Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Порт-Артурский Вася. Глава 10
С папой. Тяжесть плена. Опять Курукава
Дмитрий Иванович Дягин очень изменился с тех пор, как его не видел Вася. Одетый в японский киримоно, с отросшей бородой, похудевший и осунувшийся за это время плена, бравый солдат весь ожил при виде своего мальчика. Он горячо обнимал Васю и расспрашивал его о житье-бытье в доме доброй Осуги-сан. Мальчик, торопясь и задыхаясь от волнения, рассказывал отцу и о Мияке, и об Азаме, и о куруме Окурэ; а больше всего о доброте Осуги, которая, как родная, заботилась все время о нем.
— Ну, а ты, папочка? Как жилось тебе без меня? — спросил Вася, окончив свой рассказ и тревожно заглядывая в лицо отцу пытливыми, вопрошающими глазами.
— Нехорошо, мой мальчик! — проговорил бедный пленник, поглаживая рукой кудрявую головку сына. — Мне не следовало бы, конечно, говорить тебе это, но как можно скрыть от тебя то, что ты не сегодня-завтра сам увидишь.
Вася тоскливо оглянулся кругом. Они с отцом и еще с другим солдатом-артурцем находились в крошечной комнатке в три шага длиною и столько же шириною. На грязной циновке были набросаны какие-то тряпки, заменяющие постель. В каморке было душно и почти темно. Крошечный бумажный фонарик скупо освещал это помещение, похожее на клетку тюрьмы.
— Бедный мой папочка! — проговорил Вася с дрожью в голосе, потрясенный и взволнованный до слез, —тяжело тебе! А я-то в доме Осуги-сан и не чувствовал нужды и лишений; я был сыт и доволен и не думал о том, как ты нуждаешься в это время.
— Ну, про нас этого нельзя сказать, чтобы мы были довольны, — проговорил Матвей Зарубин, товарищ отца Васи, солдат того же полка, в котором служил Дмитрий Иванович. — Приходится частенько сидеть без обеда, — добавил он с веселой гримасой, желая подбодрить ею и мальчика и себя.
— Ну, полно, братец, — остановил его Васин папа, — не так уж плохо живется, как это кажется тебе. Вот только горько, что от товарищей отделили, да не дают весточку на родину подать… А то жить можно.
— Да можно бы, можно, если бы не Курукава… — проворчал себе под нос дядя Матвей, как называл всегда Зарубина Вася.
— Курукава? — удивленно переспросил мальчик, — уж не тот ли Курукава, который не пускал меня на пароход к папе?
— Тот самый, Васюта, тот самый. Он к нам, видишь ли, представлен как бы вроде надсмотрщика. Не может забыть подлый японец той порции бамбуковых палок, которыми велел его попотчевать твой защитник-офицер, и всячески старается отплатить нам за это, так или иначе.
— Какой гадкий, скверный человек! — с негодованием вскричал Вася и глаза его засверкали гневом.
— Бог с ним, деточка! Он глупый, темный человек, — успокаивал сына Дягин. — Забудь о нем. Или ты не рад, что свиделся со мною?
— И то правда! мне так хорошо, благо ты опять со мною, мой милый, дорогой папочка! — вскричал Вася, бросаясь на шею отца. — А теперь, смотри-ка, чем я могу угостить и тебя и дядю Матвея, — добавил он почти весело, — чего-чего только не надавала мне с собой добрая Осуга-сан! — И говоря это, мальчик разложил перед обоими пленниками бобовые лепешки, рыбу и кастелли, подаренные ему Осугой.
— Ай да Вася! Молодец! Поистине, братец ты мой, царское угощение! — вскричал дядя Матвей, с жадностью накидываясь на еду. — А тем более оно кстати, что сегодня этот скверный япошка Курукава не принес нам обычной порции риса и сухарей.
— Господи! Ты, значит, голоден, папа? — в ужасе всплеснув руками, вскричал Вася, с трудом удерживаясь от слез, — ты не обедал?
— Ну-ну, что за пустяки! — недовольно проговорил его отец, — эка невидаль. Ну, был голоден, теперь сыт буду, благо у тебя тут, видишь, сколько всего наготовлено! На Маланьину свадьбу!
И все трое принялись за еду.
Отсюда: vk.com/@-215751580-vasya10
С папой. Тяжесть плена. Опять Курукава
Дмитрий Иванович Дягин очень изменился с тех пор, как его не видел Вася. Одетый в японский киримоно, с отросшей бородой, похудевший и осунувшийся за это время плена, бравый солдат весь ожил при виде своего мальчика. Он горячо обнимал Васю и расспрашивал его о житье-бытье в доме доброй Осуги-сан. Мальчик, торопясь и задыхаясь от волнения, рассказывал отцу и о Мияке, и об Азаме, и о куруме Окурэ; а больше всего о доброте Осуги, которая, как родная, заботилась все время о нем.
— Ну, а ты, папочка? Как жилось тебе без меня? — спросил Вася, окончив свой рассказ и тревожно заглядывая в лицо отцу пытливыми, вопрошающими глазами.
— Нехорошо, мой мальчик! — проговорил бедный пленник, поглаживая рукой кудрявую головку сына. — Мне не следовало бы, конечно, говорить тебе это, но как можно скрыть от тебя то, что ты не сегодня-завтра сам увидишь.
Вася тоскливо оглянулся кругом. Они с отцом и еще с другим солдатом-артурцем находились в крошечной комнатке в три шага длиною и столько же шириною. На грязной циновке были набросаны какие-то тряпки, заменяющие постель. В каморке было душно и почти темно. Крошечный бумажный фонарик скупо освещал это помещение, похожее на клетку тюрьмы.
— Бедный мой папочка! — проговорил Вася с дрожью в голосе, потрясенный и взволнованный до слез, —тяжело тебе! А я-то в доме Осуги-сан и не чувствовал нужды и лишений; я был сыт и доволен и не думал о том, как ты нуждаешься в это время.
— Ну, про нас этого нельзя сказать, чтобы мы были довольны, — проговорил Матвей Зарубин, товарищ отца Васи, солдат того же полка, в котором служил Дмитрий Иванович. — Приходится частенько сидеть без обеда, — добавил он с веселой гримасой, желая подбодрить ею и мальчика и себя.
— Ну, полно, братец, — остановил его Васин папа, — не так уж плохо живется, как это кажется тебе. Вот только горько, что от товарищей отделили, да не дают весточку на родину подать… А то жить можно.
— Да можно бы, можно, если бы не Курукава… — проворчал себе под нос дядя Матвей, как называл всегда Зарубина Вася.
— Курукава? — удивленно переспросил мальчик, — уж не тот ли Курукава, который не пускал меня на пароход к папе?
— Тот самый, Васюта, тот самый. Он к нам, видишь ли, представлен как бы вроде надсмотрщика. Не может забыть подлый японец той порции бамбуковых палок, которыми велел его попотчевать твой защитник-офицер, и всячески старается отплатить нам за это, так или иначе.
— Какой гадкий, скверный человек! — с негодованием вскричал Вася и глаза его засверкали гневом.
— Бог с ним, деточка! Он глупый, темный человек, — успокаивал сына Дягин. — Забудь о нем. Или ты не рад, что свиделся со мною?
— И то правда! мне так хорошо, благо ты опять со мною, мой милый, дорогой папочка! — вскричал Вася, бросаясь на шею отца. — А теперь, смотри-ка, чем я могу угостить и тебя и дядю Матвея, — добавил он почти весело, — чего-чего только не надавала мне с собой добрая Осуга-сан! — И говоря это, мальчик разложил перед обоими пленниками бобовые лепешки, рыбу и кастелли, подаренные ему Осугой.
— Ай да Вася! Молодец! Поистине, братец ты мой, царское угощение! — вскричал дядя Матвей, с жадностью накидываясь на еду. — А тем более оно кстати, что сегодня этот скверный япошка Курукава не принес нам обычной порции риса и сухарей.
— Господи! Ты, значит, голоден, папа? — в ужасе всплеснув руками, вскричал Вася, с трудом удерживаясь от слез, — ты не обедал?
— Ну-ну, что за пустяки! — недовольно проговорил его отец, — эка невидаль. Ну, был голоден, теперь сыт буду, благо у тебя тут, видишь, сколько всего наготовлено! На Маланьину свадьбу!
И все трое принялись за еду.
Отсюда: vk.com/@-215751580-vasya10