Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Посвящается всем героям, реальным и книжным, ярким и невидным, живым, погибшим или живущим у нас в душе.
Книги Л.Чарской отличаются именно этим - в них всегда есть Герои, на которых хочется равняться, за которыми мы желаем идти, часто невероятные, но с такими качествами, что ценятся нравственными людьми. Честь, совесть, смелость, доброта, честность, верность принципам...
Джон Вильканг, "Большой Джон" из повести "На всю жизнь":
- "Царица" утонула в Ладоге!.. Пошла ко дну!.. Маленькая лодочка с людьми, как щепка, носится по реке... Ее выкинуло в Неву... Народ собрался у фабричной пристани... Лодка борется как раз близ нее...
Даша, только что сообщившая нам эту новость, красная от возбуждения, отчаянно жестикулирует, остановившись на пороге детской. И глаза у неё прыгают от возбуждения и любопытства.
- "Царица"? Большой мачтовый пароход? Пошел ко дну? Не может быть! - вырывается у нас испуганными, изумлёнными возгласами.
- Ну да... да... Слышали, с маяка были сигналы?.. Выстрелы были весь вечер... Команда и пассажиры успели вскочить в лодку. Мечутся сейчас по Неве... Крушение произошло чуть ли не у самого устья... Вся фабрика на берегу. Говорят, лодку прибивает к пристани, да водоворот здесь в порогах тормозит дело.
Даша задыхается, спеша передать потрясающую новость. Дети волнуются. Варя и Эльза бледнеют.
- Там люди гибнут! Это ужасно! - срывается с уст последней, и она тихонько шепчет молитву.
- Вы говорите, против фабрики, Даша? Но у них же есть катер? - срывается у меня.
- Ну да... Катер есть... Но охотников на верную смерть мало... Волны, что в море, агромадные... Совсем разгулялась наша Нева... Директорский сын вызывает охотников плыть за лодкой, да никто не решается пока.
- Что?! Большой Джон?
Я выкрикиваю эту фразу во весь голос и сама чувствую, что бледнею, как полотно.
- Сейчас сторож Федот оттуда... Говорит, молодой барин фабричных подговаривает снаряжать катер. А если, говорит, вы не согласны, я один поеду на своей душегубке и по два человека всех перевезу на берег... - продолжает рассказывать Даша.
- Он это говорил?! Большой Джон?!
Мое сердце колотится так сильно, что вот-вот разорвёт оно грудную клетку и выскочит из груди.
- Большой Джон сам плывет спасать погибающих на своей душегубке? Вы это знаете наверное, Даша? Да? Да? Да?
Но что-то внутри меня отвечает за девушку:
"Большой Джон не был бы Большим Джоном, если бы он этого не сделал. Какой здесь может быть иной ответ?"
Что-то переворачивается в моей груди, тяжёлое и огромное, как камень. Острая до боли, ясно представляется потрясающая картина. Маленькая, хрупкая, как скорлупа, лодчонка и в ней высокий человек среди бурно закипающих седых валов...
Нет! Нет! Этого нельзя допустить! Невозможно! Его надо отговорить во что бы то ни стало... О, Большой Джон!
Что-то закипает во мне... Что-то повелевает помимо моей воли мною.
- Плащ, калоши и зонтик!.. Даша, вы пойдете со мною! - кричу я и, в одном платье, минуя лестницу, прыгая через три ступени, выскакиваю на крыльцо.
* * *
Не знаю, чьи руки накинули на меня резиновый плащ с капюшоном, кто развернул зонтик над моей головой, кто сунул под мои ноги низенькие калоши, кто светил мне маленьким ручным фонарем, поминутно гаснувшим на пути, и чей голос шептал мне вслед испуганным звуком:
- Вернитесь, барышня, вернитесь! Как бы барин с барыней не осерчали!
Ах, разве я могла вернуться, когда там, впереди, собрался идти на верную гибель мой большой друг?
Дождь хлещет теперь с удвоенной силой. Большим и широким ручьем кажется дорога к предместью. Мои ноги и ноги моей спутницы тяжело хлопают по воде. Жалобнее скрипят стволами деревья по краям дороги. В черные тучи прячется небо, скрывшее звёзды, месяц, всё прекрасное там, в вышине.
Мы бежим так быстро, как только хватает силы.
- Надо поспеть... туда, к фабрике, на пристань... Надо не допустить этого безумия... Надо удержать, во что бы то ни стало, Большого Джона, - сверлит, пытая меня, мою душу, мозг и сердце, всё та же неотвязная мысль.
И я прибавляю шагу с каждой минутой, с каждой секундой.
Вот и белые стены фабрики... Вот и черная, мокрая, скользкая пристань... И огромная толпа на берегу и на пристани.
Что такое?!
Люди кричат, размахивая руками, указывая по направлению бушующей речной стихии... Но их голоса покрывает страшный вой, вой грозящей выступить из берегов и затопить город реки.
- Где господин Вильканг? Где господин Вильканг? Где молодой барин? - кричу я ближайшей группе фабричных, напрягая все силы своего голоса, который кажется жалким цыплячьим писком в общем хаосе звуков, стона и грохота обезумевшей в своём зверстве стихии.
Меня не слышат, не отвечают, продолжая галдеть свое, указывая на реку, размахивая руками.
- Там барин Вильканг. Там.
- О!..
Я сжимаю руками горло, чтобы не вырвался из груди моей жуткий потрясающий стон.
- Опоздали! Мы опоздали! Он уже уплыл на своей душегубке!
На реке черно, как в могиле, и только седые волны белеют остро во тьме... Тот же вой... И изредка человеческие крики, доносящиеся призывно с середины реки...
Я сажусь на мокрый камень и слушаю, как во сне, отрывки людских разговоров.
- Ни за что не хотел слушать... Уговаривали - куда тут. Вскочил в свою душегубку... Эх, Иван Иванович! Молод - зелен, душа терпеть не умеет... Пропадать тебе, видно. Ни за грош пропадать.
- Кому пропадать? Зачем? - неясно колышет мой мозг туманная мысль. - Ах да, Большой Джон. На реке... О нем говорят эти люди. Зачем, зачем мы не отговорили его, зачем пришли так поздно?!.."
Отсюда: vk.com/wall-215751580_2599
По ссылке - оригинальная иллюстрация
Книги Л.Чарской отличаются именно этим - в них всегда есть Герои, на которых хочется равняться, за которыми мы желаем идти, часто невероятные, но с такими качествами, что ценятся нравственными людьми. Честь, совесть, смелость, доброта, честность, верность принципам...
Джон Вильканг, "Большой Джон" из повести "На всю жизнь":
- "Царица" утонула в Ладоге!.. Пошла ко дну!.. Маленькая лодочка с людьми, как щепка, носится по реке... Ее выкинуло в Неву... Народ собрался у фабричной пристани... Лодка борется как раз близ нее...
Даша, только что сообщившая нам эту новость, красная от возбуждения, отчаянно жестикулирует, остановившись на пороге детской. И глаза у неё прыгают от возбуждения и любопытства.
- "Царица"? Большой мачтовый пароход? Пошел ко дну? Не может быть! - вырывается у нас испуганными, изумлёнными возгласами.
- Ну да... да... Слышали, с маяка были сигналы?.. Выстрелы были весь вечер... Команда и пассажиры успели вскочить в лодку. Мечутся сейчас по Неве... Крушение произошло чуть ли не у самого устья... Вся фабрика на берегу. Говорят, лодку прибивает к пристани, да водоворот здесь в порогах тормозит дело.
Даша задыхается, спеша передать потрясающую новость. Дети волнуются. Варя и Эльза бледнеют.
- Там люди гибнут! Это ужасно! - срывается с уст последней, и она тихонько шепчет молитву.
- Вы говорите, против фабрики, Даша? Но у них же есть катер? - срывается у меня.
- Ну да... Катер есть... Но охотников на верную смерть мало... Волны, что в море, агромадные... Совсем разгулялась наша Нева... Директорский сын вызывает охотников плыть за лодкой, да никто не решается пока.
- Что?! Большой Джон?
Я выкрикиваю эту фразу во весь голос и сама чувствую, что бледнею, как полотно.
- Сейчас сторож Федот оттуда... Говорит, молодой барин фабричных подговаривает снаряжать катер. А если, говорит, вы не согласны, я один поеду на своей душегубке и по два человека всех перевезу на берег... - продолжает рассказывать Даша.
- Он это говорил?! Большой Джон?!
Мое сердце колотится так сильно, что вот-вот разорвёт оно грудную клетку и выскочит из груди.
- Большой Джон сам плывет спасать погибающих на своей душегубке? Вы это знаете наверное, Даша? Да? Да? Да?
Но что-то внутри меня отвечает за девушку:
"Большой Джон не был бы Большим Джоном, если бы он этого не сделал. Какой здесь может быть иной ответ?"
Что-то переворачивается в моей груди, тяжёлое и огромное, как камень. Острая до боли, ясно представляется потрясающая картина. Маленькая, хрупкая, как скорлупа, лодчонка и в ней высокий человек среди бурно закипающих седых валов...
Нет! Нет! Этого нельзя допустить! Невозможно! Его надо отговорить во что бы то ни стало... О, Большой Джон!
Что-то закипает во мне... Что-то повелевает помимо моей воли мною.
- Плащ, калоши и зонтик!.. Даша, вы пойдете со мною! - кричу я и, в одном платье, минуя лестницу, прыгая через три ступени, выскакиваю на крыльцо.
* * *
Не знаю, чьи руки накинули на меня резиновый плащ с капюшоном, кто развернул зонтик над моей головой, кто сунул под мои ноги низенькие калоши, кто светил мне маленьким ручным фонарем, поминутно гаснувшим на пути, и чей голос шептал мне вслед испуганным звуком:
- Вернитесь, барышня, вернитесь! Как бы барин с барыней не осерчали!
Ах, разве я могла вернуться, когда там, впереди, собрался идти на верную гибель мой большой друг?
Дождь хлещет теперь с удвоенной силой. Большим и широким ручьем кажется дорога к предместью. Мои ноги и ноги моей спутницы тяжело хлопают по воде. Жалобнее скрипят стволами деревья по краям дороги. В черные тучи прячется небо, скрывшее звёзды, месяц, всё прекрасное там, в вышине.
Мы бежим так быстро, как только хватает силы.
- Надо поспеть... туда, к фабрике, на пристань... Надо не допустить этого безумия... Надо удержать, во что бы то ни стало, Большого Джона, - сверлит, пытая меня, мою душу, мозг и сердце, всё та же неотвязная мысль.
И я прибавляю шагу с каждой минутой, с каждой секундой.
Вот и белые стены фабрики... Вот и черная, мокрая, скользкая пристань... И огромная толпа на берегу и на пристани.
Что такое?!
Люди кричат, размахивая руками, указывая по направлению бушующей речной стихии... Но их голоса покрывает страшный вой, вой грозящей выступить из берегов и затопить город реки.
- Где господин Вильканг? Где господин Вильканг? Где молодой барин? - кричу я ближайшей группе фабричных, напрягая все силы своего голоса, который кажется жалким цыплячьим писком в общем хаосе звуков, стона и грохота обезумевшей в своём зверстве стихии.
Меня не слышат, не отвечают, продолжая галдеть свое, указывая на реку, размахивая руками.
- Там барин Вильканг. Там.
- О!..
Я сжимаю руками горло, чтобы не вырвался из груди моей жуткий потрясающий стон.
- Опоздали! Мы опоздали! Он уже уплыл на своей душегубке!
На реке черно, как в могиле, и только седые волны белеют остро во тьме... Тот же вой... И изредка человеческие крики, доносящиеся призывно с середины реки...
Я сажусь на мокрый камень и слушаю, как во сне, отрывки людских разговоров.
- Ни за что не хотел слушать... Уговаривали - куда тут. Вскочил в свою душегубку... Эх, Иван Иванович! Молод - зелен, душа терпеть не умеет... Пропадать тебе, видно. Ни за грош пропадать.
- Кому пропадать? Зачем? - неясно колышет мой мозг туманная мысль. - Ах да, Большой Джон. На реке... О нем говорят эти люди. Зачем, зачем мы не отговорили его, зачем пришли так поздно?!.."
Отсюда: vk.com/wall-215751580_2599
По ссылке - оригинальная иллюстрация