Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
КНЯЖНА НИНОЧКА ДЖАВАХА, ПРОСТИШЬ ЛИ ТЫ НАС?
Расскажу историю из своей литераторской жизни. Написал я несколько лет назад очерк о весьма немолодой писательнице, живущей в провинции и сочиняющей романтические повести для подростков. Рукопись, прежде чем отправить в типографию, редактор показал героине очерка: прочтите, мол, нет ли каких ошибок? Грубых ошибок писательница не обнаружила.. а вот одно мое суждение ей очень не понравилось. Дело в том, что ее рассказ. крохотный, первый, начала 20-х годов, показался мне написанным под влиянием и обаянием Чарской. И я это отметил — не в хулу и не в похвалу. «Бросает на меня тень даже само упоминание имени Чарской»,— заявила писательница. Она утверждала вопреки очевидности. что никогда Чарскую не читала. И смертельно обиделась на меня. Ясно было: она готова снести любой упрек, но сопоставления с Чарской пережить не может.
Такая история.
Вы, юные читатели, спросите: кто эта Чарская и почему «даже само упоминание» бросает тень? Просто пугало какое-то.
Чарская — псевдоним Лидии Алексеевны Вороновой (в замужестве — Чуриловой).
Ее литературная судьба — точно яркая вспышка фейерверка.
Чарская начала печататься в 1901 году на страницах двух журналов товарищества М, О. Вольф — для младшего и старшего возраста. Оба выходили под одним названием — «Задушевное слово» — и своим широким успехом были во многом обязаны таланту Чарской, питались ее задушевностью.
Первым крупным произведением Чарской была повесть «Записки институтки» (1902). В следующем, 1903 году вышла «Княжна Джаваха». Затем последовали «Люда Влассовская», «Вторая Нина», «Джава-ховское гнездо», «За что?».
«Большой Джон», «Лесовичка», «Газават. Тридцать лет борьбы горцев за свободу», «Паж цесаревны», «Записки сиротки». «Синие тучки», «Бичо-джан. Приключения кавказского мальчика» и многие-многие другие книги, а всего сколько: семьдесят? восемьдесят? Она писала и рассказы, и романы, И для детей: «Евфимия Старицкая», «Грозная дружина». И для взрослых: «Как любят женщины», «Виновна, но...». И стихи: ее сборник «Голубая волна» выдержал пять изданий. Образчики поэзии Чарской представлены в антологии «Русская поэзия детям». (Библиотека поэта, большая серия, Л.. 1989). И пьесы: «Лучший дар». И пересказывала романтические легенды: «Вечера княжны Джавахи. Сказания старой Барбалэ». «Если считать наиболее популярным писателем того, чьи сочинения расходятся в наибольшем количестве экземпляров, то самым популярным детским писателем должна быть признана в настоящее время г-жа Л. Чарская»,— писал в 1909 году педагог и историк детской литературы Н. В. Чехов. Он же отмечал, что Чарская «обладает живою фантазиею», что ее сочинения «всецело принадлежат к романтическому направлению в детской литературе», что их главный интерес «в занимательности рассказа, необычайных приключениях и выдающихся характерах героев и героинь», что Чарская, по-видимому, «хорошо знакома с Кавказом», а среда, описание которой ей наиболее удается. — жизнь закрытого учебного заведения — женского института.
В «Почтовом ящике», отделе «Задушевного слова», то и дело публиковались отзывы читателей о книгах Чарской.
«Мне недавно случилось проезжать через Гори и Мцхет. и. боже мой, с каким благоговением смотрела я на эту Куру и горы, на которые, как я уверена, смотрела когда-то и моя любимая княжна Джаваха... Я ставлю выше всех и считаю своей любимой писательницей Чарскую».
Дети называли Чарскую великой, сравнивали с классиками. Публикация издателями Чарской неумеренных восторгов в ее адрес вызвала появление статьи К. Чуковского «Лидия Чарская» (1912), где с беспощадной ядовитостью развенчивался всеобщий детский кумир. Сосредоточив внимание на повторах экстремальных ситуаций («ураганы, пожары, разбойники, выстрелы, дикие звери... кораблекрушение... столкновение поездов...»), на обмороках и ужасах, на других уязвимых свойствах Чарской, критик увидел в ее повестях не живое чувство, не вдохновение, а бездушность, трафарет, мертвечину, «тартюфство», «фабрику ужасов», торжество пошлости.
В 10-е годы повести Чарской появились в переводах на английский, немецкий, французский языки.
А затем... В 1918 году прекратил свое существование журнал «Задушевное слово», так и не допечатав до конца последнюю повесть Чарской «Мотылек» — о дочери бедного чиновника Шуре Струковой, приехавшей в Петербург учиться. И комплекты журнала, и повести Чарской, вышедшие отдельными изданиями, специальным распоряжением Наркомпроса были изъяты из библиотек, официально запрещены. Не раз заявлялось, что «автору детских книг нечему учиться у Чарской» (вот почему упоминание о ней вызывало у этого самого автора ужас — до последнего времени). Четыре крохотные книжки для малышей. которые Чарская в 1925—1929 годах вынуждена была выпустить под псевдонимом (Н. Иванова. «Пров-рыболов», «Балаганчик» и др.). накормить не могли. В. Шкловский вспоминал: «Она... искренне сочувствовала революции; жила очень бедно. Мальчики и девочки приходили к Чарской убирать ее комнату и мыть пол: они жалели старую писательницу».
«Убить» Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность,— признал С. Маршак на I Всесоюзном съезде советских писателей (1934),— было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает... жить в детской среде, хотя и на подпольном положении».
Впервые после длительного замалчивания талант Чарской был признан В. Шкловским: «Сама Лидия Чарская была женщина талантливая: без таланта нельзя овладеть интересами целых поколений» («Старое и новое», 1966).
Добрые слова, однако, как-то затерялись и услышаны не были. Мало ли что в конце концов пишут взрослые писатели?
Но вдруг в любви к Чарской признался детский писатель, от которого такого признания меньше всего ожидали. Искусным мастером, человеком высокого благородства, стойким и надежным товарищем назвал его Чуковский, то есть тот самый критик, что не оставил живого места на страницах Чарской. Все творчество этого писателя, по словам Чуковского, «крепко спаяно с нашей эпохой». Заподозрить его в мещанских симпатиях невозможно.
Кто же он? Л. Пантелеев.
«Среди многих умолчаний, которые лежат на моей совести, должен назвать Лидию Чарскую, мое горячее детское увлечение этой писательницей... Сладкое упоение, с каким я читал и перечитывал ее книги, отголосок этого упоения до сих пор живет во мне — где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманящие запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны».
И вот «Княжна Джаваха» снова—с перерывом более чем в семьдесят лет — издается. (Повесть «Княжна Джаваха» выходит в «Детской литературе». Уже запланированы и другие повести.) Чарская вернулась к читателю. Это больше не запрещенная литература!
Читая повесть, мы по некоторым верным приметам узнаем, каковы предшественники знаменитой писательницы. Она испытала влияние Вальтера Скотта, Диккенса, Гюго, М. Загоскина, И. Лажечникова. Любить Кавказ ее научили Пушкин и Лермонтов. Трудно сказать, в какой степени, но Чарская знала и грузинские обычаи, и фузинский язык. Героиня повести — юная грузинка, отпрыск старинного рода! Отец служит в русской армии, русский офицер; дядья и дед воевали в Дагестане; это дает ей право сказать: «Мои предки — герои...»
Но это только одна линия. Другая — материнская — уводит нас в горный аул Бестуди, и мы можем только гадать: кто же родственники Нины-джаным — лезгины? аварцы? Во времена, когда была написана повесть, всех северокавказских иноверцев называли татарами. И о них Чарская говорит с сочувствием и восторгом.
Героиня «Княжны Джавахи» не рассуждает, а действует. Ее можно полюбить за смелость, благородство, гордость. Эти качества постепенно раскрываются перед однокашницами Джавахи. И девочка Краснушка пишет на доске белыми крупными буквами: «...КНЯЖНА НИНОЧКА ДЖАВАХА, ДУШКА, ПРЕЛЕСТЬ, ПРОСТИШЬ ЛИ ТЫ НАС?»
Владимир ПРИХОДЬКО
Пионер 1990-07, страница 29-30
Отсюда: zhurnalko.net/=detskie/pioner/1990-07--num30
Расскажу историю из своей литераторской жизни. Написал я несколько лет назад очерк о весьма немолодой писательнице, живущей в провинции и сочиняющей романтические повести для подростков. Рукопись, прежде чем отправить в типографию, редактор показал героине очерка: прочтите, мол, нет ли каких ошибок? Грубых ошибок писательница не обнаружила.. а вот одно мое суждение ей очень не понравилось. Дело в том, что ее рассказ. крохотный, первый, начала 20-х годов, показался мне написанным под влиянием и обаянием Чарской. И я это отметил — не в хулу и не в похвалу. «Бросает на меня тень даже само упоминание имени Чарской»,— заявила писательница. Она утверждала вопреки очевидности. что никогда Чарскую не читала. И смертельно обиделась на меня. Ясно было: она готова снести любой упрек, но сопоставления с Чарской пережить не может.
Такая история.
Вы, юные читатели, спросите: кто эта Чарская и почему «даже само упоминание» бросает тень? Просто пугало какое-то.
Чарская — псевдоним Лидии Алексеевны Вороновой (в замужестве — Чуриловой).
Ее литературная судьба — точно яркая вспышка фейерверка.
Чарская начала печататься в 1901 году на страницах двух журналов товарищества М, О. Вольф — для младшего и старшего возраста. Оба выходили под одним названием — «Задушевное слово» — и своим широким успехом были во многом обязаны таланту Чарской, питались ее задушевностью.
Первым крупным произведением Чарской была повесть «Записки институтки» (1902). В следующем, 1903 году вышла «Княжна Джаваха». Затем последовали «Люда Влассовская», «Вторая Нина», «Джава-ховское гнездо», «За что?».
«Большой Джон», «Лесовичка», «Газават. Тридцать лет борьбы горцев за свободу», «Паж цесаревны», «Записки сиротки». «Синие тучки», «Бичо-джан. Приключения кавказского мальчика» и многие-многие другие книги, а всего сколько: семьдесят? восемьдесят? Она писала и рассказы, и романы, И для детей: «Евфимия Старицкая», «Грозная дружина». И для взрослых: «Как любят женщины», «Виновна, но...». И стихи: ее сборник «Голубая волна» выдержал пять изданий. Образчики поэзии Чарской представлены в антологии «Русская поэзия детям». (Библиотека поэта, большая серия, Л.. 1989). И пьесы: «Лучший дар». И пересказывала романтические легенды: «Вечера княжны Джавахи. Сказания старой Барбалэ». «Если считать наиболее популярным писателем того, чьи сочинения расходятся в наибольшем количестве экземпляров, то самым популярным детским писателем должна быть признана в настоящее время г-жа Л. Чарская»,— писал в 1909 году педагог и историк детской литературы Н. В. Чехов. Он же отмечал, что Чарская «обладает живою фантазиею», что ее сочинения «всецело принадлежат к романтическому направлению в детской литературе», что их главный интерес «в занимательности рассказа, необычайных приключениях и выдающихся характерах героев и героинь», что Чарская, по-видимому, «хорошо знакома с Кавказом», а среда, описание которой ей наиболее удается. — жизнь закрытого учебного заведения — женского института.
В «Почтовом ящике», отделе «Задушевного слова», то и дело публиковались отзывы читателей о книгах Чарской.
«Мне недавно случилось проезжать через Гори и Мцхет. и. боже мой, с каким благоговением смотрела я на эту Куру и горы, на которые, как я уверена, смотрела когда-то и моя любимая княжна Джаваха... Я ставлю выше всех и считаю своей любимой писательницей Чарскую».
Дети называли Чарскую великой, сравнивали с классиками. Публикация издателями Чарской неумеренных восторгов в ее адрес вызвала появление статьи К. Чуковского «Лидия Чарская» (1912), где с беспощадной ядовитостью развенчивался всеобщий детский кумир. Сосредоточив внимание на повторах экстремальных ситуаций («ураганы, пожары, разбойники, выстрелы, дикие звери... кораблекрушение... столкновение поездов...»), на обмороках и ужасах, на других уязвимых свойствах Чарской, критик увидел в ее повестях не живое чувство, не вдохновение, а бездушность, трафарет, мертвечину, «тартюфство», «фабрику ужасов», торжество пошлости.
В 10-е годы повести Чарской появились в переводах на английский, немецкий, французский языки.
А затем... В 1918 году прекратил свое существование журнал «Задушевное слово», так и не допечатав до конца последнюю повесть Чарской «Мотылек» — о дочери бедного чиновника Шуре Струковой, приехавшей в Петербург учиться. И комплекты журнала, и повести Чарской, вышедшие отдельными изданиями, специальным распоряжением Наркомпроса были изъяты из библиотек, официально запрещены. Не раз заявлялось, что «автору детских книг нечему учиться у Чарской» (вот почему упоминание о ней вызывало у этого самого автора ужас — до последнего времени). Четыре крохотные книжки для малышей. которые Чарская в 1925—1929 годах вынуждена была выпустить под псевдонимом (Н. Иванова. «Пров-рыболов», «Балаганчик» и др.). накормить не могли. В. Шкловский вспоминал: «Она... искренне сочувствовала революции; жила очень бедно. Мальчики и девочки приходили к Чарской убирать ее комнату и мыть пол: они жалели старую писательницу».
«Убить» Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность,— признал С. Маршак на I Всесоюзном съезде советских писателей (1934),— было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает... жить в детской среде, хотя и на подпольном положении».
Впервые после длительного замалчивания талант Чарской был признан В. Шкловским: «Сама Лидия Чарская была женщина талантливая: без таланта нельзя овладеть интересами целых поколений» («Старое и новое», 1966).
Добрые слова, однако, как-то затерялись и услышаны не были. Мало ли что в конце концов пишут взрослые писатели?
Но вдруг в любви к Чарской признался детский писатель, от которого такого признания меньше всего ожидали. Искусным мастером, человеком высокого благородства, стойким и надежным товарищем назвал его Чуковский, то есть тот самый критик, что не оставил живого места на страницах Чарской. Все творчество этого писателя, по словам Чуковского, «крепко спаяно с нашей эпохой». Заподозрить его в мещанских симпатиях невозможно.
Кто же он? Л. Пантелеев.
«Среди многих умолчаний, которые лежат на моей совести, должен назвать Лидию Чарскую, мое горячее детское увлечение этой писательницей... Сладкое упоение, с каким я читал и перечитывал ее книги, отголосок этого упоения до сих пор живет во мне — где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманящие запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны».
И вот «Княжна Джаваха» снова—с перерывом более чем в семьдесят лет — издается. (Повесть «Княжна Джаваха» выходит в «Детской литературе». Уже запланированы и другие повести.) Чарская вернулась к читателю. Это больше не запрещенная литература!
Читая повесть, мы по некоторым верным приметам узнаем, каковы предшественники знаменитой писательницы. Она испытала влияние Вальтера Скотта, Диккенса, Гюго, М. Загоскина, И. Лажечникова. Любить Кавказ ее научили Пушкин и Лермонтов. Трудно сказать, в какой степени, но Чарская знала и грузинские обычаи, и фузинский язык. Героиня повести — юная грузинка, отпрыск старинного рода! Отец служит в русской армии, русский офицер; дядья и дед воевали в Дагестане; это дает ей право сказать: «Мои предки — герои...»
Но это только одна линия. Другая — материнская — уводит нас в горный аул Бестуди, и мы можем только гадать: кто же родственники Нины-джаным — лезгины? аварцы? Во времена, когда была написана повесть, всех северокавказских иноверцев называли татарами. И о них Чарская говорит с сочувствием и восторгом.
Героиня «Княжны Джавахи» не рассуждает, а действует. Ее можно полюбить за смелость, благородство, гордость. Эти качества постепенно раскрываются перед однокашницами Джавахи. И девочка Краснушка пишет на доске белыми крупными буквами: «...КНЯЖНА НИНОЧКА ДЖАВАХА, ДУШКА, ПРЕЛЕСТЬ, ПРОСТИШЬ ЛИ ТЫ НАС?»
Владимир ПРИХОДЬКО
Пионер 1990-07, страница 29-30
Отсюда: zhurnalko.net/=detskie/pioner/1990-07--num30