рта такая ужасная фраза по отношению к матери. О, - о, противный Пинкертон, все из за него!

Теперь Котик почти с ненавистью смотрит на пёстро и ярко раскрашенную обложку жидкой, порядочно таки потрепанной книжонки. Бульварная литература! вспоминался ему отзыв Кириллова, их первого ученика, которого он так неудачно привел в пример маме как почитателя Ната Пинкертона».

В итоге сын и мать мирятся, вместе читая «бессмертные творения Гоголя».

viewer.rsl.ru/ru/rsl01004201309?page=119&rotate... (сборник «На рассвете»)

Вот и в повести «Тяжёлым путём» отрицательная героиня невольно подчёркивает в очередной раз свой нравственный облик, читая «книжку, в заголовке которой крупными буквами значилось: "Нат Пинкертон"…»

«В мастерской Андрея Аркадьевича сидела Нетти. Без дальних вступлений Ия просто обратилась к молодому художнику.

-- Послушай, Андрюша, дети мечтают о елке, не найдешь ли ты возможным устроить ее им?

-- Разумеется, разумеется, как это я мог забыть о них! Извини, пожалуйста, Иечка. Вот возьми деньги... Они лежат вон там, на столе, -- засуетился молодой художник, отбрасывая кисть и палитру.

Внезапно присутствующая здесь Нетти отложила в сторону тоненькую с безвкусно раскрашенной обложкой книжку, в заголовке которой крупными буквами значилось: "Нат Пинкертон", и взволнованно заговорила:

-- A по-моему, все эти елки одна только глупая трата денег, a удовольствия от них не получается никакого. Сама я в детстве их терпеть не могла. К тому же, теперь нам пригодится каждый лишний рубль. Еще не все счета уплачены. Да и наш костюмированный вечер обойдется не дешево. Сегодня тоже трат предстоит не мало. A тут еще извольте бросать деньги на какие-то глупости. Увольте, Ия, мы не Ротшильды, и так André день и ночь работает на семью. Избавьте его хоть от таких лишних расходов, как никому ненужная елка, -- уже заметно раздраженным тоном заключила Нетти». («Тяжёлым путём»)

Приснопамятная Наденька Таирова из «Волшебной сказки» после того, как её романы о графах и баронессах сжигает отец, раздобывает себе приключения Холмса.

Так, мы по-прежнему видим, что Чарская своевременно откликалась на модные веяния и упоминала их в своих книгах, будь то танцы босоножек, увлечение пинкертоновщиной или сочинениями Максима Горького…

Пинкертоновщина — российское название детективно-приключенческой беллетристики (иногда с элементами мистики и научной фантастики), популярной в три первых десятилетия 20 века. Получила своё название в честь американской серии о приключениях сыщика Ната Пинкертона (какое отношение он имеет к Алану Пинкертону, основателю известного детективного агентства, в книгах не сообщается), однако в даже большей степени на неё повлиял сэр Артур Конан Дойл со своей холмсианой. Собственно, большинство авторов «пинкертоновщины» в континентальной Европе (включая и Россию) начинало либо с нелицензированных переводов приключений Холмса, либо с фанфиков про него.

После Октябрьской революции большевики поначалу пытались запретить этот жанр, однако в эпоху НЭПа никакие запреты не помогали, и они стали действовать по принципу «Не можешь победить — возглавь». Сверху были спущены указания придумать своего собственного «Красного Пинкертона», который бы разоблачал контрреволюционеров и козни мировой буржуазии (в написании «красной пинкертоновщины» поучаствовали такие известные авторы как Илья Эренбург и Мариэтта Шагинян). Белые не отставали и создавали в эмиграции «Белых Пинкертонов», которые боролись уже против агентов ЧК, ОГПУ и красных комиссаров. Концептуально «коммунистический Пинкертон», впрочем, не удался (как ни пытались прикрутить захватывающие приключения к Мировой Пролетарской Революции, но получалось, что приключения сами по себе, а революция — сама по себе и чисто для галочки), и в тридцатые в процессе общего «закручивания гаек» сабж всё же запретили, а на смену ему пришёл соцреализм. На Западе же он постепенно эволюционировал в жанр weird fiction, где акцент делался уже не на детективную составляющую, а на паранормальную и/или научно-фантастическую.

В лихие девяностые после падения «железного занавеса» мода на жанр вернулась (наряду с модой на декаданс и Серебряный век), и многие даже малоизвестные на Западе авторы публиковались значительными тиражами, зачастую под вырвиглазными обложками в стиле американских триллеров категории «Б». Источник: posmotreli.su/index.php/%D0%9F%D0%B8%D0%BD%D0%B...

Отсюда: vk.com/@-215751580-povalnoe-uvlechenie-detektiv...

@темы: История, Цитаты, ссылки, Рассказы, Сборники, Реалии, Чарская, Волшебная сказка, Тяжелым путем, На рассвете

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Г.Михалевская.
Уроки общения по Л.Чарской

Моим дорогим внучкам посвящается.

Хочется сразу предупредить читателей, что данное исследование является педагогическим, а не литературоведческим. Основной задачей настоящего исследования является рассмотрение проблем общения в закрытом учебном заведении интернатного типа, а именно в Павловском институте благородных девиц. Особенности взаимоотношений в нем ярко представлены в произведениях Лидии Чарской, таких как «Записки институтки», «Княжна Джаваха», «Люда Влассовская», «Вторая Нина», «Ради семьи» и «Волшебная сказка».

Данные произведения представляют собой художественно-образное познание педагогической действительности и позволяют утверждать, что существуют вненаучные способы постижения педагогических явлений и опыта воспитания и обучения, в том числе и особенностей общения.

По мнению М.С.Кагана (Каган М.С. Мир общения: Проблема межсубъектных отношений. - М., 1988.), человечество «изобрело» искусство как уникальный способ моделирования человеческого общения с целью лучшего познания сущности реального человеческого общения. Мастерство Л.Чарской заключается в том, что она переносит читателей в мир, где действуют ее героини, и каждый из нас становится как бы участником: их общения, понимает, что происходит в душе героев‚ живет вместе с ними и испытывает те же чувства горечи или радости.

Общение воображаемых персонажей углубляет наше понимание реального человеческого общения и расширяет диапазон его. Искусство включается таким образом в сферу общения человека как с художественными образами, так и с их творцами.

Человек, сопереживающий другому, «совеселится и сопечалится» (А.Н. Радищев) вместе с ним. Не менее ценно при этом познание себя, способность наблюдать за своим поведением, анализировать свои поступки, корректировать собственные эмоции, что требует некоторого умения и даже мужества.

Общность переживаний усиливает и расширяет воспитательные возможности эмпатии: «Юноша, читающий о борьбе Мцыри с барсом ощущает свое участие в этой борьбе, он переживает радостное для него напряжение, он чувствует и предчувствует свою силу и возможности» (М.А. Рыбникова). Кроме развития эмпатийных качеств, в процессе опосредованного общения с героями литературных произведений происходит обмен духовно-нравственными ценностями, духовное обогащение, рост самосознания читателя.

Таким образом, педагогические возможности использования литературных текстов многообразны и многофункциональны.

В данном случае они служат средством развития коммуникативного потенциала личности читателя.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3235

@темы: ссылки, Чарская, Волшебная сказка, Княжна Джаваха, Записки институтки, Ради семьи, Люда Влассовская, Вторая Нина

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Любопытно, а случайно ли героини "Джаваховского гнезда" и "Волшебной сказки" - обе Нади? В сущности, книги-то ведь тоже об одном - о том, что с одаренного (красотой ли, талантом ли) человека спрос не меньше, а больше...

@темы: Чарская, Волшебная сказка, Джаваховское гнездо

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Кстати, вы замечали, что периодически Чарская, подозреваю, сама не желая этого, обличает Российскую империю не хуже советских авторов?.. Взять ту же Поярцеву и отношение к ней со стороны остальных (я не ее приживалок имею в виду), к примеру, или там метаморфозу Наташи в "Приютках", да и мать Нан там же... Правда, у нее, у Чарской, всегда есть "положительное противопоставление" обличаемому. Но ведь и у советских авторов оно есть. И воспевание "честной бедности" - оно сюда же.

@темы: Чарская, Волшебная сказка, Приютки

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Преамбула:

"Лев Толстой уже в немолодом возрасте говорил: «Какое-то новое слово „бой“, раньше говорили „сражение“». Но Толстой ошибался: «Бородинский бой» встречается еще у Лермонтова — просто в официальном языке это слово использовалось реже, чем «сражение» или «дело».

Действительно, носителям языка часто кажется, что какое-то слово появилось или получило новое значение «вот только что», хотя на самом деле это совсем не так. Знаменитый пример такого ошибочного суждения Чуковский цитирует в своей книге «Живой как жизнь»:

«— Представьте себе, — говорил он [юрист Анатолий Кони], хватаясь за сердце, — иду я сего­дня по Спасской и слышу: „Он обязательно набьет тебе морду!“ Как вам это нравится? Человек сообщает другому, что кто-то любезно поколо­тит его!
— Но ведь слово обязательно уже не значит любезно, — пробовал я возразить, но Анатолий Федорович стоял на своем.
Между тем нынче во всем Советском Союзе уже не найдешь челове­ка, для которого обязательно значило бы любезно».

Если заглянуть в Национальный корпус русского языка, можно обнаружить, что слово «обязательно» использовалось в значении «непременно» еще до рож­дения Кони (например, в катехизисе митрополита Филарета 1823 года предпи­сывается исповедоваться «обязательно раз в год»). С середины XIX века это значение встречается все чаще: например, его то и дело использует Салтыков-Щедрин и многие другие писатели. «Обязательно» в смысле «непременно» часто встречается и в законодательных актах, а также в материалах судебных дел, с которыми почти наверняка был знаком юрист Кони. Поэтому в первые послереволюционные годы это никак не могло быть абсолютной новостью.

В середине XIX века все еще встречаются реплики вроде «это не обязательно» (в смысле «это нелюбезно с вашей стороны»), а ученые благодарят коллег, «обязательно предоставивших» автору тот или иной материал. С 1880-х годов это значение начинает уходить из языка. По-видимому, явное исчезновение значения «любезно» (а не мнимое появление значения «непременно») и спро­воцировало реакцию Кони." (отсюда: arzamas.academy/micro/slovo/3 )

Суть:

Забавно, что у Чарской в "Волшебной сказке" встречаются оба значения:

"- Вы пришли как раз в то время, m-lle Надин, - _обязательно_ пояснила Наде ее соседка княжна Ася Ратмирова, - когда Никс только что рассказывал нам про свою поездку ночью в гондоле по венецианским каналам. Это так очаровательно!" (тут, как мы видим, оно явно значит "любезно").

"- Перестаньте! Это же право смешно, Надя! Неужели тебе хочется обязательно выставить себя в таком смешном виде?… - напоминает ей с другой стороны Софи тихим, чуть слышным шепотом." (а тут - явно "непременно").

Любопытно, что написана повесть в 1915 году.

@темы: текст, ссылки, Чарская, Волшебная сказка

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
ЧТО ЕЛИ СТО ЛЕТ НАЗАД ИЛИ ЕДА В КНИГАХ ЧАРСКОЙ

Волшебная сказка.

" — Обедать! — лаконически бросил Иван Яковлевич, успевший уже сменить свой служебный выходной сюртук на домашний старенький пиджак, порыжевший от времени, и вся семья разместилась вокруг круглого стола, очень бедно, но чисто сервированного.
Шурка внесла дымящуюся миску с горячими щами и поставила ее на стол. Тетя Таша — сковородку с хорошо промасленной гречневой кашей. Надя, севшая между теткой и братом, не притронулась ни к тому, ни к другому, в то время как все остальные члены семьи, кроме тети Таши разве, с аппетитом уничтожали обед.
— В чем дело? Почему ты не ешь? — утирая губы салфеткой, осведомился Иван Яковлевич у средней дочери, — и почему надута опять? А?
— Я никогда не ем щей и каши, — брезгливо глядя на поставленную ей теткой тарелку, произнесла Надя.
— Не ешь щей и каши? А что же ты изволишь кушать, позволь спросить? Рябчики и фазаны, пломбиры да кремы разные? А? — снова закипая гневом, хмурясь, спросил Иван Яковлевич.
Надя молчала.
— У нас в институте... — начала, было, уже робея, девочка.
— Э, матушка, о чем вспомнила! Теперь институтские замашки пора бросить и мысли о разных яствах тоже. А вот я слышал, ты сейчас сказала, что служить хочешь, так это дельно. Умные речи приятно и слушать. Конечно, в служанки я тебя не пущу, а если портнихе понадобится девочка для посылок и мелкой работы, тогда — другое дело. Отдам без всякого колебания".

Отец Нади почти цитирует Маяковского про рябчики и ананасы, хотя действие происходит чуть раньше. Приведём несколько рецептов, которыми могла бы воспользоваться семья Таировых, чтобы поесть пломбиров и кремов всяких. А также рецепт гречневой размазни, которую они едят в реальности, а не на картинках.

Источники: книга "Подарок молодым хозяйкам" Е.Молоховец и "Журнал для хозяек", 1912 подписной год.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3289

По ссылке: карикатура на буржуев (с подписью про ананасы и рябчиков), рецепт кислых щей, гречневой каши-размазни, крема сливочного, пломбира, рябчиков

@темы: Цитаты, ссылки, Реалии, Чарская, Волшебная сказка

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
"Школьные годы в старой России"

Экзамены ученицы сдавали и переходя из класса в класс, и оканчивая полный курс института. Различалось количество их, и сами предметы были разными в разные годы обучения. Наша нерадивая Наденька Таирова сдаёт в своём пятом классе (примерный возраст 13-14 лет) 8 экзаменов. Провалы у неё - в половине из них, по арифметике, немецкому и русскому языкам. А вот и история, русская и общая...

"Волшебная сказка".
"Вздрогнув всем телом, Надя быстро поднимается и идет к зеленому столу. На сукне лежат раскинутые красивым веером экзаменационные билеты. Тонкая трепещущая детская рука протягивается к ближайшему.

— Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его... — шепчет Надя обычную школьную молитву, помогающую, по убеждению институток, во всех страшных и трудных случаях жизни, и левой рукой незаметно крестится под пелеринкой в то время, как правая уже несет неведомый билет.

— Господи, помоги, чтобы из первого десятка, из первого, из первого... — одними губами беззвучно шевелит Надя и, вспыхнув до ушей, переворачивает к себе лицевой стороной билет.

— Пятнадцатый... — говорит как будто не она сама, а кто-то иной, чужим незнакомым голосом. Пятнадцатый... все кончено... она пропала!.. В билете стоит: по древней истории — Перикл и украшения Афин; по русской — Иоанн III, его княжение. Про Перикла Надя помнит кое-что, совсем смутно, и вот это-то обстоятельство бесспорно погубит дело.

Может быть, кое-как еще выручит Иоанн? Она недавно читала про него в каком-то историческом романе. Правда, там больше описывались похождения какой-то цыганки-колдуньи, но было кое-что и про царя. Она, Надя, запомнила это "кое-что" и, может быть, сумеет рассказать экзаменаторам. Может быть, дело еще не так плохо обстоит; в сущности, и один из Иоаннов, которых так боялась Надя, выручит Перикла на этот раз.

— Помяни, Господи, царя Давида... — одними губами, побелевшими от волнения, лепечет Надя.
— Ну-с, госпожа Таирова, извольте начинать, — и глаза "Мишеньки" устремляются в лицо девочки пытливым вопрошающим взглядом. Он точно насквозь видит мысли своей ученицы и, вероятно, уже заранее уверен в неудовлетворительном ответе девочки.

Так не даст же она, Надя, ему торжествовать! Ни ему, Мишеньке, никому! Надо только быть храброй и смелой, как герцогиня Аделаида, как принцесса Изольда, как все те девушки, которых она так много знает и которым поклоняется в глубине души.

— Мы ждем. Итак, что вы можете сказать про Перикла? — спрашивает чужой преподаватель-ассистент, поднимая глаза на воспитанницу.
Надя густо краснеет, потом бледнеет сразу. Что-то словно ударяет ей в голову... Сердце стучит... руки стискиваются конвульсивно, зажав в пальцах смятую бумажку с номером билета.

— Перикл... Перикл... Он был... он был очень смелый... он был очень храбрый... и украшал Спарту... Нет, не Спарту, а Афины и носил на плечах хорошо задрапированный плащ... И греки ему за это поставили статую... — лепетала Надя, краснея снова до ушей, до корней волос и и до тонкой детской шеи.

— Хорошо-с, все это так, но слишком уж сжато. Необходимо указать пространнее заслуги Перикла перед Грецией, — звучит убийственно спокойно и совсем уже не в интересах Нади вопрос Звонковского, в то время как тонкая, все понимающая улыбка играет на его губах.
Надя молчит. На что она может указать? На какие заслуги Перикла? Ничего она не может указать, решительно ничего. Что она афинянка, что ли, что должна восторгаться заслугами перед родиной какого-то противного грека?

И Надя готова расплакаться от горя и острой ненависти не то к Периклу, не то к "Мишеньке", заставляющему ее так подробно заниматься делами Перикла. Она молчит, по-прежнему до боли, до судорог в пальцах, сжимая руки.

— Ну, в древней истории вы недостаточно, как видно, компетентны, госпожа Таирова. Перейдем к русской, — говорит снова чужой преподаватель-ассистент.

Словно гора падает с плеч Нади. Слава Богу, ей дают возможность поправиться по русской, если по древней провал, а она и не надеялась на такого рода снисхождение. Ну, роман про колдунью-цыганку, вывози! — проносится в ее голове, как птица, встрепенувшаяся мысль.

Девочка откашливается, поднимает глаза на экзаменующего и приступает к ответу. Теперь она говорит быстро-быстро, так и сыплет словами, извергая целый букет, целый фейерверк самых разнообразных событий из уст.

— Иоанн III был еще маленький, когда его мучили бояре. Потом он бросал кошек из окна... Потом людей давил на улице и при нем был пожар в Москве, и пришел Сильвестр и еще Адашев. А потом он созвал опричников, которые с песьими головами и метлами на седлах губили хороших людей из бояр и слушались одного Малюту Скуратова...

Речь Нади, вначале сбивчивая и отрывистая, делается все плавнее и последовательнее с каждой минутой. Упомянута Софья Палеолог и взятие Сибири. Кажется, все хорошо, по-видимому, идет. Так почему же с таким сожалением смотрит на нее начальница и с такой насмешкой "свой" преподаватель?

Смущенная на мгновение, она подбодряется, однако очень скоро и с новым жаром делает вслух открытие, что Иоанн III убил собственного сына в запальчивости и умер в муках раскаяния, видя призраки погубленных им людей.

Две молоденькие ассистентки-учительницы младших классов, не выдержав, фыркают в платки. Фыркает кто-то и из подруг там за спиною Нади, на партах. А у начальницы лицо делается таким страдающим и утомленным.

— Довольно, да довольно же, госпожа Таирова... — морщась, как от физической боли, говорит "Мишенька", повышая голос, — вы все перепутали... Мельком упоминаете про Иоанна III, а подробно рассказываете про Иоанна IV Грозного, про которого у вас в билете нет и помина. Простите, но вы совершенно не ознакомлены с предметом.

Такими знаниями я удовлетвориться не могу. — И, говоря это, Звонковский отыскивает в классном списке фамилий Надино имя и ставит против него в клеточке жирную двойку.

Пошатываясь, с подгибающимися коленями, Надя возвращается на свое место. В сознании мелькает одна только мысль:
"Все кончено... Она провалилась и будет исключена".

А это - иронический взгляд на институтские экзамены никогда не унывающей Тэффи: рассказ "Экзамены" ru.wikisource.org/wiki/Экзамены_(Тэффи)
"...Институтки на улицу не показываются, но всем и так известно, что именно в эти дни они пьют чернила и глотают апельсиновые косточки, за неимением под рукою более сильных ядов".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3213

По ссылке - иллюстрация к "Волшебной сказке" и обложка учебника Иловайского по истории.

@темы: Цитаты, текст, ссылки, Реалии, Чарская, Волшебная сказка

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
А вот интересно: у Чарской в нескольких произведениях упоминается у отрицательных героинь отдельная "прислуга, ответственная за животных". Я помню "Наташин дневник" и "Волшебную сказку", и кажется мне, что где-то в цикле про Марго такое еще было, но я не уверена.

Так вот, интересно, откуда такой прием показания "нехорошести"? У положительных персонажей тоже есть домашние любимцы, но, даже если они вполне богаты, отдельной прислуги им не полагается (вообще как-то не упоминается, кто занимается ими - конюхи не в счет).

@темы: Чарская, Волшебная сказка, Наташин дневник

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
"БРАТЬЯ НАШИ МЕНЬШИЕ" В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ

ВОЛШЕБНАЯ СКАЗКА.

До обеда Надя свела своих юных гостей в зеленую комнату. Никто, кроме Ратмировых, не бывал еще здесь, поэтому убранство оригинального помещения, фонтан, статуи, обилие клеток с канарейками, а главное, с пестрым Коко, привело в полный восторг юных гостей и целиком овладело их вниманием. Особенно понравился детям Коко. Он был нынче особенно в ударе и казался очаровательным со своею безудержною болтовнею.

— Здравствуй, братец! — по настоянию Нади, обратился Ванечка к забавной птице.
— Здравия желаю, ваше высокородие! — прикладывая лапку к клюву и как бы отдавая честь, отчеканивая каждое слово, ответил забавный попугай мальчику.
— Ха, ха, ха! — весело залились дети.
— Ха, ха, ха! — вторил им Коко. — Что тут смешного, не могу понять! — перекрикивает он их.

Смех при этих словах усиливается.
— Кто его выучил? Какой он забавный... — спрашивает Маня Стеблинская Надю.
— У него есть своя собственная воспитательница, одна из приживалок Анны Ивановны, — отвечает небрежным тоном девочка, не замечая присутствия Лизаньки тут же в комнате, около клетки.
Зато ее замечают другие дети. От них не ускользнул румянец гнева и негодования, вспыхнувший на щеках Лизаньки, ни полный злобы и обиды взгляд, брошенный ею в сторону Нади.

"Приживалка! Скажите, пожалуйста! Да как она смеет так? Сама не лучше, сама живет из милости. Ах, ты фря этакая, выскочка, как зазналась!" — мысленно злобствует уязвленная девушка, предусмотрительно пряча, однако, под ресницами все еще сверкающий злобой и негодованием взгляд.

Наточка, мягкая и чуткая по натуре, заметив создавшееся положение, спешит рассеять его. Она очень любезно разговаривает с Лизанькою; участливо расспрашивает ее о привычках Коко, восторгается ее терпением и усидчивостью, заставившей научиться глупую птицу так чисто и так много говорить, а главное, ответить так кстати.

Потом появляется Кленушка со своими питомцами, и собачки теперь овладевают вполне вниманием детей. Как забавна Заза, умеющая ходить на задних лапках! А флегматичный Макс, на лету подхватывающий кусочек сахара, положенный ему на нос! А Нусик и Пупсик, стоящие по пяти минут в ожидании подачки на часах!
— Да у вас тут целый собственный цирк. К Чинизелли и ездить не надо, — говорит Никс, большой любитель всяких цирковых зрелищ.
— Они прелестны, — картавит княжна Ася, лаская то одну, то другую собачку.

Даже смущающаяся ежеминутно Зоинька Лоренц и та решается расспросить Кленушку о том, как живут между собою, не ссорятся ли, не грызутся ли все эти четвероногие живые игрушки.
— А мне все-таки больше всего нравится Коко. Искренне признаюсь в этом, — говорит Софи, снова возвращаясь к клетке с попугаем. — Что он, однако, ест? — обращается она с вопросом к Лизаньке.
— Зерно, подсолнухи, молоко с булкой... — с готовностью перечисляет та.
— И даже сыр, вообрази, сыр, Софи, — вмешивается в их разговор Надя. — Я это сейчас продемонстрирую на ваших глазах. Лизанька, принесите кусок сыра от Домны Арсеньевны, — тоном хозяйки тут же приказывает Надя девушке.

— Но, Надежда Ивановна... — заикается было Лизанька.
— Пожалуйста, извольте слушать, что вам говорят, — отрезывает Надя, награждая девушку ледяным взглядом.

Лизанька потупляет глазки и смиренно поджимает губы. Она не узнает нынче Нади. Правда, у любимицы их общей благодетельницы есть привычка "задавать тон" и выставлять себя хозяйкой в присутствии посторонних, но так повелительно, так властно она еще не говорила никогда. Однако, во избежание неприятных столкновений, Лизанька покорно идет исполнить поручение Нади с целой бурей в душе. Она возвращается вскоре, неся кусок сыра на тарелке и нож.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_3118

@темы: Цитаты, текст, ссылки, Чарская, Волшебная сказка

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
ИЛЛЮСТРАТОРЫ ЧАРСКОЙ. Алиса Савицкая, серия "Девичьи истории".

В 2011-2013 годах в издательстве "Ранок" выходила целая серия книг Чарской в необычном и привлекательном оформлении художницы из Харькова Алисы Савицкой. Сами тексты, к сожалению, во многом отредактированы и изменены, даже в каких-то новых названиях с трудом можно угадать оригиналы названий повестей, но обложки очень подходят к серии "Девичьи истории" и мне нравятся.

Также Алиса делала обложки и иллюстрации к сборникам Лидии Чарской "Сказки голубой феи".

Посмотреть другие работы художника: illustrators.ru/users/alisa


Отсюда: vk.com/wall-215751580_3091

По ссылке - вышеупомянутые обложки.

@темы: ссылки, иллюстрации, библиография, Чарская, Волшебная сказка, Дикарь, Княжна Джаваха, Лизочкино счастье, Лесовичка, Сибирочка, Записки маленькой гимназистки, Дом шалунов

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот отрицательные персонажи у Чарской либо оказываются не такими уж отрицательными (институтки в "Некрасивой", к примеру), либо караются и раскаиваются (Ленч из "Записок сиротки"), в общем, как-то меняются к лучшему. А Поярцева? По-моему, все же положительным персонажем ее не назвать (ее таковым видит только Надя). Но и типичного пути отрицательного персонажа в ней как-то незаметно. Вообще там меняется только Надя, что и понятно - она главная героиня все же. Но в других произведениях у Чарской уделяется внимание развитию и второстепенных персонажей... Или эта неизменность, старомодность - и есть кара?

@темы: Чарская, Волшебная сказка, Некрасивая, Записки сиротки

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
А вот как вы думаете, почему Поярцеву в "Волшебной сказке" охотно принимают в знатных домах? Только ли из-за ее денег? Или есть что-то еще в ней?..

@темы: вопрос, Чарская, Волшебная сказка

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Предлагаю небольшой дайджест ссылок на книги Чарской, которые сейчас можно приобрести в разных онлайн-магазинах. Не реклама (что видно, потому как ссылки из совершенно разных маркетплейсов и книжных площадок). Читайте на здоровье! Надеюсь, эти ссылки вам помогут узнать новые книги Л.Чарской.

www.ozon.ru/product/lidiya-charskaya-za-veru-ts... Лидия Чарская. Сборник исторических повестей "За веру, царя и отечество". Недавно писала про него, хороший сборник без редактуры и сокращений.

www.labirint.ru/books/832465/ Записки маленькой гимназистки. Красивое цветное издание.

my-shop.ru/shop/product/4960554.html Княжна Джаваха. С интересной статьёй в предисловии и новыми иллюстрациями.

www.ozon.ru/product/dom-shalunov-charskaya-lidi... Дом шалунов (очень красивые иллюстрации!).

www.labirint.ru/books/851155/ Газават, репринтное подарочное издание.

my-shop.ru/shop/product/4893985.html Тайна института. Прекрасная, в старинном стиле серия от "Энаса".

www.wildberries.ru/catalog/7320979/detail.aspx Смелая жизнь. Добротное издание от старейшего издательства "Детская литература".

www.ozon.ru/product/zapiski-malenkoy-gimnazistk... Записки маленькой гимназистки. Интересное оформление от "Махаона".

www.labirint.ru/books/406382/ Особенная. Необыкновенная серия в стиле девичьих дневников.

www.labirint.ru/books/557638/ Волшебная сказка. Необыкновенная серия в стиле девичьих дневников.

my-shop.ru/shop/product/5012721.html Романтические истории для девочек. Одно из самых новых изданий.

www.wildberries.ru/catalog/134190706/detail.asp... Вторая Нина. Серия в стиле "печать по требованию".

www.wildberries.ru/catalog/134190711/detail.asp... Дели-акыз. Единственное переиздание повести.

www.wildberries.ru/catalog/134190711/detail.asp... Прекрасное старое издание "Княжны Джавахи" 1990 года.

www.wildberries.ru/catalog/9557828/detail.aspx Лохматые истории. Рассказы Чарской о собаках.

www.ozon.ru/product/vechera-knyazhny-dzhavahi-c... Вечера княжны Джавахи. Благодаря моей работе с текстом (перевод фотографий книги в печатный текст) была издана эта книга.

Читайте на здоровье! Надеюсь, эти ссылки вам помогут узнать новые книги Л.Чарской.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2772


@темы: ссылки, библиография, Чарская, Волшебная сказка, Княжна Джаваха, Смелая жизнь, Дели-акыз, Особенная, Газават, Записки маленькой гимназистки, Дом шалунов, Вторая Нина, Тайна института, Вечера княжны Джавахи

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
ИСТОРИЯ НЕУДАЧНЫХ ПЕРЕИЗДАНИЙ: "ЛИШНИЙ РОТ".

Л.Чарская. "НОВАЯ СЕМЬЯ". Приход храма Святаго Духа сошествия, "Русская Миссия", издательство сестричества во имя святителя Игнатия Ставропольского. Москва, 2005 год.

Раньше в сообществе было много сравнений настоящих текстов Л.Чарской с современными переизданиями. Главной проблемой и самым неудачным из них было издание Полного Собрания Сочинений (ПСС) Лидии Чарской издательством «Русская Миссия» в 2005 г. Вроде бы и не продают теперь эти книжки, но все-таки иногда, оказывается, встречаются бедные «уродцы». Вышедшие из-под скальпеля горе-редакторов православного издательства (В.Зоберн, О.Зоберн, А.Аршакян, М.Пухова). И эти повести и рассказы очень далеки от того, чтобы называться произведениями Лидии Алексеевны.

ЭТА КНИГА НЕ ИЗ СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ "Русской Миссии". НО ИЗДАНА ТЕМ ЖЕ ИЗДАТЕЛЬСТВОМ ВНЕ СЕРИИ В 2005 ГОДУ. Общее название её - "Новая семья", но это сборник, и в ней две повести - Чарской, так называемая "Новая семья" (отредактированный "Лишний рот") и рассказы и повесть эмигранта Л.Зурова.

Количество глав осталось прежним, как пример редактуры - на фото, тут я думаю, уже всё видно, как обычно, у редактора Олега Зоберна, сокращается текст и тем самым уничтожается самобытность языка писателя. Что интересно, дальше изменений по тексту гораздо меньше и потом их почти нет, повесть остаётся такой же, как в оригинале. Поэтому непонятно, зачем надо было начинать с сокращений. В начале же повести вольно заменяются слова, целые словосочетания.

Самое, я считаю, главное изменение - в названии. Убрано всё грустное, негативное - но зачем? Герой - действительно "лишний рот" для семьи священника, усыновившей его. Но постепенно всё меняется, меняются герои, их отношение, что разумно и естественно для всякого произведения. А слова "Новая семья" - это довольно безликий позитив, который сразу, с порога, сообщается детям-читателям. Сладкое, умильное - "всё хорошо, нет проблем" - мальчик получил семью, а что за этим стоит череда сложностей - этого не хотят сходу показать православные издатели. А ещё, как обычно, вносится путаница в библиографию, можно подумать, что это разные книги.

Отдельно хочу отметить неплохие иллюстрации-заставки к главам художника О.Орешкина, они выполнены соответственно сюжету и не страдают анатомической неграмотностью, как многие иллюстрации в Полном Собрании Сочинений Чарской от этого же издательства.

Читать без редактуры: az.lib.ru/c/charskaja_l_a/text_0034.shtml
Здесь текст удачно переизданной повести в сборнике от Эксмо "Записки сиротки" (несколько переизданий с 2003г., мой экземпляр - 2006 года).

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2823

По ссылке - сравнение двух вариантов повести и обложки.

@темы: текст, ссылки, иллюстрации, сравнение, библиография, Чарская, Волшебная сказка, ПСС

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
СИРОТЫ В КНИГАХ ЛИДИИ ЧАРСКОЙ. Мы продолжаем читать знакомые и незнакомые строки произведений Л.А.Чарской о детях, потерявших родителей.

"Три дня проходят в мучительном напряжении для маленькой семьи Таировых. Крошечной квартирки нельзя узнать. Вынесли стол из первой комнаты и на его место поставили гроб. Иван Яковлевич, изменившийся до неузнаваемости, лежит со скрещенными на груди руками и со спокойным, как бы умиротворенным лицом, глубоко тая в себе неизведанную никем еще из живых тайну смерти. По утрам и вечерам у гроба служат панихиды. Приходят сослуживцы покойного, появляются чужие незнакомые люди, приносят венки, говорят, советуют тете Таше, детям, что-то о пособии, о пенсии... А ночи напролет читают монашки. Это уже желание тети Таши. Пусть это дорого, не по их средствам, но необходимо, чтобы все было так, как это у людей бывает в таких случаях.
В первую же ночь монотонного чтения монашенки проснулась Надя. Прислушалась и, ничего не поняв спросонья, с ужасным криком, напугавшим всех, кинулась к тете Таше.
— Боюсь, боюсь! Не могу больше одна оставаться в кухне! — истерически выкрикивала она, дрожа всем телом. И напрасно уверяла тетя Таша и проснувшаяся под эти крики Клавденька, что бояться дорогого покойника грешно и стыдно, Надя протряслась всю ночь.
Она искренне переживала всю горечь потери. Глядя на мертвое, измененное до неузнаваемости лицо отца, она плакала неудержимыми слезами. О, как она жалела теперь, что недостаточно внимательна была к отцу за время его болезни, что ни разу не приласкалась к нему, ни разу не поговорила с ним просто, по-дочерински, искренно и откровенно. Да, она мало любила его, мало слушалась его приказаний, а если и слушалась, то только под страхом наказаний, под угрозою. Как тяжело, как тяжело ей было сознавать все это теперь, когда ничего нельзя ни вернуть, ни поправить!"

Л.Чарская. Волшебная сказка

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2766

По ссылке - оригинальная иллюстрация к повести

@темы: Цитаты, текст, биография, иллюстрации, Чарская, Волшебная сказка

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
"У Нади Таировой миловидное, несколько бледное лицо, на котором застыло скучающее недовольное выражение, и большие, серые навыкат, рассеянные глаза. Если бы не это надутое выражение лица - Надя была бы прехорошенькой. Ни у кого из ее одноклассниц нет таких пышных белокурых волос, такого изящного тонкого носика, такой милой неожиданной улыбки, которая, впрочем, так редко появляется на ее недовольном лице."

Волшебная сказка

Отсюда: vk.com/wall-215751580_2572

@темы: Цитаты, ссылки, Чарская, Волшебная сказка

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Любопытная параллель: и Лене Икониной ("Записки маленькой гимназистки"), и Наде Таировой ("Волшебная сказка") предлагают уйти от родных и жить в богатом доме. Но Лена отказывается - она нужна в семье родных, а Надя соглашается. Видимо, поэтому Лена - героиня положительная, а Надя - скажем так, не очень. И вообще, примечательна линия "знания своего места", "места по рождению". Причем в основном для девочек. И Глаша ("Дели-акыз") возвращается к крестьянской жизни в России, и Надя Таирова возвращается к своим, и потерянные дети находятся и возвращаются в предназначенный им по рождению круг ("Дом шалунов", к примеру). Причем для мальчиков это не обязательно: становится российским офицером Селим, бедный кабардинец по рождению ("Дели-акыз"; ладно, армия - признанный социальный лифт), Вася становится своим в семье священника и вместе с его детьми получает образование, на какое в своей семье не мог бы рассчитывать, растет у Ртищевых и ходит в гимназию приемыш Митя ("Волшебная сказка"), то же Яша из "Записок сиротки"...

@темы: Чарская, Волшебная сказка, Дели-акыз, мнение о книге, Записки маленькой гимназистки, Дом шалунов, Записки сиротки

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
"Школьные годы в старой России". Школьная форма институток

Благодаря книгам Чарской мы практически полностью можем представить, как выглядела форменная одежда для учениц институтов благородных девиц, по крайней мере, Павловского института, знакомого ей. Вот несколько цитат из её повестей:

" - Новенькая, новенькая, — раздался сдержанный говор, и все глаза обратились на меня, одетую в "собственное" скромное коричневое платьице, резким пятном выделявшееся среди зеленых камлотовых платьев и белых передников — обычной формы институток".

"Неужели эта высокая стриженая девочка в зеленом камлотовом платьице и белом переднике — это я, Люда, маленькая панночка с Влассовского хутора?"

"В зеленом камлотовом платье с белым передником, в такой же пелеринке и "манжах", с коротко остриженными кудрями, я совсем не походила на Люду Влассовскую — маленькую "панночку" с далекого хутора".

"Приобщались мы на другой день в парадных батистовых передниках и новых камлотовых платьях".

"Я едва узнала ее. Действительно, длинная институтская "форма" безобразила воспитанниц. Маленькая, белокуренькая Надя показалась мне совсем иною в своем синем матросском костюмчике и длинных черных чулках".

«Записки институтки»

" - Новенькая!.. новенькая!.. — слышалось всюду между старшими и младшими классами, одинаково одетыми в зеленые камлотовые платья, белые передники и рукавчики наподобие трубочек, прикрепленных повыше локтя".

"Грубое белье, уродливые прюнелевые ботинки и тяжелое, парусом стоящее камлотовое платье — все это показалось мне ужасно неудобным в первые минуты".

"Пелеринка поминутно сползала на сторону, манжи (рукавчики), плотно завязанные тесемочками немного выше локтя, резали руки, а ноги поминутно путались в длинном подоле".

«Княжна Джаваха»

"Варюша Чикунина была недавно выбрана регентом церковного хора и ни днем ни ночью не расставалась с металлическим камертоном, спрятанным у нее за край камлотового форменного лифа. Она была очень счастлива и гордилась возложенной на нее обязанностью".

"Правда, зеленое камлотовое институтское платье плохо сходилось сзади, не застегнутое на несколько крючков; передник сидел косо, пелерина съехала набок, но Краснушка была все-таки готова в ту самую минуту, когда в дверях дортуара показалась высокая и прямая, как палка, фигура нашей французской классной дамы".

"Среди зеленых камлотовых форменных платьев и белых передников институток там и сям мелькали цветные, темные и светлые незатейливые и нарядные платьица новеньких, поступивших в разные классы".

"Новенькую одели в зеленое камлотовое платье, белый фартук и пелеринку. Только белокурые косы ее остались висеть вдоль спины. Новенькая страдала мигренями, и волосы, уложенные жгутом на затылке, как это требовалось по форме, могли отяготить ее прелестную головку, потому ей, в виде исключения, разрешили носить косы. В зеленом платье, безобразившем обыкновенно всех прочих институток, красота новенькой выступала еще рельефнее".

«Люда Влассовская»

"В ужасе отшатнулась я от зеркала, отражавшего невозможную уродину! Зеленое камлотовое платье, стоящее вокруг меня парусом, белый передник, неуклюжая пелеринка и длинные белые трубочки — "манжи", на институтском жаргоне..."

"Поднявшись в дортуар, институтки сбрасывали с себя не только тяжелые камлотовые платья, но и дневную муштру, казенщину, неестественность и нелепость большинства институтских правил и неписаных законов".

«Вторая Нина»

"Я стою перед ними смешная, как карлица, в длинном камлотовом зеленом платье, топорщащемся вокруг меня. Белая пелеринка съехала на бок. Манжи, то есть рукавчики-трубочки из полотна, так длинны, что в них совершенно исчезают детские ручонки с запятнанными чернилами пальцами".

"Огромная французская кукла в костюме институтки стояла передо мною в зеленом камлотовом платье, в манжах, белом фартуке и пелеринке.
Я ненавидела кукол, но кукла-институтка мне ужасно пришлась кстати. У нас, седьмушек, была мода на кукол-институток: у всех было по кукле, и у Стрекозы, и у Миши, и у Лорановой, и даже у гордой Голицыной. Мне давно хотелось иметь такую же. А тетя Оля, милая баловница, точно угадала мое желание и, верно, сама сшила и платье, и передник моей институтке".

"Моя спутница, m-me Каргер, поспешила расстегнуть мне корсаж, помогла снять платье и готовилась уже накинуть на мои худенькие плечи зеленую камлотовую дерюгу, как дверь бельевой распахнулась, и смуглая, высокая девочка появилась на пороге".

«За что?»

"Надя лежит, растянувшись во всю длину на молодой зеленой мураве, собрав жгутиком передник, чтобы не запачкать его случайно зеленью, и обернув его вокруг талии. Белую пелеринку она сбросила с плеч и повесила на ветку куста".

«Волшебная сказка»

"Зеленая вереница девушек смиренно и стройно спускается вниз. В длинной, продолговатой комнате столы, столы и столы; целые ряды столов, и за ними на жестких скамейках без спинок около трех сотен зелено-белых девушек, одинаково одетых в тугие, крепкие камлотовые платья, напоминающие своим цветом болотных лягушек, и в белых передниках, пелеринках и привязанных рукавчиках, именуемых на институтском языке "манжами".

"Она видит только одно: ее сбывшуюся, в конце концов, мечту, мечту маленькой девочки, которую она только раз обронила вслух как-то — прелестную куклу в руках "бабушки" Ники, заветную куклу, одетую институткой, в зеленом камлотовом платье, в переднике и пелеринке, как у заправской институтки".

"Часто в институтской умывальной вечером, пока не гасилась лампа в дортуаре, сбросив неуклюжее камлотовое платье и прюнелевую обувь, хорошенькая, жизнерадостная Ника Баян носилась в ей самой придуманном танце-фантазии".

«Т-а и-та»

"Все они были одеты в одинаковые серые, из очень толстой материи, платья, с белыми передниками, пелеринками и рукавчиками. У всех у них была одинаковая причёска с заложенными на затылке косами".

"Старшие воспитанницы называли младших «кофульками», потому что они носили форму кофейного цвета".

«Кофульки»

Итак, самая популярная форма для институток представляла собой длинное зелёное платье из тяжёлой шерстяной материи, белый полотняный фартук с нагрудником, белую пелерину на плечи с широкими завязками и белые нарукавники от локтя до кисти, подвязывающиеся к коротким рукавам платья.

Начнём с платья. Несмотря на то, что существовало много плотных тканей
для платьев, менее дорогостоящих, чем камлотовые, форма практически во
всех институтах шилась из этой очень тяжёлой (по воспоминаниям одной их
воспитанниц, она, будучи седьмушкой, не могла поднять больше трёх юбок
из камлота) плотной ткани.
Определяется ткань, существующая уже много столетий, вот таким образом:
«Шерстяная ткань, иногда пополам с шёлком,
называлась камлот или чамлет».
ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D1%81%D1%82%...
C_%D0%92%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%
BA%D0%BD%D1%8F%D0%B6%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0_%D0%
9B%D0%B8%D1%82%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%B
E
Да, она была тёплой, что актуально в огромных помещениях институтов
благородных девиц (далее ИБД), но весной и летом наверняка в ней жарко. У
самого платья был круглый вырез, особенно большим он описывается у
учениц Смольного института, от которого и пошли формы в других учебных
заведениях для девочек. Застёгивалось платье на крючки, иногда на булавки.
Сверху надевалась почти всегда пелерина из холста или полотна, она
завязывалась у горла широкими завязками в виде банта. Если институтка
была в трауре, то бант делали чёрным. Платье без пелерины носили в
столовой и на балах.
Передники и в обычные дни носили белые, в отличие от старой советской
школьной формы (чёрные для будней), но различалась ткань. В праздники
надевали батистовые со складками, иногда с защипами и оборками. Сзади
передник сильно стягивал талию с помощью длинных завязок. Их тоже
завязывали бантом, но сама владелица редко могла сделать красивый бант,
просили подруг.
Чарская очень ярко показывает все эмоции девочек, надевающих или
снимающих нелюбимую школьную форму. Это была не просто одежда, она
символизировала порядки ИБД, которые тяготили воспитанниц, особенно
новеньких. Форма была неудобной в использовании, с массой сложных
застёжек и завязок. Уже в более поздних повестях вроде «Т-а и-та» (1916)
такая форма вообще смотрится допотопной, так как очень длинна и
неуклюжа, при том, что собственное платье девочек более удобное; и
короче, и мягче, легче.

Особенностью институтского костюма было наличие «манжей» -
полурукавчиков из того же полотна, что и фартук с пелеринкой. Рукава
самого платья были почти до локтя - недлинные, и по соображениям гигиены
к ним привязывались завязками или пристёгивались крючками, булавками
эти манжи. Их, в отличие от платья, можно было менять чаще. Всё верхнее
бельё – пелерины, фартуки и манжи - менялось два раза в неделю.

Обувь в помещении была прюнелевой (легкая и плотная шерстяная или
шелковая ткань, идущая на изготовление верха обуви), полусапожки,
ботинки из ткани с кожаной подошвой, по воспоминаниям бывших
институток сбоку у обуви были вшиты резинки для лёгкого надевания и ушки
сверху, чтобы натягивать ботинок. Чулки были нитяными - из
хлопчатобумажных ниток, грубыми, нижнее бельё тоже из грубого полотна.

Причёска у младших часто была самой простой, стригли коротко, чтобы было
удобнее мыться и причёсываться самим. Как мы прекрасно помним, так
остригли маленькую Люду Влассовскую. Старшие причесывались, убирая
длинные косы наверх в гладкую причёску. Говорили: «как корова облизала».
Завивать волосы или носить чёлки запрещалось. Но, например, Норе
Трахтенберг разрешили носить косы из-за мигреней.
Различались институты цветом платьев. Много было зелёных, но носили и
бордовые, серые, белые, голубые, коричневые в зависимости от возраста
например.
Единственный институт, где не было традиционной пелеринки, так
отличающей институток, было учебное заведение наверное с самым
длинным названием: «Институт Московского дворянства для девиц
благородного звания имени Императора Александра III, в память
Императрицы Екатерины II». Он находился прямо рядом с Красными
Воротами, на Басманной улице. Иногда его называли Екатерининским,
иногда Патриотическим именно из-за формы. Она была такой: белые блузки,
синие юбки из камлота, красные кожаные кушаки. О такой форме
вспоминают и княжна Екатерина Мещерская («Жизнь некрасивой
женщины», и Ольга Лодыженская («Ровесницы трудного века»).

Ещё Чарская упоминает моду на кукол-институток. Действительно, и
настоящие воспитанницы в своих воспоминаниях рассказывают о подобном.
Например, такую куклу с полным приданым ученицы готовили в подарок
одной из дочерей Николая II.

Только одно произведение Лидии Чарской о маленьких институтках
повествует не о таком знакомом нам Павловском институте с его зелёной
формой цвета «болотных лягушек». Это «Кофульки», напечатанные в
журнале «Задушевное слово для младшего возраста» в 1917 году. По всему
видно, что это – Смольный институт благородных девиц, самое знаменитое
из таких учебных заведений. Поэтому по традиции самые младшие ученицы
носят форму кофейного цвета, старшие – серого.

"Все они были одеты в одинаковые серые, из очень толстой материи, платья,
с белыми передниками, пелеринками и рукавчиками. У всех у них была
одинаковая причёска с заложенными на затылке косами".

"Старшие воспитанницы называли младших «кофульками», потому что они
носили форму кофейного цвета".

«Кофульки»

Также интересно рассмотреть верхнюю одежду институток, которая во всех
ИБД была разной, форму пепиньерок – учениц в дополнительном
педагогическом классе и многое другое. Об этом рассказ позднее.

"Быть в форме": vk.com/doc146990166_667757761?hash=v9dqdUxjUCOi...

"Из истории школьной формы": vk.com/doc146990166_667758339?hash=GUCsDgVV8h6p...

"Женский консерватизм или история школьной формы для девочек": vk.com/@nasledniki.school-zhenskii-konservatizm...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1758 , vk.com/doc146990166_667789114?hash=aeVEUjXzWJvU... .

По ссылке - фотографии институток.

@темы: История, Цитаты, ссылки, статьи, За что?, Чарская, Волшебная сказка, Княжна Джаваха, Записки институтки, Люда Влассовская, Вторая Нина, Т-а и-та, Кофульки

Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
ИСТОРИЯ УДАЧНЫХ ПЕРЕИЗДАНИЙ.
Лидия Чарская. Волшебная сказка (сборник повестей). Издательство "Пресса". 1994 г.

В 90-е гг.20 века, когда Чарскую только-только начали переиздавать, по-моему, никому не приходило в голову как-то переписывать по-другому её книги и сильно сокращать содержание или менять произвольно текст. В то время вышло несколько изданий самых известных произведений Чарской: "Записки институтки", "Княжна Джаваха", "Сибирочка", "Записки маленькой гимназистки" и некоторые другие.

Этот сборник примечателен тем, что в него вошли "Лесовичка" (впервые) и "Волшебная сказка" (тоже в первый раз после революции). Эти повести нечасто переиздаются и сейчас.
Всего в книге три повести: "Княжна Джаваха", "Лесовичка" и "Волшебная сказка". У книги есть суперобложка с изображением Бовы-королевича, о котором упоминается в повести "Волшебная сказка". Также внутри книги есть новые иллюстрации Н.Абакумова, немного, которые идут перед большими частями произведений. Они вполне хороши, соответствуют содержанию. Старинных иллюстраций нет.

Повестям предшествует очень хорошая статья Станислава Никоненко о творчестве Лидии Алексеевны. vk.com/@-215751580-nikonenko-stanislav-volshe..

Больше всего нас конечно, интересует, не изменён ли текст. Так как ко всем трём повестям есть доступ, например, в РНБ - к оригиналам дореволюционных изданий товарищества М.О.Вольф, мы спокойно можем сравнить тексты - и, действительно, кроме некоторых запятых, многоточий, современного написания слов (например, глава о Джавахе называется в переиздании "Принцесса Горийская показывает чудеса храбрости", а не "оказывает"), тексты сохранены максимально и перенесены из оригинала без изменений. Думаю, надо указать редакторов этой книги: Кондратьева, Каминская, Синьковская. Спасибо им за бережное отношение к текстам повестей Чарской. Благодаря большому тиражу и сейчас изредка можно встретить это издание в букинистических магазинах.

Никоненко Станислав. Волшебные сказки Лидии Чарской
Видимо, самой волшебной (если можно так выразиться) сказкой является то, что была некогда, теперь почти уже в незапамятные времена, такая писательница, как Лидия Чарская, которая за пятнадцать лет выпустила около восьмидесяти книг. Существуй в ту пору книга рекордов Гиннеса, Лидия Чарская наверняка бы туда попала. Причем Лидия Чарская успевала не только писать книги, но и выступать на сцене Александринского театра в Петербурге, где она проработала четверть века!

А в содержании произведений Лидии Чарской ничего волшебного нет. Они о быте, о мальчиках и девочках, юношах, девушках Преимущественно, но многие герои писательницы мечтают о том, чтобы их жизнь преобразилась, перестала быть серой, будничной, то есть, в общем-то, о том, чтобы в их судьбу пришла сказка.

При жизни, да и после смерти, Чарская многократно подвергалась разгромной критике. А после революции ее книги даже изымали из библиотек. Вот так и случилось, что последняя книга писательницы при жизни вышла в 1918 году, хотя прожила она еще двадцать лет. Вот так и случилось, что сведения о ней весьма скудны. Неизвестны ни точная дата ее рождения (1875 или 1876), ни место рождения (Кавказ или Петербург), неизвестны точная дата смерти (1937 или 1938) и место (предположительно — Крым).

Известно настоящее имя писательницы — Лидия Алексеевне Чурилова (урожденная Воронова). Известно также, что уже в десять лет будущая писательница сочиняла стихи, а в пятнадцать лет начала вести дневник, который впоследствии помогал ей достоверно воссоздавать обстановку женских институтов — учебных заведений для девочек, типы педагогов и учащихся.

Лидия Воронова окончила Павловский институт в Петербурге, а вспыхнувшая в раннем детстве любовь к театру привела ее на сцену Александринского театра.

С начала века одна за другой стали появляться книги писательницы Лидии Чарской (такой она себе выбрала псевдоним) — повести для детей, для юношества, сказки, сборники рассказов, пьес, стихов, И следует сказать, что, видимо, самым значительным произведением ее стала небольшая публицистическая книжка в полтора десятка границ, вышедшая я 1909 году, — «Профанация стыда», книжка в защиту детей от взрослых, книжка, резко и страстно осуждающая применение телесных наказаний в учебных заведениях дореволюционной России. В этой книжке запечатлены все лучшие Душевные свойства Чарской, которые и побуждали ее писать для детей и о детях: уважение к личности ребенка, стремление уберечь ребенка от зла, воспитать в нем доброту, отзывчивость, человечность, веру в светлое начало в мире, любовь к труду, привить маленькому человеку простые и вековые моральные нормы — не убей, не укради, возлюби ближнего своего…

Простой язык, бесхитростные сюжеты, доступные пониманию юного читателя ситуации и взаимоотношения персонажей в произведениях Чарской снискали ей дотоле невиданную популярность у тех, кому были адресованы повести и рассказы писательницы — у детей и подростков. Взрослому читателю такая популярность была непонятна. Они искали объяснение этому явлению и зачастую оказывались несправедливыми к писательнице.

Уместно привести эпизод из книги писателя Леонида Борисова «Родители, наставники, поэты…», где он описывает посещение книжного склада, где некоторое время работал, Марией Федоровной Андреевой, знаменитой актрисой, женой Горького (в эпизоде присутствует Также известный театральный критик Кугель).

Борисов предложил актрисе посмотреть книги Чарской, сохранявшиеся в изобилии на книжном складе дореволюционного издательства:

«Я разложил перед Андреевой целую выставку скучнейшей, паточной писательницы.

— Подумать только — все это когда-то я читала, даже нравилось, честное слово! В чем тут дело, а?

— В доверии ребенка к тому, что ему говорит взрослый, — пояснил Кугель. — И еще — в степени большей — в том, что взрослый спекулирует на желаниях читателя своего. И еще: жантильное воспитание, полное пренебрежение к родному языку — вот вам и готов читатель мадам Чарской! А так — дама она как дама, и может быть, пречудесная женщина. Мне говорили, что она очень добра, щедра, хорошо воспитана.

Мария Федоровна взяла книги „Княжна Джаваха“ и „За что?“. Я предлагал „Записки институтки“ — все же быт изображен недурно, по-хорошему очерково. Недели три спустя Мария Федоровна принесла Чарскую и Пуэкр, положила книги на мой стол и, глядя мне в глаза, вдруг неистово расхохоталась. Я подошел к зеркалу, взглянул на себя — все в порядке, чего она смеется?

Играет? Репетирует?

— Княжну Джаваху вспомнила, — коротко дыша, отсмеявшись проговорила Мария Федоровна. — Не понимаю, как могли издавать сочинения Чарской, почему по крайней мере никто не редактировал ее, не исправил фальшь и порою, очень часто, неграмотные выражения? Кто-то, забыла кто, хорошо отделал эту писательницу».

«Хорошо отделал» Чарскую другой, впоследствии очень популярный детский писатель и известнейший критик Корней Иванович Чуковский.

В 1912 году в газете «Речь» им была опубликована статья творчестве писательницы, где он иронизировал и над языком ее книг, и над сюжетами, и над персонажами, которые часто падают обморок, теряют сознание, ужасаются каким-то событиям, падают перед кем-нибудь на колени, целуют кому-нибудь руки, и т. д. и т. п.

«Я увидел, — писал Чуковский, — что истерика у Чарской ежедневная, регулярная, „от трех до семи с половиною“. Не истерика, а скорее гимнастика. Так о чем же мне, скажите, беспокоиться! Она так набила руку на этих обмороках, корчах, конвульсиях, что изготовляет их целыми партиями (словно папиросы набивает); судорога — ее ремесло, надрыв — ее постоянная профессия, и один и тот же „ужас“ она аккуратно фабрикует десятки и сотни раз. И мне даже стало казаться, что никакой Чарской нет на свете, а просто — в редакция „Задушевного слова“, где-нибудь в потайном шкафу, имеется заводной аппаратик с дюжиной маленьких кнопочек, и над каждой кнопочкой надпись: „Ужас“, „Обморок“, „Болезнь“, „Истерика“, „Злодейство“, „Геройство“, „Подвиг“, — что какой-нибудь сонный мужчина, хотя бы служитель редакции, по вторникам и по субботам засучит рукава, подойдет к аппаратику, защелкает кнопками, и через два или три часа готова новая вдохновенная повесть, азартная, вулканически бурная, — и, рыдая над ее страницами, кто же из детей догадается, что здесь ни малейшего участия души, а все винтики, пружинки, колесики!..»

Да, конечно, Корней Чуковский был во многом прав. Повторы ситуаций, восторженность, пылкие страсти девочек, козни их врагов, чудесные избавления из самых безвыходных положений — все ото кочевало из книги в книгу. И все же…

И все же откуда, отчего такая популярность?

Вот только некоторые данные, свидетельствующие о фантастической популярности писательницы. В отчете одной детской библиотеки в 1911 году сообщалось, что юные читатели требовали 790 раз книги Чарской и лишь 232 раза сочинения Жюля Верна. (И это явление было типичным!)

Книги Чарской переводились на английский, французский, немецкий, чешский и другие европейские языки.

Была учреждена стипендия для гимназистов имени Л. Чарской.

— Конечно, если подойти к творчеству Чарской с мерками большого, настоящего искусства, тогда нам придется присоединиться к мнению Корнея Чуковского.

Однако если с этими же мерками подойти к произведениям для детей самого критика, w он рискует попасть в одну компанию с Чарской, Так, однажды некий профессор проанализировал «Муху Цокотуху» и показал абсурдность и аморальность этого произведения.

Очевидно, здесь должны быть совсем иные критерии. К произведениям Чарской нужна подходить как к дидактической, научно-познавательной литературе для детей. Конечно же, это вовсе не значит, что подобная литература должна быть второсортной. Она просто другая.

Если мы подойдем к творчеству писательницы с этих позиций, мы найдем объяснение причины успеха Чарской у юных читателей и объяснение успеха Чарской у различного рода воспитательно-образовательных учреждений дореволюционной России. А что этот последний успех был, свидетельствуют пространные списки сочинений Чарской на контртитулах ее книг, где сказано, какие именно из ее произведений кому, для чего и кем рекомендуются. Так, например, «Княжна Джаваха» была «допущена Ученым Комитетом Министерства Народного Просвещения в библиотеки учебных заведений», а также «рекомендована Главным Управлением Военно-Учебных заведений для чтения кадет и допущена в ротные библиотеки». А, скажем, историческая повесть о кавалерист-девице, героине Отечественной войны 1812 года Надежде Дуровой, «Смелая жизнь» была «признана Ученым Комитетом Министерства Народного Просвещения заслуживающей внимания при пополнении библиотек учебных заведений».

Само внимание министерства народного просвещения и управления военно-учебными заведениями к книгам Чарской говорит о многом. В первую очередь о том, что ее книги защищают устои существующего строя, воспитывают преданных царю и Отечеству граждан. Это книги определенной эпохи и выражающие господствующую идеологию данной эпохи. И, думается, в первую очередь именно эта послужило основанием для отвержения писательницы советской критикой?.

Но, думается, ведь и в этом своем качестве книги Чарской представляют собой известный интерес, ибо они выражают и отражают массовое сознание, чувствования, интересы, представления значительных групп населения. Как жили люди в прошлом веке? Каким был их быт, нравы, с какими проблемами они сталкивались, что их заботило? Да, ныне уровень нашей детской литературы вырос; совершенствовалось техническое мастерство и, возможно, психологическая глубина. Но вряд ли нынешний писатель, наш современник, сможет с большей полнотой и достоверностью передать переживания и подробности жизни институток — воспитанниц закрытых женских учебных заведений дореволюционной России. Об институтах и институтках Чарская писала много. О них идет речь в повестях «Записки институтки», «Княжна Джаваха», «Люд а Власовская», «Вторая Нина», «За что?», «Большой Джон», «Волшебная сказка» и многих других. В «Княжне Джавахе» мы знакомимся с соученицами юной княжны по петербургскому женскому институту — Ирочкой Трахтенберг, Людой Власовской и другими девочками, которые являются главными или активными действующими лицами в «Записках институтки», «Люде Власовской», «Второй Нине». Критиков раздражала экзальтированность героинь Чарской. Однако они забывали о специфической среде, в которой они находились.

Замкнутый мир женских институтов, представлявших нечто среднее между монастырем и исправительным заведением, относительная изолированность от внешнего мира, несомненно, сказывались на характерах обитательниц. Так что Чарская психологически адекватно воспроизводила восторженность своих персонажей, их нервозность, неврастеничность, их мечтательность и жажду возвышенной неземной любви, а у кого-то и потребность в жертвенности… Все эти свойства воспитывались самой атмосферой замкнутого мирка, в котором жили девочки, и получали распространение по закону психической эпидемии.

Дети верили Чарской и подражали ее героиням, потому что она писала о том, что хорошо знала, и многое из того, что переживали ее героини, испытала сама. Конечно, вряд ли, например, применим термин «автобиографическая повесть» к «Лесовичке», но с полным основанием можно утверждать, что чувство девочки, душой которой овладел театр, она передала убедительно именно потому, что сама с детства мечтала о театре. А в «Записки маленькой гимназистки» и серию книг о женском институте она, разумеется, вложила свой опыт гимназистки и институтки.

И ее кавказские повести тоже родились не на пустом месте. В них она передала свои знания и впечатления о Кавказе, сохранившиеся с детских лет.

Из таких произведений, как «Княжна Джаваха», «Джаваховское гнездо», «Вечера княжны Джавахи», «Газавет», юные читатели узнавали о Кавказе, о его природе и людях, о взаимоотношениях между представителями разных народов, исповедующих разные религии, о сказаниях и легендах, об освободительной борьбе народов Кавказа. Разумеется, книги Чарской не претендовали на научность, а сегодня мы можем легко найти в них известные искажения исторических событии, да и вообще фактического положения вещей. Но ведь подобные же искажения и неточности мы можем обнаружить в большей или меньшей степени у любого писателя, даже из тех, кого сегодня признаем классиками. И разбирая, последовательно и подробно, где Чарская что-то исказила, где она что-то преувеличила, вряд ли имеет смысл. Задача эта и неблагодарная, и неблагородная.

Так же, очевидно, бесплодно и бесперспективно иронизирование во поводу пристрастного, любовного отношения Чарской к аристократии (Чуковский отмечал, что на страницах произведении писательницы поминутно появляются то князья, то княгини, благородные губернаторы-генералы, а в «Записках институтки» даже «богатырски сложенная фигура обожаемого (Россией монарха, императора Александра III»). И вовсе нет здесь умиления или любования (в «Волшебной сказке», например, аристократы представлены в довольно неприглядном виде). Для Чарской князья, графы, княгини, баронессы — такие же непременные атрибуты, признаки определенной сказочности ее новостей, как и для русской народной сказки. Можно было бы с равным успехом создателей народных сказок — упрекать в приверженности к монархизму из-за того, что среди их персонажей заметную долю доставляют Иваны-Царевичи, цари, прекрасные царевны, князья и княгини…

Да, в произведениях писательницы Лидии Чарской можно найти много недостатков. У нее не всегда правилен язык, она допускает грамматические небрежности и частенько пользуется словесными штампами, ее героини и герои норою обрисованы схематично. Но будем к ней снисходительны, как те юные читатели, которые посылали ей тысячи восторженных писем. Правда, было ото давно, лет 75–90 назад. Юные читатели благодарили писательницу за доброту и надежду, которые она им подарила.

А разве этого мало?

Ст. Никоненко

Ссылки
[1] Чуковский К. И. Собр. соч. в 6 томах. М., 1969. Т. 6.

litresp.ru/chitat/ru/%D0%9D/nikonenko-stanislav...



Отсюда: vk.com/wall-215751580_1738 и vk.com/@-215751580-nikonenko-stanislav-volshebn...

@темы: ссылки, статьи, библиография, Чарская, Волшебная сказка, Лесовичка, Княжна Джавала