Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Ланская останавливается в двух шагах от постели, с минуту молча смотрит на это безумно-дорогое лицо, на впалую грудь, на крестик — отличие героя. И вдруг горячая волна безграничной нежности и муки ударяет ей в сердце, толкает ее к больному, бросает на колени. Вслед затем, охватив его руками, она, не будучи в силах сдержаться, рыдает навзрыд.
Зина плачет долго-долго, со сладким отчаянием, с безнадежной радостью.
А раненый нежно, с невыразимым, захватывающим выражением шепчет на разные лады одно только единственное слово:
— Зи-и-на!
Наконец Ланская приходит в себя от легкого прикосновения его пальцев к её голове, и её слезы исчезают сразу.
Теперь её влажные от слез сверкающие глаза вдруг выбрасывают из недр души целое пламя, целый океан чувства, а дрожащие губы шепчут:
— Любимый мой, герой мой, счастье мое! Зачем ты тогда не приехал, не ответил, не позвал меня? Я страдала, потому что любила. Ведь я любила и люблю тебя, ненаглядный!
— Милая! Я не мог... Война... Поручение... А потом... Потом меня ранили, Зина, — тихо говорить Анатолий.
— Да, да! — подхватывает она с жаром. — Я люблю тебя, и никто теперь нас не разлучит. Я умру вместе с тобою. Жить и умереть с тобою... Да, да, только это... Иного не хочу и не могу.
— Зиночка, радость моя!
— Как ты ранен? Как, любимый мой? Но все равно!.. Что бы ни было, я с тобою... Всегда с тобой!
Анатолий внимательно смотрит на нее, а затем тихо спрашивает:
— Даже если я останусь калекой, Зина?
— Да, да, да!
Мертвенно бледное лицо Анатолия, на которое после заданного им вопроса легла тень тревоги, вдруг все светлеет, и он, задыхаясь от восторга, восклицает:
— Ангел мой, спасибо тебе! А теперь поцелуй меня. Я счастлив.
Зина порывисто бросается к своему "маленькому Толе" и в тот же миг с испугом за эту свою неосторожность, за этот порыв, откидывается назад, вся дрожа от волненья.
— Я тебе сделала больно? Твои ноги... Ты ранен в ноги, маленький? Да? — лепечет она, уже издали лаская Анатолия взглядом, заметив судорогу страдания, промелькнувшую у него в лице.
Бонч-Старнаковский горько улыбается.
— Нет, Зина, мне не больно, успокойся, моя голубка! Моим ногам не может быть больно... Не может, потому что... их нет... Нет вовсе у меня, Зина...
Что? Или она ослышалась? Какой ужас!
Со стоном падает она на грудь Анатолия головой и целует его плечи, лицо, шею и георгиевский крестик, топя в беззвучных слезах это новое горе, сразившее ее.
А он, лаская её пушистые волосы, говорит в это время тихо, чуть слышно:
— Да, я — калека, детка моя. У меня нет ног, их ампутировали обе. Мой скромный подвиг, если можно назвать подвигом тот случай с мостом, давший мне сладкое сознание, что благодаря нам удалось еще раз нашей армии нанести поражение неприятелю, — этот случай стоил мне моих ног и сделал меня калекой. И если ты не знала этого, Зина, и теперь страшная перспектива быть женою калеки пугает тебя, то лучше откажись, пока есть еще время!
— Молчи, молчи, ненаглядный! Я люблю тебя, каков бы ты ни был, и клянусь любить тебя так всю мою жизнь...
Л.Чарская. Ее Величество Любовь
Отсюда: vk.com/wall-215751580_1967
Зина плачет долго-долго, со сладким отчаянием, с безнадежной радостью.
А раненый нежно, с невыразимым, захватывающим выражением шепчет на разные лады одно только единственное слово:
— Зи-и-на!
Наконец Ланская приходит в себя от легкого прикосновения его пальцев к её голове, и её слезы исчезают сразу.
Теперь её влажные от слез сверкающие глаза вдруг выбрасывают из недр души целое пламя, целый океан чувства, а дрожащие губы шепчут:
— Любимый мой, герой мой, счастье мое! Зачем ты тогда не приехал, не ответил, не позвал меня? Я страдала, потому что любила. Ведь я любила и люблю тебя, ненаглядный!
— Милая! Я не мог... Война... Поручение... А потом... Потом меня ранили, Зина, — тихо говорить Анатолий.
— Да, да! — подхватывает она с жаром. — Я люблю тебя, и никто теперь нас не разлучит. Я умру вместе с тобою. Жить и умереть с тобою... Да, да, только это... Иного не хочу и не могу.
— Зиночка, радость моя!
— Как ты ранен? Как, любимый мой? Но все равно!.. Что бы ни было, я с тобою... Всегда с тобой!
Анатолий внимательно смотрит на нее, а затем тихо спрашивает:
— Даже если я останусь калекой, Зина?
— Да, да, да!
Мертвенно бледное лицо Анатолия, на которое после заданного им вопроса легла тень тревоги, вдруг все светлеет, и он, задыхаясь от восторга, восклицает:
— Ангел мой, спасибо тебе! А теперь поцелуй меня. Я счастлив.
Зина порывисто бросается к своему "маленькому Толе" и в тот же миг с испугом за эту свою неосторожность, за этот порыв, откидывается назад, вся дрожа от волненья.
— Я тебе сделала больно? Твои ноги... Ты ранен в ноги, маленький? Да? — лепечет она, уже издали лаская Анатолия взглядом, заметив судорогу страдания, промелькнувшую у него в лице.
Бонч-Старнаковский горько улыбается.
— Нет, Зина, мне не больно, успокойся, моя голубка! Моим ногам не может быть больно... Не может, потому что... их нет... Нет вовсе у меня, Зина...
Что? Или она ослышалась? Какой ужас!
Со стоном падает она на грудь Анатолия головой и целует его плечи, лицо, шею и георгиевский крестик, топя в беззвучных слезах это новое горе, сразившее ее.
А он, лаская её пушистые волосы, говорит в это время тихо, чуть слышно:
— Да, я — калека, детка моя. У меня нет ног, их ампутировали обе. Мой скромный подвиг, если можно назвать подвигом тот случай с мостом, давший мне сладкое сознание, что благодаря нам удалось еще раз нашей армии нанести поражение неприятелю, — этот случай стоил мне моих ног и сделал меня калекой. И если ты не знала этого, Зина, и теперь страшная перспектива быть женою калеки пугает тебя, то лучше откажись, пока есть еще время!
— Молчи, молчи, ненаглядный! Я люблю тебя, каков бы ты ни был, и клянусь любить тебя так всю мою жизнь...
Л.Чарская. Ее Величество Любовь
Отсюда: vk.com/wall-215751580_1967