Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
О чем писал "Белый Лотос"
Недавно мы рассказали о прототипе Креолки из автобиографических повестей Чарской. Им была Зоя Бухарова, учившаяся в Павловском институте (вероятнее всего, вместе с Лидой Вороновой) и выпустившая впоследствии сборник стихов. Так что поэтесс в их классе насчитывалось по крайней мере... три, ведь была еще и Ольга Елистратова — в книгах Чарской Ольга Елецкая по прозвищу Елочка, "пушкинская Татьяна" или Белый Лотос.
Предо мною бледное до прозрачности, маленькое личико, с сине-зелеными, неестественно ярко горящими глазами под ровными дугами черных бровей. Пышные, непокорные черные волосы, сухие и мягкие, оттеняют своей черной копной это бледное лицо, милое, знакомое лицо...
"Белый Лотос" остался верен себе и своим вкусам. Таинственно-мистическая, мечтательная душа Ольги Елецкой, нашей Елочки, какой она была в институте, осталась и теперь такою же нежной подругой всего необыкновенного, красиво-таинственного...
О ней и хотелось бы сказать пару слов сегодня.
Пару слов — потому что о ней нет практически никакой информации. Архивные документы оконченных ею учебных заведений хранят лишь настоящее имя и несколько фактов биографии: в 1893 году выпустилась из Павловского института, в 1897 году поступила на первый курс Императорского петербургского театрального училища, в 1900 году получила заветный аттестат.
В 1901 году рецензент журнала "Театр и искусство" одобрительно отозвался о ее игре в спектакле "Ледяная пучина" по роману Уилки Коллинза (в этой же постановке участвовала, кстати, Александра Лачинова, выведенная в повести Чарской "Цель достигнута" как Саня Орлова):
Лачинову в будущем ожидало еще немало ролей, а имя Елистратовой вскоре пропало с театральных афиш.Однако в 1902 году молодой актер Борис Глаголин (тоже изображенный в повести Чарской "Цель достигнута" — под именем Бориса Коршунова) опубликовал пьесу собственного сочинения "Без страха и упрека" — "Героический эпизод из феодальных времен, в трех картинах, в прозе и стихах". Соавтором была указана Ольга Федоровна Елистратова-Мар. Происхождение псевдонима тоже загадочно: Мар — "море" по-испански? Дух ночи из славянских мифов? Героиня драмы Гауптмана "Одинокие"? (Герхарт Гауптман был тогда в моде; в книгах Чарской "Лесовичка" и "Во власти золота" ставят его пьесу "Потонувший колокол"). В любом случае, "Елочка" остановилась именно на ней и в последующие годы печаталась, уже самостоятельно, как Ольга Мар.
В повести "Цель достигнута" Чарская описывает сочинения подруги так:
Ольга пишет красивые звучные стихи о темных ночах Востока, о белых лотосах и соловьях.
Но едва ли не большее число ее стихотворений, которые дошли до наших дней, посвящены не любви и природе, а свободе и борьбе — что, впрочем, не так удивительно, если учитывать время их написания. Середина 1900-х годов — это волнения, забастовки, восстания, уличные бои, политические убийства и казни революционеров, сходки, обыски, аресты и разговоры о созыве Государственной думы. Охватившие общество настроения передались и Ольге Мар. Правда, она была скорее восхищена красотой идей, чем конкретными событиями или личностями. В ее стихах почти нет отсылок к российским реалиям тех лет. Только в одном из стихотворений мелькает "нагайка" (оружие, применявшееся казаками для разгона демонстраций), а другое названо "27 апреля 1906 года" — это дата открытия Первой думы, от которой ждали, помимо прочего, и амнистии для политических заключенных.
"Из темниц борцы народа в храм идут с цветами мая" — настоящие революционеры, в большинстве своем убежденные атеисты, вряд ли восприняли бы эти строки всерьез, но Мар рисовала себе именно такую картину. Для нее свобода была неразрывно связана с Богом.
А в других стихах звучали и вовсе романтические, сказочные мотивы: "брат-рабочий" наивно представлялся ей кем-то вроде античного героя-красавца, которого забрасывает цветами восторженная толпа, революция — могучим великаном, а свобода — прекрасной феей или царицей волшебной страны.
Гладкие, но грешившие повторами и "красивостями", эти стихи были далеко не шедеврами, однако такие издания как "Шут", "Пробуждение", "Молния", "Родина" охотно публиковали их — хотя бы за то, как в них отражался дух времени.
О журнале "Шут" стоит рассказать подробнее: его редактором, а также самым активным автором, была дама по имени Вера Языкова, в прошлом актриса. Из-под ее пера выходили тексты самого разного характера: эпиграммы, фельетоны, обзоры спектаклей, лирические миниатюры — и эмоциональные статьи о "язвах общества". Естественно, она нередко касалась проблем театральной среды. Но была и еще одна тема, к которой Языкова возвращалась не раз — женские институты, возмущавшие ее своими порядками. Скорее всего, и в этом случае она писала о том, что испытала сама. Если так и было, можно представить себе, как легко они поладили с Ольгой, прошедшей тот же самый путь (институтка — актриса — литератор).
Вот три очень горьких статьи Веры Языковой — о тех кругах, где вращались и Мар, и Чарская, и (видимо) она сама: о самоубийствах в Смольном институте, о печальной судьбе актрисы, бывшей институтки, и о том, почему оставила сцену талантливая артистка Александринского театра.
Многие писатели и поэты приветствовали Февральскую революцию, и "Белый Лотос", кажется, был в их числе. Трагические стихи о еврейском погроме она озаглавила "из прошлого", словно желая сказать, что эпоха насилия и зла уже позади, а свое старое стихотворение "Юный и прекрасный" переделала. Раньше герой находился в пути, теперь же триумфально вступил на улицы большого города "с песней Воскресенья".
Эти стихи появились в номерах 3 и 4 журнала "Пробуждение" за 1917 год. Издание продержится еще два месяца, после чего закроется. То же самое произойдет и с многими другими журналами, газетами, издательствами... Приметы старого, привычного мира исчезали одна за другой.
Судьба Ольги Елистратовой-Мар после 1917 года неизвестна.
Но прежде чем завершить рассказ о ее творчестве, стоит упомянуть еще один важный мотив — материнство, любование маленьким ребенком, беспокойство за его судьбу:
С таким нежным отношением к детям поэтесса не могла не попробовать написать что-то и для юных читателей. Ее стихи и сказки регулярно появлялись в "Друге детей" — приложении к журналу "Родина".
Легенда "Молитва мальчика Даниила на поле битвы", написанная ритмической прозой
Рождественская сказка "Девочка с золотыми волосами" — еще один отклик на события Первой мировой войны
Рассказ "Что снилось маленькой Лу в зимнюю ночь"
Сказка "Солнечный мальчик" (грустная история о жестокости и неблагодарности. Подписана она, кстати "Мар. Елистратова" — видимо, как Чарскую иногда "разбавляли" "Алексеем Лидиевым").
Сказка "Тиана" (тоже под именем Мар. Елистратовой, возможно, потому, что на тех же страницах Ольга Мар уже фигурирует как автор стихотворения "Царевич-май")
И еще одно стихотворение — "Привет маме"
"Друг детей", к слову, печатал и Чарскую. Вот фото сентябрьского выпуска за 1916 год, где вышло продолжение рассказа "Макака".
А Мар, в свою очередь, успела посотрудничать с "Задушевным Словом", когда-то прославившим Чарскую. В том же 1916 году в виде приложения к журналу была выпущена "рождественская пьеска" "Сон Галюни", а в 1917-м в одном из выпусков поместили заметку:
Десятилетие гимназии
Недавно исполнилось десятилетие одного из лучших столичных средне-учебных заведений — гимназии Могилянской. На торжестве, устроенном по случаю юбилея, сотрудница "Задушевного Слова" Ольга Мар прочла следующее стихотворение:
Шлю привет я тем, кто семя
Знанья светлого бросает,
Кто детей на путь широкий
Правды вечной направляет.
Шлю привет сердцам, как небо —
Неподкупным, детски-чистым...
Знамя истины прекрасной
Весь свой путь несут тернистый.
И чем больше кругом мрака
И вражды и дикой злобы,
Тем светлей и лучезарней
Их сердца горят до гроба.
Шлю привет создавшим стены,
Средь которых дети дышат
Свежим воздухом свободы,
Где неправды не услышат.
Шлю привет стенам, где веет
Мысль поэта золотая,
Где Толстой царит великий,
Светлый дом благословляя.
И это не единственные стихи Мар, опубликованные вольфовским изданием.
Также в "Задушевном слове" появлялись образцы ее ритмической прозы.
"Шотландская легенда" "Рыцарь и девушка".
"Сказание златострунной арфы" "Слепой певец и его дочь", вариация на тему известного сюжета о юной певице Миньоне.
"Фантазия" "Отец и дочь".
А рассказы "Латышка Ани" и "Забытая француженка" о тех, в чью жизнь ворвалась война, были напечатаны в 1916 году по соседству с не менее злободневной повестью "Дикарь" авторства Лидии Чарской.
Такое пересечение путей двух поэтесс и писательниц не случайно: дружба Ольги и Лидии продолжалась и во взрослой жизни, после окончания института и драматических курсов. Подтверждением тому служит письмо Наташи, дочери Ольги Мар, размещенное в 1914 году в "Почтовом ящике" "Задушевного слова":
"...моя мама в институте действительно была одной из близких подруг Л.А. Чарской", — сообщала девочка. — "Фамилия моей мамы в институте была — Елистратова, а теперь она пишет стихи и рассказы под фамилией — Ольги Мар. Я часто вижу Л.А. Чарскую; она очень веселая и добрая и очень любит мою маму и мама ее также. Она подарила мне четыре своих книги с трогательными надписями и еще подарила балалайку, и я играю на ней уже несколько песенок. Я знаю еще других институтских подруг моей мамы. Я не читала еще повести "Цель достигнута", но знаю, что там выведена моя мама под фамилией Елецкой, прозванной Лотосом, как и в "Большом Джоне". — Это лето у нас было очень большое горе — умер мой папа. Мы вернулись с дачи только в ноябре, и поэтому я не смогла поступить в этом году в гимназию и со мной занимается пока мама".
Судя по тому, что Наташа упоминает подготовку к гимназии, на момент написания письма ей было 10-12 лет, то есть родилась она примерно между 1902 и 1904 годами. А ее вторая фамилия — Казанская — позволяет с высокой долей уверенности предположить, что отцом девочки и мужем Ольги Мар был известный в то время антрепренер и актер Вениамин Александрович Казанский (1869-1913), руководивший тремя столичными театрами. ("В "Фарсе" предприимчивый антрепренер угождает потребностям смеха. В театре "Модерн" он развлекал публику последним словом электрофотографической техники. В Литейном будет пугать", — писали о нем накануне открытия его третьего проекта в Петербурге — "театра ужасов". Здесь есть статья о Литейном театре, но описания кровавых пьес, которыми Казанский щекотал нервы зрителей, действительно не для слабонервных). Именно Вениамину Казанскому Ольга Мар посвятила стихотворение "Элегия".
Сохранился и портрет адресата этих восторженных строк:
Хочется верить, что широкому кругу читателей Чарской когда-нибудь представится возможность увидеть и саму романтичную "пушкинскую Татьяну". Две фотографии Ольги Мар с дарственной надписью хранятся в РГАЛИ (Российском государственном архиве литературы и искусства), куда попали из личной коллекции драматурга и режиссера Николая Попова.
Отсюда: vk.com/@allcharskaya-o-chem-pisal-bely-lotos
По ссылке - фотографии и стихотворения Ольги Мар.
Недавно мы рассказали о прототипе Креолки из автобиографических повестей Чарской. Им была Зоя Бухарова, учившаяся в Павловском институте (вероятнее всего, вместе с Лидой Вороновой) и выпустившая впоследствии сборник стихов. Так что поэтесс в их классе насчитывалось по крайней мере... три, ведь была еще и Ольга Елистратова — в книгах Чарской Ольга Елецкая по прозвищу Елочка, "пушкинская Татьяна" или Белый Лотос.
Предо мною бледное до прозрачности, маленькое личико, с сине-зелеными, неестественно ярко горящими глазами под ровными дугами черных бровей. Пышные, непокорные черные волосы, сухие и мягкие, оттеняют своей черной копной это бледное лицо, милое, знакомое лицо...
"Белый Лотос" остался верен себе и своим вкусам. Таинственно-мистическая, мечтательная душа Ольги Елецкой, нашей Елочки, какой она была в институте, осталась и теперь такою же нежной подругой всего необыкновенного, красиво-таинственного...
О ней и хотелось бы сказать пару слов сегодня.
Пару слов — потому что о ней нет практически никакой информации. Архивные документы оконченных ею учебных заведений хранят лишь настоящее имя и несколько фактов биографии: в 1893 году выпустилась из Павловского института, в 1897 году поступила на первый курс Императорского петербургского театрального училища, в 1900 году получила заветный аттестат.
В 1901 году рецензент журнала "Театр и искусство" одобрительно отозвался о ее игре в спектакле "Ледяная пучина" по роману Уилки Коллинза (в этой же постановке участвовала, кстати, Александра Лачинова, выведенная в повести Чарской "Цель достигнута" как Саня Орлова):
Лачинову в будущем ожидало еще немало ролей, а имя Елистратовой вскоре пропало с театральных афиш.Однако в 1902 году молодой актер Борис Глаголин (тоже изображенный в повести Чарской "Цель достигнута" — под именем Бориса Коршунова) опубликовал пьесу собственного сочинения "Без страха и упрека" — "Героический эпизод из феодальных времен, в трех картинах, в прозе и стихах". Соавтором была указана Ольга Федоровна Елистратова-Мар. Происхождение псевдонима тоже загадочно: Мар — "море" по-испански? Дух ночи из славянских мифов? Героиня драмы Гауптмана "Одинокие"? (Герхарт Гауптман был тогда в моде; в книгах Чарской "Лесовичка" и "Во власти золота" ставят его пьесу "Потонувший колокол"). В любом случае, "Елочка" остановилась именно на ней и в последующие годы печаталась, уже самостоятельно, как Ольга Мар.
В повести "Цель достигнута" Чарская описывает сочинения подруги так:
Ольга пишет красивые звучные стихи о темных ночах Востока, о белых лотосах и соловьях.
Но едва ли не большее число ее стихотворений, которые дошли до наших дней, посвящены не любви и природе, а свободе и борьбе — что, впрочем, не так удивительно, если учитывать время их написания. Середина 1900-х годов — это волнения, забастовки, восстания, уличные бои, политические убийства и казни революционеров, сходки, обыски, аресты и разговоры о созыве Государственной думы. Охватившие общество настроения передались и Ольге Мар. Правда, она была скорее восхищена красотой идей, чем конкретными событиями или личностями. В ее стихах почти нет отсылок к российским реалиям тех лет. Только в одном из стихотворений мелькает "нагайка" (оружие, применявшееся казаками для разгона демонстраций), а другое названо "27 апреля 1906 года" — это дата открытия Первой думы, от которой ждали, помимо прочего, и амнистии для политических заключенных.
"Из темниц борцы народа в храм идут с цветами мая" — настоящие революционеры, в большинстве своем убежденные атеисты, вряд ли восприняли бы эти строки всерьез, но Мар рисовала себе именно такую картину. Для нее свобода была неразрывно связана с Богом.
А в других стихах звучали и вовсе романтические, сказочные мотивы: "брат-рабочий" наивно представлялся ей кем-то вроде античного героя-красавца, которого забрасывает цветами восторженная толпа, революция — могучим великаном, а свобода — прекрасной феей или царицей волшебной страны.
Гладкие, но грешившие повторами и "красивостями", эти стихи были далеко не шедеврами, однако такие издания как "Шут", "Пробуждение", "Молния", "Родина" охотно публиковали их — хотя бы за то, как в них отражался дух времени.
О журнале "Шут" стоит рассказать подробнее: его редактором, а также самым активным автором, была дама по имени Вера Языкова, в прошлом актриса. Из-под ее пера выходили тексты самого разного характера: эпиграммы, фельетоны, обзоры спектаклей, лирические миниатюры — и эмоциональные статьи о "язвах общества". Естественно, она нередко касалась проблем театральной среды. Но была и еще одна тема, к которой Языкова возвращалась не раз — женские институты, возмущавшие ее своими порядками. Скорее всего, и в этом случае она писала о том, что испытала сама. Если так и было, можно представить себе, как легко они поладили с Ольгой, прошедшей тот же самый путь (институтка — актриса — литератор).
Вот три очень горьких статьи Веры Языковой — о тех кругах, где вращались и Мар, и Чарская, и (видимо) она сама: о самоубийствах в Смольном институте, о печальной судьбе актрисы, бывшей институтки, и о том, почему оставила сцену талантливая артистка Александринского театра.
Многие писатели и поэты приветствовали Февральскую революцию, и "Белый Лотос", кажется, был в их числе. Трагические стихи о еврейском погроме она озаглавила "из прошлого", словно желая сказать, что эпоха насилия и зла уже позади, а свое старое стихотворение "Юный и прекрасный" переделала. Раньше герой находился в пути, теперь же триумфально вступил на улицы большого города "с песней Воскресенья".
Эти стихи появились в номерах 3 и 4 журнала "Пробуждение" за 1917 год. Издание продержится еще два месяца, после чего закроется. То же самое произойдет и с многими другими журналами, газетами, издательствами... Приметы старого, привычного мира исчезали одна за другой.
Судьба Ольги Елистратовой-Мар после 1917 года неизвестна.
Но прежде чем завершить рассказ о ее творчестве, стоит упомянуть еще один важный мотив — материнство, любование маленьким ребенком, беспокойство за его судьбу:
С таким нежным отношением к детям поэтесса не могла не попробовать написать что-то и для юных читателей. Ее стихи и сказки регулярно появлялись в "Друге детей" — приложении к журналу "Родина".
Легенда "Молитва мальчика Даниила на поле битвы", написанная ритмической прозой
Рождественская сказка "Девочка с золотыми волосами" — еще один отклик на события Первой мировой войны
Рассказ "Что снилось маленькой Лу в зимнюю ночь"
Сказка "Солнечный мальчик" (грустная история о жестокости и неблагодарности. Подписана она, кстати "Мар. Елистратова" — видимо, как Чарскую иногда "разбавляли" "Алексеем Лидиевым").
Сказка "Тиана" (тоже под именем Мар. Елистратовой, возможно, потому, что на тех же страницах Ольга Мар уже фигурирует как автор стихотворения "Царевич-май")
И еще одно стихотворение — "Привет маме"
"Друг детей", к слову, печатал и Чарскую. Вот фото сентябрьского выпуска за 1916 год, где вышло продолжение рассказа "Макака".
А Мар, в свою очередь, успела посотрудничать с "Задушевным Словом", когда-то прославившим Чарскую. В том же 1916 году в виде приложения к журналу была выпущена "рождественская пьеска" "Сон Галюни", а в 1917-м в одном из выпусков поместили заметку:
Десятилетие гимназии
Недавно исполнилось десятилетие одного из лучших столичных средне-учебных заведений — гимназии Могилянской. На торжестве, устроенном по случаю юбилея, сотрудница "Задушевного Слова" Ольга Мар прочла следующее стихотворение:
Шлю привет я тем, кто семя
Знанья светлого бросает,
Кто детей на путь широкий
Правды вечной направляет.
Шлю привет сердцам, как небо —
Неподкупным, детски-чистым...
Знамя истины прекрасной
Весь свой путь несут тернистый.
И чем больше кругом мрака
И вражды и дикой злобы,
Тем светлей и лучезарней
Их сердца горят до гроба.
Шлю привет создавшим стены,
Средь которых дети дышат
Свежим воздухом свободы,
Где неправды не услышат.
Шлю привет стенам, где веет
Мысль поэта золотая,
Где Толстой царит великий,
Светлый дом благословляя.
И это не единственные стихи Мар, опубликованные вольфовским изданием.
Также в "Задушевном слове" появлялись образцы ее ритмической прозы.
"Шотландская легенда" "Рыцарь и девушка".
"Сказание златострунной арфы" "Слепой певец и его дочь", вариация на тему известного сюжета о юной певице Миньоне.
"Фантазия" "Отец и дочь".
А рассказы "Латышка Ани" и "Забытая француженка" о тех, в чью жизнь ворвалась война, были напечатаны в 1916 году по соседству с не менее злободневной повестью "Дикарь" авторства Лидии Чарской.
Такое пересечение путей двух поэтесс и писательниц не случайно: дружба Ольги и Лидии продолжалась и во взрослой жизни, после окончания института и драматических курсов. Подтверждением тому служит письмо Наташи, дочери Ольги Мар, размещенное в 1914 году в "Почтовом ящике" "Задушевного слова":
"...моя мама в институте действительно была одной из близких подруг Л.А. Чарской", — сообщала девочка. — "Фамилия моей мамы в институте была — Елистратова, а теперь она пишет стихи и рассказы под фамилией — Ольги Мар. Я часто вижу Л.А. Чарскую; она очень веселая и добрая и очень любит мою маму и мама ее также. Она подарила мне четыре своих книги с трогательными надписями и еще подарила балалайку, и я играю на ней уже несколько песенок. Я знаю еще других институтских подруг моей мамы. Я не читала еще повести "Цель достигнута", но знаю, что там выведена моя мама под фамилией Елецкой, прозванной Лотосом, как и в "Большом Джоне". — Это лето у нас было очень большое горе — умер мой папа. Мы вернулись с дачи только в ноябре, и поэтому я не смогла поступить в этом году в гимназию и со мной занимается пока мама".
Судя по тому, что Наташа упоминает подготовку к гимназии, на момент написания письма ей было 10-12 лет, то есть родилась она примерно между 1902 и 1904 годами. А ее вторая фамилия — Казанская — позволяет с высокой долей уверенности предположить, что отцом девочки и мужем Ольги Мар был известный в то время антрепренер и актер Вениамин Александрович Казанский (1869-1913), руководивший тремя столичными театрами. ("В "Фарсе" предприимчивый антрепренер угождает потребностям смеха. В театре "Модерн" он развлекал публику последним словом электрофотографической техники. В Литейном будет пугать", — писали о нем накануне открытия его третьего проекта в Петербурге — "театра ужасов". Здесь есть статья о Литейном театре, но описания кровавых пьес, которыми Казанский щекотал нервы зрителей, действительно не для слабонервных). Именно Вениамину Казанскому Ольга Мар посвятила стихотворение "Элегия".
Сохранился и портрет адресата этих восторженных строк:
Хочется верить, что широкому кругу читателей Чарской когда-нибудь представится возможность увидеть и саму романтичную "пушкинскую Татьяну". Две фотографии Ольги Мар с дарственной надписью хранятся в РГАЛИ (Российском государственном архиве литературы и искусства), куда попали из личной коллекции драматурга и режиссера Николая Попова.
Отсюда: vk.com/@allcharskaya-o-chem-pisal-bely-lotos
По ссылке - фотографии и стихотворения Ольги Мар.