В повести Рувима Фраермана "Золотой Василёк" довольно большое внимание уделено жизни институток одного из городов Дальнего Востока. Временами даже с некоторым налётом сентиментальности. Думал выложить отрывки из этой повести здесь, но для копирования ни в одной электронной библиотеке не нашёл, а печатать такой объём информации лень.
Вот чуток, к примеру:
Был у девочек обычай: в дортуаре после ночного обхода собираться друг к дружке в гости.
Ближайшие по соседству шесть кроватей, соединённые попарно ночными шкафчиками, где хранились гребешки, щётки, полотенца и ночные туфли, составляли одну улицу. Хозяйка каждой кровати по очереди принимала у себя подруг. Обычно она сидела, облокотившись на подушку, а гости, сбросив японские соломенные шлёпанцы и поджав босые ноги, в длинных, до полу, ночных рубашках и в чепчиках сидели по бокам кровати.
На этих вечерних беседах рассказывались всякие небылицы: о привидениях, о том, как в двенадцать часов ночи в миску с супом, которая осталась в кухне незакрытой, спустился страшный паук и как потом из-за этого умерла вся семья.
В Надину улицу входила Лена Смородинова, Аня Стражевская, Женя Леонтьева, Зина Никольская и Соня Сергеева. Девочки долго не приглашали к себе Надю. Но наконец собрались сами у неё. Это означало, что они приняли Надю в свой квартал. Так Надя перестала быть новенькой и приобрела себе подруг.
Беседу всегда начинала хозяйка. Она должна была рассказать что-нибудь интресное. Накануне Аня Стражевская - у неё отец был полковой командир - рассказывала о тех обедах, которые устраивал он для офицеров. Обеды эти были диковинные, и суп, например, варился из одних раковых шеек. По установившейся традиции никто из гостей не должен был сомневаться в правдивости и искренности хозяйки, но черноглазая Женя не утерпела и заметила, что её отец из экономии очень хорошо варит суп из комариных носиков.
В десять часов вечера, как всегда. вспыхнул свет со стороны застеклённой двери. Зазвенели ключи, и швейцар Никита раскрыл дверь. В тёмном бархатном пеньюаре медленно не вошла, а вплыла начальница. К ней торопливо, стуча каблучками, шли навстречу дежурная дама и ночная девушка. Начальница обошла все спальни и так же величественно скрылась за дверью. Звякнули ключи. Погас свет. И дежурная прикрутила газовый рожок. Как только она ушла в коридор, пять девочек шмыгнули со своих кроватей на Надину...
Кто читал? У кого какое мнение об изображённом им институте?
Вот чуток, к примеру:
Был у девочек обычай: в дортуаре после ночного обхода собираться друг к дружке в гости.
Ближайшие по соседству шесть кроватей, соединённые попарно ночными шкафчиками, где хранились гребешки, щётки, полотенца и ночные туфли, составляли одну улицу. Хозяйка каждой кровати по очереди принимала у себя подруг. Обычно она сидела, облокотившись на подушку, а гости, сбросив японские соломенные шлёпанцы и поджав босые ноги, в длинных, до полу, ночных рубашках и в чепчиках сидели по бокам кровати.
На этих вечерних беседах рассказывались всякие небылицы: о привидениях, о том, как в двенадцать часов ночи в миску с супом, которая осталась в кухне незакрытой, спустился страшный паук и как потом из-за этого умерла вся семья.
В Надину улицу входила Лена Смородинова, Аня Стражевская, Женя Леонтьева, Зина Никольская и Соня Сергеева. Девочки долго не приглашали к себе Надю. Но наконец собрались сами у неё. Это означало, что они приняли Надю в свой квартал. Так Надя перестала быть новенькой и приобрела себе подруг.
Беседу всегда начинала хозяйка. Она должна была рассказать что-нибудь интресное. Накануне Аня Стражевская - у неё отец был полковой командир - рассказывала о тех обедах, которые устраивал он для офицеров. Обеды эти были диковинные, и суп, например, варился из одних раковых шеек. По установившейся традиции никто из гостей не должен был сомневаться в правдивости и искренности хозяйки, но черноглазая Женя не утерпела и заметила, что её отец из экономии очень хорошо варит суп из комариных носиков.
В десять часов вечера, как всегда. вспыхнул свет со стороны застеклённой двери. Зазвенели ключи, и швейцар Никита раскрыл дверь. В тёмном бархатном пеньюаре медленно не вошла, а вплыла начальница. К ней торопливо, стуча каблучками, шли навстречу дежурная дама и ночная девушка. Начальница обошла все спальни и так же величественно скрылась за дверью. Звякнули ключи. Погас свет. И дежурная прикрутила газовый рожок. Как только она ушла в коридор, пять девочек шмыгнули со своих кроватей на Надину...
Кто читал? У кого какое мнение об изображённом им институте?
А о чем вообще повесть? Сколько там занимает "старинная" часть?
Желаю приятного чтения!
telwen,
Повесть о жизни и взрослении девочки, потом уже девушки, с самого начала двадцатого века вплоть до Гражданской войны. Прототипом героини книги была жена писателя. Собственно первый год учёбы в институте занимает полсотни страниц (в том издании, что у меня есть); потом об этом говорится уже мельком.
О сюжете "Золотого Василька" можно прочитать здесь, довольно подробно описано: www.testsoch.net/obraz-glavnoj-geroini-v-povest...
Спасибо.
По вашей наводке купила книжку, теперь читаю.
Любопытно - хотя как они меня достали со своими "историческими событиями 20-го века"... Вообще у меня ощущение что я ее читала - хотя точно не могла этого делать. Надеюсь эта загадка разрешится.
В советское время при описании данного отрезка времени, без хоть какой-либо критики царского режима и отображения надвигающейся революции было никак нельзя.
Интересно, возможно, на что-то и похоже, но у меня при чтении ощущения дежавю не появлялось...
Проходя верхним рекреационным коридором, Александров заметил, что одна из дверей, с матовым стеклом и номером класса, полуоткрыта и за нею слышится какая-то веселая возня, шепот, легкие, звонкие восклицания, восторженный писк, радостный смех. Оркестр в большом зале играет в это время польку. Внимательное, розовое, плутовское детское личико выглядывает зорко из двери в коридор.
- Вам можно, - говорит девочка лет двенадцати-тринадцати в зеленом платьице. - Только, чур, никому не говорите.
Александров открывает дверь.
Здесь в небольшом пространстве классной комнаты, из которой вынесены парты, усердно танцуют дружка с дружкой под звуки "взрослой" музыки десятка два самых младших воспитанниц, в зеленых юбочках, совсем еще детей, "малявок", как их свысока называют старшие. Но у них настоящее буйное, легкокрылое веселье, которого, пожалуй, нет и в чинном двухсветном зале. И так милы все они, полудетски наивно длинноруки, длинноноги и трогательно неуклюжи!.. Александров с улыбкой вспоминает словцо своего веселого дяди Кости об этом возрасте: "Щенок о пяти ног".
- Мадемуазель, не угодно ли будет вам сделать мне величайшую честь и отменное удовольствие протанцевать со мною, вашим покорным слугою, один тур польки?
Девочка робко, неловко, вся покраснев, кладет ему худенькую, тоненькую прелестную ручонку не на плечо, до которого ей не достать, а на рукав. Остальные от неожиданности и изумления перестали танцевать и, точно самим себе не веря, молча смотрят на юнкера, широко раскрыв глаза и рты.
Протанцевав со своею дамой, он с такой же утонченной вычурностью приглашает другую, потом третью, четвертую, пятую, всех подряд. Ну, что за прелесть эти крошечные девчонки! Александров ясно слышит, что у каждой из них волосы пахнут одной и той же помадой "Резеда", должно быть, купленной самой отчаянной контрабандой. Да и сам этот сказочный балок под сурдинку не был ли браконьерством?
И как аккуратно, как ревностно они делают танцевальные па своими маленькими ножками, высоко поднятыми на цыпочки. От старательности, точно на строгом экзамене, они прикусывают нижнюю губку, подпирают изнутри щеку языком и даже высовывают язычок между зубами.
Когда же Александров подходит к очередной даме, то другие тесно его облепляют:
- Пожалуйста, и со мною тоже.
- И со мной, и со мной, и со мной.
- Милый юнкер, а когда же со мной?
И, наконец, тоненький комариный голосок, в котором дрожит обида:
- Да-а! Со всеми танцуют, а со мной не танцуют.
Но он не успевает. На двух воспитанниц не хватает польки, потому что оркестр перестает играть. Увидев две миленькие, готовые заплакать мордочки, с уже вытянутыми в трубочку губами, Александров быстро находится:
- Медам. Это ничего не значит. Мы сами себе музыка.
И, подхватив очередную девочку, уже почти пустившую слезу, он бурно начинает польку, громко подыгрывая голосом: "Тра, ля, ля, ля - тра, ля, ля".
Остальные с увлечением следуют за ним, отбивая такт ладошками, и в общем получается замечательный оркестр.
Дотанцевав, он откланивается и хочет уйти. Но маленькие цепкие лапочки хватают его за мундир.
- Не уходите, юнкер, душка, милочка, не уходите от нас.
Он обещает забежать к ним во время следующего танца и с трудом освобождается.
А почитать можно здесь, если интересно (про бал - с18 главы "Екатерининский зал" - по 22 "Ссора")
az.lib.ru/k/kuprin_a_i/text_0220.shtml
Всех с Рождеством Христовым!!!
Весьма любопытно было прочитать, спасибо!
С Рождеством!!!