"Мадмуазель Муму". Продолжение

[silent-gluk]

Л.Чарская
МАДМУАЗЕЛЬ МУМУ (окончание)

Глава XI
ОГОНЬКИ В ЛЕСУ

Кучера не жалели лошадей и погоняли их во всю. Экипажи мчались довольно быстро, далеко опередив возы с имуществом и прислугой.
Кроевские уже находились на полпути между Запольем и железнодорожной станцией, где они должны были сесть в поезд. Вдруг кучер Евграф подтолкнул сидевшего подле него на козлах Сашу.
— Глядите-ка, барчонок, никак огни светятся там впереди! Эвона в лесу огни, честное слово!
Саша вздрогнул от неожиданности и впился глазами в глубину леса.
Действительно, далеко-далеко, среди темных зарослей кустов и деревьев ярко мелькали огни, на небольшом расстоянии один от другого.
Саша обернулся и сообщил отцу шёпотом о подозрительных огнях. Но сидевшие в экипаже услышали его слова.
— Огни! Какие огни? Остановись, Евграф! — встревожилась бабушка и за нею Наталья Владимировна.
О тревоге узнали и в следующем экипаже.
— Где огни! Германские огни! Ой, боюсь, ой, страшно! Ой, не поеду дальше! — закричала Кира.
Василек проснулся от этого крика и заплакал.
— Перестаньте! Чего волноваться! — старался успокоить всех Константин Николаевич. — Я сейчас узнаю, кто там.
И выйдя из экипажа, Константин Николаевич направился было в глубь леса.
— Нет, нет! Я не пущу тебя! — вырвалось из груди Натальи Владимировны, и она схватила мужа за руку.
— Не пустим, не пустим папочку! — закричали и дети.
— Ну, в таком случае отпустите меня. Я пойду узнать в чем дело, — проговорил твердым голосом Саша.
Но тут все так дружно запротестовали, что мальчик сконфузился и остался сидеть в экипаже.
— Ехать теперь дальше опасно, — сказала Анна Власьевна. — Бог знает, что ждет впереди. Может быть, лучше задержаться тут до рассвета, а потом уже тронуться к станции. Может быть, к утру германцы уйдут отсюда...
Совет Анны Власьевны был принят Константином Николаевичем. Он отдал приказ Евграфу. Тот свернул на поляну. За первым экипажем последовал второй, а затем и телеги. Здесь, на полянке, Кроевские расположились.
Дети были в восторге от решения провести ночь в лесу. Такого удовольствия им еще не приходилось испытать; благодаря ему, они совершенно позабыли об опасности и весело засуетились вокруг остановившихся экипажей и возов.

Глава XII
НОВЫЙ ПОДВИГ МАРГО

В лесной чаще было, действительно, более безопасно, нежели в другом месте. Так как было решено до утра не трогаться с места, то выпрягли лошадей и пустили их пастись на полянке. Прислуга достала с возов корзинки с провизией, развернула под развесистым деревом ковер и приготовила холодный ужин.
Дети поели с большим аппетитом, а затем забрались в экипажи и уселись поудобнее спать. За ними устроились кое-как на ночь и взрослые.
Потушили фонари, привязали к деревьям лошадей, и в лесу наступила полная тишина.
Все скоро и крепко заснули, утомленные дорогой и пережитыми за этот день волнениями.
Не спала только одна Марго. В голове у неё бродили тревожные мысли. Она думала об огнях, мерцавших там, огнях, которые напугали их всех и лишили возможности ехать дальше. Эти огоньки, светящиеся и сейчас сквозь чащу, беспокоили Марго больше, чем других. Ей во что бы то ни стало хотелось узнать, что это за огни и нет ли какой-либо опасности для их дальнейшего пути.
«Может быть, там, действительно, германское войско, которое может забрать всех нас в плен? — думала Марго. — Хорошо было бы убедиться. Недаром же сам Константин Николаевич и Саша так стремились пойти туда узнать, в чем дело. Но их не пустили. Они слишком дороги родной семье, чтобы им можно было рисковать свободой, а может быть, и жизнью. Другое дело, если это сделаю я. Я никому не нужна, никому не дорога. Если что-нибудь случится со мною, никто не будет особенно плакать и горевать по мне. А если удастся разведать все хорошенько и принести сведения Кроевским, тоя окажу этим большую услугу добрым людям, приютившим меня у себя в доме, как родную. Да, конечно, я попытаюсь помочь им, чем только могу».
И совершенно забыв о той опасности, которой она подвергает себя, Марго быстро и бесшумно поднялась со своего места в экипаже и спрыгнула на землю.
Люди крепко спали на свежем чистом воздухе. Лошади мирно пощипывали траву. Слышался богатырский храп кучеров. А там, где-то далеко, сквозь листву деревьев, мелькали те же огни и точно манили, звали к себе.
Девочка стала медленно пробираться к тому месту, где вся семья ужинала перед отдыхом. Она помнила, что там на ковре остался электрический фонарик, который ей может сослужить сейчас службу. Через несколько минут он был уже в руках Марго, и она бегом пустилась вперед.

Глава XIII
МАРГО В ЛЕСУ

Марго шла, чуть не бежала, ловко отстраняя ветки деревьев и кустов, преграждавших ей дорогу.
Крепко зажав в руке фонарь, она нажимала кнопку и открывала свет только тогда, когда это было крайне необходимо. Ее не останавливали попадавшиеся на каждом шагу кочки и пни.
Как ни быстро подвигалась Марго, огоньки все не делались ближе; они по-прежнему казались такими же далекими звездочками, как и раньше. Должно быть, они горели где-то очень далеко.
Наконец, совсем выбившись из сил, Марго решила присесть и немного отдохнуть. Посидев минут пять, она снова пустилась в путь, и скоро, к великой своей радости, заметила, что лес сильно редеет. Теперь огоньки, казалось, светились совсем близко.
— Деревня! — чуть ли не воскликнула от радости Марго, увидев ряд темных изб впереди.
И тотчас же где-то близко, близко послышался треск сухих веток и прямо перед Марго, словно из-под земли, выросла небольшая мохнатая лошаденка и всадник в высокой папахе, ловко сидевший в седле.
— Стой! Кто идет? — услышала девочка над самой своей головой.
— Батюшки! Да откуда такая малюсенькая взялась в лесу ночью! — услышала девочка грубовато-ласковый голос, и не успела опомниться, как чьи-то сильные руки подняли ее на воздух. Скоро появились и другие всадники.
— Неси ее, братцы, к командиру. Ишь испужалась, сердешная, мудрено ль! Одна одинешенька в лесу. И как это родители отпустили! — раздались кругом голоса.
Марго незаметно для себя самой очутилась на руках высокого плечистого человека в лихо заломленной набекрень папахе. Кругом были такие же люди в папахах. Марго догадалась, что это казаки. Она не раз видела этих удальцов на картинках и нисколько не испугалась их сейчас.
— Как ты попала сюда в лес? Где твои родные? Как они отпустили тебя одну? — услышала девочка новый голос и через минуту увидела молодого казачьего офицера, подошедшего к ней.
— Где вы нашли эту крошку, братцы? — прибавил он, обратившись к столпившимся вокруг девочки солдатам.
Но Марго не дала ответить державшему ее на руках казаку. Она рванулась, соскочила с его рук на землю и быстро-быстро принялась рассказывать начальнику отряда о том, как на «Заполье» напали германцы, как семья Кроевских должна была бежать из именья, как они увидели ночью огни и, из опасения попасть в руки врагов, заночевали в лесной чаще.
Офицер внимательно выслушал девочку, ласково погладил ее по голове и сказал:
— Как видишь, огни, которые вас напугали, — наши костры. Хорошо, что ты забралась сюда к нам. Отдохни и погрейся у костра, а мы тем временем соберемся в путь выручать усадьбу Кроевских.
Теперь Марго успокоилась и повеселела, поняв, что Кроевским не грозит теперь никакая опасность, что они смогут поехать дальше, к железнодорожной станции.
И еще больше обрадовалась Марго, когда узнала, что русские солдаты пойдут выгонять германцев из «Заполья» и, может быть, Кроевские смогут снова вернуться в свое родное гнездо.

Глава XIV
НЕОЖИДАННОЕ НЕСЧАСТЬЕ

Еще было довольно темно, когда Константин Николаевич Кроевский проснулся и открыл глаза. Тревога, которая успела улечься немного, пока он спал, снова зашевелилась у него на сердце. Беспокоили его главным образом далекие огни, мерцавшие по-прежнему в чаще, беспокоила и близость неприятеля, хозяйничавшего в «Заполье». Кроме того, до его слуха стали долетать какие-то отдаленные звуки, какой-то топот.
Слух не обманывал Кроевского. С каждой минутой топот и шум делались все слышнее и слышнее; как будто целый отряд двигался по лесной дороге.
«Сюда едут! — подумал Константин Николаевич. — Должно быть, германцы. Если они откроют наше убежище — мы пропади. Заберут всех нас в плен».
В это время шум так усилился, что проснулись все остальные.
— Господи! — громко вздохнула Анна Власьевна.
— Мы пропали! — вырвалось из груди Натальи Владимировны, и она прижала к себе заплакавших от страха Киру и Василька.

***
— Ни с места! — послышалась немецкая речь, и испуганные путники увидели перед собою лошадиные морды и несколько десятков направленных на них сабель.
Высокий офицер в каске соскочил с лошади и, все еще держа саблю наготове, подошел к Константину Николаевичу и спросил:
— Кто вы такой? Почему прячетесь в лесу? Не видели ли вы русских казаков?
Кроевский, понимавший по-немецки, шагнул вперед.
— Я помещик Кроевский, а это — моя семья и служащие у нас люди. Мы принуждены были бежать от вашего отряда, который занял мое именье «Заполье» и...
— И напрасно бежали! Мы не кусаемся и не едим людей! — захохотал офицер. — Ну, да все это вздор! Вы скажите-ка нам лучше, где русские. По вашему лицу отлично вижу, что вы знаете, где находятся ваши казаки.
Константин Николаевич взглянул офицеру прямо в глаза и произнес возмущенным голосом:
— Неужели вы думаете, что, ежели бы я знал, где находятся наши войска, я бы сказал об этом вам, нашему врагу?..
— Мы заставили бы вас сказать... я...
Офицер не докончил начатой фразы, потому что до сих пор молчавшая бабушка Анна Власьевна выступила вперед.
— Отпустите нас, ради Бога, господин офицер, — начала она дрожащим голосом, обращаясь к офицеру, — мы мирные жители и ничего не знаем.
— А если бы и знали, то ничего бы не сказали! — неожиданно поднял голос стоявший тут же Саша. — Ведь мы — русские и любим нашу родину...
— Ах ты, мальчишка! — сердито крикнул офицер и, схватив хлыст, висевший у него у седла, поднял его над головою мальчика.
Но Константин Николаевич загородил собою сына.
— Не смейте трогать мальчика! Он вполне прав, и честные слуги родины должны были бы уважать такой смелый ответ, — схватил офицера за руку Кроевский.
— Ну, нечего нам болтать попусту! — сказал, опустив руку с хлыстом, германец. — Лучше ответьте мне, согласны вы указать мне место, где находятся русские. Даю вам десять минут на размышление. И если вы не ответите мне правдиво, то жестоко раскаетесь в своем упрямстве.
Сказав это, германский офицер повернулся, отошел к своему отряду и о чем-то заговорил с солдатами.
Константин Николаевич и Саша тем временем старались успокоить своих. Но это им удавалось плохо.
— А где же мадмуазель Муму? Куда она исчезла — неожиданно, среди общего волнения и тревоги, прозвучал голос Саши.
— Правда, где Муму? Что с нею? Куда она пропала? — послышались и другие встревоженные голоса.
Но об исчезновении маленькой француженки скоро забыли. Впереди была гораздо большая опасность.

Глава XV
СПАСЕНИЕ

Между тем германские кавалеристы, которые настигли в лесу семью Кроевских, расположились совсем как дома на лесной поляне и принялись закусывать тем, что нашли у путников.
Константин Николаевич воспользовался этим временем и снова постарался успокоить свою семью. Он говорил, что не следует волноваться, что их, наверное, отпустят на свободу, что, наконец, самое большее, что может случиться, так это то, что их заберут в плен. Однако дети не унимались и продолжали плакать. Их плач раздражал германцев.
— Эй, помолчите вы там! Что за музыка! — крикнул грубо один из офицеров, когда Кира разрыдалась на весь лес.
Но вот, старший офицер поднялся с ковра и подошел к Константину Николаевичу.
— Ну, что же! Скажете вы мне правду? Надумали, наконец? Сколько вы встретили русских и где? — крикнул он громко, глядя в упор на Кроевского.
— Вы уже слышали мой ответ, — проговорил тот, пожав плечами.
— Значит... значит, вы отказываетесь отвечать?
Так как Кроевский не нашел нужным больше возражать, то офицер подозвал к себе двух солдат и тихо приказал им что-то сделать. Те выслушали своего начальника, приложив руки к каскам, потом повернулись на каблуках, подошли к Константину Николаевичу и схватили его за руки.
— Папа! Папочка! Не смейте брать от нас нашего папочку! — закричали дети.
Наталья Владимировна с Анной Власьевой тоже бросились к Кроевскому, но солдаты грубо оттолкнули обеих дам и детей, льнувших к отцу, и насильно потащили Кроевского за ближайшую чащу кустов и деревьев.
И вот в ту минуту, когда они, выхватив из карманов веревки, стали связывать по рукам своего пленника, где-то близко, совсем близко от поляны послышалось громкое удалое гиканье и прозвучал лошадиный топот. И почти одновременно с этим на маленькую лесную поляну вынеслась, как бешеная, на своих конях лихая казачья полусотня, держа пики наперевес.
Немцы, не ожидавшие ничего подобного, с отчаянным криком заметались по поляне. Но, увы! Им нечего было и думать о спасении. Казаки перехватали их всех и обезоружили в один миг.
Молодой казачий офицер первый соскочил с лошади и бросился освобождать связанного Кроевского.
— Как мне благодарить вас за спасение! — произнес растроганный Константин Николаевич, пожимая ему руки.
Но молодой офицер тотчас же возразил ему.
— Не меня благодарите, а одну маленькую девочку, не побоявшуюся добраться до нас среди глубокой ночи. Она сообщила нам, где вы находитесь, и привела нас сюда, к счастью, как раз вовремя.
— Но где же эта девочка? Где? — послышались радостно встревоженные голоса детей и взрослых. — Я здесь! — прозвучал в тот же миг милый знакомый голос, и, при помощи казака, Марго спрыгнула с седла, на котором важно восседала за спиною воина. Смущенная и счастливая, она очутилась среди своих друзей.

Глава ХVI
ПИСЬМО МАРГО К ПОЛЮ РИШАРУ

«Мой дорогой Поль! Если ты и милый старенький дедушка Ришар еще помните и любите вашу малютку Марго, то письмо это несет вам очень радостное, очень приятное известие.
Судьба, наконец, улыбнулась мне, мой милый Поль. Мне удалось оказать небольшую услугу людям, которые так гостеприимно приняли меня в свой дом. За эту услугу меня щедро наградили.
Когда увидимся, я расскажу тебе, в чем моя услуга была. Я долго отказывалась от награды. Но они заставили меня принять, говоря, что я обижу их своим отказом. Я бы осталась у них служить и дальше, но с тех пор, как в усадьбу моих друзей пришли германцы, всей семье пришлось переехать в Петроград и остановиться у родных. А там уже есть другая француженка-гувернантка. К тому же девочки, компаньонкой которых я служила, поступают в школу.
Итак, мой маленький, крепко любимый Поль, я снова еду к вам, мои родные, чтобы уже никогда более не расставаться с вами. Мое желание исполнено: у меня имеются теперь небольшие деньги, на которые я смогу открыть маленькую цветочную мастерскую. Ты помнишь, как искусно изготовляла цветы твоя малютка Марго. Дедушка Ришар теперь получит, наконец, возможность оставить службу, отдыхать спокойно, поправлять свое пошатнувшееся здоровье. Ах, как давно я мечтала об этом. И теперь эта мечта сбылась! Итак, я еду к вам. Еду...
А пока обнимаю вас обоих крепко-крепко. Любящая вас Маргарита»

КОНЕЦ

В журнале была вот такая сноска:
"Кто из читателей пожелает узнать дальнейшую судьбу Марго, пусть прочтет повесть под заглавием «Умница-головка», которая будет печататься с ноября 1915 года на страницах журнала «Задушевное Слово» для младшего возраста".

В прикреплённом файле - 2 и 3 части повести. - vk.com/doc146990166_665316751?hash=LI2rFZSjjHuh...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1644

По ссылке - оригинальная иллюстрация.

@темы: текст, ссылки, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Е.О.Путилова. О феномене Л. Чарской. Окончание

Из книги:
Е. О. Путилова. Детское чтение — для сердца и разума: Очерки по истории детской литературы / Под ред. доктора филологических наук, проф. С. А. Гончарова. СПб: Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, 2005

Но вот юношеское стихотворение М. Цветаевой «Дортуар весной», в нем почти те же впечатления, грустные, горькие.
Неспокойны уснувшие лица,
Газ заботливо кем-то убавлен,
Воздух прян и как будто отравлен,
Дортуар — как большая теплица.
Тихи вздохи
На призрачном свете,
Все бледны
От тоски ль ожиданья,
Оттого ль, что солгали гаданья,
Но тревожны уснувшие дети.
<...>
Кто-то плачет во сне, не упрямо.
Как слабы эти детские всхлипы!
Снятся девочке старые липы
И уснувшая, бледная мама.
Расцветает в душе небылица.
Кто там бродит? Неспящая поздно?
Иль цветок, воскресающий грозно,
Что сгубила весною теплица?
В мемуарах Е. Н. Водовозовой подробно описывается жизнь в стенах другого, Смольного института для благородных девиц, гораздо более респектабельного, чем Павловский. Там были те же «обожания», так же падали в обморок (механика падать в обморок была разработана до тонкостей). Так же ночами «болтали о разных ужасах, привидениях, мертвецах и небывалых страшилищах», а при малейшем скрипе двери так же «с пронзительными криками и воплями, нередко в одних рубашках, бросались из дортуара и неслись по коридору».
Описывая многократно жизнь девушек в институтских стенах, Чарская не осуждает и не клянет ее. В этих описаниях не одна лишь розовая краска. Книги дают глубокое представление о том, как ограничен, как скуден был круг впечатлений девушек. Более чем скромная еда, а подчас и полуголодное существование, грубая одежда, сорок девочек в одном дортуаре, и только счастливчиков навещали и баловали гостинцами. Далеко не все уезжали домой на время каникул. Совсем не сладкими были для многих эти годы. Можно почувствовать, почему с такой отчаянной жаждой одна душа здесь стремилась прилепиться к другой, найти себе опору, друга; понять, почему любая мелочь, нарушавшая монотонное течение времени, перерастала в событие и вызывала неадекватные реакции. Чарская пишет об этом как бы изнутри, не отделяя себя от других, как равноправная со всеми, кто сознавал: для того чтобы здесь выжить, надо было своими усилиями, каким угодно образом сделать эту жизнь более привлекательной, более приемлемой, чем она была на самом деле. Лишь в одной из позднейших повестей («Юность Лиды Воронской») Чарская с горечью говорит: «Все это обожанье, беготня за учителем — все это чушь, безделье, глупость одна... Заперты мы здесь в четырех стенах, ни света Божьего, ни звука до нас не доходит...»
Есть в институтских книгах Чарской один сюжет, который обращает на себя особенное внимание и обнаруживает, что и на эту замкнутую жизнь, и на ту, что шла в совсем другом мире — мужской гимназии, распространялись какие-то общие законы. Так же как во всех книгах о гимназии, герои Чарской вступали в различные конфликты с учителями, так же складывалась ситуация, когда на одной стороне был ненавистный учитель, а на другой — доведенный до крайности ученик. Совпадало даже «орудие мести» — булавка, которая втыкалась в стул учителю. С той лишь разницей, что в «мальчишеских» книгах учитель успевал сесть на стул и «орудие мести» попадало по назначению, у Чарской учитель сначала предусмотрительно брался за стул рукою и кровь текла, таким образом, по его высоко поднятой ладони. Сходилось и все остальное: точно так же, несмотря на угрозы начальницы института, девушки молчали при допросе, но имя виновной, увы, выяснялось; ее ждало общепринятое наказание — исключение из учебного заведения.
С этого момента начиналось расхождение между гимназической повестью и книгами Чарской. Гимназическая повесть не задерживалась долго на этом эпизоде, повествование шло дальше. Чарская, напротив, останавливалась надолго, исследовала его глубоко и подробно. Известный сюжет приобретал новое решение: то, что было финалом в большинстве книг, становилось в институтских повестях только началом, эпицентр перемещался с истории «преступления» на историю «наказания». Тут-то и вступало в свои права присущее Чарской умение сплести в один клубок самые разные драматические события, проявлялась особенная ее способность провести своих героев через душевные испытания, заставить их многажды взойти на голгофу. Хватило, казалось бы, тех мук и угрызений совести, которые испытывают девочки из-за «виноватой» Маруси Запольской («Люда Влассовская»): все знают, что «волчий билет» лишает девушку и ее бедствующего отца последней надежды на кусок хлеба. Внимание сорока одноклассниц и самой Маруси сосредоточено полностью и только на ее беде. Но известие более страшное повергает всех в бездну несравнимых переживаний: учителю угрожает смерть и роковая роль принадлежит булавке.
Мастер не только закручивать пружину, но и раскручивать ее, Чарская сначала доводит ее до последнего поворота и только тогда, не раньше, чем доведенные до лихорадочного состояния девушки дойдут в своем раскаянии, в своих молитвах и слезах до крайнего предела, начнет ее отпускать. Появится вдруг первое известие: учителю лучше, за ним второе, третье, и наконец наступит день его урока. И чем сильнее были страдания, тем громче радость, ликование, восторг. Для обеих сторон наступит час общего примирения, взаимного прощения, душевного подъема — того урока словесности, который останется в их памяти на всю жизнь.
Здесь пути героев Чарской и гимназических повестей окончательно разойдутся. Выдав невольно имя ученика, учинившего расправу над учителем, и испытав на себе сначала презрение директора гимназии, а потом — еще большее — товарищей, Тема Карташов выйдет из этой истории сломленным человеком (Н. Г. Гарин-Михайловский. «Детство Темы»). Приговоренный к унизительному наказанию, напрасно всеми силами души будет молить о чуде герой повести А. Куприна «Кадеты». Чарская делает это чудо возможным: исходя изначально из одного и того же сюжета, она развивает и расширяет его, подключает дополнительные линии, дает, в частности, возможность одному «лагерю» проникнуть в другой, «враждебный» (не раз ее девочки с удивлением и сочувствием обнаружат, насколько скромно, подчас бедно живут их «враги», насколько сами они зависимы и унижены). Знакомый конфликт выполняет в какой-то мере более глубокую этическую нагрузку. К знакомой формуле преступление— наказание прибавляется важнейшая третья часть — покаяние.
Для книг Чарской характерен еще один конфликт, которого повесть о гимназии почти не знала, — конфликт одного ученика с целым классом. В некоторых повестях этот конфликт приобретает единичный характер, как было, например, когда Нина Джаваха отказалась целовать крест для доказательства своей невиновности в какой-то классной истории. Класс воспринимает эту акцию Нины как выпад против всех, чувствует себя задетым, оскорбленным: ведь все — целовали? Значит, все хуже ее? И другая героиня Чарской находит в себе мужество бросить классу открытый вызов: «Будь оно проклято, это глупейшее правило товарищества, которое, как глупых баранов, заставляет всех действовать гуртом... Если вы такие... я хочу быть иной!» («Юность Лиды Воронской»). Построив всю повесть «Некрасивая» на таком конфликте, Чарская сумела сказать много и серьезно о том, чем оборачивается противостояние одной — всем. Не щадя своих героев, она обрисовала всю жестокость класса, всю изощренность и изобретательность его в травле девочки, не захотевшей поступиться своими убеждениями. Но вместе с этим она показала и способность того же класса просить прощение, горячо признать свою вину (невольно вспоминается повесть «Чучело» В. Железникова).
Повести Чарской часто имеют счастливый конец. Однако ее герои приходят к нему непросто: счастливому концу всегда предшествует путь испытаний. В одном случае это проверка обстоятельствами: герой узнает, что такое нужда, непосильный труд, унижения. Другой путь несет испытания нравственного порядка: раскаяния, потрясения, очищения. Чарская была убеждена, что добро, терпение, справедливость обладают огромной силой, с их помощью люди совершенно меняются (если речь не идет об отъявленных негодяях), от них уходит все то, что мешает им жить, калечит их души. Счастливый конец как бы служит доказательством того, что это так. Конечно, такие книги ставились Чарской нередко в вину.
Порицали ее и за мелодраму. Вот что пишет об этом жанре С. С. Аверинцев: «У мелодрамы худая репутация, но это бы еще не так важно; важнее то, что у нее и впрямь есть большой недостаток. Недостаток этот — вовсе не в нарушении вкуса и меры (как будто жизнь соблюдает правила вкуса и требования меры!), но в отсутствии места для спокойного размышления. Она заставляет простодушного человека дрожать, плакать и ликовать, но отказывает ему в возможности задуматься, очнуться, выпутаться из бестолкового переполоха эмоций»14.
Если наложить соображения С. С. Аверинцева на повести Чарской, то многое здесь совпадет, хотя, оглушая читателя чрезмерным количеством эмоций, она действовала с большим расчетом и очень умело натягивала тетиву; на некоторых эмоциях хочется все же задержаться.
В ее книгах взрослые и дети не только горячо любят друг друга, но и говорят об этом пылкими словами, выражают это импульсивно, безоглядно. Они дают друг другу нежные имена, не скупятся на ласковые слова, на поцелуи и объятия. В повестях Чарской плачут и рыдают, бросаются на шею, покрывают руки поцелуями, проливают слезы счастья: «"Радость — папа... папа, ненаглядный мой, дорогой, — шептала я, обнимая его за шею, — я буду хорошо учиться, буду стараться для того, чтобы ты гордился мною!" — "О моя детка!" — мог только прошептать он в ответ...» Так ли уж часто в наших книгах звучат подобные слова и существуют подобные отношения?
Е. Данько в той старой статье приводит вопрос, который она тогда задала детям: «Что если бы сейчас кто-нибудь из ребят бросился на колени перед учительницей и стал целовать ей руки?» Громкий смех был ей ответом: «Сказали бы — уроды!.. Чумовые!.. Это — как рабы». Какое там — броситься в порыве чувств на колени! На тех книжках, которые взывали к чувству, возникало тавро — «Под Чарскую». Даже простым невооруженным взглядом в ее книгах можно увидеть следы жуткой торопливости, бесконечные повторы, одни и те же схемы, немыслимые погрешности в языке, и вместе с тем возникает вопрос, что же такое заключалось в этих сочинениях, если они так отворяли сердца, если ответом на них бывали огромные горячие письма-исповеди, если родители благодарили Чарскую за «толчок к пробуждению совести» у детей, за то, что в каждом герое, и плохом и хорошем, с одинаковой любовью она отыскивала человеческое... «я ее помню с детства», «это были книги моего детства». Так ли много у нас книг, о которых сохраняется такая память?
Но вернемся к самой Чарской, заглянем еще раз в ее прошлый мир, в ее размышления о себе. Работая день и ночь, она много читала (больше всего любила Пушкина), изучала философию, историю, педагогику. Она продолжала по-прежнему, как в детстве, быть страстной любительницей спорта, отдых и развлечение ее составляли лодка, теннис, лошадь. Все это было нужно для самого главного: «Если бы отняли у меня возможность писать — я перестала бы жить». А писать надо было для того, чтобы «вызвать добрые чувства в юных читателях, поддерживать их интерес к окружающему, будить любовь к добру и правде, сострадание к бедным, священное пламя любви к родине».
Эта статья, первая о Чарской, была написана в 1989 году. С начала 90-х годов стали появляться повести Чарской: «Записки институтки», «Княжна Джаваха», «Сибирочка», «Смелая жизнь» и другие. Конечно, такого увлечения, которое испытывали книгами Чарской подростки, жившие в далекие для нас времена — до 1917 года, у наших юных современниц уже нет. Но воздадим должное, писала Вера Панова, писательнице, которая сумела приохотить к чтению сотни детей и своими книгами взывала стремление к добру, справедливости и совести.
1. Чехов Н. Детская литература М., 1909.с.141.
2. Маршак С.Я. О большой литературе для маленьких // Маршак С.Я. Собр. Соч.: В 8 т. М.,1971.Т.6. С. 198.
3. Шкловский В. О пище богов и о Чарской // Литературная газета. 1932. 5 апреля.
4. Шкловский В. Старое и новое М.. 1966.С.7.
5. Пантелеев Л.Как я стал детским писателем. // Пантелеев. Л.. Собр. Соч.: В 4 т. Л.,1984.Т. 3. С.316.
6. РНБ.Ф.124.Ед.хр. 4664
7.Чарская Л. Для чего я пишу // Задушевное слово (для старшего возраста). 1911 .№ 48. С. 757
8. Из писем издателю В.И.Губинскому. ИРЛИ. Ф.516 Ед.хр.63
9. Письмо Б.А.Лазаревскому. РНБ.Ф.418.Ед.хр 12
10. Маршак С.Я. «Дом увенчанный глобусом» // Маршак С.Я. Собр. Соч.: В 8 т. М.,1971.Т.7. С. 561..
11. Цит. по: Глоцер В. Письмо Чарской Чуковскому // Русская литература. 1988. №2. С. 190.
12. РНБ.Ф.1028.Ед.хр.915
13.Данько Е. О читателях Чарской // Звезда. 1934. №3
14.Аверинцев С. От берегов Боспора до берегов Евфрата. М.,1987 С.37-38

Отсюда: vk.com/@allcharskaya-eoputilova-o-fenomene-l-ch...

@темы: статьи, ссылки, Чарская

---

Страницы ушедшего быта

[silent-gluk]

"Страницы ушедшего быта".
Роман Лидии Чарской «Виновна, но…» Роман мятежной души».

СЕГОДНЯ У НАС: МОЖНО ЛИ ПРЫГАТЬ НА ДЕБАРКАДЕР, ДАМСКИЕ МОДЫ 1913 ГОДА, ЛАУН-ТЕННИС В ТЕНИСТЫХ ДАЧАХ СЕСТРОРЕЦКА, РЕКЛАМА НАЧАЛА 20 ВЕКА, ОБЕЩАЮЩАЯ ИСЦЕЛИТЬ ОТ ВСЕГО И КАК ОНА ПОХОЖА НА СОВРЕМЕННУЮ РЕКЛАМУ, А ЕЩЁ - ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ГЛАВНОЙ ГЕРОИНИ.

"…Курцев, едва успев выскочить из вагона, спрыгнул на дебаркадер". В романе упоминаются и дебаркадер, и платформа. А означают они почти одно и то же - пассажирская или грузовая платформа на железнодорожной станции, но ДЕБАРКАДЕР - это та часть, которая перекрыта навесом. Обычно в то время это были большие станции или вокзалы.


"Ина положила щёгольски обутые ноги на противоположную скамейку, оправила шуршащие юбки, сбросила неуклюжую модную шляпу…"

Судя по всему, Лерская - большая модница. Как же она могла выглядеть? Давайте представим... В то время на моду большое влияние имеет знаменитый модельер Поль Пуаре, силуэты платьев и костюмов прямые и зауженные, талия становится выше, юбки совсем сужаются и становятся короче, обувь немного видна. Тогда возникает известная "хромая" юбка, такая узкая, что в ней было очень сложно ходить, скорее именно - хромать. Цвета одежды были очень яркими, насыщенных цветов - лиловые, изумрудные, ярко-лимонные - нам сложно это представить, так как фотографии продолжали быть чёрно-белыми. Шляпы к 1913 году стали просто огромнейшими, с большим количеством отделки в виде перьев и цветов. Хотя постепенно появляются наоборот - маленькие шляпки, похожие на будущий клош 1920-х годов. Шуршащие юбки Ины - конечно же, нижние юбки. Как и в прошлые века и годы остаётся много белья под платьем, но корсет становится узким и удлинённым, более эластичным, чем раньше. А обувь - это высокие ботинки. Со шнуровкой, на высоком изогнутом каблуке. Явственно видно, что героиня устала в ней ходить и ведёт себя довольно свободно, давая ногам отдых на противоположной скамейке вагона...

Посмотреть больше модных картинок: ester-wandrag.livejournal.com/5727.html


"…Ната в короткой юбочке с рекеткой от тенниса…" Спорт стал настоящей страстью в начале 20 столетия. И конечно же, юная Ната с удовольствием играет с друзьями в лаун-теннис, о котором выпускаются руководства, по нему проходят соревнования, выбираются лучшие теннисистки и их фото печатаются в популярных журналах. Лаун-теннис (lawn tennis) – самое старое название большого тенниса. С английского языка это переводится как «теннис на лужайке». Костюмы для лаун-тенниса были более короткими для девушек, но конечно имелось в виду не современное супер-мини. Это были всего лишь платья и юбки, открывающие лодыжку.


"…чему-то в роде средства от мозолей или выпадения волос".

До сих пор реклама средств ращения волос и пилюль от запора - самая популярная в бесплатных газетках из подъездного почтового ящика. А в 1910-х годах в средствах печати можно было видеть широкий расцвет сообщений, как увеличить бюст, уменьшить нос, перестать быть нервной с помощью волшебных снадобий и стать обладателем (или обладательницей) пышной шевелюры. Правда ли можно было всё это получить - вопрос, но реклама продолжала кричать, и наверняка обыватели пытались стать здоровыми и счастливыми...


"- И эс-эрка конечно?"

По-настоящему ли Ина эс-эрка, сложно сказать. Наверное, это просто увлечение. В то время слово писали именно с дефисом, так как это было сокращение от "социал-революционер".

Па́ртия социали́стов-революционе́ров (ПСР, па́ртия с.-р., эсе́ры) — радикальная политическая партия Российской империи, позже Российской Республики и РСФСР. Партия социалистов-революционеров занимала одно из ведущих мест в системе российских политических партий. Она была наиболее многочисленной и самой влиятельной немарксистской социалистической партией. Её судьба была более драматичной, чем судьба других партий. Триумфом и трагедией для эсеров стал 1917 г. В короткий срок после Февральской революции партия превратилась в крупнейшую политическую силу, достигла по своей численности миллионного рубежа, приобрела господствующее положение в местных органах самоуправления и большинстве общественных организаций, победила на выборах в Учредительное собрание. Её представителям принадлежал ряд ключевых постов в правительстве. Привлекательными были ее идеи демократического социализма и мирного перехода к нему. Однако, несмотря на всё это, эсеры оказались неспособными противостоять захвату власти большевиками и организовать успешную борьбу против их диктаторского режима.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1628

По ссылке - иллюстрации.

@темы: ссылки, Реалии, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Е.О.Путилова. О феномене Л. Чарской
Из книги:
Е. О. Путилова. Детское чтение — для сердца и разума: Очерки по истории детской литературы / Под ред. доктора филологических наук, проф. С. А. Гончарова. СПб: Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, 2005

Е.О.Путилова, вновь открывшая нам Чарскую
Е.О.Путилова, вновь открывшая нам Чарскую
Что было, то было. С начала XX века, на протяжении лет пятнадцати, Л. Чарская — безраздельный кумир девочек. Она пользовалась небывалой, неслыханной популярностью. Детские библиотеки требовали книги Чарской в десятки раз больше, чем Тургенева и Толстого. Судя по опросам юных читателей, Чарская стояла на первом месте или, если на втором, то обычно так: «Пушкин и Чарская», «Гоголь и Чарская», «Лермонтов и Чарская». Сотни писем от детей и родителей шли к Лидии Алексеевне, десятки восторженных отзывов — в печать; была учреждена стипендия ее имени. На могилу княжны Джавахи — героини ее повести — к Новодевичьему монастырю приходили и приезжали отовсюду, и никто не хотел верить, что такой могилы в действительности нет.
Нине Джаваха посвятила стихотворение М. Цветаева:

Всему внимая чутким ухом,
Так недоступна! Так нежна
— Она была лицом и духом
Во всем джигитка и княжна.
<...>
Ах, не растет маслины ветка
Вдали от склона, где цвела!
И вот весной раскрылась клетка,
Метнулись в небо два крыла.
<...>
Смерть — окончанье лишь рассказа,
За гробом радость глубока.
Да будет девочке с Кавказа
Земля холодная легка!
<...>
Порвалась тоненькая нитка,
Испепелив, угас пожар...
Спи с миром, пленница-джигитка,
Спи с миром, крошка-сазандар.

(М Цветаева. «Памяти Нины Джаваха»)

«Если считать наиболее популярным писателем того, чьи сочинения расходятся в наибольшем числе экземпляров, — писал известный исследователь детской литературы Н. Чехов, — то самым популярным детским писателем должна быть признана в настоящее время г-жа Чарская»1..
После Октябрьской революции книги Чарской были изъяты из библиотек, но долгое время ходили по рукам; на это обратил внимание С. Маршак уже в тридцатые годы: «"Убить" Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность, было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает <...> жить в детской среде, хотя и на подпольном положении»2.
Это «подпольное положение» примечательно изобразил В. Шкловский в рассказе «Княжна Джаваха». Заболела девочка под «старое бывшее Рождество» и, лежа в постели, очень волновалась: вдруг в школе подумают, что она вовсе не заболела, а что у нее елка. И не зря волновалась: как раз в этот день был «налет на елку». Вошедшие на всякий случай не поздоровались, но, увидев, что девочка и впрямь больна, обрадовались, стали приветливыми. А вечером появились двое из тех, кто приходил днем, и несколько часов подряд в этой же комнате говорил с ними голос Чарской.
Постепенно представление о Чарской канонизировалось в духе той беспощадной оценки, которую дал ее книгам, в пору наибольшей ее славы, в 1912 году в статье «Л. Чарская» К. Чуковский. Он отказывал Чарской даже в намеке на живое чувство и живое слово и видел в ее работе лишь своеобразную «фабрику ужасов», где бездушно и механически изготавливаются по одним и тем же моделям «все те же ужасы, те же истерики, те же катастрофы и обмороки». Он писал, что над писательницей словно тяготеет чье-то проклятие, что ей и самой, вероятно, давно опостылели эти «истертые слова, истрепанные образы, застарелые привычные эффекты».
Статья Чуковского вызвала ответную пародию. Ее автор В. Князев сетовал: «от симпатичной дамы остались лишь рожки да ножки».

Прием неслыханно татарский, —
Не пожалел Чуковский Чарской.
Ам-ам! —
И нет ее, mesdаmes,
Ам-ам!..

Все больше закреплялись за автором «Княжны Джавахи» определения: «бульварная», «буржуазная», «пошло-сентиментальная», «мещанская», «схематизм», «слащавость», «аффектированная эмоциональность», «безвкусица», «ханжество», «фарисейство» и т. п. Книги Чарской, по мнению В. Шкловского, были «пищей карликов», тормозившей, в отличие от настоящей литературы, «пищи богов», развитие юного человека. Наследник будущего, пионер, для того чтобы войти по праву в новый мир, «может знать... с точностью до десятилетия о совершенно ином мире, для которого сейчас только роют котлованы и ставят стены»3..
С. Маршаку Чарская виделась тем более опасной, что ее влияние распространялось и на современных писателей. Он сопоставлял: «там», у Чарской, «вторая Нина» — героиня одноименной повести, — одетая джигитом, в папахе, в шароварах, с кинжалом на боку, скачет верхом на коне, искры сыплются из-под копыт вороного коня, она скачет в глухой аул спасать похищенную воспитанницу; «здесь», в книгах о Гражданской войне, на такого же точно «живца», на такую же приманку ловит молодого неопытного читателя Л. Остроумов. В его «Макаре-следопыте», в «Черном лебеде» те же «загримированные незнакомцы», те же тайны, та же «холодная рука смерти и неожиданное спасение в последнюю минуту», а по существу, та же погоня за «густой фабульностью».
Великая Отечественная война, казалось, должна была далеко увести от «Записок институтки», «Записок маленькой гимназистки», «Записок сиротки» (да и сами книги то ли пошли на топливо, то ли пропали, сгинули). Но вот известный историк русской литературы Б. Л. Бессонов рассказал в личной беседе автору о том, как эвакуированные из Ленинграда дети, и он в их числе, попали в Кировскую область, в интернат, и оказались там под опекой доброй женщины из того поколения, которое воспитывалось на книгах Чарской. Лишенные книг, измученные пережитым, дети с жадностью слушали в пересказе любимые ею повести Чарской, и до сих пор он, ленинградский блокадник, сохранил к имени писательницы (хотя ни одной книги не читал) самое теплое чувство.
Первое упоминание о Чарской после большого перерыва пришлось на середину шестидесятых годов, на время знаменательного подъема в литературной жизни страны. «Сама Лидия Чарская была женщина талантливая: без таланта нельзя овладеть интересами целых поколений»4.. Это замечание В. Шкловского — первая попытка реабилитировать Чарскую, и реабилитировать именно за то, что ей постоянно ставилось в вину. Особенно интересно было услышать голоса писателей, которые заговорили о Чарской, и каждый от имени своего поколения. От лица читателей, поглощавших книги Чарской до революции, — В. Панова. От лица читателей тридцатых годов — Б. Васильев. И оба опирались на свой большой и серьезный писательский опыт.
В. Панова размышляет о сюжетах книг «Сибирочка», «Лесовичка», и они не кажутся ей неправдоподобными, потому что Чарская хорошо знала все те места, куда она «забрасывала» своих героев. Знала «и закулисную жизнь цирка, и холерный барак, и швейную мастерскую, и монастырскую школу. Знала и обыденную жизнь с ее нуждой и лишениями». Да, книги были сентиментальными, невысокого вкуса и невысокого искусства. «А высоко ли наше? Умеем ли мы хотя бы заставить читателя с интересом дочитать нашу книгу до последней строки? А они (В. Панова называет еще К. Лукашевич. — Е. П.) знали, как это делается». Понимая теперь, с высоты долгой писательской жизни, как это трудно — добиться успеха, Панова не находит, что успех Чарской был незаслуженным: «Воздадим должное писательнице, покорившей в свой час столько сердец, обладавшей воображением и неутомимостью...» Воздает должное Л. Чарской и Б. Васильев, который не только не разделяет общепринятого насмешливо-пренебрежительного отношения к ней, но говорит о Чарской как о писателе, имя которого «некогда знали дети всей читающей России». Больше всего он благодарен ей за те незабываемые эмоциональные уроки любви к родной истории, которые получал из ее исторических повестей: «Грозная дружина», «Дикарь», «Княжна Джаваха».
Перечисляя любимых писателей детства, имена К. Лукашевич и Л. Чарской называл Д. Д. Шостакович (свидетельствует биограф композитора С. Хентова).
Есть среди разных слов о Чарской одно, ни с чем не сопоставимое: принадлежит оно автору «Республики Шкид», «Часов», «Пакета» Л. Пантелееву. Слово это надо услышать, и читатель, я уверена, не посетует на длинную цитату.
«Среди многих умолчаний, которые лежат на моей совести, должен назвать Лидию Чарскую, мое горячее детское увлечение этой писательницей. <...> Сладкое упоение, с каким я читал и перечитывал ее книги, отголосок этого упоения до сих пор живет во мне — где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманящие запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны.
Прошло не так уж много лет... и вдруг я узнаю, что Чарская — это очень плохо, что это нечто непристойное, эталон пошлости, безвкусицы, дурного тона. Поверить этому было нелегко, но вокруг так настойчиво и беспощадно бранили автора "Княжны Джавахи", так часто слышались грозные слова о борьбе с традициями Чарской — и произносил эти слова не кто-нибудь, а мои уважаемые учителя и наставники Маршак и Чуковский, что в один несчастный день я... раздобыл... какой-то роман Л. Чарской и сел его перечитывать.
Можно ли назвать разочарованием то, что со мной случилось? Нет, это слово здесь неуместно. Я просто не узнал Чарскую, не поверил, что это она, — так разительно несхоже было то, что я теперь читал... с тем особым миром, который называется "Чарская", который и сегодня еще трепетно живет во мне.
...И вот я читаю эти ужасные, неуклюжие и тяжелые слова, эти оскорбительно не по-русски сколоченные фразы и недоумеваю: неужели таким же языком написаны и "Княжна Джаваха", и "Мой первый товарищ", и "Газават", и "Щелчок", и "Вторая Нина"?..
Убеждаться в этом я не захотел, перечитывать другие романы Л. Чарской не стал. Так и живут со мной и во мне две Чарские: одна та, которую я читал и любил до 1917 года, и другая — о которую вдруг так неприятно споткнулся где-то в начале тридцатых. Может быть, мне стоило сделать попытку понять: в чем же дело? Но, откровенно говоря, не хочется проделывать эту операцию на собственном сердце. Пусть уж кто-нибудь другой попробует разобраться в этом феномене. А я свидетельствую: любил, люблю, благодарен за все, что она мне дала как человеку и, следовательно, как писателю тоже»5..
Разобраться в этом «феномене» не так просто. В основе многих книг и многих характеров героинь Чарской лежит ее собственная жизнь, в самых различных вариантах она снова и снова «проигрывала» повороты, приключения и злоключения собственной судьбы. Детство Лидии Алексеевны Чуриловой, урожденной Вороновой (1875-1937 — по общепринятым сведениям; однако в письме издателю Э. Юргенсону она сообщала: родилась в Санкт-Петербурге 19 января 1878 года 6.), прошло в состоятельной семье. Мать ее умерла рано. Мотив сиротства героини писательница будет повторять из книги в книгу. Всю свою привязанность девочка перенесла на отца, и поскольку она была натурой чрезмерно впечатлительной, восприимчивой и обладала характером горячим, необузданным, привязанность эта приобретала фанатичное, порой даже болезненное выражение. И тема взаимоотношений отца и дочери займет позднее большое место в ее книгах.
Судьба готовит ей новый удар: отец приводит в дом мачеху. Страшная, исступленная борьба девочки с этим непосильным для нее испытанием — мотив страдающего, изнемогающего от горя детского сердца станет для нее одним из главнейших. Лида бежит из дома (семья жила в Шлиссельбурге). И побег этот, чуть не стоивший ей жизни, будет — со множеством все новых невероятных событий и происшествий — бесконечно варьироваться в повестях Чарской: в одном случае на пути беглянки появятся цыгане, в другом — разбойники, закрутятся сюжеты с похищениями, с открытиями всяческих тайн, с поединками между благородными разбойниками и отъявленными негодяями, замелькают пропасти, бешено скачущие кони, бурные воды, обвалы в горах и пожары, угроза неминуемой гибели и неожиданное спасение.
Девочку вернули назад, отвезли в Петербург и поместили в Павловский институт. Годы, проведенные там, и стали самым главным материалом ее повестей.
В автобиографических книгах «На всю жизнь», «Цель достигнута», не расцвечивая повествования ни одной краской, скромно и сдержанно она рассказала о дальнейшем. Почти сразу после окончания института она вышла замуж за мрачноватого, нелюдимого офицера Бориса Чурилова, а с рождением сына рухнул созданный балованной молодой женщиной «замок». Семейная жизнь не наладилась. Молодая женщина принимает твердое решение: отказаться от помощи родителей и перейти к самостоятельной трудовой жизни. Начинается новый этап ее биографии: она участвует в спектаклях любительских театров, а вскоре сдает экзамены и поступает на театрально-драматические курсы в Петербурге, разделяя с новыми товарищами скромную и дружную артельную жизнь. И, наконец, наступает событие необыкновенной важности: по окончании театральных курсов ее принимают на единственную женскую вакансию в Императорский театр. Под псевдонимом «Л. Чарская» она работает в этом знаменитом театре с 1898 по 1924 год, и для нее наступает жизнь «с ее борьбой, лишениями, с частыми ударами, потерями и разочарованиями, с неуверенностью в завтрашнем дне» 7..
Трудно предположить, как сложилась бы актерская судьба Чарской, если бы в пору еще театральных курсов она не почувствовала неодолимую тягу к сочинительству. Так и пошло: днем занятия, репетиции, а ночью — «высокие горы Кавказа или серые институтские стены». Начиная с 1901 года журнал «Задушевное слово» печатал из номера в номер ее повести, рассказы, стихи; они выходили и отдельными изданиями: за пятнадцать примерно лет работы она опубликовала чуть ли не восемьдесят книг прозы и стихов. Тираж «Задушевного слова» неслыханно вырос, но она не стала от этого богаче: по свидетельству современников, «Вольф нещадно эксплуатировал ее, платил гроши», и она находилась в кабале однажды заключенного с ним контракта, хотя ей, нуждавшейся в заработке, была обещана стабильная сумма. Письма Чарской к издателям и друзьям красноречиво говорят о ее постоянных денежных затруднениях (она растила сына одна): «Не посетуйте на меня за то, что я воспользовалась Вашим предложением взять денег... и сделала это до Вашего прихода... сейчас же необходимы до зареза»; «Пишу с трепетом души и прошу ответить, исполните Вы мою просьбу или нет... в долг... на очень короткое время... под вексель...»; «Взяла в счет сборника... Взяла еще...»8.; «Работаю 12,5 лет, а все в долгу с головою. Пишу же буквально день и ночь»9.
О жизни Чарской после революции известно очень мало. Ее сын, Юрий Чурилов, как пишет об этом В. Шкловский, погиб в Гражданскую войну в Красной Армии. Это надо оговорить, ибо, как стало известно исследователям, он оказался на строительстве КВЖД и жил до конца дней своих, до ранней смерти, в Харбине. Он умер в 1937 году, почти одновременно с матерью, но они ничего не знали друг о друге (см. подробнее в статье «Ф. Соллогуб и Л. Чарская»). Литературная деятельность оборвалась. «Помню, я как-то предложил мечтательно-печальной и, в сущности, простодушной Лидии Чарской, очень нуждавшейся в те времена в заработке, попытаться написать рассказ из более близкого нам быта, — вспоминал С. Маршак. — Но, прочитав ее новый рассказ "Пров-рыболов"... я убедился, что и в этом новом рассказе "сквозит" прежняя Лидия Чарская»10.. Между прочим, прочитанный сегодня «Пров-рыболов» ничем не выделяется из пестрой и разнообразной литературы двадцатых годов. Напротив, написанная размером раешника веселая притча о лодыре, который отправился в деревню на поиски дарового счастья и вернулся обратно, как раз говорит о том, что Чарская легко вошла в современную тему. Всего таких вещичек — за подписью «Н. Иванова» вышло четыре.
В общем, дела ее были плохи. «Она — вспоминал В. Шкловский, — жила очень бедно. Мальчики и девочки приходили к Чарской убирать ее комнату и мыть пол: они жалели старую писательницу». В 1924 году Чарская была уволена из театра и осталась совсем без всяких средств к существованию. Ее письмо К. И. Чуковскому (от 1 февраля 1924 года), включившему ее в список особо нуждающихся литераторов красноречиво говорит о степени нужды.
«Глубокоуважаемый Корней Иванович!
Нет достаточно слов, которыми могла бы выразить Вам мою искреннюю сердечную благодарность за то, что Вы сделали для меня в этот ужасный год несправедливого моего сокращения в театре в дни болезни. Два дня т <ому> н <азад> я узнала лишь о том, что получкой дров из а <мерикан>ской секции и получением помощи (ежемесячной) в КУБУ (Комиссия по улучшению быта ученых. — Е. П.) я обязана Вам.
<...> Спасибо Вам, что пришли мне на помощь в такую исключительно тяжелую для меня минуту жизни. <...> Я получила 2 саж<ени> и червонец деньгами. <...>» КУБУ в этом месяце получила 110 миллиардов (за январь)...»11.
Насколько плохи были ее дела, можно судить и по ее коротенькому письму (к сожалению, без даты) к знаменитой артистке Е. П. Корчагиной-Александровской, участвовавшей в благотворительном концерте (какую-то сумму получила Чарская): «Больная, неодетая, без обуви, я не могу даже лично поблагодарить Вас, мою родную»12.. Последнее свидетельство о Чарской дал известный ленинградский литературовед А. Е. Горелов, бывший в середине тридцатых годов первым секретарем Ленинградской писательской организации. Он вспоминает, как, вероятно в конце 1936 года ему сообщили о том, что с ним хочет увидеться Чарская. Встреча, однако, не состоялась: уже находясь на лестнице Дома писателя, она упала в обморок от голода. Горелов распорядился положить Чарскую в больницу и организовать ей материальную помощь. Но проследить за тем, как это было исполнено, и увидеться с писательницей он уже не смог по обстоятельствам, от него не зависевшим, ибо на долгое время он оказался далеко от Ленинграда.
Последняя литературная энциклопедия (КЛЭ) «похоронила» Чарскую в поселке Чкаловском Адлеровского района Краснодарского края. Это никак не соответствует действительности: Л. А. Чарская умерла в Ленинграде и похоронена на Смоленском кладбище. Просторная могила ухожена, во всем видны следы постоянного внимания, постоянных посещений. А ведь после ее смерти прошло более пятидесяти лет... Но неожиданно оказалось, что могила не зарегистрирована («бесхоз»), и снежным февральским днем, спустя более полувека, мы с молодой и приветливой смотрительницей Олей совершили эту акцию.
Наиболее излюбленными сюжетами Чарской были два. В основе одного лежал мотив странствий, скитаний героя. Причиной могла быть страшная случайность, когда в силу рокового стечения обстоятельств дети и родители оказывались разлученными друг с другом, и брошенный на произвол судьбы ребенок попадал в водоворот самых невероятных приключений. Перемены в судьбе героя, чаще всего горькие и несправедливые, вызывали у читателя сопереживание, сочувствие, слезы. Причина могла быть и совсем иная: поиски друга, спасение попавших в беду людей, побег из дома.

К неожиданным выводам, не являясь апологетом автора «Княжны Джавахи», напротив, считая ее книги вредными, пришла в интереснейшей статье «О читателях Чарской» (1934) Елена Данько: книги писательницы, как показала практика, работали «на потребу формирующейся психики», служили «трамплином для воображения и указывали выходы собственной возрастной героике читателя». И главную роль здесь играло умение Чарской выстроить повествование. Уже начало ее повестей забирало «мертвой хваткой». Еще бы: среди страшной стихии, по откосу бездны движется фигурка отважного героя. Естественно, читателя уже «не докличешься к обеду». Не переводя дыхания он будет следить за опасными приключениями героя, равно как и за его удачами и победами. «Нет полутонов, краски спектрально ярки, поступки мотивированы лишь чувством», дневник героя, открытый, напряженно-эмоциональный, — все это вызывает бурный отклик в душе читателя, который уже не замечает ни «красот стиля», ни повторов, ни того, что концы не сходятся с концами, он даже не замечает, что сочувствует «классовому врагу»13.

Если первый сюжет разворачивался на неограниченных просторах и захватывал любые территории, то второй, напротив, изображал жизнь, ограниченную одной площадкой, замкнутую в одних стенах — закрытого женского учебного заведения. Эту жизнь Чарская знала, конечно, лучше всего, но именно к этим книгам предъявлялись самые большие обвинения. Критикам «атмосфера» ее повестей казалась «душной». Что мы знаем о том, как день за днем, год за годом существовали отгороженные ото всего мира девушки? Где эти книги? О мужских гимназиях написаны десятки, а этот мир для нас почти закрыт. В институтских повестях Чарской («Записки институтки», «Княжна Джаваха», «Люда Влассовская», «За что?», «Белые пелеринки», «Большой Джон») девушки падают в обморок, их объятия и поцелуи носят экзальтированный характер. Чтобы доказать свою преданность заболевшей, одна специально заражалась от другой: это называлось пожертвовать своим здоровьем ради подруги. У каждой младшей обязательно была «обожаемая» старшая, у каждой девочки — «обожаемый» учитель, ради них полагалось совершать рискованные поступки (если какого-нибудь учителя никто не хотел «обожать», приходилось тянуть жребий). По заведенному ритуалу, когда в дортуаре уменьшался свет, начинались разговоры чаще всего о чем-нибудь таинственном, фантастическом, страшном, дело доходило порой до истерики, ужаса, до галлюцинации. «Громче, яснее скрип ветхих ступенек, слышнее, ярче по звуку шлепанье легких, таинственных шагов... живые так не ходят... Еще минута... Легкий стон или кашель... и белая фигура мгновенно вырастает перед нами, помертвевшими от ужаса... "А-а-а!" — дико закричала я...»

1. Чехов Н. Детская литература, М.,1909.с.141.
2. Маршак С.Я. О большой литературе для маленьких // Маршак С.Я. Собр. Соч.: В 8 т. М.,1971.Т.6. С. 198.
3. Шкловский В. О пище богов и о Чарской // Литературная газета. 1932. 5 апреля.
4. Шкловский В. Старое и новое М.. 1966.С.7.
5. Пантелеев Л.Как я стал детским писателем. // Пантелеев. Л.. Собр. Соч.: В 4 т. Л.,1984.Т. 3. С.316.
6. РНБ.Ф.124.Ед.хр. 4664
7.Чарская Л. Для чего я пишу // Задушевное слово (для старшего возраста). 1911 .№ 48. С. 757
8. Из писем издателю В.И.Губинскому. ИРЛИ. Ф.516 Ед.хр.63
9. Письмо Б.А.Лазаревскому. РНБ.Ф.418.Ед.хр 12
10. Маршак С.Я. «Дом увенчанный глобусом» // Маршак С.Я. Собр. Соч.: В 8 т. М.,1971.Т.7. С. 561..
11. Цит. по: Глоцер В. Письмо Чарской Чуковскому // Русская литература. 1988. №2. С. 190.
12. РНБ.Ф.1028.Ед.хр.915
13.Данько Е. О читателях Чарской // Звезда. 1934. №3
14.Аверинцев С. От берегов Боспора до берегов Евфрата. М.,1987 С.37-38

(окончание следует)

Отсюда: vk.com/@allcharskaya-eoputilova-o-fenomene-l-ch...

@темы: статьи, ссылки, Чарская

---

Стихотворения

[silent-gluk]

НА ЧУЖБИНЕ.
Два стихотворения Л. А. ЧАРСКОЙ.

I. РОДИНА, ГДЕ ТЫ?
Зелень... Роскошные парки...
Солнце так пламенно-нежно...
Алые розы так ярки!
В сердце же пусто, мятежно,
В сердце — тоска огневая...
Родина! Где ты, святая?!
Розы так дивно красивы...
Музыка так мелодична!
Так прихотливы мотивы!
Так все кругом поэтично!
Только душа изнывает,
Бьется в ней что-то, рыдает,
Молит и жаждет ответа:
— Родина, милая! Где ты?

* * *

II. СЫНУ.
Смуглый мальчик мне грезится ночью и днем
Здесь, на западе дальнем, чужом.
Его вижу всегда, наяву и во сне,
Русокудрый все грезится мне...
На чужбине, как дома, ты всюду со мной,
Среди белого дня и порою ночной.
И во сне тебя вижу, и тихо зову
Темной ночью и днем, наяву...
Мои сны здесь прекрасны... я дома... я там...
Снова вместе с тобою... Как весело нам!
Слышу серого моря хрустальный прилив,
Вижу милый любимый наш Финский залив...
И террасу, и садик... пески... и балкон,
Слышу смех твой беспечный... Как дорог мне он!
И твой лепет веселый о прожитом дне.
Но ведь это — лишь... то сказка во сне...

Франценсбад, в Богемии, в августе 1911 г.

А в 1913 году во Франценсбад на воды отправилась героиня Чарской Ина Лерская в романе "Виновна, но..."


Отсюда: vk.com/wall-215751580_1620

@темы: текст, Стихотворения, ссылки, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Княжна Джаваха

”Всему внимая чутким ухом,
— Так недоступна! Так нежна! —
Она была лицом и духом
Во всем джигитка и княжна.»

Строки этого стихотворения Марина Цветаева посвятила Нине Джавахе, героине двух повестей Лидии Чарской. Во истину, у писательницы с волшебным псевдонимом был талант приковывать читателей к своим творениям.

«Записки институтки» появились в 1901 году, чуть позже, в 1903 году, создан приквел «Княжна Джаваха», написанный от лица Нины. Первые публикации были в журнале «Задушевное слово». В дальнейшем книги выпускались и самостоятельными изданиями.

Творчество Лидии Чарской завоевало ошеломительный успех у молодежи дореволюционной России. Доходило до того, что поклонницы приходили к Новодевичьему монастырю в поисках могилы героини, не веря в её вымышленность. В журнал «Задушевное слово» мешками присылались детские письма, адресованные автору:


«Я живу в деревне, у меня нет подруг; мои подруги – это те девочки, про которых говорится в рассказах... Я часто, например, воображаю, что я знаю княжну Джаваху и Люду Влассовскую, что они у меня бывают, со мной играют<...>» (Катя Цветкова, село Вилково, Орловской губ., 1903);
«Милые товарищи и подруги по журналу! [Прошу написать, как вы думаете] повести Чарской, правда или сказка? Мне думается: правда<...>» (Гриша Степановский, М., 1912).

В Советском Союзе эти произведения не издавались, но долго передавались девочками из рук в руки. Поэтесса Юлия Друнина однажды сказала: «И как это ни парадоксально, в сорок первом в военкомат меня привел не только Павел Корчагин, но и княжна Джаваха — героиня Лидии Чарской...».

В пятом классе книга «Княжна Джаваха» стала моей первой большой литературной любовью. Когда по обществознанию задали эссе про личность, на которую хочется быть похожей, я без раздумий написала про любимую писательницу.
Лидия Чарская щедра в отношении читателя. У нее не отыщешь обыденности и мелочности. Чувства — через край, дружба и верность слову — до гроба. Это то, что нужно подростку, который нуждается в безукоризненном нравственном ориентире.
Как минимум два штриха делают Нину Джаваху запоминающимся персонажем — южный колорит и недевичий характер. Героиня появилась на свет в грузинском городке Гори. Её отец — офицер, а мать — дочь одного из горских народов, принявшая христианство.

Действия повести «Княжна Джаваха» происходят в Грузии и в Петербурге, а «Записок институтки» - полностью в Павловском институте благородных девиц, где некогда училась сама Чарская. Эти два мира — Кавказ и Петербург — противостоят друг другу.
Грузия напоминает картинку из сборника сказок. Тут есть прекрасные черкешенки, гордые джигиты и опасные разбойники, древние обычаи и яркая природа. Сама девочка мастерски ездит на лошади, лучше всех танцует лезгинку, не в пример другим южанкам отважна и дерзка, как мальчишка.

Образы горцев у Чарской, как считается, имеют мало общих черт с реальной этнографией. Кое-где проглядывают детали произведений Лермонтова, преобладают же распространенные стереотипы. Под вопросом, была писательница на Кавказе до литературной карьеры. По спорным сведениям она могла родиться в Адлере, да и то покинула город в раннем детстве. Есть версия, что будущая писательница отдыхала в Гори у институтской подруги.

В двенадцать лет о фактологических неточностях не думалось. Было какое-то зачарование, я глотала страницу за страницей. Сейчас я поняла, почему.

На родине княжна Нина дышит полной грудью. Её душа на воле. Излишняя пестрота декораций не портит книгу, когда обрамляет сильный образ персонажа. Маленькая амазонка совершает своенравные поступки, даже сбегает из дома в обиде на помолвку отца. Однако она все-таки знает, что дорога родным, а отваги хватит на то, чтобы перенести лишения.

Павловский институт встречает девочку недружелюбно. Утро начинается с жесткой кровати, воды, за ночь замерзшей в умывальнике, и комочка склизкой каши на завтрак, дополненного безвкусным чаем. Уклад жизни монастырский, а строгие наказы классной дамы не заменяют родительской ласки. Героине приходится преодолевать свой детский эгоцентризм, чтобы привыкнуть к существованию среди ровесниц и найти общий язык с педагогами. Необходимость быть "одной из" тяжело ударяет по гордости девочки-индивидуалистки.

Спустя время институтке удается разглядеть достоинства новой жизни. Однако из боевой девчонки она превращается в нервное, болезненное существо со стремительно прогрессирующим туберкулезом. Ты ли, Нина, не боящаяся ночи в горах , бредишь на койке в лазарете и рабоплетно благоговеешь перед доброй старшекурсницей?

Если вспомнить, что институтская часть отчасти биографична, становится ясно, что Кавказ олицетворяет свободу и мечты об экзотических приключениях, в которые мысленно сбегала маленькая Лида Воронова, засидевшись с «Героем нашего времени» в руках. А институт — это реальность, где душа ребенка, брошенного в чужой мир, стягивается в корсет из армейских правил.

Жаль, что Чарская не состоялась, как взрослый писатель. Её институтские повести схожи с начальными главами таких романов, как «Джен Эйр» или «Королек птичка певчая». Хотелось бы знать, как сложатся судьбы некоторых персонажей спустя годы. Обойдусь без спойлеров и скажу лишь, что такая возможность почти есть. Почему почти? Потому что повести-продолжения «Люда Влассовская», «Вторая Нина», «Джаваховское гнездо» также созданы для очень раннего юношества и затрагивают соответствующие проблемы. Две первые книги относительно читабельны, последняя демонстрирует кризис идей.

О художественных недостатках произведений писательницы сказано немало. Особенно ядовиты статьи Корнея Чуковского. Не смотря на свой тон, критика небезосновательна. «Я увидел, что истерика у Чарской ежедневная, регулярная, «от трёх до семи с половиною». Не истерика, а скорее гимнастика. Так о чём же мне, скажите, беспокоиться! Она так набила руку на этих обмороках, корчах, конвульсиях, что изготовляет их целыми партиями (словно папиросы набивает); судорога — её ремесло, надрыв — её постоянная профессия, и один и тот же «ужас» она аккуратно фабрикует десятки и сотни раз.» Вздохи, потери сознания и экзальтированные речи героев местами навевают ассоциации с любовными романами в мягких обложках. Да и количество смертей (как минимум две из которых детские) кажется зашкаливающим.

Романтические повести Лидии Чарской продолжают завоёвывать сердца читателей. Они проникают даже в те уголки души, про которые ты и думать забыл, заставляя тебя переживать и плакать. В мире, привыкшем к серой морали, не хватает чистых душевных порывов - самоотверженности, преданности, отзывчивости. С лихвой их у Чарской. А таким персонажам, как Нина Джаваха или добрая Люда Влассовская, словно лучшим друзьям, хочется поверять собственные тайны.

Отсюда: dzen.ru/a/X515YDkQUw4N_h7d via vk.com/wall-215751580_1612

@темы: статьи, ссылки, мнение о книге, Чарская

---

Страницы ушедшего быта

[silent-gluk]

"Страницы ушедшего быта".
Роман Лидии Чарской «Виновна, но…» Роман мятежной души». КАРТИНКИ ИЗ РОМАНА.


"…Ина Лерская подкатила на хорошеньком автомобиле доктора Курцева к жалкой станции Приморской дороги".

Приморская Санкт-Петербург-Сестрорецкая железная дорога — частная железная дорога на северо-западе России, построенная в 1871—1900 годы. Соединяла Санкт-Петербург с курортами, расположенными на северном побережье Финского залива.
Приморская железная дорога не приносила больших доходов своим владельцам. Они вынуждены были даже выпустить облигации своего 5-типроцентного займа с погашением купонов 2 раза в год. Чтобы как-то поправить свои финансовые дела, Петр Александрович Авенариус (основатель и председатель Правления Общества Приморской железной дороги) обратился к царскому правительству с просьбой отпустить земли в окрестностях столицы для устройства Курорта. Конечно же, предполагалось получить участок вблизи Сестрорецка. Просьба акционеров была удовлетворена, и 64 десятины земли в устье р.Сестры на берегу Финского залива были выделены под строительство. В 1900 году из Сестрорецка за год проложили ветку до узловой станции Курорт.

"По платформе сновали телеграфисты с барышнями…"

Андрей Белый писал в 1906-1908гг. стихотворение "Телеграфист" (отрывок):

Окрестность леденеет
Туманным октябрем.
Прокружится, провеет
И ляжет под окном, —
И вновь взметнуться хочет
Большой кленовый лист.
Депешами стрекочет
В окне телеграфист.
Служебный лист исчертит.
Руками колесо
Докучливое вертит,
А в мыслях — то и се.
Жена болеет боком,
A тут — не спишь, не ешь,
Прикованный потоком
Летающих депеш.

Популярная - в начале 20 столетия уже требовалась и была возможна быстрая передача информации, и нелёгкая профессия. Провинциальные конторы, как правило, располагались в неприспособленных помещениях, где рабочее место телеграфиста было отделено от посетителей только решеткой. В течение смены он выслушивал крики, мольбы и ругань публики, и это при плохом освещении, спертом воздухе, сырых стенах, гнилых крышах и полах. "Наши почтово-телеграфные отделения малы, - с горечью говорил с трибуны Госдумы депутат от Тобольской губернии Дзюбинский, - они не приспособлены для работников и публики, даже городские отделения освещаются керосиновыми лампами. Помещения грязные, темные, сырые. Публика не может писать телеграмму, т.к. нет места. Телеграфисты уходят из-за опасности потерять зрение".


"…и цыгане из Новой Деревни". Станция Приморской дороги, теперь Октябрьской ж/д, существует до сих пор. Время движения от ст.Новая Деревня до Сестрорецка в 1894 году составляло 1 час 15 минут (для сравнения в 2008 году 45 минут).


"Там они расставались: она ехала в Сестрорецк, а Курцев – в Шувалово, к себе на дачу". Героиню Чарская поселила в любимом Сестрорецке, Чарская там отдыхала летом и писала.
После постройки Приморской железной дороги Сестрорецк стал крупнейшим центром отдыха на всём побережье Финского залива. В 1898 году акционерное общество Приморской железной дороги основало в лесопарке на берегу залива один из первых на северо-западе России санаториев «Сестрорецкий курорт». В 1903 году курорт получил высшую награду на международной выставке в Спа в Бельгии.


"И к Троице ей необходимо сделать ещё белый пикейный костюм…" Из ткани пике делали костюмы, покрывала, летние шляпы, жилеты. Она плотная, из хлопка, с рельефным узором.


"...сделал попытку бежать за мотором". Мотор или автомобиль, иногда так называли такси.


"…голова под фуражкой гражданского офицера…" Инженеры в области строительства, например, дорог и мостов.

Из истории обучения их: cyberleninka.ru/article/n/istoriya-sozdaniya-uc...


"…или типа ибсеновского или гамсуновского героя, человека леса, моря, степей и гор".

Томас Глан, герой романа Кнута Гамсуна «Пан», был для целого поколения читателей почти что культовой фигурой. Романтический мечтатель, предпочитающий существованию в обыденной действительности полудикую жизнь в лесной хижине, ищущий идеальной любви и неспособный ради любви поступиться гордостью, тревожил воображение, завораживал своей необычностью.

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1611

По ссылке - картинка дамы в автомобиле, виды Приморской железной дороги и Сестрорецка, фото телеграфиста, студента Института гражданских инженеров, Кнута Гамсуна, модная картинка костюма для лета.

@темы: текст, статьи, ссылки, Реалии, Чарская, иллюстрации

---

"Приютки"

[silent-gluk]

Л.Чарская. Повесть "Приютки"

Такое необычное слово "приютки" для нашего слуха... А это так называли в начале 20-го столетия маленьких обитательниц детского приюта - что-то вроде современного детдома. Как они жили, как складывалась их судьба, все их горести и радости - в этой книге.

Слушать: www.youtube.com/watch?v=ebdyAZej3Fg

Читать: www.litres.ru/book/lidiya-charskaya/priutki-634...

"– Вот и мы, Екатерина Ивановна, просим любить да жаловать!

Горбатенькая тетя Лёля, все еще не выпуская Дуниной руки, стояла посреди светлой, уютно убранной гостиной, обставленной мягкой, темно-красной мебелью, с пестрым недорогим ковром на полу, с узким трюмо в простенке между двух окон, с массой портретов и небольших картин на стенах. У письменного стола, приютившегося у одного из окон, поставив ноги на коврик шкуры лисицы, сидела, низко склонившись с пером в руке, пожилая женщина в черном платье.

Дуне бросилась в лицо худенькая, почти детская фигурка, костлявые руки и маленькое сморщенное лицо с большими, близорукими, ежесекундно щурившимися глазами.

– Подойди сюда ближе, девочка! Покажись, – расслышала она тихий голос.

Костлявая рука подняла за подбородок личико приблизившейся Дуни. Большие глаза, прищурившись, зорко заглянули в ее зрачки.

– Ну, девочка, будь умна, послушна, прилежна. Исполняй все, что от тебя требуется, и никто не обидит тебя. Ты сирота и с этих пор становишься воспитанницей нашего ремесленного приюта. Тебя будут учить грамоте, Закону Божию, счету и ремеслу. Когда ты вырастешь, тебе найдут место, словом, мы всячески будем заботиться о тебе.

Худенькая женщина мотнула головой и, снова схватив перо, принялась за прерванное занятие.

Тетя Леля шепнула Дуне:

– Поцелуй ручку у Екатерины Ивановны. Поблагодари твою благодетельницу. Она вам, девочкам здешним, мать родную заменяет… Поняла?

Но Дуня не двигалась с места".

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1604

По ссылке - фотография детей в приюте.

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации

---

Страницы ушедшего быта

[silent-gluk]

"Страницы ушедшего быта".
Роман Лидии Чарской «Виновна, но…» Роман мятежной души».

"Ину отдали в институт... Она видит, как во сне, длинный дортуар в казенном доме".

Героиня, как и сама Чарская в детстве, попадает в женский институт - закрытое учебное заведение для девочек после второй женитьбы отца. Так Лидия Алексеевна опять загадывает нам загадки своей биографии - что было? Что нет? Все эти воспоминания немного похожи на жизнь Лиды Вороновой - самой писательницы, частично - на историю Воронской из "За что?" А частью - совсем другие - как обычно в её взрослых романах - более жёсткие.
В институте приняты названия французского происхождения. Поэтому не общая спальня, а дортуар - от французского глагола спать - "dormir". Спальня действительно, очень длинная, часто на 40 кроватей, с тумбочками у изголовий. Так как в институтах жили постоянно, ученики и ночевали в школе. У Марины Цветаевой:

"О весенние сны в дортуаре,
О блужданье в раздумье средь спящих.
Звук шагов, как нарочно, скрипящих,
И тоска, и мечты о пожаре.

Неспокойны уснувшие лица,
Газ заботливо кем-то убавлен,
Воздух прян и как будто отравлен,
Дортуар — как большая теплица... ("Дортуар весной")


"В соседней с дортуаром умывальне слышатся шаги классной дамы".

Классные дамы следили за успеваемостью и поведением учениц гимназий, пансионов и институтов благородных девиц. Сами они не преподавали, но находились с воспитанницами всё время в течение дня. Часто был такой порядок смен - один день классная дама со знанием французского языка, другой день - немецкого. Затем - опять смена. По правилам в эти дни девочки должны были практиковаться в данном языке. У Чарской есть целая галерея образов классных дам в книгах - злых и несправедливых и добрых, чутких к ученицам.


"Откуда он взялся, этот тоненький офицер с полуопущенными веками, как у Гейне, изнеженный, женственный, оригинальный?"

Будущий муж Ины выглядит, как ей кажется, как Генрих Гейне - немецкий поэт, творчество которого является примером эпохи романтизма в литературе. Жил в первой половине 19 века.

Из афоризмов Гейне: "Там, где сжигают книги, скоро будут гореть и люди".

"Вместо «песен неба» звучала в их совместной жизни глухая мерзкая брань..."

И здесь опять подразумевается стихотворение Лермонтова "Ангел" о "песнях земли", так в журнальной версии назывался наш роман. "Песни неба" поёт душе герой - ангел:

"И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли".


"Перед Лерской высокий, гибкий, как лоза, молоденький драгун".

ДРАГУНЫ - кавалеристы, дополнительно обученные боевым действиям в пешем строю.
В начале XX века русская кавалерия считалась одной из самых боеспособных в мире. По воспоминаниям князя В. Трубецкого (служившего в Лейб-гвардии Ея Императорского Величества императрицы Александры Федоровны кирасирском полку) и германского военного историка генерала фон Позека, даже сильная (также одна из лучших в мире) германская кавалерия предпочитала не принимать атак русской кавалерии. То же касается и австрийской.


"Чтобы добиться её любви, Евгений бросил полк, изменил весь строй своей жизни, стал усидчиво заниматься науками, бросился в университет".

Так как и Евгений, и Ина живут в Санкт-Петербурге, наш герой поступает именно в Санкт-Петербургский Императорский университет. Сейчас это - СПбГУ на Васильевском Острове.

История: ( ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%BC%D0%BF%D0%B5%... )

Численность преподавательского персонала Санкт-Петербургского университета к 1 января 1899 г. равнялась 221. При университете состоят 1 инспектор с 5-ю помощниками и 1 библиотекарь с 6-ю помощниками. В библиотеке состояло к 1 января 1899 году 127 842 названия книг, в 276 095 томах; выдано было в 1898 году для чтения всего 29 054 тома. Другие учебно-вспомогательные учреждения: лаборатории химическая и физиологическая, кабинеты физический, геологический и палеонтологический, ботанический (с садом), зоологический, минералогический, зоотомический, агрономический, анатомо-гистологический, географии и антропологии, физической географии, практической механики, статистический, юридический (1898), уголовного права (1894), фонетическая лаборатория (1898), астрономическая обсерватория и кабинет, музей древностей и изящных искусств, минц-кабинет, метеорологическая обсерватория, кабинеты физиологический и судебной медицины. При Санкт-Петербургском университете состоят общества: Императорское С. естествоиспытателей (1897), Русское физико-химическое (образовавшееся в 1878 году из соединения обществ физического и химического), историческое (1889), философское (1897), неофилологическое (1889), юридическое (1877) и при нем русская группа Международного союза криминалистов, антропологическое (1887), математическое и филологическое (1869). При университете есть также «музыкальный комитет»; из студентов образованы два оркестра, духовой и струнный, и хор.


"В соседнем купе говорили, что ночью проедут Вильно и в Вержболове будут около шести утра".

Скоро уже Ина Лерская будет на границе - они проезжают город Вильно или Вильну, до 1915 года входивший в состав Российской империи, а в наше время под названием Вильнюс (с 1940 года) - столицу Литвы. Название города связано с названием ближней реки Вильня.


"…с молодым евреем-коммерсантом, говорившим на десяти языках, с эсперанто включительно…"

Эсперанто - модный искусственный язык в конце 19 и начале 20 века. В то время выпускались многочисленные самоучители, а после революции в Советской России он стал активно продвигаться для общения в сети «рабкоров» (рабочих корреспондентов), на этом языке велось радиовещание.

Ещё ребёнком Заменгоф (изобретатель эсперанто) мечтал о создании международного вспомогательного языка для общения представителей различных наций. Будучи подростком, Заменгоф работал над таким проектом, пока не счёл его готовым к оглашению. 17 декабря 1878 года он представил проект друзьям, которым язык понравился. В течение следующих лет Заменгоф совершенствовал свой язык и в 1887 году опубликовал русскоязычную брошюру «Международный языкъ. Предисловіе и полный учебникъ», подписав её псевдонимом Д-ръ Эсперанто (что на новом языке означало «Доктор Надеющийся»). Заменгоф разослал экземпляры брошюры научным обществам, редакциям периодических изданий, а также известным ему адресам учёных, писателей, учителей, адвокатов и других представителей интеллигенции.
Подробнее: ru.wikipedia.org/wiki/Эсперанто

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1603

По ссылке - фото дортуара, классной дамы с воспитанницами, виды Петербурга и Вильно, обложка дореволюционного учебника эсперанто.

@темы: текст, ссылки, Реалии, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

ИСТОРИЯ НЕУДАЧНЫХ ПЕРЕИЗДАНИЙ: "ДИКАРЬ"

Раньше в сообществе было много сравнений настоящих текстов Л.Чарской с современными переизданиями. Главной проблемой и самым неудачным из них было издание Полного Собрания Сочинений (ПСС) Лидии Чарской издательством «Русская Миссия» в 2005 г. Вроде бы и не продают теперь эти книжки, но все-таки иногда, оказывается, встречаются бедные «уродцы». Вышедшие из-под скальпеля горе-редакторов православного издательства (В.Зоберн, О.Зоберн, А.Аршакян, М.Пухова). И эти повести и рассказы очень далеки от того, чтобы называться произведениями Лидии Алексеевны.

Но и другие издательства, к сожалению, иногда сильно видоизменяют оригинальные тексты Чарской. Посмотрим издания "Ранка". Тем более тут был переиздан такой редкий "Дикарь". В наше время эту повесть очень сложно найти. До революции повесть о мальчике-герое, участвующем в боях Первой мировой, печаталась только в журнале в 1916 году.


«Милый Дикарь, очаровательный Дикарь…»

Издательство из Харькова «РАНОК» выпустило в 2011 году целую серию книг Чарской. Серия называется «Девичьи истории». В вот таких розовеньких обложках со звездочками, ленточками и цветочками)))).

И с портретами главных героев на них. Что радует, в этой серии, наконец, вышел «Дикарь», который еще нигде не переиздавался после 1916-го. Внешне теперь бывшая «повесть для юношества» (о первой мировой войне и о подростках, в ней участвовавших) напоминает милую детскую книжечку. Чему способствует и аннотация издательства:
"Герой увлекательной повести Дима Стоградский на первый взгляд кажется угрюмым и нелюдимым мальчиком. В действительности за его внешней суровостью прячется добрая, ранимая душа и горячее сердце. Эта книга рассказывает о том, как Дима встретил Сережу и Машу и подружился с ними. Они даже не подозревали, какие удивительные события случатся с ними, какие необычные приключения их ожидают."
То есть, для «девичьих историй», а скорее для младшего и среднего школьного возраста, это описание подходит. Но настоящее внутреннее содержание при этом никак понять заранее невозможно.
У книг хороший, удобный формат (чуть меньше стандартного), твердая обложка. Картинок внутри нет, бумага серая, но большой, четкий шрифт. Изменения в тексте есть редакторские, не очень существенные, но много. Можно это принять, исходя из того, что повесть печаталась только в дореволюционном детском журнале, а там ее мало кто редактировал. Книгой "Дикарь" до революции так и не вышел.
В паре мест встречаются и изменяющие сам стиль Л.Ч. Например, сестру Димы Стоградского («Дикаря») везде переименовали в Инну, хотя в книге ее чаще зовут семейным ласковым именем «Ни». Но внешнее оформление и адресация «девичьи истории» совершенно не соответствуют произведению.

Отсюда: vk.com/@-215751580-milyi-dikar-ocharovatelnyi-d...
vk.com/wall-215751580_1599

По ссылке - обложка рассматриваемого издания

@темы: текст, Издания, статьи, ссылки, сравнение, Чарская

---

"Мадмуазель Муму". Продолжение

[silent-gluk]

Л.Чарская
МАДМУАЗЕЛЬ МУМУ (продолжение)

Глава VI
КАК МАРГО ПРОВЕЛА ГЕРМАНСКИХ СОЛДАТ

Слова Марго не подействовали на Киру, дрожавшую от страха. Она плакала не переставая с той минуты, как ее захватили немецкие солдаты. А когда Марго исчезла за деревьями, Кира растерялась окончательно. Она крепче прижалась к стволу дерева и, закрыв лицо руками, горько заплакала.
О, как она раскаивалась теперь в своем непослушании! Как много дала бы она теперь за то, чтобы сидеть около мамы и бабушки у себя дома и не видеть грубых и злых германских солдат. О, зачем она не послушалась и, несмотря на запрещение старших, убежала в лес! Зачем не вернулась, когда Муму звала ее!
Но все напрасно. Что бы ни делала она сейчас, как бы ни плакала, все равно ничем уже не помочь. Хорошо еще, если Муму удастся пробраться в дом незамеченной и взять тайком провизию для этих людей. А то, ведь, если в «Заполье» узнают, что Кира попалась в руки врага, — к ней поспешат на выручку, и это погубит ее. Немцы, узнав, что они выданы, отомстят ей, конечно. О, какой ужас! И ужаснее всего то, что ей некого винить в своем несчастье, что сама она виновата во всем. Виновата она одна и никто более.
— Перестань орать! Слышишь! — неожиданно хватая ее грубо за плечо и тряся изо всей силы, прикрикнул старший солдат, в то время, как остальные пятеро залились громким смехом, при виде пуще прежнего побледневшего лица Киры.
Старший из солдат снова потряс за плечо Киру и процедил сквозь зубы:
— Если ты сейчас не перестанешь реветь, мы с тобой разделаемся.
И так как Кира в ответ на это не только не перестала плакать, а закричала изо всей силы, то солдат, выведенный из себя, с сжатыми кулаками шагнул к девочке.
Почти в ту же минуту сильно затрещали поблизости кусты, и бледное, испуганное лицо Марго, обвеянное растрепанными от быстрого бега волосами, показалось между ветвями орешника.
— Ради Бога... спасайтесь скорее... Сюда идут... Солдаты идут... русские солдаты... — зашептала она, обращаясь к германцам. — Их много; у них ружья, через несколько минут они будут здесь! Я едва успела добежать сюда, чтобы сказать вам это!
— Что такое? Солдаты? Русские солдаты? Откуда они взялись тут? — с помертвевшим от страха и неожиданности лицом пробурчал старший из солдат, а остальные, ошеломленные при слове «русские», единственном слове, что они поняли изо всей речи Марго, повскакали на ноги и схватились за ружья.
— Ради Бога не велите им стрелять! — шептала между тем Марго, хватая за руку солдата. — Русские не знают, что вы здесь, и вы еще успеете скрыться...
Едва девочка договорила последние слова, как старший германец скомандовал что то вполголоса, обращаясь к младшим, и все шестеро стремительно, как зайцы, метнулись один за другим в кусты.

Глава VII
НЕОЖИДАННЫЙ ОТЪЕЗД

Когда германские солдаты убежали, Марго обняла Киру и сказала:
— Ну, утрите ваши глазки и спешим домой. Опасно оставаться тут лишнюю минутку. Каждый миг солдаты, поняв, что их обманули, могут вернуться сюда, и тогда нам будет плохо...
— Как обманули? — удивленно вытаращила на нее глаза Кира.
— Ну да, я их обманула... Никаких русских солдат, конечно, нет поблизости. Я все это выдумала, чтобы вырвать вас из их рук как можно скорее. Ну, а теперь бежим же домой...
Кира покорно протянула руку Марго, и девочки, что было духу, бросились бежать по направлению к саду.

***
Будучи уже недалеко от сада, девочки увидели бегущего к ним навстречу Сашу. Лицо мальчика казалось встревоженным и расстроенным, как никогда. Он едва переводил дух.
— Домой, скорее домой! — закричал он девочкам. — Куда вы пропали? Вас всюду ищут... Мама волнуется... Папа сейчас приехал из города. Беда! Германские войска идут на нас. Их много, очень много. Папочка велел собирать вещи... Сейчас же уезжать надо. Мы едем в Петроград к дяде. Все уже почти готово к отъезду... Вас только ждали... Искали, да не находили. Где вы пропадали? Скорее же, скорее!
Тут Саша одной рукой схватил за руку Марго, другою свою сестру Киру и помчался с ними стрелою к дому.

Глава VIII
РАССКАЗ КИРЫ. НЕПРИЯТЕЛЬ БЛИЗКО

Когда запыхавшиеся и взволнованные дети вбежали на двор усадьбы, два до половины уже нагруженные воза стояли перед домом. Кучер, садовник, женщины-служанки и сами хозяева суетились, вынося из дома вещи и нагружая ими телеги. Все, что было поценнее и подороже, Кроевские увозили с собою в Петроград. Константин Николаевич, Наталья Владимировна, дети, — все помогали работе прислуги, кто чем мог. Даже маленький Василек и тот носил легкие свертки, чемоданы и картонки из комнат. Одна бабушка Анна Власьевна ни могла принять никакого участия в общей работе. Она сидела на широком кожаном кресле, вынесенном для неё на крыльцо и, взволнованная, встревоженная, восклицала от времени до времени:
— Боже мой! Где же Кира? Куда она пропала? Что случилось с девочкой? И в такое ужасное время!
— Я здесь, бабуся! Я здесь! — неожиданно прозвучал знакомый голос, и детские ручки обвились вокруг шеи бабушки.
— Кирушка! Кирочка! Кируня! — вырвалось счастливым возгласом у старухи, и она схватила внучку в свои объятья. — Где ты была? Куда скрылась? Ах, как ты напугала нас, измучила!
И, переводя недовольный, строгий взгляд на стоявшую тут же рядом Марго, обратилась к ней со словами:
— А вам должно быть стыдно не знать своих обязанностей, мадмуазель Муму. Вам было поручено следить за младшими детьми, а вместо этого вы сами скрылись с этой шалуньей и пропадали неизвестно где...
— Бабуся! Бабушка, не брани мадмуазель Муму! Если бы ты знала только, что она сделала для меня, для всех нас! — крикнула Кира и, вырвавшись из объятий старушки, кинулась на шею Марго и сбивчиво быстро-быстро стала рассказывать всем о том, что случилось с ней сегодня. Она рассказывала, как она убежала одна в лес, как наткнулась там на германских солдат, как хотела спастись от них, спрятавшись на дереве, и как упала на землю. Но особенно подробно поведала Кира про смелый поступок Марго.
Все слушали с удивлением рассказ о том, как Марго, желая спасти от опасности Киру, вызвалась остаться среди неприятельских солдат вместо неё, и о том, как ловко и умно она их провела и тем спасла маленькую проказницу Киру.
Когда девочка закончила свой рассказ и стала снова целовать свою гувернанточку, бабушка поманила к себе Марго:
— Вы славная, честная и смелая девочка, — произнесла она, — и я никогда не забуду вашего поступка, который спас мою внучку.
Через минуту юная француженка исчезла.
Саша был в восторге от Марго, а Наталья Владимировна бросилась к ней, чтобы расцеловать. Но в эту самую минуту во двор усадьбы вбежала испуганная, растрепанная, жена сторожа-лесника, и крикнула еще издали громким отчаянным голосом:
— Немцы идут! Немцы! Спасайтесь, господа! Уж близехонько они, всего в одной версте отсюда!
Едва только успела договорить все это лесничиха, как страшная суматоха, плач и крики поднялись в усадьбе. С бабушкой сделалось дурно. Наталья Владимировна и старшие девочки захлопотали вокруг неё: поили водою, давали нюхать спирту. Кира и Василек громко и неудержимо плакали. Миша растерянно мигал глазами. Прислуга тоже кричала, причитывая по-деревенски.
Не растерялись только сам Константин Николаевич, Саша и Марго. Хозяин дома твердым громким голосом отдал приказание закладывать коляску. А Саша стал собирать вещи, которые необходимо было взять с собою. Марго помогала ему в этом. Покончив с багажом, они принялись собирать съестное.
— А теперь, дети, сбегайте на вышку и поглядите в бинокль, с какой стороны можно ожидать непрошенных гостей, — обратился к старшим детям Кроевский.
Саша и Марго не заставили повторять приказание и быстро помчались на вышку.

Глава IX
ЧТО УВИДЕЛИ С ВЫШКИ САША И МАРГО

Вышка поднималась в виде маленькой башенки над крышей помещичьего дома. Она была много выше деревьев, окружающих дом. Поэтому все окрестности «Заполья» были хорошо видны из её окон.
Саша Кроевский любил забираться на вышку во время грозы и наблюдать отсюда, как бегают среди туч молнии, или в тихие ясные дни любоваться голубым небом и белыми облачками. Тут же, в башенке, на столе, всегда находились старая, еще дедушкина, подзорная труба и большой бинокль.
Поднявшись с Марго на вышку, Саша сам вооружился трубой, а маленькой француженке дал бинокль:
— Смотрите хорошенько, — коротко сказал он девочке.
Марго посмотрела в бинокль, прежде чем Саша успел воспользоваться подзорной трубой.
— Германцы! Германцы! — в ту же минуту закричала девочка и с испугу выронила из рук бинокль.
— Они уже близко, близко к нашему «Заполью»... — одновременно заметил Саша. — Скорее вниз, необходимо спешить с отъездом. Через полчаса будет уже поздно бежать отсюда. Ах, как много германцев движется по полю и дороге!
Саша был прав. Густая масса неприятельских солдат, пеших и конных, двигалась по направлению к «Заполью».

Глава X
БЕГСТВО ИЗ «ЗАПОЛЬЯ»

Было совсем уже темно, когда два экипажа и два воза выехали из «Заполья» на лесную дорогу. В экипажах разместилась вся семья Кроевских с Марго, а на возах были необходимые вещи; тут же сидел и кое-кто из прислуги.
Все были встревожены, взволнованы и расстроены. Взрослые всячески крепились, стараясь не показывать своего настроения детям, но это плохо удавалось им. Бабушка Анна Власьевна вздрагивала при каждом шорохе, при каждом шуме в кустах, при каждом ржании лошади.
Наталья Владимировна чувствовала себя не лучше. На коленях её спал Василек. Но остальные дети не спали. Бабушкина любимица, Кира, тихо и жалобно плакала на руках Анны Власьевы.
— Мне страшно, бабуся, мне страшно... — то и дело лепетала она, всхлипывая.
Лиля, Миша и даже Наташа волновались не менее Киры. Один только Саша, сидевший на козлах рядом с кучером Евграфом, сохранял спокойствие.
— Успокойся, Кирушка, — говорил Кроевский младшей дочурке, — нет ничего страшного, уверяю тебя. Германцы остались там позади, а когда войдут в лес, мы будем уже далеко...

(продолжение будет)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1597

По ссылке - оригинальные иллюстрации

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации

---

Любопытно

[silent-gluk]

Герои Чарской: Князь Георгий Джаваха ("Княжна Джаваха")

"- Итак, вы вручаете мне свою судьбу...
- Я верю и сознаю, что не легко вам будет это. Особенно трудно вам будет поладить с Ниной и стать для моей девочки второй матерью."

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1594

@темы: текст, ссылки, Чарская

---

Страницы ушедшего быта

[silent-gluk]

"Страницы ушедшего быта".
Роман Лидии Чарской «Виновна, но…» Роман мятежной души».

СЕГОДНЯ У НАС: КАК МОЖНО ПРОСКОЧИТЬ ГРАНИЦУ БЕЗ ПАСПОРТА, ЕСЛИ ЕГО ЗАБРАЛ МУЖ. ПАЖ - ЭТО ВОВСЕ НЕ СКАЗОЧНЫЙ ПЕРСОНАЖ В БАРХАТНОМ БЕРЕТЕ. КАКОЙ БЫЛА КОСМЕТИКА В НАЧАЛЕ 20 ВЕКА. ЗАМАНЧИВЫЕ, ХОТЬ И ПОСТНЫЕ РЕЦЕПТЫ ИЗ ЗНАМЕНИТОЙ КНИГИ МОЛОХОВЕЦ И ЖУРНАЛЫ ДЛЯ ДАМ-ЭМАНСИПЕ...

"Какая-то старушка в трауре и маленький паж машут платками…"

Паж - ученик Пажеского корпуса. Окончательно условия приема в Пажеский его императорского величества корпус оформились при Николае I, и при нем же расширили штат корпуса, увеличившийся до 150 человек в семи классах — пяти обычных и двух специальных. Отныне зачислены в пажи могли быть только дети и внуки представителей первых трех классов согласно Табели о рангах, то есть имевших звание не ниже генерал-лейтенанта или тайного советника. Но поскольку зачисление происходило по личному решению императора, то в числе пажей регулярно оказывались и дети, чьи отцы имели звания и более низких классов, но отменно проявили себя на службе Отечеству.

О пажах, корпусе и его истории: cadethistory.ru/pazheskiy-ego-imperatorskogo-ve...
Почитать воспоминания пажей: "Кадеты, гардемарины, юнкера". Мемуары воспитанников военных училищ 19 века. М., "Ломоносовъ", 2012.

"Проехали Гатчину, Сиверскую, Лугу…"

Такие названия у петербургских станций - до сих пор. Сейчас это направление от Балтийского вокзала. Луга находится в одноимённом городе, Сиверская - старейшая станция с 1857 года. В 90-х годах 19 века там было здание вокзала с крытой платформой, летний пассажирский павильон, дом начальника станции, здание медицинского пункта, отдельное здание буфета с открытыми верандами и садом; а позже и часовня, разрушенная про Советской власти. Гатчина - такое название есть у трёх станций в наше время. Знаменитый дворец Павла I находится недалеко от Гатчины-Балтийской. На фото - расписания и карта поездов на Берлин, Париж и другие города, Ина проезжает как раз мимо упомянутых станций.

"Они – ваши горячие поклонницы, и номера «Светлого Вестника» у нас не сходят со стола".

Журнала или газеты с таким названием не существовало в действительности, но прибавление слова «Вестник» встречалось тогда в названиях многих изданий: Женский вестник, Вестник Европы, Русский вестник… больше всего по содержанию «Светлый Вестник» похож на «Женский вестник», известный феминистский журнал начала 20 века, вот статья о нём: cyberleninka.ru/article/n/zhenskiy-vestnik-1904... и Женскую жизнь (публицистическая часть издания «Журнал для хозяек», выходивший в 10-х годах 20 века).

"К сожалению, только он не дал ей паспорта..."

«Положение о видах на жительство» 1895 года разделило население империи на две группы. К первой относились дворяне, офицеры, почетные граждане, купцы и разночинцы. Им выдавались бессрочные паспортные книжки. Ко второй — мещане, ремесленники и сельские обыватели, то есть люди податных сословий, которые получали паспорт на разные сроки — на год, на пять лет — и по ним же платили налоговые сборы.

"Мужской паспорт носил семейный характер — в нем содержались сведения о жене и несовершеннолетних детях. Женщина вписывалась в паспорт мужа наравне с детьми, и только с согласия супруга могла получить отдельный вид на жительство. Незамужняя женщина — с разрешения отца. Очень часто женщину выписывали из паспорта отца и вписывали в паспорт мужа. Если она уже имела отдельный вид на жительство, то перед венчанием он изымался и оставался на хранении в церкви среди документов о бракосочетании. В случае нахождения без мужа женщине полагалось иметь свой отдельный вид на жительство, выданный либо в полиции, либо по месту службы мужа, и всегда с его согласия и на срок, который он определил. Таким образом, свобода передвижения женщин была сильно ограничена". (И.Юкина. На пути к женскому гражданству в России: 1860-е - 1917 год)

"…Зиночка Клок, целившая чуть подрисованными глазками в какого-то элегантного, красивого немца…"

Ниже на фото советы - как подрисовать глазки и другие "краски для лица".
Почитать "Забытую науку красоты" Е.Лаврентьевой : www.google.ru/books/edition/%D0%97%D0%B0%D0%B1%...

"Она постилась ради Страстной недели и теперь закусывала взятыми из дома рыбными котлетами и пирожками с рисом".

Теперь понятно, что Ина путешествует весной, вероятно в позднюю Пасху, за неделю до неё. Купчиха, её соседка по вагону питается соответственно правилам православной веры. А мы можем только почитать вкусные рецепты из книги Е.Молоховец "Подарок молодым хозяйкам"...

Пироги тут: molohovetc.ru/otdel_xi/

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1589

По ссылке - фото пажей, расписание поездов, схема железнодорожных путей, обложка "Женского вестника", объявление о подписке на "Женскую жизнь", "Новое положение о видах на жительство", рассказ о красках для лица, модная фотография, рецепты блюд.

@темы: текст, ссылки, Реалии, Чарская, иллюстрации

---

Любопытно

[silent-gluk]

Читать: онлайн-читать.рф/чарская.html

Онлайн-библиотека книг Лидии Чарской со старинными иллюстрациями

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1588

@темы: текст, ссылки

---

"Мадмуазель Муму". Продолжение

[silent-gluk]

Л.Чарская
МАДМУАЗЕЛЬ МУМУ (продолжение)

Глава IV
ЧТО РЕШИЛА МАРГО

Марго вздрогнула. Она поняла сразу, что означала фраза, произнесенная немцем. По-видимому, неприятельские солдаты приняли Киру за маленькую шпионку, пришедшую, по наущению кого-либо из взрослых, подслушивать и подглядывать за ними, чтобы потом донести обо всем виденном. Марго сообразила все это и снова обратилась к старшему солдату.
— Уверяю вас, что вы ошибаетесь, Кира убежала в лес на прогулку. Я поспешила за нею и...
— А зачем ей пришло в голову лезть на дерево? — все так же сердито хмурясь, спросил немец.
— Она испугалась, растерялась и...
— Не болтай вздор... Молчи… — неожиданно прикрикнул он на Марго и уже на немецком языке обратился к окружавшим его солдатам.
Пока он говорил, Марго успела по-французски шепнуть Кире:
— Вы понимаете немецкий язык и постарайтесь не пропустить ни одного слова.
— Да, да, мадмуазель Муму, я сделаю все, что вы скажете, — дрожащим голосом отвечала бедняжка.
Действительно, Кира, чувствуя себя виноватой, вполне искренно готова была теперь делать все, чтобы сгладить свою вину.
— Что они говорят? — через минуту обратилась к ней с вопросом маленькая француженка.
— Они... они... говорят... что голодны... что им хочется пить и есть... И что недалеко отсюда находится большой немецкий отряд, который через несколько часов тоже будет здесь... Я боюсь!.. Я боюсь... — и Кира снова заплакала, прижимаясь к маленькой гувернантке.
— Не надо бояться. Не надо плакать, — зашептала в ответ Марго по-французски. — Господь Бог всегда добр и милостив к детям; поможет Он и нам, Только запомните: если одной из нас удастся убежать отсюда, то нужно точнее рассказать обо всем дома. А главное, о том, что большой немецкий отряд через несколько часов будет тут.
— Но разве они нас отпустят? — опять захныкала Кира.
— Вам это лучше знать... Прислушайтесь к тому, что они говорят, вы ведь понимаете по-немецки.
Фрейлейн Эмма, научившая за два года Киру прекрасно понимать немецкий язык, сослужила девочке, как теперь оказалось, большую службу. Она от слова до слова поняла беседу солдат.
— Они говорят, что пошлют одну из нас в «Заполье» за едою и вином, а другую оставят здесь у себя, Но только в том случае пошлют, если получат слово, что никто в усадьбе не узнает, для кого и для чего понадобилось нести в лес съестное. А если та, которая пойдет за ужином, выдаст их, то они отомстят той, которая останется у них... О, мне страшно, мне страшно слышать все это!
Марго уже не слышала, что говорила ей сквозь слезы Кира. Она что-то обдумывала сейчас.
«Да, да, решено! Да иначе и быть не может. Я останусь здесь у немцев, а домой пусть пошлют Киру. И пусть Кира расскажет там обо всем, а, главное, о том, что немцев мало, всего шесть человек и что если садовник, кучер и рабочие явятся сюда, хорошо вооруженные, то им не трудно будет взять в плен этих германцев. Ну, а если они убьют меня, узнав про мой поступок, то по мне некому будет горевать и плакать. Наоборот, что-либо дурное случись с Кирой, то для всей семьи это будет тяжелым, непоправимым горем. Ну да, конечно, я останусь здесь, а Кира пойдет домой, расскажет все и пришлет сюда вооруженных людей. Только бы тот, старший солдат, согласился послать не меня, а Киру».
И Марго тут же шёпотом стала объяснять Кире все, что надо было сделать.

Глава V
СТРАННОЕ ПОРУЧЕНИЕ

Старший из германских солдат строго взглянул на девочек:
— Вот что я вам скажу, — заговорил он по-немецки. — Одна из вас останется здесь, а другая пойдет бегом в усадьбу и принесет нам хлеба, вина и спичек. Но чтобы та не смела никому сказать о том, что мы тут. А ежели скажет, то мы другую расстреляем. Поняли?
Кира при этих словах стала белее своего белоснежного платья. Когда она перевела приказание солдата Марго, та прямо затряслась от ужаса. Тем не менее, Марго скоро оправилась и выступила вперед.
— Господин, — обратилась она по-русски к старшему солдату, — если вы хотите оставить кого-нибудь из нас здесь, то, конечно, уже оставьте меня, потому что эта маленькая девочка боится вас до смерти...
— Но ведь она — дочь помещика, — хитро перебил ее германец. — Значит, пусть она и останется с нами. Если ты выдашь нас, то мы расстреляем дочку помещика. А тот не захочет потерять свое дитя и не явится сюда с людьми. Поняла меня, девчонка?
Тут Марго поняла, что не следовало говорить о том, кто такая Кира. Теперь, конечно, германцы оставят у себя Киру, потому что люди из «Заполья» побояться напасть на них, чтоб солдаты не причинили зла дочери помещика. Но теперь поправить эту ошибку было поздно. Мысли Марго заработали быстро, быстро. Вдруг легкая краска залила её бледное лицо. Она, наконец, придумала, что надо было делать.
— Не бойтесь, крошка, — шепнула она Кире, которая, услышав о том, что Марго уходит а она остается среди неприятельских солдат в лесу, снова залилась неудержимыми слезами. — Старайтесь только заметить все, что произойдет тут.
Шепнув это Кире, Марго опять обратилась к старшему над солдатами:
— Я принесу вам все, что найду в погребе и на кухне помещичьего дома. Конечно; я унесу все это тайком, чтобы никто не узнал и не увидел. И спички, как вы просите, прихвачу тоже. А за это, прошу вас, не пугайте и не волнуйте бедную маленькую девочку. Вы видите, на ней лица нет от страха. А я постараюсь еще принести вам чего-нибудь вкусного...
Солдат усмехнулся и добродушно похлопал Марго по плечу.
— Умница ты, как вижу, — произнес он по-русски. — Но только знай наперед: ежели ты не возвратишься скоро или взболтнешь кому, что мы здесь, — мы захватим эту девочку с собою, уведем в Германию, и она никогда не вернется уже сюда. Ну, теперь ступай...
Марго взглянула на Киру, сидевшую с заплаканными глазами под деревом, и шепнула:
— Не бойтесь, дорогая Кирочка, не бойтесь, я скоро приду назад. Устрою так, что вы опять очутитесь дома, среди своих. Только прислушайтесь хорошенько, о чем солдаты будут говорить.

(продолжение будет)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1581

@темы: текст, ссылки, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

С. Б. БОРИСОВ. БЛАГОРОДНЫЕ ДЕВИЦЫ, «БЕСПРЕДЕЛ» И НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СССР
С. Б. БОРИСОВ. БЛАГОРОДНЫЕ ДЕВИЦЫ, «БЕСПРЕДЕЛ» И НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СССР, изображение №1
ИСТОЧНИК: Социологические исследования, 1990, № 6.
БОРИСОВ Сергей Борисович—ассистент кафедры философии и научного
коммунизма Шадринского государственного педагогического института. В
«Социологических исследованиях» публикуется впервые.
Переход к открытому рассмотрению явлений, считавшихся несуществующими в условиях социализма, получил свое воплощение, в частности, в появлении серии статей о системе «неуставных отношений» в Вооруженных Силах СССР, в местах лишения свободы, а также разного рода современных «неформальных» объединениях. На наш взгляд, эта тема требует своего дальнейшего развития, в том числе, в области исследования исторических и логических корней, предпосылок и архетипов «неофициальных» моделей группового поведения. Мы хотим предложить читателям очерк «неуставных отношений» самой, казалось бы, неагрессивной социальной группы - воспитанниц женских учебных заведений дореволюционной России - на основе социологического анализа ряда произведений Лидии Чарской.
Несколько слов об их социологической достоверности. Трудно отыскать в детской и подростковой литературе феномен, аналогичный феномену Чарской. Пожалуй, можно вспомнить только Ж. Верна.
Даже отчаянный враг Чарской, Корней Иванович Чуковский, не может не признать, что «вся молодая Россия поголовно преклоняется перед нею» [1].
Следует учесть, что Л. Чарская оставалась популярна в течение десятилетий, и лишь с зачислением ее в стан буржуазных, «монархических» авторов, с прекращением публикации ее новых произведений и переиздания старых, она насильственно к началу 30-х годов была отлучена от детских сердец. Удивительно упорство, с каким талантливая русская писательница замалчивается свыше 70 лет. Удивительно тем более, что при дефиците хорошей детской литературы выпускаются отнюдь не лучшие книги, а 70 только крупных произведений Чарской, дающих прекрасный выбор издателям, остаются для детей недоступными.
Читая в ее произведениях о традициях девической среды, нельзя не заметить прямых параллелей с симптоматичными традициями «воровской» и «армейской» субкультур. Прототипом «прописки» в зоне, издевательств старослужащих над молодыми солдатами, являлась травля новеньких в женских школах. Читаем в повести «Некрасивая»: «Около трех десятков девочек окружали меня, забрасывая вопросами, на которые я едва успевала отвечать ... А маленькие мучительницы, как бы не замечая моего волнения, подступали ко мне все ближе и ближе, закидывая меня все новыми и новыми вопросами, которым не предвиделось конца» [2, с. 157].
Вот отрывок из «Записок маленькой гимназистки»: «...И веселая, живая как ртуть. Соболева изо всей силы дернула меня за косичку. - Ай! - невольно вырвалось у меня.
«- Ага! Знаешь, где птичка "ай" живет! - захохотала во весь голос шалунья, в то время как другие девочки плотным кругом обступили меня со всех сторон. У всех у них были недобрые лица» [3. с. 55-56].
Травля новеньких - средство ломки индивидуальной модели поведения, где слово большинства - закон для всех. «Прописка» распространялась не только на учениц, но и на преподавателей. Коллективные действия гимназисток по отношению к последним назывались «бенефисом». Обратимся на этот раз к повести К. Филипповой «В гимназии»:
«На второй урок класс готовил "бенефис" новому преподавателю русского языка. Девочки еще не видели своего нового преподавателя, но сразу же... решили устроить ему бенефис.
— Чтобы не задавался!» [4, с. 29-30].
Обратим внимание - модель поведения «включается» независимо от личности,
на которую это поведение направлено. В последней безличной, безавторской реплике, являющейся как бы групповым гласом, выражена суть действия: «чтобы почувствовал силу группы, чтобы знал, что его может ожидать в дальнейшем». Любопытен следующий эпизод: новенькая Ирина Лотоцкая впервые слышит о «бенефисе», и тем не менее сила группового сознания уже подчинила ее себе:
«— ...Ну ты как, Ирина, будешь участвовать в бенефисе?
Я — как все! - решительно ответила Ирина.
Тогда тебе сейчас же надо сделать репетицию.
...Ирина оказалась способной ученицей и к началу "бенефиса" была готова» [Там же, с.31].
Далее, как только в класс входит преподаватель, следует театрализованное действо, напоминающее «театр абсурда»:
«Сначала опустилась на парту одна девочка, потом другая, третья, четвертая, пока не сели все. Это проделывалось серьезно, без единого слова, без улыбок, с деревянными лицами и нарочито вытаращенными глазами. Ника негромко кашлянула. Враз поднялись правые руки, пальцы ударили по губам:
- Брусси — брусси — бруссисем!
Пальцы били по надутым щекам:
- Пути...
Опять по губам:
- Бриня...
По щеке и по губам:
— Пути - бром!
Затем все начиналось сначала» [Там же, с. 32-33].
Как мы сейчас увидим, за любую обиду — мнимую или действительную — гимназистки мстят зло, используя идеологему «товарищества» и «подчинения меньшинства большинству». Вот какова реакция «старослужащих» на то, что учитель похвалил новенькую:
«-...Всем нам в пример ставил. Всем старым ученицам - новенькую. Срам!
Позор! Осрамил нас Яшка! - кричала... девочка по фамилии Ивина...
- Срам! Позор! Правда, Ивина! Правда! — подхватили в один голос все
девочки.
- Травить Яшку! Извести его за это хорошенько! В следующий же урок за
топить ему баню — кричали в одном углу. - Истопить баню! Непременно
баню- кричали в другом» [3, с. 56].
Замечательно описан Л. Чарской психологический механизм превращения вырвавшегося в запальчивости против новенькой крика в искреннее мнение подавляющего большинства. Параллельно можно привести аналогичную цитату и весь эпизод «бенефиса» из повести «Записки институтки», где гимназистки поочередно отказывались отвечать, якобы изнемогая от запаха лекарства, которым учитель смазывал больные ноги [5]. Эпизод из уже цитировавшейся повести «Некрасивая»:
«Спичке бенефис завтра. На все вопросы ни слова. Молчок. Начнет спрашивать отречься... Отречься! Отречься! И друг за друга стоять горою» [2. с. 218-221].
Итак, большинство приняло решение. При помощи угроз и демагогии оно сколачивает в классе единую группу (далее курсив мой.- С. Б.):
«- Новенькая, смотри, если ты не будешь для Яшки баню топить, мы тебя
изживем живо!
— Только смотри, не выдавать, не по-товарищески это!
Слышишь!.. А то берегись!
— Берегись! Берегись! Если выдашь, мы тебя сами травить 6удем!
Смотри!
Девочки со всех сторон надвинулись на меня, крича и угрожая. Лица их
разгорелись. Глаза сверкали.
— Не смей выдавать! Слышишь! Не смей, а то мы тебе покажем, гадкая
девчонка! - кричали они» [3, с. 56, 57].
Но существует и меньшинство, которому есть что терять и которое отнюдь не в
восторге от предстоящего сражения с учителем. Посмотрим, как большинство достраивает себя до единого целого.
«Так помните: травить Яшку сегодня же!
- Травить! Травить! - эхом отозвалось сразу несколько голосов.
- Что вы, mesdam' очки! Разве это можно? - робко прозвучали голоса
трех-четырех учениц, считавшихся самыми прилежными и благонравными из
всего класса.
- Ну уж вы "тихони", молчите! —напустилась на них рыженькая Рош.— Не
смейте идти против класса! Это гадость! Слышите ли, все должны дружно действовать и травить Яшку, все до одной. А кто не станет делать этого, пускай убирается от нас. Да!»
[3, с. 83-84].
Потенциальной фракции пригрозили оргмерами и та поспешила «разоружиться
перед классом»:
«Тихони как-то разом смолкли и присмирели. Одна из них, Тиночка Прижинцова, высокая, бледная девочка, первая ученица младшего класса, неторопливо (Именно! Надо соблюсти „солидность".- С. Б.) поднялась со своего места и сказала, обращаясь к Рош:
- Ты напрасно горячишься, „толстушка", раз всем классом решено травить
Яшку,— мы не можем отстать от класса» [3, с. 84].
А вот как героиня отрекается от того, что ей кажется справедливым:
«— Кто смел сказать это? — послышались звонкие металлические звуки и
стройная красивая девочка в тот же миг очутилась на кафедре.- Или ты, Грибова, не знаешь меня? Не знаешь, что Надежда Колынцева никогда не предавала своего класса"? И даже все ваши нелепые „девонские" выходки покрывала всегда и всюду. И всегда, и теперь, и завтра будет то же самое. Несмотря на то, что мне глубоко противна ваша лень, слабость... Я пойду заодно с классом и отрекусь (!—С. Б.) от урока, хотя я и первая ученица у вас и знаю его наизусть.- Фея сошла с кафедры под оглушительные „браво" и аплодисменты подруг» [2, с. 221].
Мы как-то незаметно перешли от механизма «беспредела» зоны и армейской
«дедовщины» к прекрасно известному уже нам механизму, использованному Сталиным для захвата власти. Опосредствованная традициями дореволюционных институток (а мы проанализировали именно женские, «благородные» группы, чтобы показать полную независимость механизмов ломки личности от «мужской» жестокости, агрессивности
— анализ мужских учебных заведений продемонстрировал бы это куда ярче) связь между механизмами «зоновского беспредела» и сталинской модели власти уже подмечена Л. Баткиным, показавшим сходство Сталина с воровским «паханом» [6].
Вернемся к нашим благородным девицам. Не будем осуждать даже лучшую из
них за то. что она «предпочла позорную отметку нарушению правил товарищества» [2, с. 228]. В тонкостях этих правил, воплощенных в сталинском понимании демократического централизма, не смогли разобраться куда более знающие и опытные люди. Не смогли и пали, кто морально - под оглушительные «браво» и «аплодисменты подруг», а кто - физически в целях «социальной защиты».
Перечитаем Чарскую — вот как реагируют подруги на «нарушение правил товарищества»:
«- Шпионка! Доносчица! Mesdames! Смотрите, душки, шпионка пришла!..
— Госпожа шпионка! — услышала я над своим ухом...
Остальные поддерживали их замечаниями о том. что в их чистый товарищеский (партайгеноссе! - С. Б.) кружок, где до сих пор не было предателей, затесалась шпионка и доносчица, достойная всякого презрения и справедливого гнева...
- Отвращение вы такое, шпионка, доносчица...
- А вы, оказывается, не только шпионка, сплетница и кисляйка, но и
изменница класса!» [2, с. 177—184].
«- Предательница! Изменница! Отступница!..
- В нашем классе предательница, отступница! Срам, срам, срам!
- Господа! Подвергнем ее остракизму, изгнанию из нашей среды!.. Выгнать ее
от нас нельзя, но и оставаясь с нами, она будет чужая, ненавистная нам с этого
дня» [3, с. 231].
Бедный товарищ Сталин! Все придумали до тебя - даже переименование в шпионов людей, всего лишь «нарушивших правила товарищества».
Да, благородные девицы, склонные к сантиментам и экзальтации, выглядят совсем не «ах», когда механизмы «товарищеской солидарности» превращают их в толпу. А многие думают, что «Чучело» — это выдумка Железнякова — Быкова или, в крайнем случае, нечто исключительное для детской среды.
А вот и расправа:
«— Вон ее! Не хотим шпионку! Прочь из класса! Вон, сию же минуту, вон!
Вокруг меня были грозящие, искаженные до неузнаваемости лица ("Банду
шпионов и убийц — к ответу" — С. Б.); детские глазки горели злыми огоньками, голоса звучали хрипло, резко, крикливо...» [3, с. 90].
Мы могли бы такой же объем текста посвятить сравнительному анализу «любовных» проявлений в замкнутых группах. А именно: институтско-гимназическому «обожанию» учителей и старших воспитанниц, с одной стороны; извращенным формам реализации любовно-сексуального чувства в замкнутых армейских и лагерных группах, с другой; восторженной любви к вождю, переходящей в культ, с третьей.
Удивительнейшие совпадения здесь налицо: выцарапывание булавкой вензеля
«обожаемой» на руке выше кисти, крики в спину прогуливающейся: «Обожаемая! Прелестная! Божественная! Милая!»; обязательные «ритуальные» подарки обожаемой; вопли восторга на демонстрациях перед Сталиным на трибуне и аплодисменты в кинотеатрах при появлении изображений вождя; музей подарков Сталину в Москве.
Вот еще один ряд; «альбомчики» со стихами, пожеланиями, рисунками и т. д. у
гимназисток и «дембельские» альбомы у старослужащих, аналогичные «блокноты» с изощреннейшей отделкой у заключенных.
Пусть эти явления из сферы «любви» и «самодеятельного художественного
творчества» послужат просто подтверждением неслучайности обнаруженного нами сходства.
Сделаем два резюме теоретического и практического свойства. Первое: любая
группа людей, объединившихся добровольно (партия) «добровольно-принудительно» (уличная, дворовая компания; класс или учебная группа, армия) или недобровольно (места лишения свободы), не имеющая осознанной стратегической целью своего бытия свободное, творческое развитие каждого как условие свободного развития всех, с неизбежностью приходит к превращению инструментально, прагматически годных в
определенных условиях моделей групповой самоорганизации и самозащиты (устав, «кодекс чести», «товарищество», «один за всех», «круговая порука» и т. д.) в высшие нравственные (безнравственные?) ценности группы.
Это ведет с неизбежностью к нравственному перерождению и вырождению группы, к отчуждению составляющих ее личностей от норм и ценностей, которым они вынуждены (часто вопреки своему желанию) следовать, к происходящему в результате этого переходу власти к «гениальной посредственности», умело использующей в своих целях господство надличностных норм и ценностей над любым членом группы.
Второе резюме более локально: широкая публикация с современными комментариями и включение книг Л. Чарской в школьную программу по литературе (их читали взахлеб и 5—7 и 15—17-летние, и не только девочки — книги были рекомендованы для кадетских училищ) способны выработать у подрастающего поколения сильнейший иммунитет против слепого поклонения так называемым «нормам товарищества», против бездумной веры в принцип «безусловной правоты большинства».'
Тем самым общество получит людей, умеющих осмысленно отстаивать свое мнение вопреки мнению большинства. Возникнет мощная ментальная структура, препятствующая развитию таких уродливых явлений, как «дедовщина», «беспредел", «вождизм».

ЛИТЕРАТУРА
1. Чуковский К. Чарская// Речь. 1912. № 1679.
2. Чарская Л. Белые пелеринки. Две повести. СПб., 1906.
3. Чарская Л. Записки маленькой гимназистки. СПб., 1900.
4. Филиппова К. В гимназии. Свердловск, Свердгиз, 1938.
5. Чарская Л. Записки институтки. СПб., 1906.
6. Баткин Л. Сон разума // Знание-сила. 1989. N° 3. С. 84.

Отсюда: vk.com/@allcharskaya-s-b-borisov-blagorodnye-de...

@темы: статьи, ссылки, мнение о книге, Чарская

---

Страницы ушедшего быта

[silent-gluk]

"Страницы ушедшего быта".
Роман Лидии Чарской «Виновна, но…» Роман мятежной души».
КАРТИНКИ ИЗ РОМАНА.

"И длинная платформа Варшавского вокзала с бессмысленно снующей по ней толпой…"

Теперь вокзал не используется по прямому назначению. Варша́вский вокза́л — бывший железнодорожный вокзал на начальной станции Петербурго-Варшавской железной дороги (с 1907 года — Северо-Западных ж. д.) в Санкт-Петербурге. В настоящее время — архитектурный памятник, реконструированный в торгово-развлекательный комплекс и фудмолл VOKZAL 1853.

ИСТОРИЯ ВОКЗАЛА: antennadaily.ru/2019/10/29/varshavsky-vokzal/#:...

"…и сама она в дорожном костюме с традиционной сумочкой через плечо…"

"И в Берлине не спрыгивайте на ходу с трамваев".

"…в толпе провожатых, окружающих какую-то пикантную дамочку в огромной, эксцентричной шляпе".

"…свои маленькие ручки, затянутые в щегольские перчатки…"

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1576

По ссылке - вид Варшавского вокзала, берлинских трамваев, а также модные картинки тех лет.

@темы: ссылки, Реалии, Чарская

---

Любопытно

[silent-gluk]

Из "Воспоминаний о Корнее Чуковском".

Елена Хаскина "Ню-Ле-Фе-Гри"

Нам с подругой было по тринадцати лет, когда мы с большим увлечением читали популярную в начале века детскую писательницу Лидию Чарскую. Отец мой, очень, любивший и прекрасно знавший литературу, огорчался нашим увлечением. Однажды осенью 1913 года он положил передо мной газету "Речь" и сказал: "Вот, прочти со своими подружками, что пишет Чуковский о вашей любимой Чарской".
Статья была написана в резких, насмешливых тонах. Автор издевался над наивной сентиментальностью и глупостью институток, приводил много примеров, которые разоблачали дурной вкус писательницы.
Я и моя подруга были очень огорчены и обижены за любимую писательницу, и мы, поделившись обидой с нашими братьями Федей и Гришей, решили написать Чуковскому. Не откладывая решения в долгий ящик, мы написали и отправили в редакцию газеты "Речь" для Чуковского довольно дерзкое письмо, в котором высказывали несогласие с критиком, заявляя, что взрослые уже забыли то время, когда сами были детьми, что мы, дети, лучше знаем, что нам нужно и интересно читать. Подписали мы наше письмо "Ню-Ле-Фе-Гри", взяв для подписи по первому слогу от каждого имени (Нюся, Лена, Федя, Гриша).
Письмо отправили. Вскоре пришло коротенькое письмо от Чуковского, в котором он сообщал, что ответит нам при встрече, так как собирается побывать с лекциями в Витебске, где мы тогда жили. Писатель приглашал нас посетить свою лекцию и подойти к нему после ее окончания.
Шли дни, приближался день приезда Корнея Ивановича. С удивлением и некоторым разочарованием мы заметили, что читать Чарскую нам уже не очень хочется, что, сами того не желая, мы начинаем видеть в ее книгах то, на что указывал Корней Иванович. К большому нетерпению и желанию увидеть Чуковского примешивалось чувство смущения и неловкости. "Что же мы ему скажем, если мы уже почти во всем с ним согласны?"
И вот в городе появились афиши, возвещавшие о лекции К. И. Чуковского об Оскаре Уайльде. На лекцию мы отправились вчетвером. После лекции побежали в артистическую и выстроились в том порядке, в котором стояли наши подписи.
Корней Иванович подошел к нам. Мы стояли молча. Он протянул нам руки и, улыбаясь, спросил: "Это вы "Ню-Ле-Фе-Гри"?"

Читать полностью на:
www.chukfamily.ru/Kornei/Memories/haskina.htm

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1570

@темы: статьи, ссылки, мнение о книге, Чарская, Чуковский

---

"Мадмуазель Муму". Продолжение

[silent-gluk]

Л.Чарская
МАДМУАЗЕЛЬ МУМУ (продолжение)

Глава II
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ЛЕСУ

Упрямая Кира не откликалась на крики детей. Откуда-то, из глубины чащи, доносился её звонкий смех. Доносился и треск сухих сучьев, ломавшихся под её маленькими ножками.
— Кира, назад! Назад, Кира! — еще раз крикнули Миша, Лиля и Наташа.
Но Кира все не отвечала им. Тогда Марго отложила книгу в сторону:
— Она не вернется сама. Кира никогда не слушается. Необходимо немедленно погнаться за нею и вернуть ее силою.
И, поднявшись со скамьи, Марго бросилась в чащу по следам исчезнувшей Киры.
Кусты орешника, тесно сросшиеся в одну непролазную гущу, преграждали путь Марго. Но девочка не останавливалась и, ловко отстраняя ветки деревьев, она упорно подвигалась вперед.
— Кира! Кира! Назад! В лесу опасно... — от времени до времени кричала Марго изо всей силы, стараясь быть услышанной своенравной Кирой.
Но лесная чаща молчала; не было слышно уже раздававшегося раньше веселого заливчатого смеха беглянки.
Тогда Марго переменила направление, свернув налево. Здесь, казалось, кусты были несколько реже. Вскоре они и вовсе поредели и перешли в полянку. Марго, запыхавшаяся от быстрой беготни, присела на сваленном стволе дерева и начала оглядываться вокруг. Впереди, сзади, по сторонам, — всюду зеленела густая стена кустов и деревьев. Солнце уже зашло, сгустились незаметно сумерки, и лес казался жутким и таинственным.
Вдруг Марго ясно услышала негромкие, грубые мужские голоса, неожиданно зазвучавшие из чащи. Она вся насторожилась и прислушалась.
Недоброе предчувствие зародилось у Марго. Ее сразу же потянуло вперед, узнать, кто находится там, за густою стеною зелени. Ей показалось, что необходимо тотчас же открыть, узнать, что происходит в лесу. Стараясь производить как можно меньше шуму и обходя попадавшиеся ей на пути ветки и сучья, девочка стала быстро красться вперед и осторожно пробираться сквозь чащу. Вот она сделала еще несколько шагов, вот перепрыгнула через какой-то пень, через какую-то канавку и очутилась за стволом огромной толстой старой липы, которую вряд ли смогли бы обхватить двое людей. Теперь голоса раздавались вблизи, совсем близко от девочки.
Она взглянула из-за дерева и, едва удержавшись от крика испуга, шарахнулась обратно и снова спряталась за ствол.

Глава III
В ЛЕСНОЙ ЧАЩЕ

Вот что представилось глазам Марго. На небольшой лужайке в лесу находилось несколько рослых мужчин, одетых в нерусскую военную форму, в медных касках на головах. Их форма напоминала Марго костюм Фрица, германского солдата, брата исчезнувшей фрейлейн Эммы. Марго не могла не догадаться, что эти люди — германцы. Их было шесть человек, и все они сидели и рисовали карандашом на страницах небольших записных книжек, которые имелись у них в руках.
Но не это испугало Марго. По ту сторону небольшой поляны мелькало между деревьями белое платье Киры. Очевидно, маленькая шалунья уже давно заметила присутствие германских солдат и так же, как и Марго, почуяла опасность. Верно с испугу, Кира очутилась у какого-то тоненького деревца и, обхватив его руками, стала взбираться наверх.
— Не надо! Ах, не надо! Лучше спрятаться в траве, в кустах, но незачем влезать на дерево. Ведь и с дерева они могут достать... — шептала Марго, следя испуганными глазами за каждым движением Киры.
Увы, кричать она не могла. Неприятельские солдаты услышали бы её предупреждающий Киру крик и не замедлили бы схватить их обеих. Говорить же шёпотом не имело никакого смысла, — Кира все равно не услышала бы её. Тогда Марго стала быстро и бесшумно красться к дереву, за сучья которого цеплялась Кира.
Не успела Марго добраться поближе к Кире, как деревцо, на которое успела вскарабкаться Кира, не выдержав тяжести, склонилось к самой земле.
— Ай! — невольно закричала Кира и полетела на траву, мелькнув в воздухе своим белым платьем.
В тот же миг сидевшие на полянке солдаты вскочили на ноги, схватились за ружья и бросились к ней. Один из них, помоложе и попроворнее, вскинул ружье и хотел было выстрелить в сторону белевшего на траве предмета, но старший солдат удержал его.
Отчаянный плач Киры был ответом на это движение солдата. Тогда Марго не выдержала и выскочив из своей засады бросилась к германцам. Совершенно забывая о том, что те не поймут ее ни по-французски, ни по-русски, девочка кинулась к старшему из них и, умоляюще складывая у груди ручонки, залепетала:
— Ради Бога, не велите им, стрелять! Мы — маленькие девочки, которые не причинят вам никакого вреда. Ну, да, маленькие девочки, она дочь здешнего помещика Кроевского, а я живу у них в доме...
— Муму! Муму! О, как мне страшно, как страшно! Они хотели стрелять в меня! Они...
И не договорив, Кира громко, испуганно заплакала и бросилась к Марго, обвила руками её шею и прижалась мокрой от слез щекой к её щеке.
— Ничего, ничего, Кира. Бояться нечего. Они нам ничего не сделают — поспешила успокоить Марго девочку.
Потом Марго снова обратилась к старшему солдату уже по-русски, с мольбою глядя на него своими черными тревожными глазами:
— Ради Бога, отпустите нас, господин... Отпустите... Мы ведь маленькие девочки...
— Маленькие девочки имеют большие уши и длинный язык, — к полному удивлению Марго и Киры ответил довольно хорошо по-русски тот, к которому была обращена просьба.
Он сердито взглянул в лицо Марго, потом еще сердитее в красное от слез и волнения личико Киры.

(продолжение будет)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1569

По ссылке - оригинальная иллюстрация

@темы: текст, ссылки, Чарская, иллюстрации

---

Любопытно

[silent-gluk]

Из книги И.В. Зимина "Детский мир императорских резиденций. Быт монархов и их окружение" мы узнаём, что в семье императора Николая Второго у его детей было особенно много книг Чарской.

"В классной комнате старших великих княжон Ольги и Татьяны стены были оклеены матовыми обоями оливкового цвета, пол закрыт бобриковым ковром цвета морской волны. Вся мебель изготовлена из ясеня. Большой учебный стол находился посередине комнаты и освещался шестирожковой люстрой, которую можно было опускать. На одной из полочек стоял бюст И.В. Гоголя. На боковой стене висело расписание уроков. В шкафах хранились книги, в основном религиозного и патриотического содержания, а также учебники. В библиотеке девочек было много книг на английском языке. Вместе с книгами хранился человеческий череп, он остался в классной, видимо, после занятий анатомией в августе 1914 г., когда девочки готовились к экзаменам на звание медсестёр военного времени. Преподаватели вели журнал, куда записывались домашние задания и выставлялись оценки по пятибалльной шкале. В классной комнате младших княжон Марии и Анастасии стены покрашены белой краской. Мебель – ясеневая. В комнате хранились чучела птиц, детские книги русских и французских авторов. Особенно много было книг известной детской писательницы Л.А. Чарской. На стенах – религиозные рисунки и акварели, расписание уроков, пара детских объявлений шутливого характера. Поскольку девочки были еще маленькими, то в классной комнате хранились и куклы с их туалетами. За перегородкой – игрушечная мебель, игры. На стене классной висела картина Шишкина «Дорога в сосновом лесу в Спале».

Здесь посмотреть и почитать книги из библиотеки великих княжон:

www.rsl.ru/ru/events/afisha/vistavki/puteshestv...

www.rsl.ru/ru/events/afisha/vistavki/puteshestv...

Отсюда: vk.com/wall-215751580_1568

По ссылке - фотографии из книги.

@темы: ссылки, Чарская, История