Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Порт-Артурский Вася. Глава 8
Сказка продолжается. Азама и Мияка
…и двое крошечных человечков в длинных до пола киримоно* выплыли из-за ширм.
Халат, верхняя одежда японца. — прим. авт.
яп. 着物 кимоно ‘одежда; кимоно’. — Shunka Witko.
Это были мальчик и девочка лет 6-7 каждый. У мальчика, по японскому обычаю, была гладко выбритая головенка и только на темени и на висках оставались потешные торчащие хохолки черных волос. У девочки была такая же пышная прическа, как у матери*, и она была в таком же белом траурном киримоно, и вся до смешного походила на мать.
У девочки в описываемую эпоху не могло быть такой же прически, как у замужней женщины. — Shunka Witko.
Только брови у нее лежали двумя ровными, темными полоски над глазами, да белые, как у мышки, зубенки сверкали между розовыми полосками губ.
Обе фигурки остановились в десяти шагах от Васи, неожиданно подобрали полы своих киримоно и, прижав руки к коленям, стали потешно приседать и кланяться, лепеча своими тоненькими голосами:
– Го-ки-гэн-ва инкола дэс?*
Как ваше здоровье? — прим. авт.
яп. 御機嫌はいかがです гокигэн-ва икага дэсу ‘как вы себя чувствуете?’. — Shunka Witko.
Еще шаг, и еще поклон и та же фраза. Опять шаг — и снова то же приседание и при этом необычайная важность, написанная на обоих чрезвычайно серьезных личиках детей. У девочки был крошечный веер в руке, которым при поклонах она касалась пола.
— Го-ки-гэн-ва инкола дэс? — еще раз спросили в один голос маленькие японец и японочка, останавливаясь уже в двух шагах от Васи.
— Окиниаригато*. Мне лучше! Я здоров! — отвечал Вася, совсем сконфуженный этой изысканною вежливостью маленьких хозяев.
Очень благодарен. — прим. авт.
яп. 大きに有難う о:кини аригато ‘большое спасибо’. — Shunka Witko.
– Таксан иеруси! Таксан иеруси!* — залопотали опять братец с сестрицей…
Очень хорошо! Очень хорошо! — прим. авт.
Вероятно, яп. 沢山宜しい такусан ёросий. — Shunka Witko.
…и неожиданно уселись на брошенные неподалеку от постели каавуто*.
Подушки для сиденья, заменяющие стулья. — прим. авт.
Такие подушки называются 座布団 дзабутон. — Shunka Witko.
Теперь они расправили свои киримоно и, сложив ручки, как настоящие пай-дитюши, приготовились занимать своего гостя.
— Как вас зовут? — спросил мальчик, помолчав из приличия две-три минуты.
— Меня зовут Вася! — отвечал его маленький гость. — А вас как зовут, хозяин?
— Меня зовут Азама, — отвечал ребенок с достоинством, — но меня скоро будут звать иначе.
— Почему? — удивился Вася.
— Скоро мне минет семь лет, и я буду считаться совершеннолетним. Меня пустят в храм* и отправят в школу. Тогда я буду называться Гаматтой, а не Азамой, моим детским именем. А ее, — он указал пальцем на сестру, — зовут Мияка. Не правда ли, хорошенькое имя?
Японские дети до 7 лет не имеют права посещать храмов. — прим. авт.
— Очень хорошенькое, — поспешил ответить Вася. — Я рад познакомиться с вами и буду приходить к вам часто в гости, когда поправлюсь. Хорошо?
— Аригато! До-о-заната!* — ответили в один голос малютки.
Милости просим. Пожалуйста. — прим. авт.
яп. どうぞ до:дзо ‘пожалуйста, будьте добры, прошу вас’. — Shunka Witko.
Васе положительно нравились его маленькие хозяева, которые держали себя степенно и серьезно, как вполне взрослые люди.
Вася не знал, что все японские дети, за малым исключением разве, ведут себя так же. Они не капризничают, не кричат и не бранятся. И играют они тихо и степенно на улицах и дома, катая обручи или строя домики и корабли. Они слушаются старших, не ссорятся между собой и отличаются благонравием, покорностью и чрезвычайной воспитанностью.
Васе очень хотелось бы порасспросить своих новых друзей о их житье-бытье, но в эту минуту вошла хозяйка дома — Осуга-сан, их мама, и стала приготовлять обед для своей маленькой семьи и больного гостя. Этот обед подавала сама хозяйка, на большом лакированном подносе с изображенными на нем аистами и цветами лотоса*.
Белый цветок, похожий на нашу лилию. — прим. авт.
На подносе, который мама Мияки и Азамы поставила прямо на пол перед циновкой Васи, находились крошечные чашечки с едой. Тут был и вареный рис, и кэри (так называется густая рисовая каша, политая соей — крепким, обжигающим язык мусом), и бобовый суп, и сушеная рыба, и засахаренные плоды. В крошечных чашечках, похожих по величине на наперстки, подан был горячий, ароматичный чай без сахара и японское пирожное «кастелли» в виде десерта.
Осуга-сан, Азама и Мияка ели, сидя на своих каавуто, поджав под себя ноги. Они достали из широких рук киримоно, которые служит японцам в одно и то же время карманами, тонкие, хорошо отполированные палочки и пользовались ими как ножом и вилкой при еде, замечательно ловко отправляя при помощи этих палочек в рот кусочки риса и пирожного. Суп, как заметил Вася, ели после сладкого и десерта, и все это запивали саке, даже дети, не морщась от крепкого напитка.
Солнце между тем заходило. Становилось холодно. Осуга позвала рабочего, которого звали Окурэ и который служил главным образом у своих хозяев в курумах*, убирал дом и садик и бегал на рынок.
Человек-лошадь, который возит легкие японские экипажи. — прим. авт.
яп. 車 курума ‘повозка; экипаж; уст. коляска рикши’. Не употребляется по отношению к самому рикше. — Shunka Witko.
Он же вынянчил обоих детей Осуги. Окурэ задвинул передвижную стену домика, зажег лампу и неслышно удалился, шлепая босыми ногами. Вася заметил, что и на ногах его хозяев также не было сапог. Сапоги по японскому обычаю оставались у порога дома, и в комнатах все ходили в сандалиях, в виде чулок, очень мягких и неслышных.
Однако все пережитые за день впечатления не могли не подействовать на Васю. Он очень устал. И едва кончился обед, как, убаюканный разговором Осуги-сан и ее детей, мальчик крепко уснул, откинувшись на свою циновку.
Отсюда: vk.com/@-215751580-vasya8
Сказка продолжается. Азама и Мияка
…и двое крошечных человечков в длинных до пола киримоно* выплыли из-за ширм.
Халат, верхняя одежда японца. — прим. авт.
яп. 着物 кимоно ‘одежда; кимоно’. — Shunka Witko.
Это были мальчик и девочка лет 6-7 каждый. У мальчика, по японскому обычаю, была гладко выбритая головенка и только на темени и на висках оставались потешные торчащие хохолки черных волос. У девочки была такая же пышная прическа, как у матери*, и она была в таком же белом траурном киримоно, и вся до смешного походила на мать.
У девочки в описываемую эпоху не могло быть такой же прически, как у замужней женщины. — Shunka Witko.
Только брови у нее лежали двумя ровными, темными полоски над глазами, да белые, как у мышки, зубенки сверкали между розовыми полосками губ.
Обе фигурки остановились в десяти шагах от Васи, неожиданно подобрали полы своих киримоно и, прижав руки к коленям, стали потешно приседать и кланяться, лепеча своими тоненькими голосами:
– Го-ки-гэн-ва инкола дэс?*
Как ваше здоровье? — прим. авт.
яп. 御機嫌はいかがです гокигэн-ва икага дэсу ‘как вы себя чувствуете?’. — Shunka Witko.
Еще шаг, и еще поклон и та же фраза. Опять шаг — и снова то же приседание и при этом необычайная важность, написанная на обоих чрезвычайно серьезных личиках детей. У девочки был крошечный веер в руке, которым при поклонах она касалась пола.
— Го-ки-гэн-ва инкола дэс? — еще раз спросили в один голос маленькие японец и японочка, останавливаясь уже в двух шагах от Васи.
— Окиниаригато*. Мне лучше! Я здоров! — отвечал Вася, совсем сконфуженный этой изысканною вежливостью маленьких хозяев.
Очень благодарен. — прим. авт.
яп. 大きに有難う о:кини аригато ‘большое спасибо’. — Shunka Witko.
– Таксан иеруси! Таксан иеруси!* — залопотали опять братец с сестрицей…
Очень хорошо! Очень хорошо! — прим. авт.
Вероятно, яп. 沢山宜しい такусан ёросий. — Shunka Witko.
…и неожиданно уселись на брошенные неподалеку от постели каавуто*.
Подушки для сиденья, заменяющие стулья. — прим. авт.
Такие подушки называются 座布団 дзабутон. — Shunka Witko.
Теперь они расправили свои киримоно и, сложив ручки, как настоящие пай-дитюши, приготовились занимать своего гостя.
— Как вас зовут? — спросил мальчик, помолчав из приличия две-три минуты.
— Меня зовут Вася! — отвечал его маленький гость. — А вас как зовут, хозяин?
— Меня зовут Азама, — отвечал ребенок с достоинством, — но меня скоро будут звать иначе.
— Почему? — удивился Вася.
— Скоро мне минет семь лет, и я буду считаться совершеннолетним. Меня пустят в храм* и отправят в школу. Тогда я буду называться Гаматтой, а не Азамой, моим детским именем. А ее, — он указал пальцем на сестру, — зовут Мияка. Не правда ли, хорошенькое имя?
Японские дети до 7 лет не имеют права посещать храмов. — прим. авт.
— Очень хорошенькое, — поспешил ответить Вася. — Я рад познакомиться с вами и буду приходить к вам часто в гости, когда поправлюсь. Хорошо?
— Аригато! До-о-заната!* — ответили в один голос малютки.
Милости просим. Пожалуйста. — прим. авт.
яп. どうぞ до:дзо ‘пожалуйста, будьте добры, прошу вас’. — Shunka Witko.
Васе положительно нравились его маленькие хозяева, которые держали себя степенно и серьезно, как вполне взрослые люди.
Вася не знал, что все японские дети, за малым исключением разве, ведут себя так же. Они не капризничают, не кричат и не бранятся. И играют они тихо и степенно на улицах и дома, катая обручи или строя домики и корабли. Они слушаются старших, не ссорятся между собой и отличаются благонравием, покорностью и чрезвычайной воспитанностью.
Васе очень хотелось бы порасспросить своих новых друзей о их житье-бытье, но в эту минуту вошла хозяйка дома — Осуга-сан, их мама, и стала приготовлять обед для своей маленькой семьи и больного гостя. Этот обед подавала сама хозяйка, на большом лакированном подносе с изображенными на нем аистами и цветами лотоса*.
Белый цветок, похожий на нашу лилию. — прим. авт.
На подносе, который мама Мияки и Азамы поставила прямо на пол перед циновкой Васи, находились крошечные чашечки с едой. Тут был и вареный рис, и кэри (так называется густая рисовая каша, политая соей — крепким, обжигающим язык мусом), и бобовый суп, и сушеная рыба, и засахаренные плоды. В крошечных чашечках, похожих по величине на наперстки, подан был горячий, ароматичный чай без сахара и японское пирожное «кастелли» в виде десерта.
Осуга-сан, Азама и Мияка ели, сидя на своих каавуто, поджав под себя ноги. Они достали из широких рук киримоно, которые служит японцам в одно и то же время карманами, тонкие, хорошо отполированные палочки и пользовались ими как ножом и вилкой при еде, замечательно ловко отправляя при помощи этих палочек в рот кусочки риса и пирожного. Суп, как заметил Вася, ели после сладкого и десерта, и все это запивали саке, даже дети, не морщась от крепкого напитка.
Солнце между тем заходило. Становилось холодно. Осуга позвала рабочего, которого звали Окурэ и который служил главным образом у своих хозяев в курумах*, убирал дом и садик и бегал на рынок.
Человек-лошадь, который возит легкие японские экипажи. — прим. авт.
яп. 車 курума ‘повозка; экипаж; уст. коляска рикши’. Не употребляется по отношению к самому рикше. — Shunka Witko.
Он же вынянчил обоих детей Осуги. Окурэ задвинул передвижную стену домика, зажег лампу и неслышно удалился, шлепая босыми ногами. Вася заметил, что и на ногах его хозяев также не было сапог. Сапоги по японскому обычаю оставались у порога дома, и в комнатах все ходили в сандалиях, в виде чулок, очень мягких и неслышных.
Однако все пережитые за день впечатления не могли не подействовать на Васю. Он очень устал. И едва кончился обед, как, убаюканный разговором Осуги-сан и ее детей, мальчик крепко уснул, откинувшись на свою циновку.
Отсюда: vk.com/@-215751580-vasya8