Л.Ю.Пирагис "Красавчик"
Сканировала change-ange.Спасибо!
VIII.
Телеграмма. Заключение.
Телеграмма. Заключение.
Анна Иосифовна не пожалела трудов, и благодаря ее стараниям, Красавчик начал поправляться. Болезнь была тяжелая, в течении десяти дней жизнь мальчика висела на волоске, и Шахматова почти не отходила от его постели. Она сильно волновалась.
— Боже мой, — говорила она Борскому, — подумайте только что будет, если он умрет! Бедная мать! Она с ума сойдет. Найти сына и потерять его уже безвозвратно! Нет. Я не могу допустить этого, и Бог не может быть таким несправедливым, чтобы разбить сердце бедной матери. Да вот, кстати, почему-то от неё нет вестей. Странно в высшей степени!
читать дальше
Добрая женщина беспокоилась, не получая ответа на свое письмо. В нем она подробно описала все приметы мальчика и обстоятельства, при которых нашла его. Она умолчала только о серьезном положении больного, чтобы не беспокоить напрасно мать.
Красавчик меж тем начал поправляться. Когда впервые он пришел в себя, то был страшно удивлен необыкновенной обстановкой, в которой очутился. Удивление впрочем было мимолетным, так как сознание еще было утомлено болезнью. Думать ни и чем не хотелось, какая-то лень овладела мозгом. Он только кинул изумленный взгляд по сторонам и тотчас же закрыл глаза... Сквозь сон он слышал какой-то шорох у изголовья, кто-то склонился над ним, обдав приятным запахом цветов, и чей-то тихий голос прозвучал далекой музыкой:
— Слава Богу! Опасность миновала.
Все это было точно во сне. Когда Красавчик снова проснулся, он был убежден, что это был сон. Проснулся он ночью. В комнате было темно, и Мишка вообразил, что он в пещере, лежит на своей постели, а в противоположном углу спит Митька.
— Митя! позвал он и удивился собственному голосу, такой он был слабый
Потом попробовал поднять руку и снова пришлось удивиться: рука была точно свинцом налита и еле шевелилась.
— Митя! — снова позвал он.
У изголовья шевельнулся кто-то. Слабый свет ночника скользнул по ширме, и прямо над головой Красавчика склонилось чье-то лицо. Это его озадачило.
— Где я? — спросил он недоумевая.
— Ты болен, мой мальчик, ответил ласковый женский голос, и тебя здесь лечат. Теперь ты уже поправляешься и тебе нужно побольше спать и нельзя разговаривать. Постарайся уснуть, милый...
Голос показался Мишке знакомым. Где-то он его слышал? Он попытался напрячь память, но она отказывалась работать... клонило ко сну...
«Завтра подумаю», решил Красавчик, опять смыкая глаза.
С этой ночи выздоровление Мишки пошло в перед быстрым темпом. Спустя неделю, ему было позволено уже вставать с кровати.
Мишка чувствовал себя неловко по отношению к Борскому и Шахматовой. Первая встреча с Анной Иосифовной привела его в замешательство. Он вспомнил всю ложь, которую придумал тогда для неё Митька, и покраснел даже, встретившись с ласковым взглядом Шахматовой. Она поняла, в чем дело, и само, собой разумеется, постаралась и вида не подать, что заметила его состояние.
Анна Иосифовна ухаживала за ним, а художник часто навещал его. Он приходил, садился возле постели и развлекал Мишку, рассказывая ему забавные вещи. Он прекрасно умел развлекать, слишком прекрасно, так даже, что Шахматова иногда прерывала эти развлечения, находя их вредными больному.
Мишке не доставало только Митьки. Если бы Митька мог приходить к нему, то он чувствовал бы себя совершенно счастливым. Но Митька не приходил, и незаметно тоска стала прокрадываться в Мишкину душу. Это заметила Шахматова.
— Что с тобой творится? спросила она однажды, чего тебе не достает?
Лицо у неё было такое доброе, внушало столько доверия, что Красавчик готов был открыть ей причину тоски. Но как было говорить о Митьке, не выдав тайну их пещеры, а с ней вместе и тайны прошлого? При одной мысли о том, что художник и Анна Иосифовна узнают вдруг, что они за птицы, Красавчик похолодел.
— Так это... ничего... — уклонился он от ответа.
Борскому он охотнее бы поверил тайну. Борский их видел в лесу и вообще ближе знал, чем Шахматова. Но кто поручится, что он сохранит секрет пещеры, не выдаст его? Тогда Митька не будет в безопасности. Нет, уж лучше потосковать немного, чем рисковать свободой друга.
Мишка и удивлялся и огорчался тому, что Митька не подает о себе вестей. Часто и подолгу он смотрел в окно на дорогу, в надежде увидеть приятеля. Но Митька упорно не появлялся.
«Боится засыпаться, — думал Мишка, с тоской созерцая пыльную дорогу. — Ведь Жмых-то не шутит тоже.»
И догадка эта успокаивала его. Он вполне оправдывал друга: зачем ему рисковать, когда они увидятся через какую-нибудь неделю?
Красавчик был доволен, что никто в доме Борского не о чем его не расспрашивает. Он чувствовал, что не мог бы соврать людям, к которым начинал питать сильную привязанность. С другой стороны, и правду говорить было как будто опасно. Создавалось крайне неприятное положение, и странная боязнь охватывала его, когда кто-либо раскрывал рот, чтобы спросить его о чем-нибудь. Мишка не вольно вздрагивал, ожидая, что вот-вот зададут ему какой-либо коварный вопрос. Но никто не заикался ни о чем нежелательном для Красавчика. Все, точно сговорившись, даже ни одним намеком не обмолвись относительно жизни друзей. Раз только Борский вспомнил Митьку, но тотчас же его прервала каким-то вопросом Анна Иосифовна и притом посмотрела так строго, что художник смешался. Если бы Мишка видел этот взгляд, то понял бы, что все, действительно, в сговоре насчет того, что бы не беспокоить его какими бы то ни было воспоминаниями.
Третью неделю жил Красавчик у Борского, а о Митьке не было ни слуху ми духу. Это, наконец начало тревожить Мишку. Помимо тоски, беспокойство о благополучии приятеля начало мучит его. Он не мог представить себе, чтобы Митька, раз он жив, здоров и на свободе, не дал бы знать о себе. Это было не в обычаях Митьки. Поневоле беспокойство охватывало Красавчика.
И долго бы пожалуй, томился Мишка неведением, если бы не случай, открывший ему все, что произошло с другом.
Как-то утром Красавчик, сойдя вниз, услыхал вдруг в одной из комнат разговор, заставивший его невольно насторожиться. Чей-то незнакомый голос упомянул про Митьку, и этого было достаточно, чтобы сердце Красавчика усиленно забилось, Он прильнул ухом к неплотно притворенной двери и весь превратился в слух.
— Так что, господин, говорил незнакомый голос, Митька Шманала сознался, что убег из тюрьмы с товарищем, по прозвищу Мишка-Красавчик.По полученным полицией сведениям у вас находится неизвестный мальчик. Полиции тоже известно, что Шманала был дружен с Красавчиком, а потому есть основание предполагать, что Красавчик скрывается здесь, Дозвольте взглянуть на вашего мальчика.
Красавчик слушал ни жив ни мертв. Он похолодел даже, и в голове у него мутилось. Понадобилось прислониться к двери, так как силы вдруг покинули его.
«Засыпался Митька — вбилась в голову мучительная мысль. — Засыпался!»
— Но я и говорю вам, — слышался голос Борского — и в нем звучали негодующие нотки, — что у меня находится лишь внук сенатора Струйского. Понимаете вы это?
— Как не понять — незнакомый голос как бы стушевывался. Понимаю. Да начальство послало меня... Сами знаете, господин, служба... С урядников вот как тянут...
— Все равно вы ничего не добьетесь, лучше и не настаивайте. Я не намерен предъявлять вам ребенка. Понимаете? Если же вы еще осмелитесь беспокоить меня, то я буду жаловаться.
Голос художника был гневен. Он еще говорил что-то, но Красавчик не слышал. То, что узнал он про Митьку, лишило его способности слушать и соображать.
Митька засыпался! Засыпался!
Только эта мысль вбилась в голову острым клином и порождала отчаяние Ну что теперь он будет делать без Митьки? Не лучше ли было умереть, не выздоравливая?
В мозгу рисовалась знакомая унылая картина тюремной жизни, и Митька в качестве арестанта... Жалость и ужас в одно и тоже время сжимали сердце... Спазмы перехватывали горло... Мишка вдруг дико, пронзительно как-то всхлипнул, зашатался и упал на пол, корчась в судорожных рыданиях...
— Митька! Митька! — стоном вырвалось из губ.
За дверями послышалось испуганное восклицание, раздались поспешные шаги, и к Мишке подоспел Борский. Он наклонился над ним, и лицо его выражало сильный испуг, даже побледнело.
— Что с тобой. Миша? Чего ты?
Красавчик слова не мог произнести. Слезы градом катились из его глаз, рот судорожно искривлялся и только слово «Митька!» вылетало из него. И было в этом восклицании громадное горе, граничащее с отчаянием, и жалость и любовь.
Художник бережно поднял его, сел в кресло и усадил Красавчика себе на колени.
— Чего ты плачешь? Что с тобой? Ничего очень скверного не случилось с Митькой, успокойся...
— О... о... он… за... а... а... сы па... а... лся… — еле выдавил Красавчик сквозь рыдания.
— И это тебя так расстроило? Было чего плакать.
Холодный тон Борского так поразил Мишку, что он даже плакать перестал. Широко раскрыв глаза, он смотрел на художника. Ему казалось немыслимым, чтобы кому бы то ни было казалась безразличной судьба Митьки,
— Я без него не могу, — тихо вымолвил он. — Не могу...
И хотя теперь Красавчик не плакал, но в глазах его и в голосе, каким он произнес это, было столько горя, что Борский растрогался.
— Ну, успокойся, милый, — поглаживая волосы на голове мальчика, сказал он, — ты расскажи мне про Митьку, и тогда, мы может быть, подумаем, как бы помочь ему.
Ласковое поглаживание и задушевный тон успокоили Мишку. Кроме того, сам художник намекал на возможность помощи Митьке, и этого было достаточно, чтобы ободрить Красавчика. Он понял, что теперь нечего скрывать от Борского прожитое, к с жаром стал рассказывать про Митьку и их дружбу. Он рассказал и жизнь у Крысы и про то, как Митька взял его под свою защиту, потом про тюрьму и побег, а затем и про жизнь в лесу. Борский ни звуком не прервал рассказа. Он даже не смотрел на Красавчика. Только рука его нежно обнимала стан мальчика, а другая гладила по волосам. Когда Мишка кончил, рука как бы невзначай соскользнула с его головы и смахнула что-то с глаз своего владельца.
— Бедный ты, Миша, много тебе пришлось выстрадать...
Голос художника дрожал, и взгляд, нежно обращенный на Мишку, был затуманен.
— Да, Митька и вправду был твоим верным другом, — продолжал Борский — а за дружбу прощаются многие грехи. Не бойся, милый, мы выручим его из тюрьмы.
— Правда?
Глаза Красавчика заискрились. В них светились восторг и безграничная признательность.
— Неужели выручим?!
Художник улыбнулся.
— Конечно выручим, тут и говорить не о чем. Ему не место в тюрьме.
Красавчик даже в ладоши захлопал.
— Опять мы с Митькой заживем! — вырвалось у него радостное восклицание.
— Пожалуй, что и заживете, — задумчиво согласился Борский. — Только уж не прежней жизнью.
Мишка удивленно поглядел на него.
— Не прежней?
Ответить Борскому не удалось: в комнату положительно влетела Анна Иосифовна. Она была страшно взволнована и вся, казалось, сияла. Точно горел внутри нее какой-то чудный огонь, отсвечивал в глазах и пробивался румянцем сквозь щеки. Она вбежала в комнату и замахала какой-то бумажкой.
— Ну, Миша, нет и не Миша, — теперь ты Володя, — закричала она, — готовься встретить маму... Понимаешь ты, мать твоя едет к тебе... Понимаешь, у тебя нашлась мама!
И в порыве восторга Анна Иосифовна принялась душить в объятьях Красавчика, покрывая поцелуями его бледное личико.
— Получили вести? — спросил ее Борский.
— А вот читайте. Телеграмму прислала. Оказывается, она за границей сейчас, ну, и мое письмо значительно запоздало.
Она перебросила Борскому листок бумажки. Тот развернул его и прочел вслух:
«Боже мой, неужели это правда, милая моя? Я боюсь умереть от радости. Сегодня выезжаю. Обними и расцелуй моего бедного Володечку»
— Вот я и обнимаю и целую, — засмеялась Шахматова. — Господи Боже мой, разве я думала когда-нибудь, что маленький бродяга, встреченный на дороге, окажется сыном Зои Струйской? Только одного я не понимаю: где у меня были глаза? Как это я сразу не узнала его? Ведь он до малейших подробностей похож на мать, и если его одеть девочкой, то я могу подумать, что Зоя моя снова стала такой, как тогда, когда мы вместе ходили в гимназию.
Красавчик довольно равнодушно отнесся к событию. Оно было до того громадным и неожиданным, что даже не могло взволновать сразу. Он растерянно смотрел на Шахматову и Борского, и застенчивая улыбка блуждала по его губам.
— Мать... мама... — шептал он, точно силясь поглубже проникнуть в смысл этого слова.
Потом вдруг румянец пробился сквозь бледную кожу его щек. Что-то неизъяснимо радостное забилось в его груди и наполнило все существо искрящимся счастьем, Точно сквозь туман, выплыло в памяти какое-то милое, но забытое лицо и почудился странный приятный запах... Красавчик зажмурился, и блаженная сладкая истома охватила его тело... Это был тот же волшебный сон, который грезился ему когда-то у Крысы.
Но вдруг замерла радость в груди... Грустное воспоминание развеяло волшебный сон. Две слезы выкатились из глаз.
Художник и Шахматова изумленно переглянулись.
— Что с тобой, Володя? Неужели ты не рад тому, что у тебя нашлась мама?
Напоминание о матери вызвало счастливую улыбку, и была похожа она на луч солнца, брызнувший из-за туч непогоды.
— Я рад... рад... Вот Митьки только нету... Зачем он в тюрьме...
И снова печаль темным облаком окутала лицо Красавчика. Дрогнули губы.
— Ну, не горюй, утешил его Борский. — Сказал я, что мы вызволим твоего Митьку. А уж раз я сказал, так сделаю. У меня, видишь ли, есть такие знакомые, которые могут сделать это. Успокойся, дорогой, и давай лучше будем веселиться, чем хныкать.
Приключения Красавчика кончились. Хотите знать, что было дальше?
Художник Борский сдержал свое слово. У него было много влиятельных друзей, и не прошло двух недель, как Митька оказался на свободе. Нечего и говорить, что мать Красавчика встретила его точно второго сына. Друзья снова оказались вместе, но теперь уже навсегда.
Для них началась совершенно новая жизнь. Были приглашены учителя, и под их руководствам Митька-Шманала и Мишка-Красавчик готовились в гимназию, а спустя два года оба облачились в серые шинели и шапки с блестящими новенькими вензелями.
Может быть, читатели, вы встречали когда-нибудь двух гимназистов. Они всегда неразлучны. Один поменьше ростом, нежный такой и красивый, точно с картины снят, а другой — крепкий, здоровый мальчик со смелым лицом и хотя небольшими, но тяжелыми кулаками. Кулаки эти хорошо знакомы всем, кто когда-либо пытался обидеть друга их владельца. Гимназисты эти Митька и Мишка.
Оба хорошо учатся. Говорят, что Мишка проявляет большие способности в рисовании, а Митька отличный математик. В общем, оба — славные мальчуганы и из них выйдет толк. Пожелаем им всего хорошего.
КОНЕЦ