Хеллман Б. Детская литература как оружие: творческий путь Л.Кормчего.//«Убить Чарскую…»: парадоксы советской литературы для детей (1920-е – 1930-е гг.). Сборник статей / сост. и ред. М.Ю.Балина и В.Ю.Вьюгин. – СПб.: Алетейя, 2013. – 364 с. С.20-45.
начало статьи
Но куда и отчего пропал главный редактор? Одна из возможных причин его исчезновения — конфликт с сотрудниками журнала. Его коллега Е.И.Шведер вспоминал тяжелые стороны характера Кормчего: «...Был он какой-то неустойчивый, не умевший ни с кем ладить, говоривший всем резкости, а в редакциях требовавший настойчиво авансов, на каковой почве происходили размолвки и с редакциями».[Абызов Ю., Тименчик Р. История одной мистификации... С. 111.] читать дальшеНо есть и альтернативное объяснение. Два года спустя, в 1921 г., в берлинской «Русской книге» было опубликовано краткое изложение послереволюционных скитаний Кормчего, основанное на его словах: «...В 1918 г., после разгрома буржуазной прессы, скрывался сначала в Архангельске, затем в Вологде. При попытке бежать к белым был арестован в Двинске, откуда его доставили в Петроград, где он и был приговорен к расстрелу в мае 1919 г. Однако ему удалось бежать из тюрьмы, и он жил в Режице, где был преподавателем гимназии. Оттуда перебрался в Ригу».[Русская книга (Берлин). 1921. № 9. С. 27.]
Как нам уже известно, Кормчий не скрывался ни в Архангельске, ни в Вологде. Очищая биографию от всех следов сотрудничества с советской властью, он «забыл» рассказать и о своей статье в «Правде» и о работе в советском журнале «Красные зори». К тому же, если Кормчего действительно арестовали за попытку нелегально перейти границу весной 1919 г., это означает, что он решил перейти на другую сторону, не только не дожидаясь светлого будущего Советской России и появления нового поколения социалистически настроенных подростков, но сразу после выхода первого номера журнала: одновременно с появлением второго номера его первому издателю-редактору читали смертный приговор.
Если Кормчему удалось бежать из тюрьмы, почему он два месяца спустя, летом 1919 г., оказался в Латгалии в родном городе своей жены Двинске, находившемся под властью большевиков вплоть до января следующего года? [У Кормчего есть две «сказки», написанные в Двинске летом 1919 г.: «Как Папоротник лишился цветка» и «Зорька». Первая, датированная «Двинск, 31 июля 1919 г.», создавалась, пока за окном шла стрельба.] В ноябре в Резекне у него рождается дочь Зоя.[ Persönliches dokument Soja Korol-Puraschewitsch № 63568 (13.1.40). Bundersarchiv, Berlin.] Считается, что Кормчий стал эмигрантом только в следующем году, когда Латгалия была освобождена от красных. Первое время Кормчий работает домашним учителем в имении Жоготы,[Кудрявцев В. Дома и в лодке с Леонидом Зуровым // Новый журнал (Нью-Йорк). 1983. № 152. С. 118.] потом учителем гимназии Резекне. Отсюда с января 1921 г., называя себя Л. Кошевым, он посылает статьи, касающиеся школьных и других местных вопросов, в рижскую газету «Сегодня».
В том же году Кормчий переезжает в Ригу, где будет жить и работать в течение почти двадцати лет. Как писатель он выступает прежде всего под псевдонимом Л. Кормчий; официально он уже не Пирагис, а Король-Пурашевич. Под новой фамилией он впервые выступил в 1921 г., что фиксируется подписью под сообщением о его судьбе после 1917 г. в берлинской «Русской книге» — «Л. Кормчий (Леонард Юлианович Король-Пурашевич)».[Русская книга (Берлин). 1921. № 9. С. 27. Новые сведения о себе Кормчий дал год спустя в «Новой русской книге» (Берлин. 1922. № 8. С. 36): «Леонид Юлиан Кормчий, б. ред. журн. “Всходы”, живет в Риге (Суворовская, 49, кв. 20). Участвует в газ. “Маяк”. Имеет готовую к печати книгу “Мрачные рассказы” и сборник современных сказок». Книга под названием «Мрачные рассказы» не была опубликована.]
Число местных русских газет и журналов, в которых Кормчий за свой рижский период жизни печатался, внушительное: «Сегодня» (1921), «Рижский курьер» (1921-1923), «Маяк» (1922), «Вечернее время» (1924-1925), «Слово» (1925-1928), «Кино-рампа» (1925), «Любовь, брак и флирт» (1925), «Юный читатель» (1925-1926), «Новости» (1926), «Закулисная жизнь» (1926), «Новый читатель» (1927), «Маленькая газета» (1927), «Новая нива» (1927), «Панорама»(1927), «Деревня» (1927-1928), «Ворчун» (1928), «Воскресенье»(1928), «За кулисами Риги» (1928-1929), «Рижское взморье» (1929), «Голос жизни» (1930), «Новый голос» (1931), «Наше время» (1932), «Вечернее время» (1932) и «Завтра» (1933-1934). Г. И. Гроссен помнил Кормчего этих лет как энергичного журналиста, постоянно ищущего свежие темы:
«Несмотря на то что Кормчий был семейным человеком, <...> он любил один шататься по городу “в поисках живых впечатлений”. И действительно, он черпал эти впечатления то на базарах, то в трактирах, беседуя до поздней ночи с интересными для него типами за бутылкой доброго вина и наблюдая их. Все же в редакцию он всегда приходил пунктуально и лихорадочно работал над полученным материалом. <...> Писал Кормчий на бытовые темы. Писал он хлестко, и в защиту обиженного ввернуть сгоряча неприятное для обидчика словцо не стеснялся, вследствие чего редактору приходилось объясняться с жалобщиками, а то и платить штрафы... Всяко бывало!» [Нео-Сильвестр Г. На буреломе. С. 108-109.]
Не все относились с таким пониманием к Кормчему, как Гроссен. Ю.И.Абызов и Р.Д.Тименчик суммировали его деятельность в 1920-е гг. так: Кормчий «сотрудничал почти во всех русскоязычных изданиях, отовсюду был изгоняем, то и дело затевал какие-то новые газеты и журналы и, как правило, надувал подписчиков, то и дело отвечал по суду за диффамацию или другие подделки».[Абызов Ю., Тименчик Р. История одной мистификации... С. 112.] В Ригу он перенес «все самое дурное, чем была отмечена петербургская бульварная печать».[Абызов Юрий. А издавалось это в Риге, 1918-1949. Историко-библиографический очерк. М.: Русский путь, 2006. С. 29.] Самым скандальным печатным его органом был «Закулисами Риги» (1928-1929), «шантажистский журнальчик», где Кормчий «перебирал грязное белье всех, кто попадался под руку и не сообразил откупиться».[Абызов Ю., Тименчик Р. История одной мистификации... С. 112.] Талантливым, но беспринципным называет Кормчего историк русской межвоенной жизни Латвии Т. Д. Фейгмане.[Фейгмане Т. Русские в довоенной Латвии. На пути к интеграции. Рига: Балтийск, русск. ин-т, 2000. С. 148.]
В защиту Кормчего надо сказать, что он, по нашим сведениям, не занимался скандальными публикациями в России до 1917 г., окончательно потеряв чувство стыда только после побега из Советской России. Самая гнусная история, к которой он был причастен в 1920-е гг., была связана с недавно умершим Александром Блоком. В августе 1921 г. берлинская газета «Руль» опубликовала стихотворный ответ Блока, датированный 19 июля 1920 г., на просьбу журналиста Leo Ly прокомментировать его нашумевшую поэму «Двенадцать». Оказалось, что Блок глубоко раскаивался в своем восхищении революцией, отмечая в частности: «Не обвиняй, -— что я не сразу/ Все понял и не все постиг!» Теперь он «чашу свою готов испить», и он горячо верит в будущее, когда «эти хари, рожи, гниль / Уйдут, как сны ночей кошмарных»; он видел, как «в древнем храме будем мы / Долить с тобой (т. е. с Leo Ly. — Б. X.) коленосклонно».[ Ly Leo. «Двенадцать». Собственный комментарий А. А. Блока // Руль. 1921. 28 авг. № 237. С. 5. Перепечатка: Ly Leo. Двенадцать // Рижский курьер. 1921. 2 сент. № 204.]
Вторая публикация, помещенная в «Рижском курьере», как будто подтверждала, что Блок и Leo Ly действительно были близкими друзьями.[Ly Leo. Из воспоминаний об Александре Блоке // Рижский курьер. 1921. 20 авг. № 193.] Дружба началась еще задолго до революции, когда Leo Ly послал Блоку «стихотворное послание», полное восхищения великим поэтом. До самого своего отъезда из России Leo Ly был с ним в переписке, и в результате он мог спокойно сказать: «...Я знаю точно все его переживания, поскольку они отразились в его письмах и нигде не напечатанных стихах...».[ Абызов Ю., Тименчик Р. История одной мистификации... С. 114.] Leo Ly, кроме того, любезно передал читателям берлинского «Руля» три отрывка из последнего стихотворного письма Блока, написанного за месяц до смерти и убедительно доказывающего, что «пятна на его памяти нет».[ Ly Leo. А. Блок в последние дни // Руль. 1921. 1 окт. № 266. С. 2.]
Было бы соблазнительно поверить в разочарование Блока, и поэтому подлинность трех статей Leo Ly далеко не сразу поставили под сомнение. Последовало даже несколько републикаций «блоковских» стихотворных посланий, пока Р. Д. Тименчик и Ю. И. Абызов в 1990 г. не разоблачили мистификатора, убедительно доказав, что за наглыми фальсификациями стоял Л. Кормчий.[Перфильев сочинил еще одну фальсификацию-воспоминание о Блоке (Александр Л. Последняя встреча с Блоком // Слово (Рига). 1927. 16 авг.). См.: Абызов Ю. и Тименчик Р. История одной мистификации... С. 115.]
Художественное творчество Кормчего периода эмиграции в основном обращено ко взрослым. Вышло шесть его книг: « Ландрю — убийца женщин, или Тайны Виллы Гамбэ» (Рига: Тип. Апт и Гуревич, 1922), «Девочка в розовом: Рассказы о необычном» (Рига: Пресса, 1924), «Конец раввина из Гудогая» (Рига: Изд. автора, 1929), «Гений мира» (Рига: Школа жизни, 1931), «Мир любви» (Рига: Школа жизни, 1931) и «Дочь весталки» (Рига: Изд. автора, 1932). «Имя» автора первой книги — Гр. Леон Гард, Л. Гданский написал роман о раввине, и Л. Кормчий — остальные. К этому списку можно добавить газетные публикации — рассказы, сказки, легенды, предания — и множество незаконченных романов.
В первые годы эмиграции Кормчий показал себя как ярый антисоветчик. Литература являлась для него «орудием» против советской власти, совдепия— «кровавым подвалом»,[Кормчий Л. О весенней радости и о детях // Рижский курьер. 1923. 8 апр. № 669. С. 3.] большевизм — результатом соглашения между Сатаной и человеком («Человек, продавший душу»); Карл Маркс рождался из плевка Сатаны («Плевок Сатаны»); коммунисты были «или мерзавцами, или слюнявыми дураками» («У костра»), или педерастами и губителями детей («Как он исчез»). Комсомольцы убивали попов, глумились над церковью. Их грязная работа ограничивалась не только территорией России — сотрудники коммунистов распространились по всему миру. У героев Кормчего были личные счеты с большевиками, и автор с особым наслаждением рисует кровавые сцены мести.
Влечение к мистике и сверхъестественному сильно в рассказах из сборника «Девочка в розовом» (1924), а в сборнике «Мир любви» (1931) заметна возросшая религиозность. В романе-легенде «Гений мира» (1931) соединяется борьба за свободу народа от власти чужеземцев с мечтой о вечном мире. Издатель В. Ф. Бутлер считал, что эта книга является не только ценным вкладом в художественную литературу, но и обладает более общей культурной значимостью, так как основана на старинных литовских легендах.[Бутлер В. Ф. От издателя // Кормчий Л. Гений мира. Рига: Школа жизни, 1931. С. 3.] Думается, что читатели не разделяли его взглядов, находя роман растянутым, противоречивым и в конечном счете скучным.
Самое удачное произведение Кормчего из написанных в эмиграции, «Дочь весталки», было впервые опубликовано в газете «Вечернее время» в 1924 г. под названием «Зорбэгом». В последние годы роман переиздавался в России дважды [Лавров А. Царица Хунхузов, Кормчий Л. Дочь весталки. Русский уголовный роман. СПб.: Лира, 1993. Т. 3; Кормчий А. (так!). Дочь весталки. М.: Терра-Книжный клуб, СПб.: Северо-Запад, 2009.] — о таком успехе автор в свое время мог только мечтать. Кормчий открыто работает в жанре развлекательной массовой литературы. Его учитель — Эдгар Уоллес, чьи книги издавались в русском переводе именно в Риге. Между благородным русским графом и темными силами Азии, служителями индийской богини Кали, идет борьба за женщину. Действие происходит в Риге с характерными для нее гостиницами, загородными дачами, борделями и криминальными кварталами. Примечательно, что большевикам не отведено никакой роли в этом последнем изданном самим автором романе.
Удивляет решение Л. Кормчего, или, вернее, Л. Гданского, перевести книгу Урке Нахальника «Жертва женщин. От школы к тюрьме. Исповедь преступника» (Рига: Издательство Короля-Пурашевича, 1933) на русский язык. Псевдонимом Нахальник пользовался Ицхак Фарберович (Icek Farberowicz, 1897-1939), польский еврей, который стал писателем в тюрьме, где он отсидел восемь лет за грабеж. Почему патологический юдофоб Гданский-Кормчий взялся переводить еврейского писателя и выпустил книгу на свои деньги и в собственном издательстве, хотел ли он заработать деньги на нашумевших книгах Нахальника или его целью была дискредитация евреев, понять трудно.
К сочинениям Кормчего относились отчасти скептически, подозревая иногда автора в плагиате и в литературном воровстве. В своем ключевом романе «Зимние звезды» (1932) рижская писательница Е. Ф. Магнусгофская передает слухи о Рахудине (alter ego Кормчего): «Писал даже стихи, причем последние старательно выписывал из старых, очень старых изданий, иногда имея смелость компилировать два в одно, пользуясь мало-мальски подходящими размерами. И гадил таким образом оба. Рахудина били, и не раз, часто жестоко, но это все же не мешало ему пользоваться самым бессовестным образом чужими материалами».[Цит. по: Абызов Ю., Тименчик Р. История одной мистификации... С. 113.]
При всем том Кормчий не забывал о своей старой основной публике, т. е. о детях и юношестве. Глядя на результаты пятилетнего социалистического эксперимента, пионер советской детской литературы ужасался: «Хуже смерти то моральное растление, которое входит в основу коммунистического воспитания».[Кормчий Л. Мир! Возьми детей! // Рижскй курьер. 1921. 28 сент. 226. С. 2.] В 1909 г. он видел моральное растление как результат поражения революции, теперь оно — следствие революции. В России уже почти не было неразвращенных детей, а все превратились в «сознательных подлецов».[ Кормчий Л. О весенной радости и о детях // Рижский курьер. 1923. 8 апр. № 669. С. 3.] Советское юношество было потерянным поколением, неспособным стать создателем новой России. Оно годилось только как «материал для виселиц, заботливо подготовленных Луначарскими и Крупскими».[Кормлий Л. Факел в ночи // Рижский курьер. 1922.16 февр. № 341. С. 2.]
В 1918 г. Кормчий приветствовал конец царской власти и победу революции; теперь он смотрел на ситуацию по-другому: «Мир должен в конце концов уничтожить чумную заразу большевизма, свившую гнездо в царственном Кремле».[Кормчий Л. Мир! Возьми детей! С. 2.] «Врагами человечества и культуры», распространителями «капли яда растления» в детских душах оказались никак не буржуазия и монархисты, а большевики. [Л. К. О детской книге // Наше будущее (Рига). 1921. № 1. С. 1.]
Так как для советской молодежи уже не было спасения, то все силы надо было сосредоточить на детях русского зарубежья. И вот Кормчий повторяет свой тезис: книга была и будет «могущественнейшим орудием воспитания».[Там же.] Она должна возбуждать в читателях все то хорошее, святое и доброе, что коммунисты стремились вытравить. Главными воспитательными компонентами являлись семья, церковь и школа, а книга была «как бы цементом, скрепляющим воедино атрибуты воспитания». [Там же.] Беда в том, что в русской эмиграции почти не было детской литературы, и молодым пришлось довольствоваться случайным, бульварным и «бесполезным» чтением. Кормчий приветствовал возобновление издательства «Издательство А. Ф. Девриена» в Германии и выпуск им произведений «старых знакомых» — В. П. Желиховской и шведки Э. Бесков.[Кормчий Л. Книги-подарки для детей // Рижский курьер. 1921. 21 нояб. №270. С. 2.] Но этого было еще недостаточно.
«Мы должны мобилизовать все силы и все средства», — заявил Кормчий в 1922 г. по поводу печального положения в области русской детской литературы.[Л. К. О детской книге. С. 1.] В том же году он в связи с Вселатвийским днем ребенка редактировал «Наше будущее», однодневное приложение к «Рижскому курьеру». Три года спустя он смог приступить к делу на более широкой основе. При издательстве «Саламандра» в 1925 г. был основан детский журнал, владелец которого Н. А. Белоцветов (1862-1935) предложил Кормчему стать его редактором. Название журнала — «Юный читатель» — отсылало к признанному дореволюционному предшественнику с тем же названием («Юный читатель», 1899-1906).
Именно в дореволюционной традиции, согласно которой содержание подобного рода периодики должно быть и познавательным, и развлекательным, Кормчий искал образец для нового издания: статьи по истории, естественной науке, культуре и технике перемежались в нем с рассказами, стихотворениями и письмами читателей.
В декабре 1925 г. вышел пробный святочный номер «Юного читателя», а в течение 1926 г. он выходил регулярно, два раза в месяц. Журнал не был лишен достоинств. Кормчий в основном перепечатывал в нем свои дореволюционные рассказы и легенды о морских приключениях, «каникулярных» похождениях, ночных видениях, поиске сокровищ и дружбе между стариками и детьми. Рассказ «Колтовский дьячок», опубликованный в № 10 «Юного читателя» за 1926 г. показал, как далеко он ушел от левацкого радикализма 1905 и 1918-1919 гг. Пафос этой «были» сводился к тому, чтобы показать царя Николая в роли добросердечного благодетеля. Два «двойника» Л. Кормчего, Ник. Рощин и Л. Гданский, также воскресли для очерков о морских катастрофах и динозаврах.
Среди сотрудников журнала выделялись А. М. Ремизов и И. Ф. Наживин, крупные имена в литературе эмиграции, но и А. А. Коринфский, Л. И. Андрусон, В. Н. Ладыженский и Е. А. Елачич тоже заслуживают упоминания. Очерк о природе, принадлежавший перу Ч. Робертса, напомнил читателям об огромной дореволюционной популярности канадца в России. Кормчий нашел повод поздравить и другого иностранного фаворита— 75 лет прошло после смерти Д. Ф. Купера. Политического материала в «Юном читателе» не печатали и о советской жизни не говорилось ни слова. Зато было много публикаций о спорте (футболе, хоккее, прыжках с трамплина), домино, филателии, фотографии и бойскаутизме. Читателям предлагались кроссворды, ребусы и прочие головоломки.
Через год издание «Юного читателя» оборвалось — всего вышло 24 номера. В феврале 1927 г. Кормчий попытался воскресить его под названием «Новый читатель». Ремизов, А.И.Куприн и А.Г.Пресс (Пресас) дали обещание в нем участвовать, так же поступил, между прочим, и Л.Зорькин — еще один из многочисленных литературных псевдонимов Кормчего. Кормчий начал публикацию нового приключенческого романа «Исчезнувший остров», однако его главный герой еще не успел узнать о судьбе своего пропавшего отца от мистического незнакомца и отплыть из рижской гавани, как «Новый читатель» после первых двух номеров перестал выходить. Кормчий обвинил латышские типографии в отсутствии интереса к русским предприятиям, но главной причиной провала, наверное, стало то, что он не смог собрать достаточно подписчиков и покупателей, чтобы покрыть все расходы. Возможно, подмоченная репутация Кормчего тоже отрицательно повлияла на популярность журнала.
В виде приложений к «Юному читателю » были опубликованы две юношеские книги Кормчего: «Наследство пирата» (1925)[ Кормчий Л. Наследство пирата. Роман. Рига: Саламандра, 1925.], «Серый Домик» (Рига, 1926)[ Кормчий Л. Серый домик. Роман. Рига: Саламандра, 1926. Темира Пахмусс (Pachmuss Т. Russian Literature in the Baltic between he World Wars. Columbus, Ohio: Slavica Publishers, 1987. P. 31) называет роман «Братство Черных сов» (1926) среди публикаций «Саламандры», но Книга не встречается ни в библиографиях, ни в библиотечных собраниях. В каталоге Российской государственной библиотеки (Москва) под фамилию Перагис попал и «Дневник проказника. Роман для юношества» (Рига: Саламандра, 1926), но анонимный «американский юморист» не Кормчий. Зато верно, что переиздание старого романа «Юрка», объявленное в «Юном читателе» № 23, не состоялось.]
Первый роман он уже начинал публиковать во «Всходах» в 1917 г., но только теперь читатели смогли полностью узнать, как закончились путешествие мальчика из Риги в Чили и поиск сокровищ. Юрий Абызов говорит о «Наследстве пирата» как о «беззастенчивой перелицовке» романа «Остров сокровищ» P. Л. Стивенсона,[Абызов Ю. А издавалось это в Риге... С. 103.] и действительно Кормчий открыто использует знаменитый английский роман в качестве подтекста и отправного пункта для своего сюжета.
Зато «Серый домик» можно назвать лучшей юношеской книгой Л. Кормчего. Из общих для детской приключенческой литературы мест — круглый сирота, посланный к дальним родственникам, жизнь на острове, контрабанда и кораблекрушение, мистический незнакомец Ben Gunn (!), убийство, раскрытие загадок и разоблачение темных личностей, счастливый конец — Кормчий сумел создать развлекательное произведение и образец жанра, слабо развитого в русской литературе.
Оказавшись в эмиграции в 1920 г., Кормчий тут же объявил, что среди его новых, готовых произведений есть и «Красное бедствие», большая повесть для юношества «на современные темы».[Русская книга. 1921. № 9. С. 27.] Такое произведение, однако, не появилось в печати, и можно сомневаться в его существовании. Кормчий не использовал детскую литературу как «оружие» против большевиков и коммунизма; он, скорее, вернулся к дореволюционным позициям, усилив приключенческую и развлекательную направленность своих текстов.
Впрочем, история Кормчего на этом, увы, не заканчивается. В 1932 г. после семилетней паузы он пытался возобновить газету «Вечернее время». Программа воскрешенного детища базировалась на идее соединения русского меньшинства в Латвии вокруг «русского национального дела». Подобно другим предприятиям Кормчего, газета оказалась недолговечной и закрылось уже через два месяца. Решающую роль здесь сыграла публикация скандального серийного романа под названием «А/О “Сегодня”», полного нападок на приверженцев самой серьезной русской газеты Латвии «Сегодня». К ее страницам Кормчий после 1921 г. не имел доступа. Теперь он решил, что причины этого надо искать в еврейском заговоре против русского христианского писателя. «Вечернее время» было запрещено, а Кормчий еще крепче убедился в правоте своих взглядов.
В 1933 г. выходит первый номер новой ультраправой газеты «Завтра». Ее фактическим руководителем вновь был Кормчий, который выступал в ней еще и как В. Комаров, Не-Красов и Мих. Катков. Подзаголовок «За справедливость, работу и хлеб!» скрывал примитивнейшую идеологическую программу — воинствующий антисемитизм. В роли коварных распространителей «яда, грязи и удушливых газов» выступали на этот раз не буржуи или большевики, а евреи и масоны, против которых, защищая свое национальное достоинство и культуру, должны были объединиться латыши и русские.[[Передовая] // Завтра. 1933. № 1. С. 1.] Газета «Сегодня» была в очередной раз разоблачена Кормчим как орган еврейского миноритета. Все его попытки в прошлом создать чисто русские газеты и журналы были подорваны этими же силами.[Комаров В. Русская пресса в Латвии // Завтра. 1933. № 1. С. 2.] Евреи разрушили Россию, и теперь у них созрели такие же планы насчет Европы.[Катков Мих. Их фронт // Завтра. 1933. № 4. С. 4.] А роль Советского Союза? Ее лидер Сталин был подозрительно похож на еврея — не является ли евреем и он?.. Зато Кормчий обрадовался успехами Гитлера и его партии в Германии.
Из номера в номер в газете «Завтра» печатался роман Е. А. Шабельской «Сатанисты XX века». Впервые опубликованный в 1911 г. в журнале «Колокол», он был в следующем году выпущен в виде книги и забыт, пока Кормчий не понял его близости собственным взглядам. Книга «Сатанисты XX века» вышла в трех частях в Риге (1934-1936) с предисловием Кормчего. По его словам, Шабельская (1855-1917) была талантливой, но «заживо погребенной» писательницей (не видел ли он тут параллели со своей собственной судьбой?), а ее роман заслуживал широкого распространения, так как в нем ясно демонстрировалось, в чьих (т. е. в «жидомасонских») руках русская печать была до революции и кто, таким образом, подготовил события 1917 г. Захватив в свои когти Россию, масоны, «самая зловещая в мире организация», теперь стремились к мировому господству, предупреждал Кормчий. Термин «орудие» опять прозвучал в связи с литературой: «Сатанисты XX века» являлись книгой-орудием, направленной против «заклятого врага» христианского мира.[Кормчий Л. Воскресший из заживо погребенных // Шабельская Е. А. Сатанисты XX века. Рига, 1934. www.rus-sky.com/history/library/shabelsk/]
После семи месяцев существования и выхода 28 номеров в мае 1934 г. газета «Завтра» в связи с государственным переворотом К.Ульманиса была закрыта.[ Абызов Ю., Тименчик Р. История одной мистификации... С. 112.] После этого мы уже редко сталкиваемся с фамилией Кормчий, как и с другими псевдонимами литератора. Время журналистской работы закончилось, и поток новых художественных произведений навсегда иссяк. О материальном положении Кормчего в этот период можно судить по рекламе, помещенной в книге Шабельской в 1934 г.: «Редактирование романов, рассказов, стихотворений и всякого рода сочинений. Теория и практика газетно-журнального дела — лично и заочно. Отзывы о произведениях. Советы начинающим авторам. Л. Кормчий. Rigā, Bazinicas ielā 15, dz. 2».[ Шабельская, Е. Сатанисты XX века. С. 144.]
В середине 1930-х гг. Кормчий написал предисловия к стихотворным книгам двух начинающих поэтов — Антона Суткевича («Искры от станка»)[Суткевич А. Искры от станка: Стихи. / Предисл. Л. Комчего. Riga: Mir, 1935.] и Елены Кирштейн («Кристаллы грез»)[Кирштейн Е. Кристаллы грез: Стихи / Предисл. Л. Комчего. Riga: Perfekt, 1936.]. Оба быстро пропали с литературной сцены и остались неизвестными публике, но заметная роль Кормчего в их краткой карьере все-таки говорит о том, что он к тому времени еще не растерял всего своего авторитета, оставаясь различимой фигурой в литературной жизни русской Латвии. Кирштейн он хвалил за то, что она «в долгие годы русского мрака и хаоса» сумела сохранить в своей душе «солнце России». В ее стихотворениях среди некоторых признаков дилетантизма он находил, тем не менее, совершенство формы, музыкальность и непосредственность и— главное — неугасимое чувство Родины.[Кормчий Л. [Предисловие] // Кирштейн Е. Кристаллы грез. Стихи. Рига: К. Е. Krastina, 1936. С. 5-6.] Как видно, любовь к России была жива и у Кормчего.
После этого мы теряем Кормчего из виду на целые три года.[На сайте www.russianresources.lt/archive/Korm/Korm_0.html говорится, что Кормчий в 1936-1937 гг. был одним из основных авторов русской нацистской газеты «Новое Слово» (Берлин).] Он появится только в конце 1939 г., когда с женой и дочерью 17 декабря вместе с немцами-репатриантами добровольно уедет из Латвии в Германию.[Izceļojušo vācu tautības pilsoņu sarakts. Ziņas par personām, kas izcelojušas saskaņā ar līgumu par vācu tautibas Latvijas pilsoņu pārvietošanu uz Vāciju. (Lik. kr. 1939. g. 176.). Riga: Iekšlietu ministrijas Administration, 1940. C. 783. Абызов Ю. Русское печатное слово в Латвии. 1917-1944 гг. Stanford 1990, Stanford Slavonic Studies. Vol.3, №2. Ч. II. Д-Л. С. 298. Абызов Ю., Тименчик Р. История одной мистификации... С. 114.] В своей газете «Завтра» он уже успел похвалить фашизм Гитлера, и переезд в Германию означал перемещение в своего рода идеальное государство. В то же время Кормчий был принужден скорым образом спасаться от Красной армии и советских органов, уже готовивших захват Латвии. Кормчего и его семью переселяют в окупированную Польшу, в г. Лодзь (тогда Литцманнштадт), где он «служил» вплоть до своей смерти предположительно в 1944 г.[Абызов Ю. (публ.). Письмо репатрианта // Балтийский архив. Таллинн, 1997. Т. 1. С. 284; Абызов Ю. Русское печатное слово в Латвии//Балтийский архив. Таллинн, 1997. Т. 2. С. 142. Профессор Темира Пахмусс без указания Источника утверждает, что Кормчий вскоре освободился от своих иллюзий Насчет фашизма и стал бороться против «безумства Гитлера» своим пером и умер в Западной Германии (Pachmuss Т. Russian Literature in the Baltic between the World Wars. C. 31). Утверждение неубедительное.]
Так закончился сложный путь Л. Кормчего от социализма к нацизму, от революционного рвения к глубокой реакции. На протяжении всей жизни его неизменным кредо оставались желание идентифицировать «зло», мешающее общественному развитию, требование его уничтожения и в конце концов преображения жизни. Литературе в этой борьбе отводилась важная роль. Кормчий был человеком крайностей, причем за его идеологическими взглядами и политическими установками часто улавливаются сугубо личные, мелкие стремления. За тридцатилетнюю службу в литературе он только раз, в 1918-1919 гг., достиг видной позиции в культурной жизни. Прославился он, однако, не своими произведениями, а благодаря радикальной литературной программе. Кормчий чутко уловил настроение момента и сумел удачно выразить его на языке времени. Насколько он верил во взгляды, изложенные в «Правде» и в журнале «Красные зори», сказать трудно, но в любом случае эти выступления обеспечили ему прочное место в истории созидания советской детской литературы.
@темы: статьи, биография, "Убить Чарскую...", Кормчий,Л
